мои золотые рыбки

Мори Огай был для Осаму как второй отец — за особые таланты и заслуги он взял парня под своё крыло, ещё когда тот был совершенно юным парнем без особых целей и планов на жизнь. Мори сразу увидел в нём потенциал, понимая, что Дазай так или иначе может ему однажды пригодиться, и, взяв его практически с улицы, Огай собственными руками вырастил и сделал из него верного подчинённого, отличного советника и свою правую руку. Взросление Дазая протекало с ним полностью — постепенно Мори стал считать его не просто хорошим подчинённым и членом семьи, Огай видел в нем отражение самого себя, как человека с острым умом, расчётливостью и умением мыслить здраво даже в критических ситуациях. Осаму редко проявлял к нему особую привязанность или любовь, скорее, безмерную благодарность. Как и сам Мори никогда не говорил ему громких фраз и не намекал на родство, его забота стала неожиданной даже для него самого, когда однажды Осаму подставился под пули, провалив задание. Огай вышел из себя, впервые испытав не просто слепой гнев, а искреннюю нужду в том, чтобы убедиться, что с Дазаем всё в порядке. И когда отчитывал его впервые, сам ощущал какую-то щемящую боль от мысли, что он мог потерять тогда этого ребёнка. Утрата была бы невозместима не из-за гениальности Дазая, Мори просто понял, что за неимением собственных детей он неосознанно выбрал своего будущего преемника в этом городе. Дазай сохранял с начальником близкие отношения, даже если они не общались каждый день и не созванивались по пустякам, — Осаму считал себя обязанным своей жизнью, стараясь не подводить его и никогда не требовать лишнего, хотя подобные самопожертвования не были особо нужны. Дазай крайне редко обращался за помощью, и сейчас этот момент, видимо, настал. Обычно он мог позвонить и объяснить ситуацию по телефону, но в этот раз Осаму казалось, что нужна личная встреча. Огай чаще всего находился в своём поместье в черте города близ порта — жил он не вычурно, не слишком роскошно, но в своём доме мог держать не только дочь и жену, но и других членов их большой мафиозной семьи. Когда-то и Дазай здесь жил, но со временем приоритеты меняются, и Осаму пришло время выйти в собственное плавание для создания чего-то большего, чем просто личность. В своём поместье Огай имел всё, что нужно было для счастливой старости, — было где пострелять при желании, выкатить лошадь или посидеть с чаем в руках. Дазай знал, что это место не настолько умиротворённое, как кажется на первый взгляд: на заднем дворе подальше от дома стоял вольер с доберманами, которых Мори разводил «для себя», но пару раз Осаму приходилось видеть, для чего эти животные здесь нужны. Предательство в мафии наказывалось особым образом. Конечно, способов было много, но при нужном желании и настроении Огая предатели оказывались здесь: вряд ли есть бос, которому неинтересно лично узнать, почему тебя предали, и каждый раз это заканчивалось одинаково. Истерзанным телом в собачьем вольере. Однако этот дом для Дазая был уже практически родным. Его здесь все знали, как и он остальных, — хотя иногда были разные лица девушек, которые Дазай не запоминал, но всё же течение жизни в этом месте практически не нарушалось. Проходя по этим местам, Осаму вспоминал, как Огай лично учил его стрелять из пистолета и рассказывал ему истории о старых мафиози этого города, которые Дазай обожал слушать, — когда он был подростком, здесь же учился водить машину, один раз спутав газ с тормозом и влетев в старую выгребную яму возле забора. Тогда машина заглохла, но лицо Мори