***
— Привет пацан. Выйдя из комнаты для переговоров после встречи с Энн, первое, что сделал Ниган, это вбил ее имя в компьютер. По его мнению, очень даже вежливо принимая ее предложение узнать о ней всю доступную информацию, что будет иметься в базе. Второе, что сделал Ниган, это поехал в больницу к Клиффу, желая узнать уже от него, кто такая Энн Роудс, и так ли действительно пацан ее боится, чтобы хотя бы у нее, но получилось, добиться, чтоб мальчишка прекратил сидеть на наркоте и подумал о своем будущем. — Ниган…, я…, ты… — Успокойся, я не готов утирать очередные сопли с новой твоей панической атакой или каким еще дерьмом. Ниган прикрыл за собой дверь в палату. Пацан выглядел покоцанным, но Ниган видел его и в худшем состоянии. Он его собственноручно откачивал, поэтому сейчас ему может и жаль мальчишку, но показывать это мужчина не намеревался. — Это Исайя и его компашка тебя отделали? — Исайя делит территорию сейчас с Клодом. У них терки из-за клиентов, и на сторону Клода переметнулись несколько парней Исайи, сдав пару точек хранения, из-за чего уже Исаия оказался должен поставщикам. А когда я начал спрашивать, задавать вопросы, он решил, что и я…. А у меня была партия, которую он мне доверил…, я слил уже большую часть, но не все…. А там большая сумма, поэтому он… типа перестраховался…, — мальчишка выговорил все на одном вдохе, чуть ли под конец не начав задыхаться от нехватки воздуха. Он посмотрел на Нигана, не отведя взгляда, только быстро-быстро моргал, не решаясь смахнуть подступившие слезы. — Я облажался…, я знаю. — Я же учил тебя задавать правильно вопросы и не лезть…, когда этого не стоит делать. Клифф, первое, ебаное правило: НЕ ЛЕЗТЬ НА РОЖОН! И быть умней. Ниган смотрел тяжелым взглядом, с искрами злости и строгости внутри зрачков, что прибивает людей к земле без лишних слов. Мальчишка мог умереть. Он это прекрасно понимает. Он может и казался тем еще похуистом, когда скалился на угрозы Энн, но ему не похуй на этих детей. — Что у тебя по анализам? — только в этот момент мальчишка спрятал взгляд. Ниган был прав. Почти жалел, что девчонка все же с ним не поспорила. Губы сжались, заострились и скулы от прилива новой злости, а голос стал грубей, когда задал вопрос: — Ты забыл, как было в последний раз? — Нет. Не забыл. Ниган…, я… — Так что было в последний раз, Клифф — Ниган… — Что было в последний, нахрен раз, Клифф? — Я чуть не сдох у тебя в ванной от передоза. — Что ты тогда обещал Джону и мне? Когда облевал весь мой туалет, а после я тебя тащил до больницы полудохлого? — Ниган… — Своему новому куратору ты обещал то же самое? Кстати, Клифф, а когда ты планировал мне рассказать о ней? Чтобы я знал, что ко мне может явиться полоумная девица с яйцами поболее твоих, выкатив их передо мной со своим: не лезь к моему пацану. Я б конечно обосрался от ее претензий, но штаны и так уже полные дерьма из-за тебя и твоих дружков, что лезут во все, а после за вас разгребай все это, — он чуть передернул плечами в раздражении, сделав вдох, — чтоб в ближайшие месяцы я тебя больше не видел на улицах. У тебя сейчас есть семья? Есть где жить? — Да, но, Ниган…, они отстой, со своими правилами и… — Мне поебать, Клифф. Если я увижу тебя или узнаю от кого-нибудь, что ты просто ушел на другую территорию, ты реально у меня сядешь. Или мы тебя с Джоном закроем в академии, у нас с ним там остались связи, служба в армии охеренно прочищает мозги. — А как же девчонки? — Когда мне будет нужна твоя помощь, я позову тебя. Ты понял? Клифф? — Да. Я понял. Но… — Никаких ебаных "но". Ты ходишь, сука, в школу, сосешься со своей новой девкой и ни во что больше не лезешь. И кстати, свою новую "мамочку" тебе стоит слушаться, а то даже у меня сжалось от ее угроз. Я не люблю, когда мне угрожают, Клифф. И об этом дерьме точно станет известно Джону. Он мне, конечно, угрожать не будет, как твоя новая мамочка, но начнет отчитывать, а я… — Ненавидишь, когда тебя отчитывают. — Именно, пацан. Мы поняли друг друга, Клифф? — Да. — Вот и отлично. А теперь расскажи мне, что ты успел узнать до того, как Исайя вышел из себя.***
Ниган проторчал в больнице с Клиффом еще сорок минут, выспрашивая у того подробно обо всем, что тот узнал и слышал, может видел, не придав значения. Мальчишка был наблюдательным и неглупым (не раз уже помогал, подкидывая нужные сведения, что помогали Нигану в том или ином расследовании), от чего Шилдс и вцепился в пацана, не желая, чтобы тот сдох где-нибудь в грязном переулке. Его самого, когда-то вот так же отец Люсиль вытянул с улицы. Тащил. Помогал. Направлял. Армия в восемнадцать, по настоянию отца Люсиль, окончательно выбила из него все дерьмо, и он благодарен мужчине за тот подаренный ему шанс в прошлом, и сам сейчас так просто не отцепиться от Клиффа. Ниган после просидел еще минут тридцать в машине, заполняя салон дымом от очередной сигареты, которую прикуривал тут же, как давил окурок от прошлой. Он листал заметки, сверяясь с записями из папки с показаниями других свидетелей. С уликами и заключением патологоанатома. Он упускал, сука, что-то очень