***
Ожидала ли Энн, что Ниган все-таки пойдет за ней (раз уж ему так понравилась ее задница)? Возможно. Разочарована ли тем, что он не пошел? Возможно. Пятьдесят на пятьдесят. Она ведь первая ушла. «Ладно, шестьдесят на сорок». Она томно потягивается на огромной (да просто гигантской для ее габаритов) кровати и переворачивается на бок, поджимая к животу подушку. «Почему он не спит здесь?». Допустим, ему, как и ей, претит спать с кем-нибудь. Она вот любит спать голышом, и ей не нравится, когда рядом лежит посторонний хер (даже если она с этим хером успела познакомиться, и не раз, за вечер). Спать рядом — это совсем другое. Ну так оставил бы Энн на диване, она не против. Даже его диван удобнее (на самом деле, в разы удобнее) тех досок, на которых она спит. На черта ему ютиться на диване, когда есть такой траходром? «Допустим, на семьдесят процентов недовольна». В коленках до сих пор ощущается дрожь, да и в животе покалывает. Но это же лишнее. «Абсолютно, мать его, лишнее. Случилась случайность. Случайность трижды — это уже закономерность, а никому она не нужна». Он — коп. Она — бывшая наркоманка. Он — вдовец, она разочаровалась в отношениях, и уж точно она не спасательный плот, на котором взрослый мужик сможет выплыть в мирное семейное русло. «А теперь заткни свой мысленный фонтан и спи уже. Работать еще завтра». Удивительно, но уставшее тело довольно быстро подавило мозг, и Энн уснула. Сны у нее были красочно эротические (если уж не сказать — порнографические). От Нигана оказалось не так просто отделаться.***
Его будит бряканье пустых банок из-под пива, которые он не выбросил, оставив на столе, и которые он сносит рукой в поисках вибрирующего телефона. За окном еще темно, и Ниган заранее ненавидит звонившего. Ему кажется, что спал он всего несколько минут. — Ниган…, эй, Ниган…, ты слышишь меня? — он, наверное, не отвечал с минуту, сонно пытаясь сообразить, его ли это имя там произносят на другом конце, и может ли он просто сейчас бросить в трубку, чтобы звонивший шел нахуй, и отключиться, продолжая спать. Ниган открывает глаза на десятом от звонившего ''Ниган'', наконец разобравшись, что ему не чудится и это действительно голос брата, да и имя брата на экране это подтверждает. Джон не стал бы без причины звонить. Зная, как мало и хуево спит Ниган, Джон всячески избегает лишних звонков, что могли бы помешать этому редкому сну. Значит что-то случилось. Важное. — Хватит, боже ж ебаный, как заведенный, твердить мое имя. Я проснулся. Что случилось? — Я не могу найти Энн. Она не отвечает на звонки. Дома ее нет. В кофейню она тоже еще не пришла, хотя я знаю, что они приходят в кофейню часа за полтора до начала работы. — И по-твоему я должен знать где она? — ну, допустим он действительно знает. Даже не просто знает. Но Ниган почему-то думает (нет, он и тут знает, очень хорошо знает), что брат не оценит, если Ниган скажет, что Энн сейчас спит в его кровати. На вопрос же почему она у него в кровати, точно не стоит говорить: потому что мы вчера трахались. Ниган не в силах сейчас слушать нотации. Ниган не хочет, чтобы ему объясняли, что девчонка и без него вся сломанная, и он ей нихрена хорошего дать не сможет. Потому что он — зараза, героин, с которого она с трудом соскочила. Отсюда и его лениво раздраженный тон. — Не заводись. Мне просто нужно ее найти. — Что хоть случилось? — Звонили из пансионата, где лежит ее мать. Сказали, нужно, чтобы она срочно приехала. Я позвоню в учас… — Не нужно. Я знаю, где она. Сам ей скажу, — Ниган бросает взгляд на дверь