мои золотые рыбки

Привычная ночная тишина разрезается громким телефонным звонком — с недавнего времени ему пришлось перестать включать бесшумный режим, поскольку ситуация требует быть начеку в любое время суток. Но стоило Накахаре впервые отпустить ситуацию полностью и наконец смочь провалиться в блаженный сон, его будят чем-то важным, как по закону подлости. Накахара вытаскивает телефон из-под подушки, лениво перекатываясь на сторону и, не глядя, принимает вызов: — Да? — лениво выдыхает Чуя, тут же прикрывая глаза. — Привет, — голос напоминает Дазая, и Накахара на секунду напрягается, — срочно возьми ключи от моей машины у меня в квартире — там на полке у зеркала на входе и едь к порту. Прямо сейчас. — Что? — Накахара тут же разлепляет глаза, глядя в потолок и пытаясь осмыслить. Дазаю приходится вдохнуть и повторить всё немного быстрее и напряжённее. — У тебя есть ключи от моей квартиры? — Да. — Значит жду тебя здесь, постарайся успеть за десять минут. Потом всё объясню. Дазай бросает трубку, и Накахара на пару минут зависает, не зная, как реагировать на это — сейчас три часа ночи, и Чуя не особо хорошо соображает, но даже так понятно, что произошло что-то очень нехорошее. Накахара слезает с кровати и подходит к шкафу, вытаскивая первые попавшиеся чёрные джинсы, такую же чёрную кофту. В голове вертелась куча мыслей и догадок, но, что реально плохо — предательски нервы не выдерживают и заставляют слишком нервничать, посылая неприятные ощущения в районе груди, из-за чего Накахара мысленно материт всё на свете. Выходит в коридор, захватив с собой телефон, влезая в первые попавшиеся кеды. В кармане своего темного пальто он находит ключи от квартиры Дазая и сразу же выходит за дверь, прикрыв ее слишком осторожно, чтобы не хлопнула и на разбудила Кое — если она проснётся и не увидит его придётся оправдываться, что слишком резко дернули на работу, хотя Накахара уже вообще не был уверен в том, что вернётся домой. Кто знает, что происходит? Поднимаясь на этаж выше, Чуя открывает квартиру Осаму, даже не проходя в неё слишком далеко — он останавливается на входе у зеркала, перебирая всё руками, но ключей нет; открывает небольшой ящик снизу, порыскав, и, когда Чуя находит наконец и поднимает ключи, он задвигает ящик обратно, но тут же останавливается. Выдвигает заново и смотрит на место, где лежали секундой ранее ключи от машины — на стеклянной поверхности семейной фотографии, на которой был Дазай с какой-то... рыжей девочкой? На пару минут Чуя зависает на месте, даже если сейчас счёт шёл на секунды —Дазай никогда не рассказывал о том, кто это и что случилось с его семьей. Один раз обронил фразу, что Чуя ему кого-то напоминает, ни больше, ни меньше — на фото им обоим совсем мало лет, Дазаю, может, лет одиннадцать, девочке восемь или меньше, и они оба выглядели достаточно беззаботно, как обычные дети. Осаму никогда не расскажет об этом. Чуя вытаскивает фоторамку, желая вытащить из неё фотографию и снимает сзади деревянную подкладку, аккуратно вытаскивая снимок и замечая сзади небольшую подпись — глаза невольно ползут вверх, и Чуя даже перестаёт думать о чём-либо. Покидая квартиру Дазая, Накахара складывает всё обратно, быстро сбегая вниз по лестнице. Очень сложно думать о чём-то после такого нежного пробуждения: неизвестно куда и зачем ему ехать, а после этого снимка Чуе хотелось бы задать Осаму очень много вопросов. Но вместо этого он быстро опускается вниз по лифту, задерживая дыхание на пару секунд, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Он не из робких, его вообще мало, что пугает — так чего же сейчас пасовать перед очередными проблемами и их решениями? Чуя выходит из подъезда, по пути набирая в интернете как правильно доехать: да, он не умел водить профессионально, умел на уровне любителя, которому давали поводить пару раз бывшие друзья. Завести машину сможет, но каких-либо правил и знаков он не знал, лишь что-то базовое. Открывая дверь машины, Накахара сразу же залезает в неё, вставляет ключ зажигания. По воспоминаниям переключает скорость, нажимает сцепление и медленно давит на газ, держа руль обеими руками. Чуя так мало водил, что сейчас намного сильнее ощущал себя минном поле, нежели обычно — он и так рискует каждый день своей жизнью в общении с насильниками и маргиналами. Слава Ками-сама в городе не так много придурков, которым нужно куда-то ехать в три часа ночи, поэтому дороги пустые, и Накахара может не переживать об этом. Однако, дорога до порта неблизкая. Чуя не успевает за десять минут, как минимум половину из них он провёл в квартире Дазая за поисками и рассматриваниями. Голова сейчас гудит, сложно сосредоточиться на чём-то одном. Скорее всё происходит так быстро, что не успеваешь даже обдумать что-то как следует: сейчас это и неважно, важно лишь то, что будет дальше. Чуя доезжает до