важное. Какой-то кусок всего дела, который выпал из общей картины и это мешало увидеть ее целиком. Ему бы поехать домой, принять душ и лечь спать, попытавшись в эту ночь проспать чуть больше пары часов и желательно без снов, в которых одна кровь и мертвый взгляд Люсиль, замерший на нем в крике о помощи спасти их ребенка. В этих чертовых снах он все тянется, тянется и тянется, пытаясь добраться до умирающей на его глазах жены, успевая ее коснуться слишком поздно, чувствуя под дрожащими пальцами только холод ее кожи, что уже начала синеть. Он не хочет просыпаться, хочет остаться там — в том, блядь, дне, когда умерла его жена. Но его всякий раз рвет наружу тот крик, что рвется из груди (дикий вой, что он издавал в тот день, когда умерла Люсиль). Он как будто возвращается с того света, утопая в собственном поту, что пропитывает простыни и матрас, дрожит из-за холода. Он как будто вновь учится дышать, оглядывая темную комнату, с новой до конца не собранной мебелью и неразобранными коробками, хотя и переехал на новую квартиру уже больше года назад. Он не хочет спешить возвращаться в этот сон (Ниган знает, что все равно придется), поэтому он решает оттянуть этот момент и вместо дома, душа и сна, он выбирает бар, выпивку и какую-нибудь из девок, что получится подцепить в том самом баре на пьяную голову, чтобы на утро и лица не вспомнить. Ниган по этой же причине выбирает бары дальше от района, в котором живет, чтобы вдруг не столкнуться после в магазине с той, с кем трахался в туалете бара, не запоминая ни имени, ни лица, ни названия бара, потому что выбор случайный. Бухло в дешевых барах везде одинаковое, чтобы ему было не все равно.***
— Сама точно управишься? — по всему виду Бена видно, что он спрашивает из чистой вежливости и рассчитывает на утвердительный ответ. — Беги уже на свое свидание. Не хочу потом слушать, что я стала причиной неудачи с этим твоим Аполлоном. Кем надо быть, чтобы назвать ребенка Аполлоном? — Искусствоведом и художником? — Бен торопливо накидывает плащ, попутно глядясь в зеркало и прихорашиваясь. «Угу, вон тот завиток поправь, чтобы не разочаровать своего греческого бога». — За мной должок. У Поли куча свободных друзей, интересующихся прекрасным полом. Найдем тебе самого лучшего. — Спасибо. Купи мне лучше ящерицу. Идеальный домашний питомец, на которого арендо… Бренчит дверной колокольчик. «Хоть бы не толпа что-то отмечающих студентов!» Энн скользит взглядом от мысков ботинок до…. «Да ты, мать твою, издеваешься! Лучше бы это была толпа студентиков». — Ого. Какой мужчина. Может мне и не придется тебе никого искать. Хм. Вообще я могу задержаться минут на двадцать, — Бен с интересом разглядывает вошедшего, отмечая рост, ширину чуть сникших плеч, налет усталого "благородного" воина на небритом лице, очки, придающие шарм писателя-алкоголика из относительно хорошей киношки. — Он коп. Остынь, герой-любовник. Тебя ждет греческой бог. — Подумаешь — коп. Мне нравятся ролевые игры. Вы что знакомы? — Единственное, что может оказаться в твоей заднице во время таких игр — этот пакетик наркоты. Двигай уже. — Сказала бы сразу, что забила мужика себе. — Угу. Я бы забила. Ногами, — бормочет Энн, пихая второго бармена в сторону выхода. Она цепляет дежурную улыбку и останавливается возле мужчины, занявшего укромное место у барной стойки (поближе к выходу и подальше от чирикающих подружек). Клифф считает, что он "нормальный мужик" и "хороший для копа". Только это не значит, что Энн должна из-за этого начать его любить с разбега. — Добрый вечер, офицер, — судя по взгляду, детектив Шилдс тоже безумно "рад" ее видеть, — что будете? Виски? Водку? Очиститель для стекол? В этот вечер Нигану так же абсолютно плевать на название на фасаде здания, что неоновой вывеской мигнуло несколько раз, призывая обратить на себя внимание, когда мужчина выбирался из машины, хлопнув дверью и после пискнув сигнализацией. Он идет от машины до входа в бар спокойным шагом, без спешки заходя внутрь, окунаясь в местную "экосистему", что бывает только в подобных заведениях, где если уметь слушать, то можно узнать достаточно много полезной информации. Ниган оглядывается, отбрасывая одно за другим свободные места. Людей в баре мало, с возможностью выбрать себе более удобное место для спокойного шанса напиться без необходимости пытаться втиснуться между пьяной девицей, что запивала бы очередной развод, и не менее пьяным мужиком, у которого просто день не задался, а дома жена, что выебет остатки мозгов. Ниган идет к барной стойке, решая, что ему достаточно стула. Главное — бармен будет ближе, значит не придется слишком долго ждать, чтобы его обслужили. И, только умостившись на месте, он наконец-то замечает девчонку, которая, как та жена у упившегося вусмерть мужика — уже успела ему за сегодня выебать мозг. Хотя она охуенно умеет готовить кофе, а главное — быстро. Если с алкоголем она справляется так же, он может даже в состоянии будет потерпеть. — Хэй…, зефирка, — он щурит взгляд под очками, — ты что меня преследуешь? Может это мне пора задуматься об ограничительном