***
Как оказалось, Дазай не шутил о своих намерениях. Он действительно привёз его в какой-то парк, чтобы арендовать на пару часов ролики, — чему Накахара не так сильно обрадовался, поскольку до последнего думал, что Осаму просто пошутил. Чуя и так в обществе чувствовал себя белой вороной из-за своего положения, ему казалось, что он снова паршивая овца на псарне, — не вписывается, не достоин быть здесь и не должен ошиваться среди обычных жителей Йокогамы, но Дазай рядом выглядел совершенно просто, чтобы обвинить его в издевательствах или намеренном игнорировании его просьб. Но когда Дазай берёт его за руку, помогая стоять ровно, Чуя уже и не думает о других. Все мысли заняты тем, чтобы не упасть сейчас, и никто на них даже не смотрит, никому нет дела до обычной парочки — а вот Накахара начинает ещё больше волноваться. — Давай, Чуя, повторяй за мной, — говорит Осаму, слегка подталкивая рыжего, что было зря, — он ещё сильнее хватается за фигуру рядом, сжимая пальцами его плечо и локоть. — Придурок! — шипит Накахара. Они точно выглядят глупо, да ещё и Дазай, который умеет это делать, но просто хочет поиздеваться — он точно просто хочет посмеяться с него! Это было глупой затеей, Чуя выглядит по-дурацки и на секунду теряется, хочется просто исчезнуть и не появляться здесь. Фантомные взгляды на теле продолжают его преследовать и не дают двинуться с места — Чуя дошёл до того в своей жизни, что больше не может самостоятельно передвигаться по улице без паники и полуобморочного состояния. — Ты чего? — веселье в голосе Дазая сменилось лёгким недоумением, когда он наблюдает это оцепенение. Чуя просто вцепился в его локоть и замер, — если ты боишься, мы можем уйти. — Нет, — наконец Накахара отлипает от него и даже становится самостоятельно, перебарывая себя, — раз уж пришли, давай кататься. Когда Чуя делает несколько первых движений, по-прежнему сжимая пальцами плечо брюнета, у него получается лучше и страх упасть уже не так сильно нависает в голове. Как давно он так хорошо не проводил время? Не выходил из дома, чтобы прогуляться где-то, не держал кого-то за руку по-настоящему, а не от страха не соответствовать своей актёрской игре — как давно он не чувствовал себя так легко и непринуждённо? Не думая о том, что будет завтра, что может стать с Коё. Чуе так хотелось переживать из-за мелочей: любви, грустной песни или ссоры с другом. Накахара не желал беспокоиться о синяках на шее и теле, о заболеваниях, травмах и новом насилии над собой, не хотел видеть целыми днями севшую лампу в ванной, тихий скрипучий телевизор из чужой комнаты и собственные волосы в урне дома у какого-то ублюдка. Сейчас ему было так хорошо, даже несмотря на то, что Чуя спотыкался и постоянно цеплялся за Дазая, больше шёл, чем катался, и постоянно шипел на него, словно гарпия, за то, что Осаму решил повеселить его именно таким образом. Всё же это было намного лучше, чем холодная квартира с облезлыми стенами и глухая ночь, когда он пытается безуспешно убить себя. Осаму придерживает Накахару сзади, позволяя двигаться самому, и у Чуи всё больше получается — он явно недооценивал себя. — А ты умеешь на коньках кататься? — спрашивает брюнет, когда они наконец остановились передохнуть у фонтана. — Только не говори, что ты хочешь меня ещё и на каток отвезти, у меня уже ноги отваливаются, — Накахара вздыхает и откидывает голову назад, прищурив глаза, чтобы солнце не ослепило. — Нет, это просто по сути одно и то же. Дазай наклоняется к фонтану, высматривая на его дне кучу монеток. Осаму закатывает рукав посильнее и наклоняется вновь, собирая из него мелочь, пока Чуя не открывает глаза и не смотрит на него. — У тебя что, денег мало? — недовольно выдыхает рыжий, вновь нахмурившись. — Это на память, — усмехается Дазай. Накахара следит за ним заинтересованно, как маленький котёнок, и внезапно Осаму снова опускает руку в воду и брызгает на рыжего немного воды. — Придурок! Под громкий смех Осаму Чуя сильно скалится и злится, а затем поднимается коленями на край фонтана и также пытается его облить, но Дазай скрывается с другой стороны, из-за чего приходится идти за ним, чтобы отомстить. И снова его обливают водой — месть обязана была настигнуть Дазая Осаму за его проворность и ловкость. Чуя подходит достаточно близко, и у него наконец получается облить его водой, но Осаму сам садится к нему ближе, почти вплотную. — Вы победили, мой командир. — Нечего было связываться со мной, — усмехается Накахара и присаживается так же близко, даже невольно откинув голову к Дазаю на плечо, — с этим парнем так спокойно и хорошо. Чуя чувствовал себя по-настоящему расслабленным с ним.***
