Дочь короля Демонов

Когда-то, ещё будучи маленькой девочкой с огромным количеством желаний, в будущем мечтающая найти свою заветную любовь, я думала, что в этой жизни все очень просто. Я была счастлива, я была любима и ценна, меня обожали и потакали всем прихотям.       Мама почти каждый день уводила меня в лес и тренировала для самозащиты, ведь, как она говорила, в нашем мире обитают такие чудовища, которые в два счёта смогут разорвать человеческую плоть. Я старалась быть сильной, я хотела, чтобы мама мной гордилась. Я получала все, что хотела, мои мечты сбывались, а понимание о прекрасной жизни, которую мне хочется прожить, закреплялась во мне сильнее.       Но когда мама внезапно умерла от рук отца, мои мечты разбились на мельчайшие осколки. В груди было так пусто, а сердце болело, словно в него всунули нож. Осознание, какой отец чудовище, что я одна из демонов, что я была рождена быть, своего рода, ручной куклой в руках Короля. Я не принцесса, я марионетка, за ниточки которой дёргают, чтобы она двигалась. Все мои движения были под контролем, мои желания и потребности никого не волновали. Когда отцу впервые не понравилось мое поведение, он зарядил мне пощёчину.        Сильно, больно, безжалостно. Удар был хлестким, на щеке впоследствии красовался ярко-красный след мужской ладони. Щека горела и зудела, а солёные капли слез обжигали раненую кожу. Я кричала, как он может так, черт возьми, в слезах просила перестать, умоляла вернуть меня домой.       Отец меня не слышал, ему нужно было достичь своей цели: уничтожить корпус истребителей, в котором охотников становится все больше и больше. И я тоже хочу стать охотником! Да, я стану, несмотря ни на что, так я кричала сама себе, но, как обычно бывает, когда судьба тебе преподносит иной подарок, все идёт не так, как ты хочешь.       Такое чувство можно описать так: ты падаешь с утёса. С утёса скалы, вниз, в бушующие волны, в ночи, когда полная Луна светит своим белым оком тебе в лицо, а ты падаешь. Падаешь, падаешь, падаешь… А потом боль…и ничего, кроме боли. До такой степени больно, что трудно дышать и издать хоть какой-то последний, возможно предсмертный, хрип или стон.       Глядя куда-то в небо, что заволокло тучами, ты понимаешь, что жизнь — ужасная штука. Ты тянешься к единственному лучику света, отчаянно пытаешься, но тебя тянет на дно. Захлёстывает волна, лёгкие заливаются водой, а сердце постепенно перестаёт биться, словно понимая, что это бесполезно. Жить, существовать, где-то находится, быть чьей-то, принадлежать кому-то…       Где в этом всем смысл? В моей жизни имело смысл только одно: моя мама, которая никогда не бросала меня и всегда была рядом. Несмотря ни на что. Она всегда улыбалась мне, когда я делала что-то правильно, всегда хвалила, если я делала успехи в чём-то, просто любила и ценила. Она шептала мне перед сном обещание:       — Милая, я никогда тебя не брошу…       Когда она умерла, я проклинала все на свете. Я кричала, что есть сил, упрекала за нарушение обещания, плакала от обиды и боли в душе, которая с годами стала чернеть, покрывать копотью и сажей, словно намёка на свет там и нет. С годами я стала холоднее, а сердце своё запечатала под слоями камня, чтобы никто не могу сломать оболочку и пробраться туда.       У меня это хорошо получалось до тех пор, пока я не встретила Акайо, сына богатого кузнеца, который был мастером на все руки и изготавливал удивительные мечи, который впоследствие заметила императорская семья и попросила изготовить им парочку.       Парень был совсем молодой, но мастерство его оценили даже богатые люди. В деревню, где он жил, стали приезжать огромное количество богатых людей и просили втридорога различные изделия: запонки для их костюмов, шпоры для сапог и многое другое, что могло быть необходимо в первую очередь.        Везде Акайо подписывал свои творения и с особым удовольствием отдавал их в руки людям. Он любил свою работу, а ещё любил меня. Мы понравились друг другу с самой первой встречи, а когда он стал учить меня ковать мечи, чтобы в будущем я могла о себе позаботится, мы стали ещё ближе.       Мне всегда было волнительно и трепетно рядом с ним, а следом я отдала ему свою девственность. Об этом я не жалела ни разу, потому что в постели с ним мне было очень хорошо, я словно летала, а прошлое, которое тенью преследовало меня, уходило на второй план, а, порой, вовсе забывалось.