порта, оказываясь практически за городом — проезжая на медленной скорости мимо заброшенных зданий бывшего завода, расположенного прямо возле него, Накахара набирает Дазая, осматриваясь по сторонам. Фары слабо помогали в освещении, и гудки раздражали. — Да? Ты где? — первое, что слышит Чуя из телефона. — Я возле заброшенных цистерн. — Сейчас подойду. Осаму снова бросает трубку внезапно, по-прежнему ничего не объяснив. Чуя останавливает машину сразу, тяжело выдыхая. Он сделал всё, что от него требовалось, но он искренне надеется, что его сейчас не ожидает что-то страшное и поражающее — хватит плохих новостей на его голову за эту жизнь. Внезапно дверь в машину открывается, и Накахара от неожиданности чуть не дёрнулся, однако это был всего лишь Дазай, что сел рядом на пассажирское сидение. — Привет, — тяжело выдыхает он, дыша так, словно бежал только что марафон, — прости, что посреди ночи, произошел форс-мажор. — Что случилось? — Накахара не обращает внимание на вежливость, лишь твёрдо спрашивая и всё ещё держа в голове ту фотографию. Но Осаму одной рукой заправляет свою челку назад, а после достаёт сигареты их бардачка, вторая его рука была в чём-то непонятном: земле и грязи или крови, Чуя не разобрал с такого ракурса и света, но ей он зажигал сигарету в своих губах. — Поехали вперёд и налево придётся свернуть, там перед берегом есть небольшая дорога. — Надеюсь, никто не умер. Чуя тут же нажимает на педаль, но Осаму молчит — и ничего не объясняет, словно Накахара угадал, но думать он об этом сейчас совершенно не хотел, поэтому Чуя старается сконцентрироваться на дороге и темноте перед глазами. Сердце по-прежнему предательски сильно билось, принося дискомфортные ощущения в груди, словно кто-то сжимал его пальцами, и Чуя желал избавиться от этого. — Дай мне тоже сигарету. Осаму поворачивается к рыжему, вставляя ему сигарету в рот и также зажигая. А после садится рядом и открывает окно, чтобы не надымить в салоне. — Как у тебя дела? — внезапный дежурный вопрос раздражает. — Ты дернул меня на край города посреди ночи, перепугав до смерти ради того, чтобы узнать как у меня дела? — не сдерживается Чуя, зажимая одной рукой сигарету, второй держа руль. Пару секунд он молчит, но Дазай никак не реагирует на колкость, и Накахара смягчается, — Кое в ремиссии. От подобной новости по телу пробегают мурашки, и Дазай невольно улыбается, глядя куда-то вперёд с мыслью, что всё постепенно налаживается. — Я знал, что так будет, — он делает короткую паузу, слабо улыбаясь и выдыхая дым в окно, — она сильная женщина. — А я? Сильный мужчина? — несколько вредно усмехается Накахара, повернув к нему голову на пару секунд. — Разумеется. Останавливайся. Чуя плавно отпускает газ и останавливается. Осаму докуривает сигарету и выкидывает ее в окно, после командуя выходить за ним. Накахаре всё ещё не нравится выступать в роли марионетки, которой так помыкают, но он вылезает и идёт следом за Осаму по высокой траве в сторону заброшенных складов и депо для кораблей. На улице гораздо холоднее, нежели в тёплой машине. Становится слишком неприятно от щиплющего холода и свиста ветра. Когда они оказываются за стеной большого здания, Чуя видит ещё одного парня: он кажется ему знакомым и даже неприятным, но где и когда он его видел Накахара не мог вспомнить, не запоминая из принципа посторонних. Зато рядом с ним валялся ещё кто-то, и Чуе это совершенно не понравилось. — Чуя, откроешь багажник, — говорит брюнет, а после тяжело вздыхает. И до Чуи внезапно доходит. Он замирает на месте, замечая, как парень с чёрными волосами поднимает чужие ноги, а Осаму подходит к голове. — Вы убили... кого-то? — кажется, от такой картины его даже парализовало на пару секунд, пока он не облизывает губы и не поднимает взгляд на Осаму, что молча ничего по-прежнему не объяснял. — Погромче скажи, чтобы все знали, — грубо отрезает второй, и Накахара хотел бы его сейчас прибить чем-то, но не мог даже двинуться. — Акутагава, — Осаму одергивает друга, а после поворачивает голову к рыжему, — побыстрее, пожалуйста. Уже и в его голосе звучала грубость. Чуя нахмуриваются и отходит обратно по такой же высокой траве, открывая багажник. Всё происходящее напоминало сон или какой-то слишком плохой фильм — он и ранее понимал, что это случится с ними, но почему-то сейчас, когда он принимал в этом непосредственное участие, становилось особенно страшно. Тело запихивают слишком неаккуратно, чуть не испачкав машину кровью — повезло, что на чёрной краске почти ничего незаметно. Однако, мертвые открытые глаза и прострелянный лоб выглядят слишком жутко, Чуя даже кривится, когда видит это — слишком жутко и неприятно осознавать, что имеешь дело с людьми, которые способны на убийство. Даже если это убийство мудака. Дазай аккуратно приобнимает за плечо и ведёт к машине. Сперва Чуе рефлекторно кажется, что его