нужно было видеть: он тогда так перепугался, словно думал, что от такой мелочи Осаму может пострадать. Да, эти места для него дорогие, и когда-то Дазай будет владеть этим местом — даже не верится. — Добрый день, — учтиво здоровается Дазай, когда на пороге его встречают. В такой прохладный день камин в холле на первом этаже ещё не горел, но помощник уже складывал стопку дров, выгребая пепел. Никто не замечает, как Осаму вошёл в комнату, потому что Элис, как сорванная с цепи, предпочитала бегать за дворецким, который с трудом удерживал на руках чашки с чаем и заварник, — Огай всё же ловит её руками, посадив к себе на колено, и, тихо приговаривая что-то о манерах и её красоте, поправляет девочке воротник с бантом. — Папа, когда мне купят лошадь? — с требовательным голосом девочка поднимает брови, поджимая губы так, словно они уже не первый раз возвращаются к этому разговору. — Когда научишься сидеть в дамском седле, — спокойно отвечает мужчина, аккуратно поправив бант на её голове. — Я уже умею! — Да, под ручку все умеют. — Добрый день, — Дазай не собирался прерывать их милую беседу, но он всё же оказался рядом, заставляя Огая поднять взгляд. — О, как неожиданно ты решил нас посетить, — Мори, придерживая на коленях дочку, наливает им обоим чай, пока Осаму садится напротив. — Тебе бы стоило почаще приходить в дом, который в будущем станет полностью твоим. — Боюсь, у меня к тому времени появятся конкуренты, — Дазай улыбается и смотрит на Элис, которая всё же спрыгивает с колен отца и неторопливым выверенным шагом направляется к Дазаю, который тут же наклоняется вперёд. — Добрый день, юная принцесса. — Тебя не было два месяца! — начинает Элис, ставя руки в бока. — Ты хотя бы что-то купил мне? У Элис была странная привязанность к Осаму, поскольку она постоянно называла его своим женихом, просила подарки и почти не отлипала, когда он приходил в гости. Дазай, как и Мори, не придавал этому значения, просто умиляясь. — Конечно, как я мог забыть о наших «отношениях», — Дазай вытаскивает из пиджака новую шоколадку, протягивая её девочке. Она принимает сладость, повертев её с недовольным лицом, а затем с таким же деловым видом машет Дазаю, чтобы тот наклонился к ней ещё чуть-чуть. И только стоит брюнету наклониться, Элис быстро целует его в щеку, а затем отстраняется и садится рядом. — Видишь, Дазай хороший жених, не то что ты, папа, — блондинка вредничает, показывая язык отцу, а затем сразу же раскрывает шоколадку. — Боюсь, ей всё это совершенно не нужно, — с мелкой улыбкой Мори снова смотрит на своего преемника и берёт в руки чашку чая. — У тебя что-то случилось? Или просто решил наведать старика? — Честно говоря… — Дазай переводит взгляд на Элис, намекая, что её присутствие здесь необязательно, хотя она сейчас была так увлечена шоколадом, что ничего не обращала вокруг себя, — кое-что важное. — Элис, — голос Мори заставляет её покоситься в сторону отца. — Не хочешь пойти и подоставать Таруко? — Нет. — А если я скажу маме, что ты ела шоколад? Ты же знаешь, что она будет злиться, у тебя ведь диатез. — Ой, — Элис приходится моментально вскочить и побежать в сторону своей комнаты. — Ты ничего не видел! — на лестнице она останавливается на секунду, чтобы крикнуть это и скрыться окончательно. Когда наконец настала тишина, они оба убедились, что лишних ушей и глаз не будет, Огай снова поворачивается к Дазаю и говорит первый: — Так чем я могу помочь? — голос его звучит спокойно, и Осаму понимает, что тревожить своего босса из-за такой, казалось бы, глупой мелочи слишком