Находиться здесь вместе с Осаму даже слегка неловко, хотя Дазай уже видел в нем всё — и за это короткое время, сколько они общаются, Чуя успел рассказать ему так много, что теперь сложно сказать, кто мог бы знать о нём столько же. Друзей у него нет, чтобы делиться с ними своими проблемами или радостями, дневник он тоже не ведёт, а Озаки старается оградить от своих дел настолько, насколько это возможно. И только Осаму в курсе, кем он работает, верит ему и не отказывается. Он единственный, кто знает почти все его секреты. В помещении светло и красиво — никто не смотрит на Чую как-то «не так», ни у кого не возникало вопросов или осуждения. Он казался всем абсолютно нормальным, таким же человеком, как и остальные, — на нём же не было клейма, как на скоте, и вся его стигматизация происходила лишь в голове, Дазай помог ему избавиться от отмены самого себя, поскольку теперь Накахара чуть легче воспринимал себя в толпе. Не чувствует, что портит всё своим присутствием, и у него на лице не написано, что его каждый день ебёт по несколько мужиков за ночь. Но даже несмотря на это, Дазай всё равно взял закрытый онсэн у ресторана, чтобы не смущать рыжего. Чуя перестаёт ненавидеть и чувствовать себя насквозь пробитым другими людьми, но к обществу других мужиков на источниках пока не готов — хотя, может, его и сам Дазай будет смущать не хуже. По крайней мере, к нему он привык, настолько доверился, что не боялся спать с ним на одной кровати. Сам неосознанно Дазай всё чаще стал тянуться к руке Накахары — возможно, с утра ещё осталась привычка, когда Чуя часто падал на роликах и его приходилось держать. Но теперь это стало чем-то интуитивным, словно Дазай просто хотел держать его рядом с собой, хотел, чтобы Чуя не чувствовал себя одиноким и непонятым вдали от дома. — Мне ждать тебя? — спрашивает Дазай, когда они оказываются в раздевалке. Сперва Накахара пару минут хмурит брови, пытаясь понять, о чём он, но догадывается, что Осаму снова печётся о личном пространстве рыжего, — будет ли ему приятно, если Дазай будет видеть его без одежды? Отчасти он и так видел всё, что нужно и не нужно прежде. — Вряд ли ты увидишь что-то новое, — отвечает Накахара и показательно снимает с себя чёрную кофту. Взгляд невольно сам скользит по спине Накахары, пока Дазай стоит сзади, только закрыв дверь. У Чуи действительно приятная внешность и фигура, хотя Осаму был бы ещё более доволен ей, если бы он смог помочь Накахаре вернуться в нормальный вес. Чуя начинает расстёгивать свои штаны, пока не слышит шаги сзади, остановившись на пару секунд. — Встань ровно, — Дазай снимает резинку с руки, аккуратно ладонями поправляя голову парня, чтобы смотрел прямо. Он собирает волосы рыжего в небольшой хвост на затылке, собирая в пучок и завязывая так, пока Чуя молча смотрит куда-то вперёд. На шее по-прежнему красовался маленький круглый шрам от ожога, на который Дазай даже не обращает внимание. — Спасибо. Чуя отходит к зеркалу, чтобы посмотреть на себя и поправить волосы с лица за уши, пока Осаму раздевается следом. Всё происходит как-то странно — обычно в схожей ситуации Накахара спешил первым снять с себя одежду, отводя взгляд от клиента, который либо удостаивался лишь ширинку расстегнуть, или же думал, что впечатлит его своим телом, от которого всё равно воротило. Как бы Накахара сейчас ни старался откинуть эти мысли, удаётся сделать это лишь тогда, когда он цепляется взглядом за плечи брюнета в зеркале. По телу пробегают мурашки, и даже ладони становятся потными, когда Чуя в зеркале видит, как Дазай расстёгивает рубашку и скидывает её со спины, его крепкие руки, широкие плечи с равнодушным лицом — всё привлекает внимание. Но Накахара впервые себя ловит на таких мыслях. Нет, он не испытывал ни к кому влечения уже несколько лет, да и сейчас это слабо можно им назвать. Просто Дазай показался привлекательным и даже... сексуальным. — Я тебя снаружи