Спустя три месяца наших отношений, мы собрались за ужином с его родителями, где он при них сделал мне предложение. Я была счастлива как никогда, я думала, какое же чудо свершилось, что сбылась моя мечта: встретить свою любовь. Акайо дарил мне множество подарков, холил и лелеял меня, а ещё заботился. Мы планировали купить домик в окраине Киото, где находилась его деревня.       Я думала, что ничего лучше не может быть, а потом наступил день свадьбы. Мы проводили церемонию в церкви, скромно и только в кругу семьи, где мы дали друг другу клятвы верности и преданности. Безымянный палец левой руки теперь обхватывало обручальное кольцо, которое сияло в свете утреннего солнца, означающее, что отныне я супруга Акайо Като.       На моей правой руке уже сияло золотое кольцо с лунным камнем, которое мне когда-то подарила мама. Я его носила как талисман и никогда не снимала. Акайо однажды спросил меня, что же это за кольцо, а потом, когда он посмотрел огранку украшения и сам камень, был впечатлен мастерством ювелира, который сделал его. Оказалось, обручальные кольца Акайо тоже сделал сам, но с помощью своего отца, который работал ювелиром.       Мы были счастливы, а наша жизнь была наполнена яркими красками и настоящей любовью. Мы нашли тот домик, который всегда хотели приобрести, переехали туда, а спустя три месяца после свадьбы, когда в июне мне исполнилось восемнадцать, я забеременела.        Ожидание чуда было невероятным, а трепет от наступающего материнства и бессонных ночей пробивал насквозь все тело. Когда я сказала мужу головокружительную новость, он так обрадовался, словно получил огромную сумму денег. Мы ожидали малыша и готовились к его рождению, пусть это было рано. Мы часто спорили, кто это будет: мальчик или девочка. Я хотела и того и того, а вот Акайо рассчитывал на сына, но все равно не был против, если родится девочка.       Однако с тех пор я проклинаю ноябрь за то, что он забрал мою первую любовь. В одну из ночей, когда Акайо отправился в город за материалом для своих работ, пришедший совсем в глубокой ночи путник, который стал свидетелем этого события, передал мне, что кто-то убил моего мужа, пока тот направлялся обратно домой.       От этой новости у пеня скрутило живот, а перед глазами замерцали звездочки, но в состоянии аффекта я побежала в лес, чтобы найти тела своего мужа, о чем дальше я знатно пожалела. Отец нашёл меня и послал одного из своих приспешников отомстить мне за предательство и заодно вернуть меня в лапы Кибуцуджи. Убийцей моего мужа оказался тот, которого я меньше всего ожидала.       Доума, Вторая Высшая Луна, с лёгкой улыбкой на губах и привычно раскрытым веером, смотрел на меня, мои крики и отчаянные вопли. Он был пуст как сосуд, который надо чем-то заполнить. Он не проявлял ни сожаления, ни стыда, ничего…       В его душе такая же пустота, как и в моей. Мы были чем-то похожи, но во мне был огромный плюс: я умела чувствовать. Я владела теми эмоциями, которыми Доума никогда не сможет владеть и пользоваться. Казалось бы, что дальше он будет делать, однако, следующее его действие ввело меня в ступор. Он испарился в воздухе, не сказав ни слова, но потом, когда я по глупости отвлеклась, веер с острыми шипами, что были острее лезвия клинка, вспороли мне живот. Моментальное кровотечение, смерть ребёнка, кровь изо рта и носа, а кислород почти на нуле…       Отец хороший план выстроил: убив Акайо, он убил меня морально, а следом уничтожил ребёнка, которого мне зачал муж, чтобы после его смерти не осталось ни намёка на его наследника. Отец лишил меня счастья и любви, а мою душу растоптал и сжёг в прах, теперь внутри пусто, также как у Доумы.        