ордере? Ниган лыбится, укладывая руки локтями поверх стойки: — Запаслась гондонами? — склоняя голову чуть к плечу, он разглядывает с новым любопытством девушку перед собой, — или ты сегодня будешь грешить, как та самая средневековая девственница, слезы которой скорей кровавы, чем чисты? Он намекает ведь на Клиффа и то, что был прав, говоря о том, что пацан вновь принимал наркоту. Ему почти нравится (нет, ему охуеть как нравится) знать, что в этом споре победа на его стороне, пусть жизнь Клиффа и не то, на что он хотел бы спорить, но что уж есть. Он чуть слышно цокает языком. — Ты, кстати, сама на чем сидишь сейчас? Раз уж ты заноза в моей заднице, давай узнаем друг друга лучше. Налей мне двойную порцию виски без всего, зефирка, — он ведь пришел сюда выпить и ему должно быть похуй, кто ему этот алкоголь будет наливать. Энн закидывает в рот жвачку и принимается с большим усилием двигать челюстью, потому что так проще скрыть раздражение. Невежливо? Может быть. Так они и не на званом вечере. — Отвечу кратко, офицер, время-то деньги: нет; о, да; нет, но один нашелся сам. Она надувает здоровенный пузырь. Щелк. «Вдруг, ему надоест эта клоунада, и он сдриснет». — Вишневый орбит, — Энни улыбается ему в ответ такой же улыбкой, зеркалит его движение с кончиком языка по кромке верхнего ряда зубов. — Празднуете начала рабочей недели, офицер? — она наливает виски. Два двойных сразу. — Эта, — первый стакан придвигается ближе к детективу, — за мой счет. Вы были правы. Мелкий засранец принимал. А эта, — второй стакан останавливается рядом, — за двойную цену. Потому что: раз – пацан попал в больницу из-за вас. Два — вы меня слегка раздражаете, офицер, но недостаточно, чтоб вам не наливать. У него уже болит голова, и Ниган просто не способен играть во все эти хитровыебанные игры (до первого стакана алкоголя как минимум), поэтому он готов даже на пальцах отсчитать по ее ответам свои вопросы, чтобы понять, а где и на какой именно был ответ. Хотя не похуй ли вообще? На ее ответы. И на то, правда ли она тут случайно, с пропеллером в своей жопе, под наркотой успевая везде и сразу, а быть может, она действительно его зачем-то преследует. Ну понравился он ей пиздец как, а сказать "хочу не могу — трахни меня" у нее смелости не хватает. Вот и таскается, разыгрывая разные роли. Хотя глядя, конечно, на девчонку сложно прям поверить, что не может в открытую сказать о сексе. Или быть все же не может? Ниган напрягается, смотрит внимательно, пытаясь сковырять этот верхний напускной слой самоуверенности: от лопанья пузыря жвачки до настоящего (без вот этой наглости с ноги в его участок. И, если он все же правильно посчитал, она так и не ответила про то, на чем же сидит сама. — Взаимно, зефирка. Это я про раздражение, — он продолжает звать ее зефиркой в ответ на ее "офицер" и лыбится, как ни в чем не бывало, как будто его раздражение это что-то мифическое (только на дне его внимательных глаз). — Так здорово, правда? Мы только встретились, а у нас уже столько общего. Полиции Балтимора пора оседлать новый девиз: Мы объединяем людей! — она обводит руками пространство вокруг себя, понижая голос до заговорщицкого шепота. Старик Эрни оставляет под едва тронутым стаканом чаевые и бредет к выходу. — И значит все-таки лишь слегка? — Ниган тянется к стакану, играя им в своей руке (наклон туда, наклон сюда), пару секунд, а после одним глотком выпивает все его содержимое. — Для того, чтоб было не слегка, нужно быть чуть больше, чем объектом, случайно залетевшим в мою сферу интересов. Но если вы будете заглядывать через день по утрам на мою смену в кофейне, рискуете из слегка стать дохрена раздражительным. — Я запомню, а ты отточи еще на всякий свои навыки по приготовлению моего кофе, и чтобы ровно в семь тридцать две он был каждое утро готов. Я ведь уже могу рассчитывать на подобную щедрость от тебя, зефирка? Или быть может еще поиграем нервишками и жизнями в очереди за кофе к пиздатой баристе? — это ли от него почти что комплимент, то ли просто болтает, занимая своим голосом пространство между ними сейчас. Но он действительно рад, что она решила с ним заговорить и, хотя бы первый стакан, который он в себя опрокинул, был не в молчании и полном одиночестве. Его улыбка чуть гаснет (дрогнула на миг), когда он тянется ко второму стакану. — Повторим твою занятную математику? Она, кивая, повторяет обряд с разлитием виски: — Да запросто, просто умножьте цену за кофе в два с половиной раза. За мою пиздатость. Пиздатость должна окупаться, офицер. Завтра выходной? Или преступления по вторникам совершаются реже? У нее на лице улыбка — как ни странно — беззлобная. Она и смотрит без осуждения. А то Энн не знает, отчего люди пьют. В одиночестве. В начале рабочей недели. На тяжелой работе. Бармены знают историй не меньше, чем священники, парикмахеры и психологи. — Завтра вторник, этого достаточно, чтобы выпить, ты не находишь? — он немного салютует стаканом и вновь выпивает все одним глотком, почти никак и не реагируя на горький напиток, что жжет горло. Выпил подобного дерьма в своей жизни уже столько, что