подожду, — внезапно голос Осаму вырывает рыжего из своих размышлений, прежде чем пропасть за бумажными дверями. И ведь правда не стал ждать его и рассматривать. Поэтому Чуя поспешил за ним следом раздеться, взять полотенце и выйти на улицу — под вечер стало даже прохладно, а источник создавал ещё больше пара в воздухе, ухудшая видимость, по ногам и плечам пробежал холодный ветер, поэтому Чуя поскорее решил присоединиться к Дазаю. И, вновь заметив его, Чуя мнётся на месте. О, он же совершенно не из нерешительных, что такое! Обстановка до боли интимная: наедине, в горячей воде и оба голые. О чём Накахара вообще думал, когда соглашался сюда прийти? Это странно даже для «просто друзей», обычно друзья приходят сюда компанией, а не парами. — Ох, я так устал сегодня, — Чуя присаживается в тёплую воду, ощущая ту же дрожь по телу от приятного контраста холодной улицы и тёплого источника, затем сразу же откидывает голову назад и прикрывает глаза. — Мы неплохо провели время? — вопрос звучит очень двусмысленно, и почему-то Чую посещает странное чувство дежавю, словно он слышал что-то подобное от своих клиентов, которые хотели продолжения без денег. Накахара тут же открывает глаза и поворачивает голову к Осаму — сразу же видит его руки на бортах, массивный торс с шрамами, и помимо того, что в голове Чуя подтверждает, что Дазай очень привлекательный, почему-то невольно вспоминает их знакомство. Честно говоря, его он бы хотел выкинуть из головы больше всего, как и каждый свой вызов, но, появившись тогда в подъезде, Осаму сам напомнил ему о том дне во всех подробностях одним своим видом. Дазай был груб, холоден и отстранён, как самый обыкновенный насильник, причинял ему боль и очередные травмы, держа за волосы и не давая пошевелиться, проецируя на него свои фантазии и жестокость. Его совершенно не волновал комфорт Накахары, тогда Дазай был совершенно другой. От картин, всплывших в голове, Чуе стало плохо. Снова появилось призрачное ощущение паники от воспоминаний — словно сейчас это два разных человека, но какие гарантии, что такого больше не случится? Может, то, что они сейчас находятся вместе здесь и Дазай не предпринимает попыток лезть к нему? — Да, было весело, — слишком равнодушно и отстранённо выдыхает рыжий, подтягивая к себе ноги и складывая руки на коленях. — Тебе не понравилось? — Дазай поворачивает к нему голову, улавливая подавленное настроение парня. — Всё хорошо. Слушай, — слишком беспечно Накахара хочет поменять тему, тем самым слегка продвинувшись к Дазаю и опуская взгляд на его грудь, — откуда у тебя все эти шрамы? — Я же говорил, что работаю в мафии. — Да, но мне интересно... вот этот, — Чуя тыкает пальцем в рваный светлый след на середине груди Осаму, — откуда? — Осколок гранаты. — Ого... — Чуя по-прежнему не стесняясь рассматривает тело партнёра, внезапно проводя пальцем по его животу под водой, — в тебя стреляли? — Может, перестанешь меня лапать? — с улыбкой Осаму наклоняет голову вбок, оголяя свои клыки и белые зубы. — Я просто спрашиваю, — спокойно отвечает рыжий. — Да? — внезапно ладонь Осаму оказывается поверх ладони рыжего, сжимая её и двигая чуть выше к прессу, — здесь полгода сходила гематома после того, как в шестнадцать я с Акутагавой опробовал на себе бронежилет, — с той же улыбкой он тянет Чую на себя, заставляя сесть ближе, пока ладонь его оказывается на боку Дазая с противоположной стороны, — пара ножевых после одной неудачной драки, благо органы не пострадали, — затем рука рыжего с ладонью Осаму перемещается выше к его плечу возле ключицы, заставив Накахару сесть вплотную и практически прижаться грудью к телу Дазая. Пальцами он ощущал все мелкие шрамы и неровности на чужой повреждённой коже, — я убегал от ментов, в меня пару раз попали. Ещё что-нибудь интересует? Дазай наконец отпускает руку, позволяя рыжему скрыть своё секундное смущение за злостью и вредностью. Однако взгляд он не отводит, с теми же багряными щеками хмурит брови и продолжает смотреть на Дазая. — Я же не нравлюсь тебе? — после этого вопроса во рту стало сухо, а по ушам который раз пробежала дрожь, но Чуя интересовался лишь с целью убедиться, что романтические чувства здесь ни при чём, — ты ведь поэтому не пристаёшь ко мне? — А я должен? — Ну, — Чуе сложно было