инфантильно — как попросить у Джина конфету вместо кондитерской фабрики, но Огай всё равно сделает это для него. — Это очень неприятная ситуация. Мне нужно помочь одному человеку выбраться из… практически из рабства. — Полагаю, это важный для тебя человек. — Да, это так. Осаму старался объяснить всю ситуацию правильно. Естественно, Мори бы и так не отказал ему, но Дазая это правда волновало, потому он попросил придать делу срочности. Стараясь не упускать из виду все детали и подробности, Дазай пересказал все последние события, что он наблюдал и слышал, и, судя по взгляду и коротким вопросам Огая, он точно имел понятие о том, что происходит в жизни проституток, — возможно, когда-то имел с ними дело или тесно общался, в любом случае мафия также нередко держит притоны или что-то связанное с этим, хотя Мори лично никогда не замарывал руки в проституции и наркотиках. И дела иметь с ними не хотел. — Как вы познакомились? — этого вопроса со стороны Мори Дазай подсознательно боялся. Так или иначе, ему не хотелось разочаровывать человека, который практически полностью создал его: отточил лучшее, отсекал лишнее и помог стать кем-то. Поэтому Дазай молчит несколько секунд, но выбирает быть предельно честным. — Я заказал. Взгляд Мори моментально стал осуждающим, хотя обычно он никогда не отчитывает Дазая и большинство вещей спускает ему с рук ещё с детства. Что бы парень ни сделал, Огай лишь снисходительно улыбался и объяснял, как правильно. Наорал всего раз — когда слишком испугался, и то в конце они впервые за всё время обнялись с подачи Мори. Однако сейчас его осуждение более чем справедливо: Дазаю уже не десять и не пятнадцать, чтобы он «не знал», как правильно и как делать нельзя. — Это отвратительно. — Я знаю, — брюнету кажется, что сейчас он начнёт оправдываться, как нашкодивший школьник. — Мне это казалось нормальным. — Дазай, ты меня поражаешь, — Мори встаёт с места, коротко кивнув в сторону веранды, чтобы парень встал следом. — Да, я понимаю, что тебе порой хочется сделать что-то ужасное, всего раз, потому что все делают и тебе хочется. Но ты же знаешь, что расплата намного больше, чем несколько тысяч йен. С веранды открывался красивый вид на осенний сад Огая, который уже отцветал своими последними бутонами и красками: совсем скоро придут холода и фонтан возле беседки превратится в белый памятник на полгода. — Никогда не лезь в грязь, Дазай. Я говорю тебе это с детства. — Ты меня так стыдишь, чувствую себя снова десятилетним, — Осаму улыбается, опуская взгляд в узорчатый пол, пока Огай достаёт сигареты. — Это не так плохо. Не всегда же нам быть взрослыми, да и к тому же ты уже явно всё понял, — мужчина зажигает сигарету — обычно всем кажется, что миллионеры курят кубинские сигары, пафосно отрезая край, но Мори не отличался вычурностью, как можно было убедиться ещё на входе. — Хорошо, я подумаю, что можно сделать, чтобы помочь твоему другу. Честно говоря, я даже не предполагал, что в городе может появиться подобный паразит на теле общества, хотя я сейчас не в том положении, чтобы воевать с кем-то… — Это и не нужно. — Но что, если это будет единственным вариантом и способом? Ты готов рискнуть? — Мори также хитро улыбается, повернувшись к Дазаю всем телом, он делает короткую затяжку, не отводя взгляда. — Не боишься начать свою первую войну? Дазай понимал, что это вопрос исключительно на проверку, — Огаю был интересен лишь ответ, даже если вероятности такого исхода он не допускал. — Готов. — Значит, это действительно имеет для тебя такое большое значение? — Безусловно.