Когда Кибуцуджи нашёл меня в квартале Асакуса, тот момент стал переломным в моей жизни: перестав быть человеком, я почти навсегда потеряла свою человечность, благодаря которой я была ещё собой. Тот человек, в которого я опять влюбилась, когда встретила его в доме одного кузнеца, который сковал мне клинок из особого металла, оставался живым напоминанием о прошлой жизни, которую я почти не помнила, до этого времени.       Последние моменты с ним, когда мне пришлось притворяться той, которую он помнил и любил, отпечатались в моей душе с особо силой, потому что когда я смотрела на него, я буквально тонула в этих глазах, наполненных мудростью и ясностью ума, красотой тела и души, которой я никогда не смогу обладать. Его сила воли и честность поражала и восхищала, а ещё мне казалось, будто такой человек никогда не сломается. Оказывается, даже самые сильные воины разбиваются о такие же скалы, но я даже не подозревала, что я <i>сама стала источником его страданий…</i>

***

Начало POV Гию…       Со дня рождения Ренгоку прошло уже две недели, а мерзавку мы нашли только сейчас. Та женщина, демон по имени Тамаё, вырубила Рей. Теперь она лежит без сознания и не просыпается больше суток.       — Такой эффект пройдёт, когда кожа Рей станет вновь естественной. — и вправду, девчонка похожа на труп, — Она находился в пучинах своего прошлого и пытается сложить свои воспоминания в единый пазл. Это заклинание я разрабатывала все года, что живу на этом свете.       — Вы уверены, что это поможет? И вообще, почему бы не сделать так, как сделал Урокодаки с Незуко? Внушить ей, что люди — не враги? — наивно вопросила Мицури, все ещё надеясь на положительный исход этой ситуации. Однако многие из нас — реалисты и понимают, что это бессмысленно. Возможно, лекарство подействует, но Рейн уже поддалась влиянию Кибуцуджи и перешла на его сторону.       — Контроль слишком сильный для такого заклинания. Мне удалось вывести ее из-под влияния Кибуцуджи, но метка… — Тамаё села на футон, на котором спала Рей, и отодвинула ткань ее кимоно в сторону, оголяя ключицу, на которой была метка со змеёй, поедающей свой собственный хвост. — Слишком сильна.       — Это метка Уробороса? — спросил Ренгоку, наклонившись вперёд.       — У этой метки множество трактовок: есть значение, что эта змея символизирует цикл: чередование созидания и разрушения, жизни и смерти, постоянного перерождения и гибели. А также она может означать саморазрушение: человек, не осознавая своих поступков и правильности своих действий и своего выбора, разрушает себя, а потом гибнет мучительной смертью…       От последней трактовки по коже пробежали мурашки.       — Эту метку Кибуцуджи ставил своим демонами лишь дважды за тысячу лет: пятой Высшей Луне, Гасаю, и теперь Рей. Будущее обоих демонов было предопределено…       — Стоп, — весьма невежливо, но видя выражения лица моего друга, я просто не могу молчать, поэтому я пресёк дальнейшие слова Тамаё, — Не надо предугадывать наперёд! Все может измениться.       Градиентные лиловые глаза с укоризненностью посмотрели на меня, но мне было все равно. Мой взгляд также был прикован к побледневшему Ренгоку, который не отрываясь смотрел на эту чёртову метку.       — Кёджуро-кун, — позвала Тамаё, — Мне нужно снова дать ей лекарство, чтобы во сне у неё не было обезвоживания. Я попрошу вас всех выйти из комнаты.       Все, а именно: я, Ренгоку и Канроджи, вышли из комнаты, оставив Рей на попечение Тамаё. Гостиная покрыта полумраком, создавая ещё более гнетущую и мрачную атмосферу. Компаньон Тамаё, Юширо, стоял у стеклянного шкафчика с каким-то сервизом и несколько злобно смотрел в коридор, ожидая, когда выйдет хозяйка.       Три юных охотника — Танджиро, Зеницу и Иноске — сидели за чайным столиком, с таким же понурыми лицами, с синяками под глазами из-за бессонных ночей и с отвратительным настроением. Такое состояние было у всех, это чувствовалось за милю. Канроджи сразу села на небольшое кресло, что стояло вплотную к стене, и устало потёрла глаза. Юширо, как истинный джентельмен и очень даже опытный лакей, словно по чутью, принёс что-то из закусок.       