объяснить свою логику. Он не хотел выбивать красивого признания в любви, как в кино, — просто хотел знать точно. — Чуя, я не пристаю к тебе, потому что общение с тобой мне нравится намного больше, чем секс, — спокойно отвечает Дазай, прикрывая глаза на секунду и делая короткую паузу, — видимо, он настолько расслабился, что сейчас даже его голос звучит ниже, чем обычно, — да, ты мне нравишься. Чуя замирает на месте, сглатывая ком в горле и ощущая, как снова тело нагрелось уже не от воды. Дазай говорил об этом так спокойно, словно это само собой разумеющееся явление, будто между ними не происходит ничего странного и необычного. — Правда? — глупый вопрос, да и Чуя сейчас выглядит таким сомневающимся, будто до этого между ними не было столько откровений. Дазай в ответ тихо смеётся. Но затем открывает глаза и наклоняется к Чуе, одной рукой придерживая лицо рыжего, Дазай прикасается к его губам, заставляя Чую поднять голову. Накахара замирает на месте, чувствуя стуком в ушах, как его собственное сердце стало биться чаще. Он не умел целоваться так же, как Дазай, который держал его одной рукой, не позволяя отвернуться, и проводил языком по его губам, прежде чем по-целовать «по-взрослому» — проникая языком в рот Чуи, смыкая их губы плотно и моментально сплетая языки, ощущая прилив тепла внизу живота, на щеках и ушах. Его никогда не целовали подобным образом — прежде это был какой-то дурацкий детский лепет, неловкие попытки укусить за губу или просто взять её в рот. Накахара проводит пальцами по чужой коже, царапая ногтями от эмоций, потому что Осаму отрывается от него всего на пару секунд, глядя в глаза из-под прикрытых век. Он открыто наслаждался тем, что лицо Чуи покрылось румянцем, а тело впервые за долгие годы отреагировало на чужие прикосновения и поцелуи не мерзким отторжением, а теплом внутри. Хотя до возбуждения Чуе было далеко, он всё же ощутил это страстное желание поцеловаться так ещё раз. Дазай придерживает челюсть Накахары, мягко целуя в щёку и отпуская под недовольный и даже разочарованный взгляд рыжего, который этим поцелуем был так удивлён и ошарашен, что хотел ещё. Хотел больше. — Ты что, не умеешь целоваться? — внезапно спрашивает Дазай, на что Чуя молча отводит взгляд. — Я растерялся. И это даже не ложь — конечно, сказать сейчас, что этот поцелуй был лучшим в его жизни, а тем более попросить поцеловать его ещё, он не мог. Зато теперь было чертовски стыдно — как он вообще должен реагировать на это? Хотя, кажется, Дазаю и не нужна взаимность. Он знает, что Чуя дорожит им даже без романтической привязанности. Осаму молча снова откидывает голову, пока Чуя смотрит на него исподтишка, повторяя этот момент в голове и понимая с каждым разом, что он ведёт себя сейчас странно. Вспоминает, как наивный идиот, и хочет попробовать снова — его губы такие мягкие и горячие, а язык проворный и страстный, Накахара ощутил новую дрожь по телу от мыслей о том, как это было коротко, но горячо и приятно, — вот бы все поцелуи были такими. И все они были с Дазаем в этом моменте, который не должен кончаться, ведь только сейчас Чуя чувствует себя счастливым по-настоящему.***
Уже возвращаясь обратно, Дазай всё больше молчал, меньше смотрел за Чуей, хотя это и понятно: парень тоже явно устал за сегодня и думает лишь о том, как поскорее соприкоснётся головой с подушкой. Чуя же, напротив, не мог думать сейчас ни о чём другом, кроме того поцелуя в онсэне, он ведь и сам не успел понять, в какой момент влюбился в него и захотел постоянно находиться рядом, а сейчас, вспоминая его слова и действия, Чуя смотрел куда-то в сторону, со стыдом признаваясь себе, как сильно ему это понравилось. Да, логические соображения сами говорили о том, что Накахаре нельзя любить и заводить отношения. Он будет позволять прикасаться к себе тем, кого не знает, и будет запрещать тому, кого любит, хотя должно быть наоборот. Сейчас от этой мысли так противно. Конечно, Дазай может убеждать себя, что Чуя интересен ему платонически, ибо нанёс ему травму, а рыжий и сам весь состоит из травм, но так не сможет длиться долго. Так или иначе Чуе придётся ещё долго восстанавливаться... Всё так сложно. Этот день был таким классным и интересным, Чуя помнит их недавний разговор и понимает, что Дазай намеренно доказал