спихнут на заднее сидение, как и обычно, но Осаму открывает ему дверь спереди, и Накахара снова оказывается в машине. В машине, в багажнике которой лежит труп — труп неизвестного человека, который он помог сейчас спрятать. — До Мори тут недалеко, — оповещает Дазай, присаживаясь рядом и сразу же заводя машину — долго находиться здесь попросту небезопасно, поэтому он сразу выезжает с выключенным фарами. — Кто это был? — наконец спрашивает Чуя. — Мешающий нам полицейский. Полиции не выгодно воевать с мафией в угоду Фёдору, можно сказать, они теперь на нашей стороне, — спокойно отвечает Осаму, — кроме той мелочи, что есть излишне принципиальные люди, которые обычных слов не понимают. — В смысле? — Не всегда нужно быть полностью правильным, Чуя. Не хотел принимать помощь от мафии и покрывать Фёдора — в общем, лишний человек. — И часто ты так кого-то в багажниках катаешь? — В основном, живыми, — внезапно говорит Акутагава с заднего сиденья, — этого обычно хватает, чтобы жизненные ориентиры поменялись полюсами. — Вы страшные люди, — замечает Накахара, — почему ты позвонил мне? — Я тебе доверяю. Не желательно лишних людей посвящать в такие дела. Накахара лишь упирается ладонью в лоб, размышляя над случившемся — он понимает, что Дазай это делает ради него, что он сразу сказал, что работает в мафии, что включает в себя подобные преступления, но сейчас было какое-то противное ощущение того, что это всё слишком неправильно. Если ему так легко избавиться от ненужного человека — не станет ли это главным страхом для Накахары? Сделает что-то не так, и также уедет в багажнике, если станет ему неудобным и неугодным в какой-то войне. Обвинять Осаму глупо, но ощущение неправильности происходящего всё равно не покидает его. Чуя молча смотрит на Дазая по пути, стараясь смириться с тем, что это случилось. Дазай так контрастно мог сносить людям бошки и командовать, но за секунду превращаться в ласкового мягкого мишку рядом с ним, это забавляло. Он ведь ещё ни разу не позволил себе злость или агрессию по отношению к Чуе — кроме тех забытых моментов, когда он пытался достучаться до Накахары и донести до него простую мысль о том, что Осаму просто хочет помочь. Ну и первой их ночи. Накахара внезапно кладёт ладонь на колено брюнета без какого-либо подтекста или намёка, рядом ведь сидел его друг. Но Дазай лишь улыбается и кладёт свою ладонь поверх его, аккуратно сжимая и поглаживая большим пальцем — Чуя порой с замиранием сердца ощущает его рядом, но не переступает эту черту между ними. Такой запрет на прикосновения убивает любые отношения, но его преодоление требует огромной работы и полного освобождения от нынешнего состояния. Иначе это ничего не даст вновь искалеченной психике. Останавливаются они не так далеко от знакомых ворот. К окну Дазая подходит охранник, а после открывает дорогу. Чуя не особо понимает, что будет происходить, но догадывается, что для безопасного захоронения тела им придётся связаться со своим начальником. И Чуя ни разу не был здесь, стало некомфортно — он вообще не любил чужие дома и квартиры, а тем более, не думал, что познакомится с семьей Дазая таким образом, когда он помог скрыть ему преступление. Когда они покидают машину, Рюноске достаёт сигареты, а Накахара слабо потирает плечи от внезапного холода на улице. Мелкая передышка даёт ему чувство расслабления и ощущение того, что в их жизни подобное происходит часто. Осаму останавливается рядом с ним, пока Чуя смотрит куда-то вниз и не до конца понимает происходящее, но как только они разберутся со всем этим, Дазай объяснит ему подробнее, что случилось, он уверен. Все же он сам втянул его в эту авантюру — было бы глупо сейчас отступать и давать заднюю, когда всё стало так серьёзно. Брюнет мельком касается чужой щеки, ласково погладив и заправив рыжие волосы за чужие уши. — Пошли в дом, здесь холодно, — его голос сейчас такой спокойный и бархатный, однако Чую это не расслабляет. — Оставь его с Гин, — говорит Акутагава, повернувшись к ним, — она тоже сегодня у Мори. — Хочешь бросить меня с незнакомыми людьми? — язвительно усмехается Чуя, подняв голову на Дазая. Всё же он не имел ввиду ничего плохого — просто привык быть недоверчивым и огрызаться. — Это не незнакомые люди, — тут же улыбается Осаму, — это моя семья. Как много в этом слове — они ведь не родные, даже не седьмая вода на киселе, но их объединяют такие крепкие чувства друг к другу, что каждый стоит за другого горой. Действительно, как в нормальной семье. — Пойдём, — Осаму подталкивает Чую к входу и ведёт его за собой в сторону большого дома — и Накахара старается об этом не задумываться, хотя его размеры и габариты, в целом, очень пугают и заставляют задаваться вопросами: не мог человек сделать честным образом такое состояние. Хотя, сейчас это уже не волнует, не все люди честны — и не всегда нужно быть