Мицури немного просияла и с удовольствием взяла протянутую тарелку с какими-то сладостями. Ренгоку, что вышел из комнаты самым последним, был хуже всех. Тот солнечный свет и бушующая энергия, что была в нём постоянно, куда-то исчезла, вместо неё пришло вот это.       Под «вот это» я подразумеваю то состояние Кёджуро, когда он становится до чёртиков похож на отца: такой же хмурый, грубый, огрызается на любые слова, а ещё…налегающий на алкоголь. За его состояние переживают многие из нас, особенно Мицури, что заметно по ее печальному взгляду, когда она смотрит на бывшего наставника. Теперь вместо воды Кёджуро пьёт сакэ, однако не пьянеет так сильно, чтобы буквально с ног валиться, но запах выпитого все же присутствует.       И вот опять та же картинка: Ренгоку уже привычным движением самостоятельно раскрыл этот шкафчик, где, оказывается, прятался запах алкоголя, откупорил бутылку и прямо из горлышка отхлебнул «священный» напиток.       — Не налегай так сильно, парень, — как из ниоткуда появился Узуй и тут же закрыл шкафчик, облегчив задачу Юширо на вечер.       Ренгоку лишь свирепо взглянул на столпа звука и вновь отпил алкоголь, отойдя от того на некоторое расстояние.       — Не лезь куда не надо. — огрызнулся парень и сел на соседнее кресло рядом с Мицури. Девушка сразу же поёжилась и села прямо, смотря прямо на своего бывшего наставника, который всем видом показал полный негатив и нежелание ни с кем разговаривать.       — Это не выход, — вклинился я, встав прямо перед Кёджуро. Поймав его взгляд, я постарался удержать его, чтобы тот слушал меня внимательно, — Алкоголь — не лекарство, которое тебе поможет справиться с этой болью!       — Да что ты знаешь?! Кто ты такой, чтобы мне это говорить?! — огрызнулся он мне в ответ, чем очень напомнил своего отца, который также, однажды, мне огрызнулся, когда я и Санеми искали Кёджуро после нашего внепланового посещения деревни кузнецов.       — Прежде всего, он твой друг, который о тебе беспокоится, — Узуй не стал нянчится с ним и как-либо возиться: он просто вырвал бутылку из его рук и отшвырнул куда-то, тем самым разбив чёртову бутылку и вызвав целую волну проклятий со стороны Юширо.       — Твою мать, ты мудак?! Какого хрена ты выкинул…       — Угомонись! Без кулаков, не то я также вставлю. Тебе же хуже будет! — предупредил того Узуй, когда Ренгоку хотел уже зарядить Тенгену по лицу. Они уже почти подрались, но я оттащил разбушевавшегося мужчину из семейства Ренгоку, которые славятся пылким нравом и несдержанностью эмоций.       Но он не хотел успокаиваться. Отчаянно крича о том, как он жалеет о своих поступках в прошлом, как он не понимает, чем заслужил такое, как ему больно, как хочется просто вспороть себе живот и умереть, наконец, чтобы боги простили ему эту ошибку. Под ошибкой он подразумевал Рей, которая попала под влияние Кибуцуджи и почти что убила его брата, который до сих пор не пришёл в нормальное состояние.       — Ты понимаешь, сколько нас связывало?! Сколько было слёз пролито ради нас? Сколько страданий? Они что, все впустую? Я не верю, Узуй! Я не верю! Я уже ничему не верю, потому что мое доверие потеряли, понимаешь? Почему она так поступила? Что ею двигало в тот момент…       — Но Тамаё же… — попытался объяснить я, но Ренгоку мигом меня заткнул. — То, что сделала Тамаё, не поможет моему умирающему брату! — закричал он в отчаянии. Вены на лбу вздулись от напряжения. — Она не вернёт всех убитых, она не вернёт мне живого и здорового брата, она не вернёт мне меня! Она не вернёт мне Рей, которую я любил всем сердцем, буквально отдавая его ей! Честность! Это же главное — честность? Как же доверять тогда? Как же тогда контактировать с людьми, если тебе в любой момент может прилететь нож в спину?! Как жить тогда? Рей поступила со мной так самым гадким образом, сделав мне больно так сильно, что жить не хочется!       