ему, что Накахара может и будет жить по-другому. Но Чуя умеет рушить всё, умеет не радоваться лишний раз, чтобы не разочароваться, сейчас эти эмоции превратились в пробный период жизни, которой у него никогда не будет. Да и о чём это он? Какие отношения, если совсем скоро его время в этом городе подойдёт к концу? Чертов Дазай, решил нарушить его планы! Когда они подъезжают к подъезду, Осаму останавливает машину, но не выходит. Включает в салоне свет и поворачивается к Чуе, молча наклонив голову вбок. — Чуя. Тебе понравился сегодняшний день? — кажется, нечто подобное он спрашивал на источниках, и тогда Накахара ушёл от прямого ответа, но зачем ему так важно знать об этом? Хочет быть уверен в том, что он интересный и весёлый, или наконец пришёл час расплаты? — Дазай, что не так? — Я хотел, чтобы ты чувствовал себя хорошо сегодня. — Зачем? — Чтобы тебе захотелось жить, — Дазай мелко постукивает пальцами по краю руля, пока Накахара поджимает губы, ощущая амбивалентные впечатления. С одной стороны, ему действительно было очень весело с ним, но хотел ли этого Дазай? Или он просто делал всё это ради того, чтобы Чуе понравилось, — может, и тот поцелуй оказался ненастоящим? Хотя Осаму не из тех, кто лжёт, а тем более в таких вещах. Снова говорить об этом сложно, Чуя старательно обходил все острые углы, чтобы не затрагивать болезненные темы, но Дазай сам лезет и пытается нащупать проблемные места, надеясь помочь. И делает это достаточно грубо. — Ты поэтому поцеловал меня? — Накахара поворачивает голову к Осаму. — Нет, не поэтому. — А почему? — Потому что ты нравишься мне, — с слабой ухмылкой повторяет Осаму, снова наклоняя голову вбок, замечая сомневающееся лицо Чуи, — я понимаю, чего ты опасаешься, но, Чуя, ещё не всё потеряно. Мы можем справиться вместе. — Я хочу домой, — Чуя не хочет продолжать диалог, поэтому отворачивается и кладёт руку на ручку двери машины. Он знает, что удерживать его в своей машине насильно — бессмысленно, Накахара уже выбивал стёкла. — Почему ты не даёшь мне помочь? Я хочу, чтобы ты был счастлив. — Это невозможно! — Чуя сразу же отдёргивает руку и упирается ею в собственный лоб, запуская пальцы в волосы, снова поджимая губы и тяжело дыша. Обсуждать подобные вещи с уровнем их доверия и взаимоотношений — просто невыносимо, но это необходимо сделать, — я пытался, я знаю, что он контролирует меня со всех сторон. И не только меня, нас много таких. Как мне уйти, Дазай? Чем я буду заниматься? У него связи в полиции, меня ни один закон защищать не будет, — Накахара сжимает пальцами локоны и прикрывает глаза, думая обо всём сразу, оттого и речь его была обрывистая и непонятная, — я хотел уйти, но меня шантажируют, если я уйду — могут навредить Кое, мне и так постоянно страшно, что за любую мелочь меня не только изнасилуют, но и расскажут ей, чем я занимаюсь, а ей нельзя этого знать! Дазай, у меня нет выхода, если бы я мог, я бы уже давно его нашёл. — Успокойся. — Я даже не могу попросить помощи, я ни с кем не общаюсь, кроме неё, у меня нет друзей. Все, кто проявляют ко мне хоть каплю доброты, вызывают подозрение. Такое происходит со всеми, чтобы убить в нас всякую надежду на спасение, — Чуя не обращает внимание на слова Дазая и просьбы успокоиться, сейчас внутри надорвалось что-то, что всё это время болело и скрывалось, из-за чего Чуя просто вспоминал, — присылают подставных людей, которые под видом клиентов прикидываются, что хотят помочь, получают все твои жалобы и мольбы, а потом пропадают — а тебя за это жестоко наказывают, чтобы ты не думал, что кто-то поможет. Я и сейчас тебе не особо верю, но мне уже так плевать, что случится, мне надоело получать ни за что — Хватит. Дазай снова прикасается к чужой голове, притянув к себе рыжего, чтобы обнять, — Накахара замирает на секунду, снова делая тяжёлый вдох и стискивая зубы. Всё происходящее сейчас настолько сюрреалистично, что он не знает, как реагировать, но ладони Осаму сами прижимают его ближе к себе, заставляя уткнуться в чужую грудь, а свободной рукой сжать плечо — кажется, Накахара даже обниматься разучился за эти годы. Ему впервые так безумно приятно ощущать на своих волосах чужие тёплые ладони, ласково гладящие, но Чуя совершенно не знал, как реагировать. — Всё закончится. Я обещаю.