спальни, поднимаясь и опуская ноги на пол, — все, отбой. Коротко прощаясь с братом, он свободно заходит в спальню, игнорируя тот факт, что хотя бы на эту ночь, но все же отдал это помещение во владение другого человека, а значит должен был постучать, соблюдая границы. Но, признаться честно, даже не в своей квартире, он плевал бы на эти границы. Они трахались дважды вчера. Поздно думать о границах. Ниган оглядывает спящую девушку, что и правда не соврала и спит раздетой. Он то подумал, что это игра, и она после достанет какую-нибудь из его чистых футболок. — Энн? Проснись, — рука касается ее поясницы, ведет вдоль позвоночника. Он склоняется чуть ниже, второй рукой тянется к светильнику на прикроватной тумбочке и включает тусклый свет. — Тебя ищут. Просыпайся. Энн чувствует прикосновение к спине, вдоль позвоночника пробегает табун мурашек. Она ежится и недовольно стонет в подушку. Практически сразу вспоминает, где она, но это не отменяет ее недовольства. «Еще рано». Она в кои-то веки дрыхла трупом. В какой-то момент круговерть во сне из ахов, стонов и чьих-то татуировок закончилась, и она провалилась в глубокий сон. Зачем вообще ее будить? «О, боже, неужели, он…? Ну нееет. Нет. Я тут не ради того, чтобы развлекать его утренний стояк». Ради чего она вообще здесь, в чужой квартире, она ответа не ищет. Как-то странно все выходит, если пытаться его найти. — Нет. Нет, Ниган, — бубнит Энн в подушку, даже не пытаясь перевернуться, — я не фанат утреннего секса. Прикосновение превращается в: потряси сонного человека сильнее и узнай, что он тебе думает. Ниган что-то говорит, но Энн не слушает. Мычит и сильнее вдавливает лицо в подушку. Авось, задушится, и все закончится. — …случилось с твоей мамой. — О, господи, мать твою! Трахай, только не буди! — она наконец-то, рывком, поворачивается на спину, и тут подключается мозг. Сцепляет встревоженное (возбуждением тут и не пахнет) выражение лица мужчины с последней фразой. — Что? — Твоя мать. Звонили, искали тебя. Что-то случилось. — Твою мать, — зло сплевывает Энн, вскакивая на ноги (нагота ее определенно не волнует), — что? Кто? Да, блядь, не важно. Черт-черт. Мне нужно…. Сейчас. Секунду. Мне нужно…. Нужно домой. Да. Нужно попасть домой. Ключи от машины. Одеться. Ты можешь вызвать такси? Ниган успел присесть на край кровати, пока будил Энн, что наотрез отказывалась от необходимости проснуться. Он криво усмехнулся, когда понял, о чем Энн подумала. Это, быть может, не самая хуевая затея за весь предстоящий день. Да и за прошлый день тоже. Паршивей идея, чем та, на поводу которой он пошел, напившись в баре, после целуясь пьяным с девчонкой с ядреными волосами цвета зефира, его уже вряд ли посетит. Но усмешка мелькает и тут же исчезает. Понимает, что случилось что-то серьезное, ведь без весомой причины, среди ночи, искать ее не стали бы. Он может и любит казаться бесчувственным эгоистом, которому срать на чувства посторонних и чужих для него людей, только вот Энн уже нельзя назвать чужой. Посторонней точно нельзя. И дело не в сексе. Дело в разговорах. Дело в том, как спокойно ему с ее ногами на его коленях. «Блядь». Ниган трет пальцами сонные глаза, а после поднимает взгляд на Энн, которая то ли забыла о том, что голая, то ли ебала бы она, что он мужик, и утренний стояк действительно никто не отменял. Ему и без голых сисек перед глазами достаточно настойчивости, чтобы его не игнорировали. Ниган коротко закатывает глаза, вздыхая и вставая с места. — До дома я тебя отвезу. Так будет быстрей, — «и мне спокойней». То, о