правильным, как верно подметил Осаму. Накахара не думал, что впервые окажется здесь при таких обстоятельствах, но оказавшись внутри дома, он удивляется его красоте и даже некой роскоши, хотя стиль был сдержанным и вовсе не вычурным, как это любят богачи. Чуя бывал и не в таких домах, в которые его привозили трахать — всякое видал, и, наверное, именно поэтому ему здесь так не нравилось. Кругом чисто и прибрано, всё стояло на своих местах, не было побито или сломано, будто этот дом купили вчера. Внутри гораздо теплее, чем на улице, Чуя даже перестал дрожать. Дазай проводит Чую за собой в сторону кухни — она выглядела очень уютно и спокойно, особенно из-за горящих настенных ламп в полностью темном спящем доме. Гин любила находиться здесь чаще всего — рядом с висящим гамаком, на мягком диване или в углу на тёплом кресле. Здесь можно было побыть в полном одиночестве ночью, когда все уже спали. — Привет, — тут же здоровается Дазай, как только оказывается перед ней, — посмотришь за ним? — За мной не надо присматривать, — строго отвечает Чуя, хоть и говорит он это с ироничной усмешкой — рыжий слишком привык к таким маленьким играм между ними, из-за чего сложно было не улыбаться в ответ. — Легко, — спокойно отвечает девочка, даже не оторвавшись от своей приставки. Дазай быстро целует Чую в макушку, обещает скоро вернуться и выбегает обратно. Накахара же смотрит вслед, понимая, что ему и самому так тяжело всё это даётся. На плечи Дазая свалилось так много: ответственность за свою жизнь, за чужую, столько проблем и ошибок, и скользкая противная мысль в голове Накахары заставляла его думать, что именно он виноват во всём этом. Позволил ему помочь себе и вляпаться во все это, но как забавно — со стороны Чуе казалось, что Осаму легко мог оставить его в покое и просто забыть, но со стороны Дазая — у него не было другого выбора, кроме как помочь Накахаре. Он слишком привязался к нему, чтобы просто бросить. Но люди слишком часто бросали Чую. Он уже привык, что обычно им это ничего не стоит. Просто уйти в один момент и забыть все слова и обещания, что когда-то были произнесены, плевать абсолютно. Чуя садится на один диван возле Гин и непроизвольно рассматривает её — на вид ей лет четырнадцать-пятнадцать, но выглядит она достаточно уверено и взросло, Накахара был не удивлён этому — видимо, каждый член их семьи с подросткового возраста умеет обращаться с оружием, как первоклассный убийца и хорошо драться. Хотя Рюноске Акутагава больше похож на того, кто заботится о своих близких — он бы желал, наверное, огородить свою сестру от всех этих проблем. — Во что играешь? — наконец спрашивает Накахара, поворачивая к ней голову. Так приятно и необычно просто беззаботно общаться с кем-то. — В Боши, — спокойно отвечает Акутагава, а после поднимает голову на рыжего, — а ты не собираешься сбежать или за тобой стоит последить? — Нет, не собираюсь, — спокойно отвечает Чуя, самоуверенно усмехнувшись и довольно откинувшись на спинку диванчика. В коридоре слышится какой-то шорох и шаги, и отсюда Накахара слышит чужой голос. — Они уже приехали? — внезапно сверху по лестнице медленно спускается мужчина такого красивого галантного вида в темном халате. Его голос звучит серьезно и твёрдо, но в нём прокрадывались сонные нотки с мелкой усталостью, а стоит ему подойти ближе и выйти на включённый в прихожей свет, Чуе удаётся рассмотреть его лицо. — Да, господин, машина во дворе, — отвечает охранник. — Никому не открывай ворота, — брюнет проходит к двери, цепляя с вешалки пальто и сразу же выходит на улицу. Совершенно ничего не сказал о нем, а по тому строгому взгляду крайне сложно сказать о чём конкретно он подумал: назвать Дазая придурком, что всё начал ради потрепанного забитого мальчика или наоборот, оставалось лишь догадываться, и Чуя не стал заниматься бессмысленным самокопанием. — Что-то случилось? Почему такой переполох? — спрашивает Гин. Вопрос оказывается очень верным и застаёт врасплох — Чуя не знал точно стоит ли ей говорить прямо, зачем ей это знать? Хотя и скрывать бессмысленно — они же здесь все друг о друге знают. Поэтому Накахара слегка тупит взгляд и хмурится. — Сам не до конца понимаю. Видимо, кого-то убили, — стоило Чуе произнести это, Гин практически закатывает глаза и сразу же откидывает голову назад, выключив карманную консоль. — Опять школу пропускать и прятаться неделями, — она довольно смешно жалуется, но грустно осознавать, что для неё это уже такая повседневная жизнь, — просила же не влезать больше в такие дела. И Дазаю не помогать, достали. — А в чем проблема? — Он постоянно подставляет Акутагаву. Ещё и на наркотики его подсадил. Что? Дазай? Накахара хмурится ещё больше, словно не верит — слушать это неприятно, даже если сказанное правда. Конечно, он помнит о том, что было в их первую встречу, но Чуя наивно верил в то, что Осаму