О змеях и кроликах

Этот сон преследует Цзян Чэна долгие годы. Ночь за ночью, он выныривает из сна, и принимается хватать влажный воздух широко раскрытым ртом. Затем садится на постели, устало свесив голову и ждёт чего-то. Потом поднимается, широко распахивает окно. И дышит. Быстро, жадно, глубоко, словно боится что не успеет надышаться до тех пор пока он вновь вернётся в постель. Он ждёт его там. Вэй Усянь. Под лёгким одеялом, широко раскинув руки и разметав волосы по подушке. С чужим лицом, и знакомыми привычками. Живой. Тёплый. И такой же прилипчивый как в те годы когда они были счастливы и не знали горечи потерь и предательств, а Вэй Усянь умирал на один раз меньше. Но его присутствие рядом ничего не меняет. То что Цзян Чэн держит его в руках каждую ночь и засыпает под его болтовню не помогает. Страх не отступает. Если не становится хуже. С каждым таким сном ужас снова потерять парализует его, не позволяя дышать. Ложась обратно, Цзян Чэн крепко обнимает Вэй Усяня со спины и прикрывает глаза, зная, что снова заснуть не получится. Он так и пролежит без сна до самого утра, а затем будет встречать тревожный взгляд Вэй Усяня весь следующий день и отмахиваться от его распросов. А следующей ночью он вновь увидит это. ----------- Цзян Чэну снятся Могильные курганы. Они вдвоём. Вэй Усянь молчит. Смотрит на него и болезненно улыбается. Цзян Чэн проходит это снова и снова и не может остановить, предотвратить, избежать. Хрипы и стоны мертвецов сливаясь в единый гул режут слух, давят на виски, заставляют боль взрываться за глазными яблоками. Это мерзкий звук. Цзян Чэн желает чтобы он исчез. И ещё знает, что сделает десять вдохов — ровно десять. А затем он вонзит в Вэй Усяня Саньду. Цзян Чэн до дрожи знает это чувство: как медленно вспарывается податливая плоть под лезвием, чувствует вибрацию под своими ладонями. Затем они оказываются у края обрыва. Вдвоём. И всякий раз Цзян Чэн хватает Вэй Усяня за руку в последний момент, но не для того чтобы спасти. Вместо этого он срывается в пропасть вместе с ним. В руки одичавших без контроля мертвецов, разрывающих их. Это очень больно. Цзян Чэн знает эту боль. В каждом своём кошмаре он чувствует её. К этому невозможно привыкнуть. Невозможно подготовиться. Но боль от потери Вэй Усяня всегда сильнее. Она приходит на два вдоха позже и бьёт жёстче. Она выбивает воздух из лёгких, и заставляет заходится в душераздирающем крике. Разрываемый жадными когтями мертвецов Цзян Чэн лежит на земле и смотрит на уже мёртвого Вэй Усяня. Мертвецы почему-то не трогают лицо своего бывшего хозяина, и Цзян Чэн всё смотрит и смотрит на Вэй Усяня и не может отвести взгляд. Боль пульсирует в нём, толчками расходится по всему телу, вместе с рукой очередного мертвеца принимается бередить грудь добираясь до сердца и сжимая его. Цзян Чэн чувствует как его сердце пульсирует, хлюпает, влажно прогибается под мёртвыми пальцами настойчиво пытающимися выдрать его из груди. Чтобы притупить боль, Цзян Чэн пытается дотянуться до Вэй Усяня. Коснуться холодных пальцев. Ему хочется трясти его и кричать, чтобы он очнулся, чтобы открыл глаза и вытащил их из этого кошмара. Потому что только ему одному это под силу. Потому что Вэй Усянь самый сильный и лучший, что только он справится с этим и освободит их. Легче не становится. Боль не уходит. И каждый раз Цзян Чэн просыпается с колотящимся сердцем и ужасом парализующим разум. Возвращение Вэй Усяня к нему ничего не меняет. Каждую ночь он продолжает видеть как Вэй Усянь умирает. ---------- В сегодняшнем сне всё начинается также. Цзян Чэн смотрит на Вэй Усяня. У него такие же больные глаза и вымученная улыбка. Цзян Чэн со смиренной горечью считает вдохи. Три. Вес Саньду в руке. Шесть. Меч кажется раскалённым в ладони. Вос… — Подожди. Голос Вэй Ина звучит слишком мягко, но это определённо его голос. Все застывает вокруг: время, дыхание и Цзян Чэн. Он ошеломлённо смотрит на Вэй Усяня. Раньше во снах он никогда не говорил с ним. — Что? — хрипит Цзян Чэн, чувствуя как скрипят связки от напряжения. — Хватит, — мерно говорит Вэй Усянь. Он смотрит на Цзян Чэна и мягко улыбается: — Отпусти меня, А-Чэн. Цзян Чэн непонимающе моргает. Он не держит его. Пока. Они ещё не на краю. Но даже тогда Цзян Чэн не сможет удержать его. Он просто последует на ним. — Что? — упрямо повторяет Цзян Чэн. — Отпусти меня, — Вэй Усянь не моргая смотрит на него. — Это мой выбор. — Что? — осоловело твердит Цзян Чэн. Глаза прошивает муть. Вэй Усянь смеётся. Счастливо, открыто и беззаботно. Как во времена их юности. Его смех — самое прекрасное, что только может быть. Он тосковал по нему годами. — Это мой выбор, А-Чэн, — говорит Вэй Усянь нежно. У него влюблённые глаза. — Не могу, — признаётся Цзян Чэн и отчаянно трясёт головой. Вэй Усянь понимающе и печально кивает. — Это не твоя вина, — ласково уговаривает его Вэй Усянь и любяще проводит пальцами по щеке Цзян Чэна ловя его слёзы. — Не может быть твоей виной. Я могу выдержать это. Могу нести эту ответственность. Я могу всё, что угодно. И я делаю то, что считаю правильным. Они смотрят друг на друга, и у Цзян Чэна перехватывает дыхание. — Ты умрёшь, — шепчет он сокрушённо. Вэй Усянь берет Цзян Чэна за руку и невесомо сжимает его пальцы. — Всё проходит. Пусть и это пройдёт. Он вновь тянется к щеке Цзян Чэна и невесомо касается губ поцелуем. А затем Цзян Чэн просто стоит и смотрит, как Вэй Усянь делает шаг назад. И просто исчезает. Никаких мертвецов. Никакой боли. Никакого отчаяния. ---------- Вэй Усянь счастливо улыбается когда Цзян Чэн просыпается и смотрит на него. Наконец не измученный, не уставший и не затравленный ночным кошмаром. Вэй Усянь крепко обнимает его, зарываясь лицом в шею и расслабленно выдыхает. Долгое время Вэй Усянь пытался повернуть этот сон в нужном направлении. Долгое время потребовалось Цзян Чэну чтобы простить себя.