нечего внутри сжигать. — Не знаю, — девчонка пожимает плечами и лопает очередной пузырь. — Мне и вишневой жвачки хватает для вторника. Откуда ты знал? Что Клифф так и не завязал? Он вновь продвигает вперед стакан. Молчит, не спешит отвечать про Клиффа. Может, пацан бы не хотел, чтобы он о нем что-то рассказывал. А может, Нигану поебать, что там хочет по итогу пацан, если тот будет жив. — Я знаю Клиффа с его первой приемной семьи, возвращал того пару раз в дом, пока пацан не сказал правду, по которой оттуда сбегает. Он и две девчонки, — третью порцию виски Ниган уже не вливает в себя в ту же секунду, как у него оказывается стакан в руке. — Папашке я въебал за ту правду. Клиффу тогда было двенадцать, на год он исчез. Я думал, что, ну может в этот раз повезло пацану, а после нашел его в одном из бомжатников, куда приехал по работе. Он уже был под кайфом. Начинал как все, с чего-то малого, с чего-то слабого, до передоза и больницы. Так что я знаю, когда пацан врет и когда в нем дури подвязку. С одного взгляда на него понятно ведь, — Ниган отпивает пару глотков и вот с них все же морщиться. Энн слушает внимательно, запоминает, параллельно думая о том, что у детектива Шилдса придется просить ключи от машины или вызывать такси и проверять, чтобы «он точно сел в гребаное такси». Правило бара: выпил, не садись за руль, мудила. Надпись над ее головой именно так и гласит. — Хм. Выглядел искренним. Хотя зависимые всегда искренни в своем: это в последний раз, — Энн с ухмылкой наблюдает поверх головы полицейского, как парни пытаются подкатить к расшумевшимся девчонкам. Ниган не сдерживает себя, ухмыляясь в ответ, а после прослеживает взгляд девчонки, обернувшись в ту сторону, куда она смотрела. Ухмылка исчезает, на ее месте серьезное выражение, с чуть сдвинутыми бровями к переносице и немного поджатыми губами, пока смотрит на двух девушек и на подсевших к ним парней. Оценивает: стоит ли вмешаться сейчас или там все закончится обоюдным согласием. Хотя по первому взгляду понятно, что обе стороны уже достаточно пьяны, чтобы на утро одна из сторон не объявила все это добровольное изнасилованием. — На своем опыте знаешь ведь, что да. Очень искренними. Ведь так? — Ниган возвращает свое внимание к Энн, опустошая до конца стакан. Из-за малого количества сна, еды, очень большого наличия кофеина и никотина в организме, Ниган даже с трех выпитых порций чувствует, что алкоголь весьма смело и уверенно начал пробивать дно его трезвости. Но остановится ли он? Он хочет быть пьяным. До полной отключки. И усралось ему к тому же знать, принимает ли девчонка сейчас или в глубокой завязке. Можно о ней расспросить у Джона. Брат расскажет, они не могут не знать друг друга, если Энн так смело явилась в участок и заявила о том, что она новый куратор Клиффа. — Вау. Я должна сейчас как-то удивиться? Отнекиваться? Ты ведь наверняка прочитал мое дело. Так что да — я знаю это на своем собственном, многогранном, многолетнем опыте, — Энн улыбается еще шире, и в этой улыбке уже меньше дружелюбия. От единственного занятого в баре столика доносится громкий (и очень пьяный) женский смех. — А ты в курсе, что мы с тобой уже знакомы, зефирка? Энн с уже настоящим интересом, проявляющимся во вскинутой вверх проколотой брови, подается вперед. Она закидывает в рот коктейльную вишенку: — Разве похоже, что в курсе? Парни твоего типа примерно все на одно лицо. На одну треть обаятельны. На две трети полны скелетов в шкафу. Что-то не припомню. Копов в моей жизни было когда-то многовато. — Не повторишь? Для парня, что обаятельный все же чуть больше, чем на одну треть. Честно, я такой, — новая улыбка (уже слегка пьяная), с прищуром во взгляде, — ты моя первая..., — он чуть слышно хохотнет, а после добавит, — кого я в своей жизни задержал. Мой первый день в патруле. Ты тогда... ну, могу сказать, что сейчас ты прям цветешь и пахнешь фиалками. Именно имя Энн было в его первом рапорте в первый день самостоятельной работы. Заноза в заднице с первого же дня в его работе. Энн немного хмурится, пытаясь откопать в своей памяти события давних лет. «Патруль? Балтимор? Задержание». Не сказать, чтоб это было впервые. Взгляд застывает на мужских губах. Скинуть лет пятнадцать-шестнадцать. Может что-то и помнит. Кто-то вроде был. Вел себя чуть менее по-мудачески, чем обычно обходились с малолетними уличными тусовщиками: — Не хочу тебя расстраивать, офицер, но я и первого-то не помню. Не говоря уж о втором или третьем, или каким ты мог быть. Зато, смотри, как на тебя повлияла та встреча. Офицер ведь детектив. Ты торчишь мне хот-дог от Энрике с 3ей Северной. Ниган опускает взгляд на стакан, где содержимого налито, куда меньше, чем до этого: — Это что обида, потому что я не запомнился тебе ярким, пиздецким воспоминанием из твоего не менее яркого прошлого, раз ты решила мне не долить? И — нееееееет! Зефирка, ты что-то очень даже путаешь! — он вскидывает на нее взгляд, — это ты мне как минимум должна бутылку охуенного бухла, за то, что я тебя тогда очень вежливо обслужил, а не запихал в камеру с толпой других облевавшихся