изменился. По крайней мере, с тех пор Дазай казался крайне адекватным и даже нормальным... — Ну, в последнее время вроде бы исправляется. — Надеюсь, — язвит Гин, а после поворачивает голову к рыжему, — как тебя зовут? — Чуя Накахара. — Гин Акутагава, — она тянет ему руку, и Чуя впервые видел девушку, которая протягивает ладонь для рукопожатия — обычно это считалось не их прерогативой, но, видимо, она достаточно уверена в себе и знает цену. И Чуя пожимает ее, — ты как здесь оказался? — Дазай попросил помочь. — Ого, я тебя здесь никогда не видела. Ты откуда? — Мы соседи, он недавно квартиру купил в моем доме, — благо, на ум легко приходит то, что можно сказать, не упоминая свою «работу», — случайно познакомились, теперь взаимно помогаем друг другу. — Взаимно, это ты делаешь для него всё, а Дазай такой, типа, «большое спасибо»? — она снова улыбается. Видимо, Осаму ей не особо нравится. — Скорее наоборот. — Ого, и чем же он может быть полезен? — Вырастешь — узнаешь, — улыбается в ответ Накахара. — Ну, я-то ещё вырасту. От такой шутки Чуя замер на месте с той же улыбкой — никогда ему ещё не говорила подобного маленькая девочка, которая младше его на семь лет. Тем не менее, дерзость он оценил. Всё же у них завязался небольшой диалог, который помог успокоить нервы — на кухне были печенья, конфеты, в холодильнике торт, но от нервов есть совершенно не хотелось, поэтому Чуя лишь согласился выпить с ней чай. И это помогло прийти в себя и перестать излишне накручивать и фантазировать о том, что может случиться — к сожалению, за последние годы психика Чуи настолько раскрошилась в дребезги, что Накахара стал поддаваться эмоциям. Нет, в панику он не впадал уже давно, но тем не менее, стресс заставлял его чувствовать себя так беспомощно, держа в напряжении перманентно.

***

— Кто-нибудь ещё вас видел? — Огай говорит привычно спокойно и даже не думает ругать Дазая, хотя на языке вертелось предательское «тебе не стоило...», но сколько лет уже Осаму? Поздно учить банальным вещам, которые он должен был впитать сам еще с юношества. — Нет, мы поехали втроём. Перестарались, — Дазай вытирает тыльной стороной ладони пот с лба, выпрямляясь — земля сырая и вскопанная, но на этой территории никто искать не додумается. Да и не захочет, если проблемы не нужны — во власти их города столько коррупционеров, что если кто и откроет рот на «неправильные» дела Огая, тому также есть что им припомнить: убитых на подставном задании полицейских или проданные наркотики. — Тело они не найдут, так что просто объявят о пропаже — и СМИ не прикопаться, — Огай выкидывает сигарету на пол, а после прячет обе ладони в пальто, глядя на своих воспитанников с довольной улыбкой. Они делают благое дело, желая избавиться их город от такой раковой опухоли, как проституция и торговля людьми — Мори понимает это, а осознавая, как сильно выросли его малыши, которые ещё вчера были неотесанными школьниками Огая аж гордость берёт, — нужно вернуть твою машину на место, чтобы не было вопросов: это твоя единственная ошибка. — Не подумал, — честно признаётся Осаму. Мори кивает им в сторону дороги от сада к двору и дому. Рюноске идет впереди них, держа в руке лопату и волоча её за собой, второй рукой вытаскивая сигарету из рта. Хотя сработано хорошо — их главный козырь, это сотрудничество с полицией, которая будет закрывать глаза на их войну, оставив город чистым полем битвы без посторонних наблюдателей. Только если кто-то не додумается подтянуть власти из столицы — такой уровень влияния раздавит их всех, и конец империи Огая. — Парень, который приехал с вами, — начинает Мори, метнув взгляд на Дазая. Он замечает, как повзрослел и вырос за последние пару лет Осаму, уже не напоминая того глупого заносчивого мальчишку — он уже выше его самого, и Огай довольно улыбается тому, что вырастил его достойным человеком. — Это Чуя. — Из-за него? — Да. Мори больше не задаёт лишних вопросов, надеясь, что Дазай знает, что делает — да, это казалось безрассудным и глупым — устраивать такое ради одного человека, но, кажется, это будет достойное искупление всех его грехов за эту жизнь. За пьянство, за грубость, за блуд, за подставы друзей, за наркотики и то как сильно он был виноват перед Чуей, олицетворяя собой всех, кто насиловал его эти годы. Кто имел безграничную власть над безвольным, обездоленным, над тем, кто нуждался в помощи и сострадании, а попал в ад. Их первая встреча никогда не выйдет у него из головы. Накахара запомнил его, как морального урода, и даже все его попытки сравнять Фёдора с землей не окупят тех страданий, что он принёс ему тем вечером. Дазай выдыхает лишь сейчас, желая наконец оказаться в тепле, отмыть руки от земли и крови и лечь спать. Хотя произошедшее потрясло и его самого не меньше, Осаму стоило бы остановиться, чтобы хорошенько осмыслить всё происходящее. В доме