О змеях и кроликах

Вэй Усянь с раннего детства знал, что значит любить и ненавидеть. Любовь в нём взращивалась заботливыми объятиями матери и тёплыми улыбками отца. Мир был прекрасен и огромен когда он был ребёнком и родители стояли рядом. Ненависть пришла позднее. Когда его родители пропали. Ушли на очередную ночную охоту и не вернулись. И маленький Вэй Усянь остался совсем один на улице неприветливого крошечного городка. Вначале тяжёлыми оплеухами горожан в Вэй Усяня вбили отвращение. Люди становятся по истине жестоки, когда чувствуют безнаказанность. Те кто совсем недавно раскланивались перед его родителями, почтительно называя "великими бессмертными", теперь брезгливо бросали к его ногам объедки. На улице было холодно и страшно. Бродячие собаки постоянно охотились на него. Маленький мальчик дрожал под драным одеялом, забившись в нише в стене. Среди игрушек числились осколки от разбитых глиняных сосудов, среди развлечений — болезненные пинки и подзатыльники от особенно жестоких торговцев у которых Вэй Ин пытался незаметно стащить свежую лепёшку. Вэй Ин рос на улице. Учился выживать, видеть людскую суть и ненавидеть. Но это подталкивало его продолжать жить, и полагаться только на свои силы — а также стремиться к совершенству. Раз никто не мог помочь ему, значит, он сам должен сделать всё. Вновь любовь в нём появилась несколько позже. К тринадцати годам он преобразился в красивого юношу, но его жизнь не стала легче. Но Вэй Ину в одиночку и без чьей-либо помощи удалось развить слабое золотое ядро, которое теперь помогало пережить особенно суровые зимы и голод. Он мог перемещаться от одного поселения к другому, зарабатывая кусок хлеба выполняя мелкие поручения, но всегда и неизменно возвращался к городу в котором когда-то его оставили родители. Что-то тянуло его в Илин, словно он оставил там что-то и должен непременно вернуть это. Он помнил тот день когда перед ним появился человек с грустными добрыми глазами. Цзян Фэньмянь - дядя Цзян. Увидев его на улице дядя Цзян замер всматриваясь в лицо Вэй Ина, как оказалось позднее Вэй Ин был точной копией своего отца - лучшего друга дяди Цзяна. Поначалу Вэй Ин настороженно отнёсся к человеку в дорогих одеждах, но как только тот упомянул его родителей, согласился пойти с ним. Ему всё равно нечего было терять. Прибыв в Пристань лотоса Вэй Ин словно попал в рай. Резиденция Цзян была прекрасна. Стены в доме были красиво украшены и расписаны, мебель отполировано сияла, повсюду были изображения девятилистного лотоса. Деревянные мостки и переходы поскрипывали отчищенными половицами, а воды озёр окружающих особняк навевали покой и безопасность. Вэй Ина отмыли, расчесали и дали поесть. Со слезами на глазах он умял целую миску риса, после чего его чуть было не вырвало - слишком давно он не получал нормальной пищи. Дядя Цзян лишь жалостливо потрепал его по голове, заверяя, что теперь он никогда больше не будет голодать. Тем же вечером Вэй Ин увидел такую сцену: юноша быть может чуть старше самого Вэй Ина тренировался с мечом. Дело было во внутреннем дворике, поздним вечером. Закат уже почти отгорел окрашивая крыши алым, но юноша плавно скользящий и делающий изящные выпады словно и не собирался останавливаться. Фиолетовое ханьфу расшитое лотосами безупречно сидело на стройной фигуре. Безукоризненно аккуратно запахнуто, пояс плотно обернут вокруг гибкой тонкой талии. Каждое движение, каждый шаг выверен и отточен многолетними тренировками, отточен до совершенства. Строгая прическа не звякала никакими украшениями, не путалась распущенной длинной. Аккуратный пучок волос удерживался лишь простой лентой. А серебристая сталь меча, казалось, вовсе плыла сама по себе. Безупречность и очарование юноши захватило Вэй Ина в водоворот чувств которые прежде были ему неизвестны. Он захлебнулся в восхищении не в силах отвести взгляд. Совершенство. Совершенство! Этот юноша - совершенство. Абсолютное и неоспоримое. Юноша продолжал тренироваться, не выказывая