***

Чуя слишком часто смотрел на номер Дазая в своём телефоне, думая, что никогда не позвонит первый, — он до сих пор не понимает, в каких они отношениях, поскольку их даже друзьями назвать можно с натяжкой. У Чуи нет времени и сил на дружбу — целыми днями его можно видеть лишь уставшим и очень грустным, а ведь многим не нравятся такие люди. Им неинтересно спасать других из ямы, люди как крабы в ведре: когда у одного почти получилось вылезти, собратья тянут его обратно. И Чуя уверен, что так же будет тянуть на дно за собой любого, кто захочет помочь ему, но Дазай продолжает общаться с ним, потому что Накахара ему «кого-то напоминает», и это бесит. Слишком натянутая причина, если не выдуманная вовсе. И на романтическую привязанность Дазай ни разу не намекал, обычно, если кто-то им интересовался, ему прямо говорили, что понравился вечер, его тело, движения или внешность, — изредка говорили, что и топорный его характер покорил чьё-то сердце, но Осаму молчал об этом. И почти ничего не говорил о себе, хотя вначале он был очень разговорчив, рассказывал о работе или каких-то неважных вещах. Они будто из параллельных миров, совершенно противоположные: Чуя закрыт и не может говорить ни о чём из того, что вертится на уме, каждый вечер мечтает отмыться от все этих взглядов и прикосновений и ждёт последнего дня в календаре. Дазай может засыпать каждый день с разными людьми и не чувствовать себя грязным и неправильным, может говорить с другими с улыбкой, может рассказывать о своей работе, встречаться с друзьями и заниматься обычными вещами, как все нормальные люди. Как он хочет понять того, кто по ту сторону этой жизни? Кого она отбросила на берег и почти убила? Чуя наслаждался тишиной недолго. В дверь снова звонят, и Чуя уже заранее знает, кто это. В прошлый раз, когда Дазай приходил, Накахара грубо выпнул его за дверь, пригрозив отпиздить, если вернётся. Сейчас он так не скажет, хотя видеться с ним на своей территории по-прежнему не очень-то хочется. Накахара открывает дверь, моментально замечая ту самую фигуру на пороге. Осаму смотрел на него пару минут с такими огнями в глазах, что Чую стало пробирать любопытство, хотя внешне он оставался всё таким же невозмутимым. Он делает шаг назад, запуская Дазая в свою квартиру в этот раз добровольно, — и парень проходит в неё так осторожно, словно кот крадётся по столу, ожидая, когда же его прогонят. Но Осаму не прогоняют. — Привет, — Дазай здоровается первым, а голос его звучит слишком тихо не то из-за нежелания разбудить ещё одну жительницу, не то от скрытности их встречи. — Привет. Проходи, — Чуя позволяет пройти Осаму на кухню, на что Дазай слабо улыбается, заходя за ним следом. Пару минут всё выглядит странно: Чуя не принимал гостей уже несколько лет, поэтому не знал, что сделать. Предложить присесть? Чай или, может, у них найдётся сладкое? Хотя откуда, Накахара его не ест, а Озаки не любит. Да и с чего он так волнуется об этом? Дазай пришёл явно не для того, чтобы чаи пить. И всё же он присаживается на стул, пока рыжий опирается о подоконник сзади себя. Дазай окидывает его беглым взглядом, замечая, что Чуя одет совершенно по-домашнему: кофта с длинным рукавом скрывала его свежие порезы, мешковатые спортивные штаны прятали худые ноги, а носки позволяли не мёрзнуть в такой холод. Чуя совершенно не такой, каким ему приходится притворяться, и Дазай понимает, что, видимо, это очень больно. — Ты просил заходить только в воскресенье, но я подумал, может, ты уже дома, — брюнет начинает первым, осматриваясь по сторонам. — Ничего страшного, я просто не хотел, чтобы ты пересекался с Коё, — Чуя чувствует себя уязвимым, поскольку так или иначе ловит взгляд Осаму на интерьере кухни и самом себе, — ему явно любопытно побывать хотя бы здесь, раз он так яростно пробивал себе дорогу. — Зачем ты