они разделяются с Мори и Акутагавой, Осаму идёт сперва в ванну, чтобы отмыть ладони и лицо от всего, заглядывает на кухню, где уже никого не было, а после поднимаясь к своей комнате. Дазай и сам не мог точно сказать, что думает об этом всём Мори, но со временем Осаму научился распознавать его интонацию по мелочам — будь он разочарован, в конце обязательно следовал бы тяжелый вздох, но в этот раз он лишь улыбался. Да и гордости в его глазах не было предела — рад, что Дазай впервые взялся за серьёзное дело. Видимо, он хотел познакомиться чуть лучше с Накахарой, но Чуя будет чувствовать себя, как кролик за стеклом, на которого пялятся с интересом, как на подопытного, и будет либо топорно молчать, либо отвечать невпопад. Открывая двери, Дазай проходит в свою комнату и сразу же закрывает её за собой. На окне в своей привычной позе сидел Накахара, молча курил сигарету, глядя в окно. — Честно говоря, такими звонками меня ещё не будили, — слабо усмехается Чуя, поворачивая голову к брюнету, что аккуратно расстёгивает жилет на груди и проходит к нему ближе, — хотя в жизни всякое дерьмо бывает. Это было не самое худшее. — Не скажу, что у меня тоже такое каждый день. Дай сигарету, — Дазай опирается боком о подоконник, наполовину развернувшись. Ему так сильно хотелось извиниться перед Чуей за все его страдания, но у Осаму словно язык застрял в горле. — Гин очень милая девочка. Не верю, что она сестра Акутагавы — они так не похожи. — О, она тоже маленький дьявол. Дазай оказывается намного ближе к Чуе, внезапно касаясь его рыжих волос и обнимая голову Накахары. От такой неожиданности Чуя чувствует подвох и поворачивается к нему, но ничего не говорит, только слышит его тихий приятный шёпот на ухо: — Прости, я был виноват, — Дазай думал об этом так много, ему так хотелось знать, что Чуя не винит его ни в чем. — Успокойся. Накахара выуживает для него сигарету, и Осаму присаживается напротив. Чуя вновь затягивается, а затем усмехается после небольшой паузы и всё же неторопливо спрашивает: — Так кто это был? — Один предатель из мафии. Теперь придётся выдумывать слезливую историю для его семьи, чтобы в полицию не совались. — Сложно жить нравственным человеком, — Накахара упирается одной ладонью в щеку, молча отворачиваясь к темному окну. Сложно было так легко забыть это и отойти от шока, но Накахара справлялся — он каждый день видит какой-то ужас, при нём буквально задушили девушку в месте полном людей и охранников, и никто не постарался помочь ей — все молчали и боялись, потому что клиентом был слишком важный хуй с деньгами и властью. И Чуя думает об этом несколько секунд, пока в голове не появляется странная мысль, — вот бы всех их также убить. — Кого «их»? — уточняет Осаму, поджигая также свою сигарету. — К нам часто приезжают богатые ублюдки, которым за отдельную плату позволено делать, что угодно — и нередко это доходит до убийств или крайне травмирующей мерзости. Я уверен, у каждого из них дома хранится диск с фотографиями отрезанных голов, на которые они дрочат. — Можешь стащить у Фёдора его «чёрный список», — хотя Дазай и был удивлён подобными подробностями, он всё же говорил спокойно и даже уставше. Не хватало сил на какие-то эмоции и споры. — Что? — Книжка. С именами, фамилиями, номерами — там может быть интересная информация о ваших влиятельных посетителях. — Ты их убьёшь? Дазай слабо смеётся, лениво открывая глаза, чтобы посмотреть на это наивное лицо — точно, как ребёнок, который верит в безоговорочную силу и безграничную власть своего родителя. — Это в худшем случае. В лучшем — запугаю, переманю на нашу сторону. Бизнес Фёдора падет, разорится, или он сбежит со своей псинкой, как позорник из моего города. Дазай так забавно рассуждал вслух, словно вся эта империя уже его — и это также смешит в ответ. Но рассуждает здраво и даже справедливо, от таких новостей в душе сразу появляется какая никакая надежда. В голове всплывает то фото, и Чуя стряхивает пепел на улицу, после выкинув туда же сигарету — он тут же поворачивается к Дазаю, сложив руки на колене. — Я видел твоё фото с рыжей девочкой, — Чуя говорит прямо без лишних сглаживаний углов, осторожных вопросов, не заходя издалека, — что с ней? Дазай молчит. В этот раз он смотрит прямо на Чую неприкрыто, прежде же он старался не смущать и не приносил дискомфорт своим вниманием или рассматриванием чужого лица. Почему он решил поговорить об этом именно сейчас? Когда нет ни сил, ни желания, ни настроения делиться чем-то личным и прошлым — Осаму лишь тяжело вздыхает, делая очередную затяжку и отворачивается к окну. — Умерла. И Дазай выкидывает следом окурок, глядя в чёрное окно. Накахара поджимает губы, понимая, что Осаму однажды точно расскажет об этом — сейчас ему не хочется, хотя, казалось бы, какие между ними могут быть секреты? Чуя выложил ему практически всю свою жизнь, а