ни малейшего признака усталости и не обращая внимания ни на что вокруг. Дядя Цзян неправильно понял сферу интереса Вэй Усяня и с мягкой улыбкой спросил: - Хочешь научиться искусству владения мечом? – Я бы хотел, - тихо проговорил Вэй Усянь, не сводя завороженно-восхищённого взгляда с юноши продолжающего тренироваться. – Но я ничего не знаю об этом, - почти с неохотой он вновь вернул внимание дяди Цзяну, чувствуя как всё его естество желает лишь одного - продолжать наблюдать за необыкновенным юношей. – Ты смог сам развить золотое ядро. Не имея ни точных знаний, ни руководств. Это достижение доступное немногим, - щедро похвалил его дядя Цзян одарив тёплой улыбкой. – Жаль, что твои родители не могут увидеть каким исключительным ты стал. Ты так похож на своего отца, - в глазах дяди Цзяна вспышкой пронеслась неугасающая тоска и скорбь. Вэй Ин всё детство скитающийся по улицам, очень хорошо научился считывать эмоции людей. Вэй Усянь задумчивого рассматривал его, пытаясь вспомнить черты лиц своих родителей. А тем временем юноша закончил тренировку. Он почтительно поклонился выставленному на вытянутых руках меч, словно кланялся человеку и прошёл по краю площадки к возвышающимися помосту, на котором по воле случая стояли Вэй Ин и Цзян Фэньмянь. Юноша вежливо поклонился и им, так же, как своему мечу. Вэй Ин, неумело отвесил поклон ему, чувствуя себя странно скованным и неуклюжим рядом с грациозным совершенством. Дядя Цзян ограничился медленным кивком. — Знакомьтесь. Вэй Усянь, наш новый ученик. Цзян Чэн, мой сын, - почти равнодушно проговорил дядя Цзян, окинув юношу прохладным взглядом. Совершенство - Цзян Чэн, никак не показал удивления от услышанного. Ученик? Дядя Цзян уже принял его на обучение? Холодные глаза юноши изучающе смотрели на него, вызывая волнительную дрожь. - Ты опять оторвался от того, что происходит вокруг тебя. Ты всегда должен быть бдителен, - неожиданно строго отчитал дядя Цзян, обращая внимание на сына. С Вэй Ином он вёл себя совсем иначе и Вэй Ин почувствовал странное чувство недовольства своим спасителем. Юноша тем временем не меняясь в лице смиренно поклонился и отрывисто бросил: – Прости, отец. Бросил короткий нечитаемый взгляд на Вэй Ина и вновь отвёл глаза, заставляя его чувствовать невосполнимой чувство потери. ------ Вэй Усяню нравится Пристань лотоса. Нравятся шумные улочки, рынки и спокойная прохлада озёр. Цзян Яньли очаровательна и Вэй Усяню кажется что он знал её всю жизнь, о такой сестре он не мог даже мечтать. Дядя Цзян очень добр к нему, а мадам Юй... она недовольна даже собственными детьми, хотя Яньли настоящий ангел, а Цзян Чэн - совершенство, даже если сам этого не осознаёт. Цзян Чэн... Дни проходят за днями, а Цзян Чэн всё больше нравится Вэй Усяню несмотря на то, что тот кажется искренне полон неприязни к нему. С тех пор как их расселили по разным комнатам, Вэй Усянь лишился возможности наблюдать за своим шиди по ночам. Его сердце болезненно сжималось от этой потери, он почти задыхался. Но Вэй Усянь слишком упрям, чтобы отступиться. Он исследовал, запоминал, следовал за Цзян Чэном по пятам. Очень быстро он понял всю суть этого гордого юноши: его вечное напряжение, его ответственность, его страхи и неуверенность. На каждом этапе своей жизни Цзян Чэн решал непосильные для своих сверстников задачи. Сам же Вэй Ин - теперь Усянь - проводил свои дни в праздности. Учёба давалась ему легко, как и самосовершенствование. Дядя Цзян щедро одаривал его мягкими улыбками, наставлениями и похвалами. Мадам Юй недовольно поджимала губы и с удвоенной силой гоняла Цзян Чэна, при этом не забывая напоминать, что Вэй Усянь превосходит его на порядок. Это было не так. Вэй Усянь делал всё возможное чтобы оставаться на шаг позади своего шиди, чтобы не касаться даже его тени, но этого оказывалось недостаточно. Его совершенство, его несравненное божество вновь и вновь подвергался жёсткой критике. Казалось, усилий Цзян Чэна всегда будет недостаточно его требовательным