торчков. А вместо этого ты требуешь хот дог, еще и не доливаешь. Ай-ай. — Ты сдюжишь, если долью? Глаза стали больно добрыми, офицер. Еще немного и пойдешь составлять конкуренцию бедолагам позади. Те барышни наверняка любят мужиков постарше и ролевые игры. А у тебя даже значок настоящий, — она подливает в стакан, правду, уже одну порцию. Не хотелось бы, чтобы коп, чьи глаза уже блестят, отрубился прям за барной стойкой. — И не только значок, — может, он бы и не отказался. Ни от девчонок за спиной, что смеются наверняка с каких-то тупых шуток, ни от ролевых игр. Он подается ближе к стойке, к Энн, и говорит шепотом, как будто раскрывает государственную тайну: — У меня много чего настоящего, в отличии от того, что у тебя наверняка хранится в прикроватной тумбочке, — ладно, он признает, даже на пьяную голову, что несет полную херню. Но молчать хочется все меньше, чем больше в нем алкоголя, тем хочется еще больше говорить. — Офицер, никогда не сравнивай себя с тем, что хранится в прикроватной тумбочке у женщины, — смеется Энн. Счастливая и очень нетрезвая компания, разбившись на парочки, с прощальным: спасибо, Энниииии, покидает бар, оставляя их с детективом вдвоем. «Хоть кому-то сегодня улыбнулась удача». — Нельзя победить то, что выполняет свои функции, не болтая лишнего и не трахая мозги. — Ну, прости, зефирка, я-то подумал, что "трахать мозги" — это в большей степени твоя любимая прерогатива, явившись к херу с горы и выкатив ему без предупреждения свои яйца, — губы немного болят от постоянной улыбки, а мозги отключаются все больше. Под его короткий смех, что раздается на весь, теперь уже пустой, бар. Остался он, да бармен в лице девчонки, которой на сегодня как-то многовато, но она уже и не бесит своим этим видом, с сосками, что он все так же может видеть под ее блузкой. Она доливает еще на полглотка в стакан, хотя копу и того достаточно. Но он остался последним посетителем, а бар работает именно что до последнего. Офицер-детектив Шилдс, конечно, несет забавную хрень под алкоголем, но от этого не хочется сидеть тут до утра. Еще одна вишенка во рту. Энн задумчиво перекатывает ее туда-сюда. «Меня отпустили тогда?» Ее озаряет: — Ах ты черт. То есть ты тот самый чепушила, который купился на сопли-слезы и отпустил меня? Да, что-то такое я помню. Помню, очень старалась быть несчастной и невиновной. Сейчас же тебя подобной херней не купишь? Не за что. Так что с тебя все еще хот дог, офицер. — Ты себя не переоценивай. Игре в слезы, зефирка, тебе еще учиться и учиться. Как и наливать клиентам, когда они тебя об этом просят, а не вот это вот все, — он болтает в руке вновь пустым стаканом, который все же ставит на стойку. Смотрит на часы на правом запястье. Кажется, ему тоже пора домой. Точно пора. А то этот разговор на его пьяную голову может довести до новой истории, у которой будут слишком длинные после ноги и не самые хорошие последствия. Он мотает головой. Для себя, как в утверждение, что домой действительно пора. Начинает рыться по карманам, чтобы достать ключи от машины, а за ними и деньги. Честно расплачиваясь по той сумме, что Энн огласила в самом начале, а может и нет, он просто оставляет на барной стойке рядом с пустым стаканом несколько смятых купюр. — Ладно, зерфирка..., я... пойду, а ты..., ну ладно. Он пытается встать, чувствуя, как его тут же ведет в сторону. Энн думает, что глаза офицера-детектива Шилдса вовсю пьяненько блестят. Энн думает, что он несет уже полную чепуху, впрочем, чепуха как раз не раздражает (видала она и более назойливых пьяниц). Энн думает, что у Алехандро в последнее время было слишком много свободных дней, пора и поработать. Энн думает о том, что если хорошенько покопаться в памяти, то вполне можно визуализировать детектива Шилдса и ее саму шестнадцать лет тому назад («шестнадцать? точно? точно»). Если образ более-менее правдив, то годы пошли на пользу не только ей. Энн думает о том, что взгляд офицера не первый раз останавливается на ее обтягивающем розовом топе, сквозь ткань которого проступают штанги в сосках. Отсутствие комментариев в какой-то степени делают ему честь. Однажды — она была в Остине — какой-то урод решил, что она сделал пирсинг для того, чтобы он мог его пощупать. Пока она раздумывала между словами и действиями, ее подруга Ви воткнула парню вилку в руку. Энн поняла две вещи: первое — хорошая вилка действительно оставляет четыре дырки. Второе — черта с два она когда-нибудь изменит своему стилю. Пускай многие ее не воспринимают серьезно, зато как удобно отделять зерна от плевел. Пускай поверхностные ушлепки и любящие судить думают, что девчонка просто любит короткие юбки и привлекать к себе внимание. Для Энн люди открываются с тех сторон, которые обычно стараются сразу не выпячивать. Мамаши, глядя на нее, говорят деткам, что если будут плохо учиться, то станут как "эта вульгарная тетя". Девушки настойчиво отвлекают внимание своих парней, тянут подальше, а губы кривятся в тихом, но вполне отчетливом "шлюха". Бабули крестятся, стайки пацанов свистят вслед. Энн лишь улыбается в ответ. Она