пришёл? После этого вопроса Дазай медленно встаёт со стула, неторопливыми шагами направляясь к Накахаре, преодолевая это крохотное расстояние за пару секунд. Чуе не нравится эта атмосфера, поскольку он ничего не понимает, но видит перед собой грузное высокое тело, которое почти зажало его возле окна, что рыжему совершенно не нравилось, — слишком дискомфортно. — Я смогу вытащить тебя отсюда. Накахара распахивает глаза и поднимает на него голову. Ему не хочется обманывать себя и верить в сказку, но сейчас это звучит так безумно и одновременно обнадёживающе — почему-то верится в то, что он это может. — Как? — Чуя, я многого не рассказывал тебе, — начинает Дазай и слегка наклоняется к нему, но в то же время отходя немного назад, позволив вдохнуть легче. — Я не хотел пугать тебя, ты и так не особо доверял мне. Я член мафии Йокогамы, — признаваться в этом Чуе было даже несколько волнительно: обычно Дазай старался держать этот факт в секрете из-за некоторых событий в прошлом. Все и так будут знать, кто он, после того, как в его руки полностью перейдёт управление всей мафией. — Даже больше, я преемник босса, и он обещал мне помочь. — Ты сделаешь хуже, — да, эта мысль не покидала голову Чуи, поскольку он знал о последствиях подобных действий. — Дазай, я пытался сбежать, но даже мафия не запугает его. Он больной, он никого не боится. — Я не собираюсь пугать его. — Не лезь. Дазай, я не хочу ничего менять — я уже все решил, — теперь Накахара сжимает ладони в кулаки и скалится на Осаму, прищурившись, — он ведь действительно не хотел окольных путей. Да, эта его выученная беспомощность заставляет его игнорировать объективные возможности изменить ситуацию, но он уже столько раз пытался, что принял одно решение — адаптироваться. — Я знаю, что скоро всё закончится, я не хочу начинать свою жизнь заново и так рисковать ради свободы. Спасибо, но я не просил тебя… — Ты просто придурок, — Дазай резко прерывает его, хватая ладонью за подбородок. — Ты думаешь, это выход? Зачем ты страдал всё это время, чтобы выпилиться через полгода? — казалось, что сейчас голосом Осаму говорили его личные страхи и сомнения, Чуя так часто скрывал их внутри себя, приглушая различными способами, что, когда он начал говорить, внутри вновь что-то надломилось. — А твоя тётя? Чуя, ты переживаешь за неё, но она и так всё потеряла, — Чуя отводит взгляд в сторону, снова поджимая губы и стараясь не слушать, хоть и выходит это с трудом. — А ты последнее, что у неё есть, что с ней будет, когда она потеряет ещё и тебя? — Заткнись, — рыжий опускает голову, сжимая пальцами край чужой рубашки на воротнике. Возможно, сейчас они снова поссорятся и Чуя прогонит его. Но чтобы что-то сказать, нужно унять дрожь в голосе и снова взять себя в руки, что выходит не сразу. Да, он просто эгоист и хочет сбежать, да, Чуя буквально мечтает о собственной смерти — да, он не знает, что будет потом с Озаки, но разве он не заслужил теперь хоть немного покоя? Разве жить так и каждый день испытывать на себе насилие лучше, чем просто уснуть и наконец перестать нести ответственность за то, в чём он не виноват? Дазай не ждёт ответа от Накахары. Он снова прижимает его к себе, аккуратно поглаживая по коротким волосам, обычно успокаивающие жесты ещё сильнее заставляли других людей выходить на эмоции, но Чуя, на удивление, держится как кремень. Даже чувствуя на себе объятия, не может до конца расслабиться и перестать думать, что это что-то неправильное, опасное, страшное. Что сейчас его просто хотят обмануть, раздеть и снова сломать. Но Дазай не делает этого. Такое ощущение, будто он действительно не такой, в его объятьях спокойно и хочется довериться. Чуя отстраняется первый, не выдерживая этого. Он разворачивается в поисках сигареты на подоконнике — ему действительно нужно сейчас унять чувства и эмоции, чтобы