родителям. Вэй Усянь был благодарен дяде Цзяну и даже мадам Юй, он не мог ненавидеть их. Но видя блеск проскальзывающий в глазах Цзян Чэна каждый раз когда он сталкивался со стеной родительского равнодушия Вэй Усянь был в шаге от этого. Вэй Усянь старался казаться легкомысленным и кокетливым, старался не вызывать гнева своего совершенства. Но казалось, с каждым днём Цзян Чэн всё больше чувствовал неприязнь к нему. Вэй Усянь же был очарован своим блистательным шиди. С самой первой встречи он был пленён холодным превосходством и острой красотой. Он любил Цзян Яньли как родную сестру, но в наследнике Цзян он никогда не мог видеть брата. Цзян Чэн был прилежен в учёбе, всегда внимательно слушал учителей, почтительно кивая, но и мог выбить из седла неожиданно острым вопросом. В такие моменты Вэй Усянь несдержанно хихикал, моментально напарываясь на острый взгляд Цзян Чэна и замирая в трепетном обожании. Дни сменяли дни, годы проходили, но неизменно каждый день Вэй Усянь, прокладывался во внутренний дворик и наблюдал за изнуряющими тренировками своего шиди. Если только не отправлялся сопровождать младших шиди или не выполнял поручение дяди Цзяна. Возвращаясь он позволял себе чуть дольше понаблюдать за Цзян Чэном, восполняя ресурсы созерцание совершенства. Наблюдал, как гибкое стройное тело вновь и вновь то подбрасывает в воздух, то пригибается к земле, уворачивается, нападает. Любовался широким разворотом плеч, широкой спиной и узкой талией. Сильными руками и гладкой кожей. Был заворожён выражением сосредоточенности на красивом лице. Впитывал каждой клеточкой тела всё великолепие своего непревзойдённого шиди. Если бы он только мог, если бы ему только было позволено он поклонялся бы своему совершенству как самому величайшему божеству, всеми возможными способами. "Совершенство", - мерно гулом раздавалось в его голове. Совершенство, совершенство, совершенство... Лишь это билось в мыслях при взгляде на этого человека. Несмотря на то, что вкус ненависти уже был знаком ему, он, тем не менее, не мог ненавидеть Цзян Чэна. Что бы он не говорил и не делал – он не мог. Вэй Усянь тосковал по нему каждое мгновение когда не мог видеть его. И не отследил момента, когда Цзян Чэн стал приходить к нему во снах почти каждую ночь. И во снах этих он не смотрел больше с колючим холодом и раздражением. Во снах Цзян Чэн улыбался и призывно тянул к Вэй Усяню руки, касался так как никогда не коснулся бы в жизни, говорил слова о которых Вэй Усянь даже не помышлял. Вэй Усянь просыпался с чувством невосполнимой потери. И когда в один из неудачных дней Цзян Чэн неожиданно выходит из себя и Вэй Усянь оказывается прижат к деревянным доскам пола в покоях Цзян Чэна. А тот разъярённый, неописуемо восхитительный и дьявольски красивый в своём гневе склоняется над ним, Вэй Усянь не чувствует ничего кроме скручивающего ликования и дикого восторга. Он даже толком не знает, что именно так разозлило Цзян Чэна в тот момент, но его глупое сердце лишь учащённо бьётся от счастья. Мог ли он надеяться на такую близость к своему неповторимому шиди, который всегда старался быть отстранённым. Вэй Усянь покорно сносит удары и злые взгляды. Молчит, когда ткань его одежд трещит под сильными руками. Сдерживает стоны боли чувствуя остервенелые укусы и настойчивые пальцы раздирающие его. Он не отталкивает и не сопротивляется. Он плывёт, словно во сне, лаская взглядом контуры лица Цзян Чэна и запечатлевая их в памяти, словно у него не будет такой возможность больше. Это похоже на помрачение. Ему больно, но от своего возлюбленного Цзян Чэна Вэй Усянь с радостью примет всё. Любовь, схожая с одержимостью скручивает лёгкие не позволяя вздохнуть. Он обожает этого человека вопреки всему. Он любит его так сильно, что простит всё, что угодно. Он ослеплён. Ему кажется, что он коснулся солнца и ему нет дела если он сгорит от его жара. И несмотря ни на что он никогда не откажется от своего совершенства. Он так безнадёжно, так отчаянно в него...