знает, на кого не стоит тратить время, к чьим словам можно и не прислушиваться. «Палками и камнями можно переломать мне кости, но слова…от них я только становлюсь сильнее». — Хм, офицер, кажется своими ногами вы уйдете разве что на пол, — вздыхает Энн, глядя на то, как детектив Шилдс цепляется за барную стойку. «Да чтоб тебя». — Сиди уж. Ты все равно мой последний клиент. Мне еще убираться. Развлечешь меня болтовней, пока я делом занимаюсь. Потом вызовем тебе тачку. У нас свои правила, офицер. Мужчина фыркает себе под нос (достаточно громко, чтоб было слышно) на заявление от девушки, что он не в силах самостоятельно дойти. — Все дело лишь в вашем неровном полу! Смотри, да тут же даже акробат ноги себе переломает на этих кривых досках, — он не пьян, пока, не до такой еще степени. Ниган даже подумывает, что по дороге домой он может заехать в круглосуточный и купить себе бутылку виски, чтобы действительно допиться до того состояния, чтоб уснуть мертвецким сном (и никаких снов). Однако, он хоть и готов вступить в спор, доказывая свою трезвость, все же садится обратно на стул. — К твоему сведенью, зефирка, я не езжу на такси, на убере тоже. Из принципа. Все водители подобных служб меня раздражают, — он наблюдает за Энн, когда та отходит со своего места, и пока не видит, тянется за оставленной ей бутылкой с виски. Не так же ему сидеть, в конце-то концов. — Намекаешь, что придется идти домой пешком? Или сразу давишь на жалость? А слезы и сопли будут? Надо ж мне у кого-то поучиться. — Намекаю на то, что и сам вполне в состоянии доехать до дома, а если я начну давить на жалость, поверь мне на слово, устоять ты не сможешь. Ты видела эту улыбку? — на лице действительно появляется та самая упомянутая улыбка, на которую Ниган и показывает пальцем, — стопроцентное оружие, зефирка. — О, да, — толком и не глядя, кивает Энн, протирая стойку, — прям чувствую, как в душе все переворачивается и теплеет от твоей неотразимости. — Я же говорил! Работает, — он наполняет стакан, усмехаясь. Знает, что со стороны девчонки это была ирония, но в ее глазах он уже и так раздражающий элемент, к нему он сейчас еще добавит самовлюбленность, с которой себя нахваливает. — Я закажу тебе такси и попрошу немого водителя. Сойдет? — Не-а, — Ниган делает большой глоток, разом вновь все из стакана, — все еще не заинтересован. Лучше скажи, зефирка, где еще мне тебя ждать? Завтра утром войду поссать в свой сортир, ты там вдруг не окажешься? А то, судя по сегодняшнему дню, я уже и не знаю. — Я еще не получила лицензию сантехника, так что ты и твои утренние ритуалы в безопасности, — она обходит Нигана и вдруг видит бутылку в его руках. Тряпка, приготовленная для столов, неплохо справляется и с раздачей подзатыльников. — А каких копов надо вызывать, когда коп таскает бухло? — Эй! Это нападение на офицера, — он смеется, уворачиваясь, — при исполнении, знаешь ли! Я здесь под прикрытием, — шепчет, быстро сменяя смех на шепот, но на лице все еще сверкает улыбка, — а у тебя и так на горизонте административный за порчу имущества. — Ах так, офицер при исполнении, — Энн заходит мужчине за спину и прежде, чем приняться за уборку столов, наклоняется к нему и повторяет его шепот, — Офицер, вам нужно арестовать одного типа за хищение бутылки виски, клевету и не умение развлечь уставшего после смены бармена. Валяйте, офицер. Я верю, в вас спит великий комик, — уже громче говорит девушка, начиная сквозь зубы ругаться. «Ну вот почему у парней чистый стол, а после баб срач остался!». — Сегодня этот комик обосрался, сидит теперь без чистых штанов, и боюсь, больше мы его сегодня не увидим. А кто в этом виноват? Новая "мамочка" Клиффа, — он хмыкает, повернув чуть голову в сторону Энн, когда она так близко, с этим ее "заявлением", а после даже как-то демонстративно наливает из бутылки себе еще. — К тому же, я не воровал ничего, а позаимствовал. Это две разных совершенно вещи. По уголовному кодексу, я невинен, как аг...нец... — Заимствовать — значит, взять в долг, то есть во временное пользование. Так что если ты не собираешься возвращать то, что взял без спроса — это воровство. С другой стороны…, — она замирает с тряпкой в руке, представляя, как именно он может вернуть долг в ближайшее время. «Ой нет». — Просто оставь ее себе. Предупреждение я уже вынесла. Кстати, — Энн снова появляется у мужчины за спиной, по-хозяйски укладывает руку ему на плечо и смотрит, как на горячо любимого, но очень дебильного сына, — агнец, у тебя пять ошибок в слове "козел". Потерпите, офицер Шилдс, мне осталось помыть полы. — Вообще-то, зефирка, я имел ввиду, что заплачу, возвращая таким образом…, но раз так, не смею тебя ослушаться. У Нигана вновь из груди рвется смешок, потому что — да, он тоже более чем представил, как может вернуть то, что уже выпил. Выпьет еще, вот прямо сейчас. Что он и делает, наполняя свой стакан. Стакан замирает у рта, он поворачивает голову к остановившейся возле него девчонки. В голове проскальзывает: "что если..." он сейчас потянется и поцелует. Тянуться-то не так уж и далеко. Они здесь вдвоем, в туалет