Слёзы вновь покатились из янтарных глаз, которые Кёджуро попытался сразу утереть, но капали они только сильнее.       — Мне невыносимо больно, Гию. Я не могу больше этого терпеть. Я слишком сильно люблю ее, но не уверен, что смогу простить ее…       Без лишних слов я обнял дрожащего от рыданий Кёджуро, который сейчас напоминал маленького мальчика. Форма намокла от его слез, а всхлипы только усиливались.       Приговаривая «Моя милая Рей», Кёджуро плакал ещё сильнее, на этот раз раскрывая всю свою боль и показывая свою слабую сторону. Он уже плакал, наедине с Рей, когда та была в отключке, но сейчас это совершенно другой случай. Все вокруг молчало и ждали, когда столп пламени успокоится.       — Мне надо тоже выпить. — пробурчал Узуй, направляясь к шкафчику, — Я не выдержу.       — Мне тоже налей, — пригорюнилась Мицури и протянула руку.       Алкоголь — это плохо, но выпить, чтобы стало чуть легче, никому хуже не будет. Поэтому я тоже попросил налить мне и мы в четвером пили за светлое будущее, которое нас точно не ждёт. Конец POV Гию…

***

Начало POV Мицури…       Когда наступила глубокая ночь, а госпожа Тамаё разрешила нам остаться на ночь, пока нас не вызовут на миссию, почти все столпы и охотники сразу же легли спать, набираться сил и энергии на следующий день. Одна я никак не могла уснуть и все бродила по огромному особняку, который не казался страшным или внушающим какой-то неуют. Наоборот, госпожа Тамаё постаралась на славу, и дом напоминал небольшую гостиницу, где могли остановиться различные путники и путешественники.       Как по зову, Тамаё как раз шла мне навстречу, уставшая, с раной на руке, которая все кровоточила и кровоточила.       — Ох, госпожа Тамаё, с вами все в порядке?       — Все хорошо, милая, — устало ответила она. — Просто заклинание очень тяжёлое, а состояние Рей оставляет желать лучшего.       — Она никак не проснётся?       — Ей снятся кошмары, она мотается по всей кровати, вся потеет, а раны, нанесённые клинком Кёджуро, не заживают.       — Из-за сна блокируется ее сила? — спросила я, запахнув поплотнее нагадзюбан.       — Да, вся энергия тратятся на восстановление памяти. Я очень надеюсь, что все получится.       — Надежда умирает последней, — тихо проговорила я и отпустила госпожу, чтобы та могла восстановиться.       Пугающая тишина в дома пробирала до мурашек. Мои шаги были единственным звуком в этом доме. Я прошлась по длинному коридору, в котором было темно. Странные картины с изображением каких-то карикатур были не очень хорошими спутниками в эту ночь, становилось немного жутко.       Резкий, холодный ветерок дунул прямо по голым ногам, вызвав волну мурашек, окно, что было в дали коридора, распахнулось, а занавески развевались пол бушующем потоком воздуха. Словно привидения тут передвигаются. Моя комната находилась на нижнем этаже, а этот коридор располагался на этаже выше, через него нужно пройти и только потом я смогу попасть в свою комнату. Днём не было так жутко. Мимо меня кто-то пробежал, отчего я вскрикнула и прижалась к стене.       — Кто здесь?! — панически прокричала я, оглядываясь по сторонам. Какая-то тень зацепилась за подол нагадзюбана, слегка порвав его, потом пролетела мимо моих глаз и хотела их задеть, но благодаря улучшенной реакции, я сумела отскочить.       — Выходи сейчас же! — приказала я.       Тень остановилась и приблизилась ко мне. Я видела лишь пару алых глаз с вытянутыми зрачками и заметными капиллярами.       — Тогда поймай меня, пока я сама тебя не достала.       Одно движение и кто-то завладел моим сознанием. Вокруг все погрузилось в черноту, а тело будто онемело. Цепкая хватка на горле не давала сделать и глотка воздуха, но эти злобные алые глаза никак не исчезали. Они были передо мной, а хищный оскал, напоминающий улыбку психопата, только становился ещё шире.       — Теперь твоя очередь…