рационально решить этот вопрос. Накахара открывает окно и садится на подоконник, зажигая сигарету, пока Дазай молча следит за всем этим и даже не двигается. — Хорошо, — говорит Накахара, наконец затянувшись с небольшой ухмылкой, — мафиози. Давай обсудим это, когда у тебя будет план. Если он мне понравится, можешь попробовать. Но учти, риски должны быть минимальными, а в идеале — чтобы их не было вовсе. Дазай с радостью бы сказал «конечно», но не может врать — риски будут, и потери неизбежны так или иначе. Это не щенка украсть из приюта, это куда серьёзнее. — Я постараюсь. Как твоя рука? — Мне дали больничный! — даже немного радостно заявляет Накахара, делая ещё одну затяжку и тут же выпуская дым в сторону окна. — Но, походу, меня ждёт серьёзный разговор за то, что я мудаку нос сломал. Чудище, лучше бы спасибо сказал за то, что я ему его рожу кривую поправил. — Я так понимаю, мне исключительно повезло, что я не получил от тебя? — И не говори, сам не знаю, почему сдерживаюсь. — Может, я слишком красивый, чтобы меня бить. — Разве что в твоих фантазиях, — Накахара снова улыбается как-то нахально и докуривает сигарету полностью, выкинув окурок в окно. — Меня всё интересует. Зачем ты дал мне свой номер? — На всякий случай. Ты можешь звонить мне в любой момент. — Как другу? Почему его это интересует? Хочет быть уверен в том, кто они друг для друга? Дазай не отвечает сразу. Сперва хочет выдать что-то вроде «конечно», но сразу же закрывает рот и улыбается, думая, как бы намекнуть и подкатить так, чтобы не стыдно было, — Чуя сейчас бы точно рассмеялся ему в лицо и назвал самодовольным уебком, если бы Осаму сказал ему что-то о симпатии. — Ты веришь в Бога? — внезапно спрашивает брюнет, опираясь на подоконник рядом с Накахарой. — Ну да. — Тогда считай меня своим ангелом-хранителем. — Ты больше на демона похож. — Ну, по поведению из нас двоих демон скорее ты. Я-то милый и пушистый. — Мне хочется тебя ударить, — шипит рыжий, повернув к нему голову. «А мне тебя поцеловать» — вертится на языке, но Дазай снова молчит, опуская глаза ниже, но продолжая улыбаться. Как повезло, что они сумели быстро сменить тему, и Чуя сейчас улыбается, а не плачет. — Так чем ты занимаешься на самом деле? — У нас вечер откровений? — Дазай усмехается, но всё же отвечает, подняв голову. — Я держу свой автосервис и слежу почти за всем транспортом в мафии. Я стараюсь это не афишировать. — Почему? — Как и ты, веду двойную жизнь. Да и узнай кто-то лишний, что я из мафии, — у меня могут нарисоваться серьёзные проблемы. — С полицией? — Не только. Я думаю, у моего босса достаточно недоброжелателей, которые не пропустят такой возможности, как взять кого-то в заложники или выпытать важную информацию, — да, Осаму совершенно не боялся рассказывать Чуе такие вещи, поскольку доверял ему и хотел проявить это доверие. — Да и мафия всегда связана с криминалом, а это не лучшая репутация. — У вас с боссом тёплые отношения? — вопрос звучит даже как-то издевательски, но Чуя, скорее, зацепился за слово «преемник». — Он мне как отец. — Тогда я вдвойне не понимаю, зачем такому влиятельному и в перспективе богатому человеку торчать в двенадцать вечера на кухне у какой-то шлюхи, — последнее слово Накахара говорил тише, возможно, опасаясь, что Озаки не спит и может их слышать. И по лицу Дазая видно, что он много не договаривает, и, когда речь заходит об этом, он всё время либо отшучивается, либо даёт расплывчатые формулировки. Хотя сейчас Накахара не понимал, с каким опасным человеком находится на одной кухне. В его глазах Осаму просто идиот, которому повезло оказаться в нужное время в нужном месте с богатыми покровителями, а им он всего лишь забавляется. Хоть и пытается помочь, но Чуя думал, что это забудется, как только они столкнутся с проблемами. — Я ничего не делаю просто так.