не нужно удаляться для того, что можно сделать на барной стойке. Ему будет даже удобно, с его-то ростом. Подхватить, усадить. Он же планировал кого-нибудь подцепить и потрахаться, чем эта девчонка не "кто-то"? Все при ней. Сиськи точно. Он бежит языком по нижней губе, с прищуром в ее глаза: — Меня все устраивает. Могу хоть всю ночь так сидеть, главное дотянуться еще до чего-нибудь из того, что смогу позаимствовать и влить в себя. И все же, что было бы, если бы поцеловал? — Не расплатишься, — еще ниже склоняется к лицу детектива Энн, без какого-либо смущения глядя прямо ему в глаза. На какое-то время мелькнувшая в голове мысль кажется ей не самой дурной идеей. У нее давно не было секса (с партнером не из латекса), а Шилдс пусть и коп, но хорош собой. Ладно, может местами не просто хорош, а горяч. Он высокий, ей нравятся каланчи (и не важно, что рядом с Энн почти все жирафы). Однако, у нее есть правила: она не спит с мужчинами в состоянии алкогольного опьянения; она не спит с теми, с кем уверена столкнется еще не раз. Какой бы притягательной глубиной не обладали глаза Нигана, Энн выпрямляется и идет за шваброй. — Всю ночь мы сидеть не будем и вливать в себя больше ничего не дам. Надо было сразу тогда не одну бутылку "заимствовать". Зато разрешаю смотреть на мою задницу, пока я тут корячусь. А то еще косоглазие заработаешь. Он замечает интерес в ее глазах. Ниган всегда умеет распознать — вот этот самый интерес в глазах женщины, что вызван им. Но или он недостаточно еще пьян, чтобы совершить необдуманный поступок, либо Энн не так уж и сильно хочет, раз они ограничиваются гляделками, когда губы другого на столь близком расстоянии, что можно чувствовать чужое дыхание. Он выдыхает чуть тихо, с обрывком смешка, когда девчонка от него отходит, разрывая зрительный контакт. — То есть... мне потом не грозит некий иск, с неким домогательством до твоей задницы? — он играет бровями, улыбаясь в стакан, из которого делает глоток. Задница шикарна, спорить не будет, но он бы все же не отказался и от груди, с теми сосками с пирсингом. — А прилетит ли мне иск, если я спрошу, что еще кроме сосков у тебя проколото? — Смотреть — не трогать, офицер, — смеется Энн, принимаясь за мытье полов, — Все-таки коп — всегда коп. Я думала, он развлечет девушку, пока та работает, а ей устраивают допрос. Спасибо, что без пристрастия. Можешь спросить — я отвечу. А можешь не задавать вопрос и оставить простор фантазии. Чую, она богатая. — Если девушка оставит свою швабру и вернется к офицеру, он может устроить конечно и не допрос, но очень даже с пристрастием, — Ниган немного закусывает зубами губы, усмехаясь все в тот же стакан, продолжая целенаправленно опустошать бутылку. Алкоголь делает его речь чуть более тягучей, да сажает голос. Алкоголь держит на лице постоянную улыбку, хотя быть может все дело в компании и только в ней, а не в алкоголе. Но алкоголь никогда не выключит его мозг настолько, чтобы он взял женщину силой, против ее желания. Это категорическое табу в любом виде: пьяном, трезвом. Правда, одно дело не взять кого-то физически, другое — думать и представлять, как мог бы это сделать. Вот он и думает, оценивающе смотря на задницу девушки. Энн смотрит за тем, как прикусывает Шилдс зубами губы. Энн смотрит за тем, как подбородку течет не попавшая в рот капля (на небритой шее мужественно дергается кадык). Энн оценивает оценивающий взгляд офицера-детектива-Нигана-Шилдса. На часах за полночь, но она ведь не торопится? К чему? К кому? Все равно проснется посреди ночи и с трудом уляжется обратно. Она вздыхает, ставит швабру возле стойки, подходит к сидящему на стуле мужчине и, укладывая на небритую щеку ладошку, без каких-либо нежностей и медлительности впивается в его губы (прям как коллектор, пришедший за давно просроченным должком). «Неплохо. Хорошо». Однако, Энн отстраняется спустя несколько коротких, почти головокружительных секунд: — Ничего так, офицер, но я не пью. Тем более мне еще за руль, а от одного только поцелуя повело. И нет, дело не в твоей сногсшибательной харизме, а в промилле в дыхании. Собирайся, "мамочка" отвезет тебя домой. Он охреневает. Думал ведь, что она идет обратно, чтобы опять отсыпать подзатыльник за то, что так нелепо, почти как самый настоящий профан, подкатывает к ней со своими вопросами, намеками. А тут поцелуй. Это вдруг так приятно, когда тебя целуют. И когда ты увлекаешься началом этого поцелуя, твоя рука даже успевает лечь на женскую талию. Еще пара бы движений губ в поцелуе, и рука оказалась бы на той самой заднице, на которую ему было разрешено смотреть, но не трогать. — Ух ты, зефирка, — он, как довольный кот, готов облизаться. Усмехается во все зубы: — А ты сладкая, зефирка, — со вкусом вишневого орбита и сахарной ваты, а может того самого зефира, что в цвете ее волос продается в русских лавках. Он даже не огорчен, что оно вот так быстро и мало. — Да, я раньше ела много сладкого, — «а также алкоголя и наркоты, но спасибо на вкус я как карамелька, а не героиновый пудинг». Энн оценила краткое знакомство с "внутренним" миром детектива Шилдса. Когда его язык работает таким образом, он ей нравится больше. Она подумывает о том, что — «ого!» — кто знает, возможно, не остановись она, ей бы и продолжение пришлось по душе сильнее, чем обычно. Хочется верить, что за аурой сытого кота кроется не только показуха. Вот только что-то не сходится, не позволяет плюнуть и разгореться синему пламени. Может все дело в незагорелой полоске на безымянном пальце, что она успела заметить. — Мамочка только домой отвезет или уложит в кроватку? — встать в этот раз еще сложней, но хочется дальше убеждать себя и всех вокруг, что он не пьян и может сам. — Отвезет, уложит, накроет одеялком и поставит тазик, чтоб было куда блевать. Боже мой, черт, ты тяжелый. Так. Подожди! Я знаю, что делать!***