Дазай проявляет такое дикое недоверие к нему, словно они полностью чужие люди. Но такой прямой ответ удовлетворяет любопытство Накахары, и Дазай слезает с подоконника. Подходит к кровати, присев на край мягкой шелковой постели с острым желанием уснуть прямо сейчас — он не спал всю ночь, сперва беседуя с этим парнем, а после и пряча его тело. Чуя внезапно присаживается на колени к Осаму слишком внезапно для него самого — он же видит в Накахаре недотрогу, который кривится от любого лишнего прикосновения, и непонятно: сам Накахара себя так запрезентовал или Осаму додумал от его слов, но Чуя, может, и не испытывал к нему непреодолимого влечения, всё же порой в животе щекотало при виде Осаму и хотелось банально касаться. Может, начиная с малого — но ведь в этом нет ничего плохого для них обоих. Стоило преодолевать это расстояние — невольно вспоминается, как недавно Чуя видел перед глазами лицо Осаму во время очередного выезда. Непонятно, что именно содействовало этому, ассоциации или же подсознательное желание. — Все здесь обращаются со мной так, словно мы замужем, — внезапно замечает Накахара, ведя пальцем по чужому плечу с рубашки к груди, — это так необычно. У вас процветает аристократия. — Мы так воспитаны, — честно признаётся Дазай, даже не шевельнув ладонью, что лежала сбоку на торсе Накахары — он так боится прикасаться к нему, словно Чуя действительно хрустальный. Эта изнеженность бесила и одновременно умиляла. — Ого, не знал, что тебя воспитывали, — Чуя ведёт пальцем ниже к животу Дазая, пока ладонь полностью не ложится на светлые брюки, сразу же сжимая через ткань чужой член. Аккуратно гладит вдоль, пальцами прогуливаясь по постепенно твердеющей плоти с таким азартом, словно это какая-то игра. Накахара слабо улыбается, понимая, что эти движения совершенно будничны для него, но сейчас это даже забавно — особенно от того, как мистер «трахну-половину-Йокогамы» реагирует на это. — Убери руки, — внезапно говорит Дазай, и Чуя поворачивается к его лицу с тем же азартом, даже не думая слушаться: он лишь отчётливее гладит и сжимает стояк Осаму через штаны, который слабо подрагивал в его ладони, словно желая, чтобы его касались ещё и ещё, наливаясь кровью с каждой секундой. — Ты с чего вдруг стал таким нежным? — Чуя снова улыбается, — ты думаешь, что это слишком травмирует меня? Очень мило, — он насмехается над осторожностью Дазая, но это не провоцирует выдержку — даже наоборот, Осаму лишь кладёт ладонь поверх чужих пальцев, слегка сжимая. Но не останавливает. Может, ему действительно хотелось прикосновений от Чуи, даже если он не собирался прикасаться в ответ. Это забавляет, и Накахара клонится вперёд, целуя Дазая в щеку, а после сразу же выбирается из чужой хватки и расстёгивает его джинсы. На ухо слышно, как Дазай дышит и что ему эти обычные детские поглаживания доставляют удовольствие, но когда ладонь Накахары ныряет в его штаны, сжимая вставший член сквозь боксеры, рука Осаму сама залезает в его волосы, ласково поглаживая. Это было одновременно смешно и так горячо, что внутри завязывался узел и грелось что-то давно забытое — обычно с тем, что видишь каждый день, становишься бесповоротно фригидным, но ласка Дазая и его широкие ладони, которые могут быть нежными, заставляют таять в руках практически от одного дыхания на ухо и тех эмоций, что он испытывал. Словно это Чуе сейчас дрочат, ибо у него перехватывает дыхание, стоит только прикоснуться к нему пальцами напрямую, ощутив крупную налитую кровью головку, опуститься ниже по набухшим венкам и провести пару раз по горячему стволу, пока Дазай сильнее жмёт чужое тело к себе и также целует в шею, заставив Накахару закусить губу. Ох, черт, почему так не может быть всегда? Это же так приятно и мило, когда о твоих ощущениях заботятся в той же мере и не смотрят глазами похотливого животного. Чуя чуть сильнее сжимает пальцами горячий член Осаму, проводя по нему рукой вверх-вниз с тихим вздохом, слыша, как Дазай слабо выдыхает на ухо — практически, как стон, но такой расслабленный и тихий. Никогда бы не подумал, что банально обниматься и так медленно касаться друг друга было бы приятно. Но Чуя вовсе не ожидал, что Дазай тоже полезет к его бёдрам, сперва скользя по коленям, поднимаясь выше и поглаживая своими пальцами, он жадно сжимает кожу между ног, заставляя рвано выдохнуть и снова прикусить губу, пока ладонь брюнета также не ложится на его пах, что заставляет щеки вспыхнуть от внезапного возбуждения. Это были такие странные позабытые ощущения, словно Чуя снова девственник — крайне странно ассоциировать себя с этим, но, когда его заводят горячими прикосновениями, желая приласкать и целуют в этот раз также, как тогда на онсэне, Чуя даже замирает, переставая двигать рукой. Это было так медленно и приятно, даже сердце забилось быстрее от того насколько вечер нетипичен — Осаму успевает также одной рукой пробраться к пуговице на чужих штанах, и Чуя помогает ему. Странно, что он вообще так желает этого, с тем насколько Накахара не чувствителен, он мог вообще обойтись без какой-либо стимуляции, но тем не менее ему удаётся также расстегнуть свои джинсы. Только их Дазай стягивает ниже и убирает в сторону, вынужденно отрываясь от губ Накахары, опустив взгляд вниз. — Слезь, — внезапно шепчет Осаму, сдвинув Чую к краю колен, вынудив сползти с наполовину спущенными штанами — выглядит так смешно и глупо, будто им по шестнадцать и они не могут нормально заняться сексом, но становится не так смешно, когда обе ладони Дазая за таз тянут его обратно, заставив сесть спиной к его лицу. Чуя не сразу понимает, что Осаму собирается делать, пока не ощущает его член между собственных ляжек, когда он аккуратно удерживает его спину и обнимает за живот, мягко целуя в шею со спины. Чуя не привык стесняться и краснеть, чаще выполняя более активную роль с кем бы то ни было, но сейчас он не контролирует то, как щеки, уши и ладони горят. Он чувствует руку Дазая на груди и собственном члене, пока Чуя держится за его бедро сбоку и закидывает одну руку назад, держа брюнета за локоть. Осаму делает аккуратное медленное движение между бёдер Накахары, пока Чуя кусает губу, смотря куда-то вниз и стараясь аккуратно двигаться в ответ. Слабые поцелуи в шею разогревают, как и объятия сзади, Дазай дышит на ухо и шумно выдыхает, когда толкается вперёд и осторожно двигает бёдрами, посылая по спине стаю мурашек от такого контрастного ощущения горячих прикосновений и прохлады воздуха — пальцы Осаму также двигаются на члене Чуи, заставляя его наклонять голову в бок, чтобы подставить шею под очередные поцелуи и медленные прикосновения языка. Он так быстро взял на себя инициативу, рыжий даже не ожидал, что Дазай может быть таким нежным с ним. Он специально не трогал его, чтобы не дразнить себя и не обходиться полумерами в отношении Чуи, зная, что хочет либо все, либо ничего. Медленные движения и попытки Накахары привстать, чтобы опуститься возбуждают не меньше, заставляя тихо мычать и кусать губу. Осаму прижимается сзади, двигая тазом в одном ритме, изредка издавая тихий хлюпающий звук между ними — Чуя прикрывает глаза, ощущая всё слепо только телом. Обычно ему становилось противно от того, как им пользуются — и сейчас эти скользкие мысли с воспоминаниями снова выползают из головы, хотя Чуя старается сконцентрироваться на этом моменте и на руках Дазая, как горячо они с жадностью сжимают его, как Накахара кусает губу, издавая не стон, а какой-то скулёж от осознания того, что они делают — это лучше, чем то, что люди называют сексом, Дазай вкладывает все чувство, и это что-то совершенно новое. Это ведь происходит, потому что ему самому захотелось, а Дазай слишком бережёт его, не желая травмировать. Дазаю хватает нескольких минут, чтобы прикрыть глаза, прижавшись чужой шее, и кончить, продолжая аккуратно двигаться между ног рыжего, ощущая приятное удовлетворение в теле, которое стало чувствительным после накатившего оргазма, когда он замирает, обнимая Чую. Осаму проводит ладонью по чужому члену ещё несколько раз, и голова Чуи также падает ему на плечо, а рука с другой стороны пробегается пальцами по уху и поглаживает волосы. Он громко выдыхает и больше не сдерживается, также кончив в ладонь Осаму, непроизвольно двигаясь тазом — он толкается в чужой кулак и невольно снова проезжает по чужому члену бёдрами, когда двигается. И подобного у Чуи ещё не было. Это даже игрой не назвать, скорее что-то намного более чувственное и нежное, но не менее развратное и глупое — в жизни бы он не представил, что когда-либо захочет прикасаться к кому-то и испытывать эти ощущения, даже если это не было похоже на все, что обычно было с ним. Чуя сглатывает слюну и выпрямляется, а после соскальзывает с колен Дазая, чтобы поправить одежду. Пару секунд Накахара осматривает свои бёдра, на которых остались белые капли, и зависает. Нужно убрать их. — У тебя есть салфетки? — спрашивает Чуя, после поворачивая голову к Дазаю. — Сейчас, — Осаму заправляется и встает с места, чтобы снять со спинки стула ручное полотенце и протянуть его Накахаре, а после и самому вытереть руки, хотя намного лучше было бы снова вымыть их. — Ты такой милый, — внезапно выдыхает Чуя, вновь повернув голову к Дазаю, — а казалось — зверь. — Может, я милый зверь, — улыбается Дазай, и Накахара улыбается ему в тон. Сейчас хотелось больше всего лишь лечь спать возле своего лучшего сторожевого пса — Дазая Осаму. Ведь он сделает что угодно ради своего хозяина. С ним не бывало страшно, с ним хорошо и спокойно — Осаму похож на большую плюшевую игрушку, на которую можно было залезть в ночи и уснуть, прижавшись к тёплому боку. А случившееся между ними только закрепляет их крепкий гармоничный союз.