Энн прыскает от смеха — в очередной раз, — вспоминая, как утрамбовывала Нигана в машину. Ее старенький пежо явно не приспособлен для транспортировки нетрезвых мужчин таких габаритов. Так и пришлось пихать его внутрь, подталкивая под зад (хоть кому-то сегодня удалось задницу пощупать), через заднюю дверь багажник. Не говоря уж о том, что доставила она его к припаркованной машине на стуле — с колесиками. Она смеется, делая глоток чая, который должен помочь уснуть: детектив заковыристо матерился, бурчал про нарушение гражданских прав. Заплетающийся язык выдал про женевскую конвекцию и нападение на представителя органов правопорядка при отступлении. Тащить — благо он хоть как-то пытался перебирать своими ходулями — его к дому и толкать в лифт было так же … увлекательно? Когда он вписался лобешником в дверь лифта, Энн почти простила его за Клиффа (почти). Пьяный офицер Шилдс был скорее забавным, чем нелицеприятным — как пьяный ребенок. Она и впрямь уложила его. Ну не в кроватку, а на диван, куда его донесли ноги. Накрыла даже курткой, повернула голову, чтоб если приспичило проблеваться, не захлебнулся, и поставила на пол миску (профдеформация у нее — не иначе). Энн успела оглянуться, заметить неразобранные, но уже запылившиеся коробки. Она вспомнила про след от кольца на пальце. Кто знает, может он и впрямь честный коп и честный человек. В таком случае пьянство в понедельник, очевидные намеки и коробки указывают на разведенного мужика, который еще сам не знает, что делать со свежеобретенной свободой. Может зря она парилась и проще было просто дать. Однако, момент упущен, другого не будет (не должно быть), так что париться о том, что уже ушло? Хватит ей и тех сожалений, что до сих пор среди ночи будят во сне. — Ладно, офицер Шилдс, что интересного о вас скажут в интернете? Слитое хоум видео? Тайный блог, посвященный котикам? Взгляд, пока обновляется страница (вайфай в ее здании работает через задницу), то и дело падает на прикроватную тумбочку, где "отдыхает" Алехандро. Вполне разумная идея после долгого и непростого дня. К тому же, есть чьим образом заполнить голову. Энн не стыдно — в конце концов, мужик Ниган и вправду привлекательный. Органичное сочетание харизмы, мужественности и языкастости. Не рассевшееся до конца — после полицейского участка — раздражение можно заменить в фантазиях на кляп и плетку. — Вот же …, твою мать. Нет, не зря Энн казалось, что что-то не сходится, не зря что-то ее тормозило. — Черт. У Нигана Шилдса действительно когда-то была жена. Красивая женщина по имени Люсиль. С такой же широкой улыбкой, но более мягкой и располагающей. Вот только офицер Шилдс не разведен. Вдовец. — Авария на трассе…. Грузовик… Погибшие. В реанимации…. Черт. Люсиль Шилдс какое-то время лежала в коме, а после констатации смерти мозга ее муж дал согласие на отключение от аппаратов. «Черт». Рука невольно тянется к пачке сигарет. Чиркает зажигалкой. Плевать, что Броуди — арендодатель — выжрет ей мозги, если учует (сейчас это несущественно). Кусочки паззла теперь не кажутся непонятными пятнами, теперь они вполне себе складываются в рисунок. Через два дня будет четыре года, как ее не стало. Полоска от кольца на пальце («долго же он его носил»), мятые воротнички, запах сигарет от одежды, неразобранные коробки, алкоголь и эти более чем очевидные намеки в баре. Ему было все равно, кто перед ним стоит, если согласна. Энн считает, что люди занимаются сексом по двум причинам (ну может по трем, если отделять любовь и продолжение рода). Окей, пусть будут три. Первое — продолжение рода, тут все понятно. Второе — по любви, эмоциональная и физическая потребность. Третье — чтобы забыться. Забыть о проблемах, отвлечься от стресса, притупить чувство злости или горя. Гормоны, которые выделяются во время секса, прекрасно помогают справиться с кучей дерьма (временно). Энн тоже забывалась когда-то, не думая о том, где и с кем. Не думая о последствиях, о том, что это лишь временное решение. Она вспоминает, что поцелуй с Ниганом на вкус отдавал то ли кровью, то ли йодом, но был вот этот металлический привкус, который бывает у выдержанного виски. Нет. Она точно не готова быть чьим-то утешением или временным решением. Энн захлопывает крышку ноутбука и тушит сигарету. Настроение мастурбировать исчезает вместе с надеждой быстро уснуть.