чем конечно же не скажет вслух. Ниган обходит кровать, шагая в сторону шкафа, раскрывая тот и доставая с полки свои спортивные штаны, футболку, чистые носки. — Надень пока это, — всовывает в руки Энн одежду, — иди в ванну, умойся, оденься. Я буду ждать тебя. — Ладно, хорошо. Спасибо, — скороговоркой бурчит Энн, немного рассеянно принимая одежду из его рук. «Я в этом не утону?». Не о том ее мысли, совсем не о том. Зачем Нигану ее подвозить? Он разве не спешит от нее отделаться? Энн благодарна, но Энн еще и привыкла к тому, что не так много людей ничего не просят взамен. Она бросает быстрый взгляд на детектива, прежде чем уйти в ванную. Хочется верить, что Ниган из меньшинства.***
— Ты садись, — коротко кивает всполошенная Энн, озираясь, — эээ, куда-нибудь. Куда хочешь. Она едва ли не головой влетает в открытую дверцу шкафа. «Наверное, не закрыла, когда уезжала на "дело"». В квартире ощутимо попахивает табаком. Она оборачивается через плечо и видит наполненную пепельницу на рабочем столе. В голове прикидывает, когда ей расплачиваться за аренду. Хозяин любит приходить с инспекцией. Боится, видимо, что она доуебет из без того разъебанную халупу. «Ага, успеет выветрится». Она скачет на одной ноге, попутно пытаясь привести волосы в порядок. Идиотская привычка. Если ее искали так срочно, что аж до Джона дозвонились (он был указан, как ее запасной номер), то случилось что-то плохое. Вряд ли маме есть дело до ее внешнего вида, но некоторые привычки с трудом изживают себя. Энн проще постараться привести себя в порядок (тот порядок, который будет по нраву ее матери), чем выслушивать очередные нотации. «Если она, конечно, в сознании для нотаций», — шепчет ей мерзкий голосок из дальних уголков черепа. Этот же голосок порой говорит, что для всех, включая ее маму, будет лучше, если она не долго промучается. Это всех освободит. Энн — в первую очередь. Но голосок-то не зря мерзкий, отвратительный, поэтому каждый раз она испытывает муки вины и запихивает голосок вместе со всеми детскими воспоминания подальше. Мама не виновата, что умерли ее мужья (отцы Энн — она ведь и отчима любила); не виновата, что Ричард мудак; не виновата, что Энн так переклинило, и она ступила на кривую дорожку; не виновата, что заболела, и Энн пришлось вернуться из того мирка, где было спокойно (там не было старых знакомых, не было соблазнов, не было прошлого с его идеальной семьей, не было ублюдка, который насилует девчонок, не было засосов на….). «Твою мать!». Она смотрит в зеркало. На шее здоровенный синяк, а у нее толком нет вещей, которыми можно это закрыть. «И хер ведь замажешь». Энн натягивает брюки (мама будет недовольна, они слишком дизайнерские, с этими непонятными дырками и ремнями, еще и татуировки проглядывают) и кидает хмурый взгляд на отражение Нигана. — Тебе не обязательно меня ждать. Я закажу тачку до центра и там уже свою заберу. Она надевает старую толстовку («кажется, это Эша»). Пара дырок от сигарет, моль успела поживиться, но капюшоном кое-как можно прикрыть след на шее. Мерзкий голосок прорывается наружу и напоминает, что Энн возможно зря переживает. Мама может быть и без сознания («но ты все равно там будешь сидеть, пока она в себя не придет»). — Серьезно, Ниган, спасибо, — Энн надевает куртку («это вообще откуда?!»), рукава у той короче, сильно короче, чем у толстовки, — я доберусь. Ты и так сделал больше, чем… Она не произносит имя того, кого не хочет произносить вслух. Остается лишь молиться всем богам, чтобы она не столкнулась с ним в пансионате. «Давай честно: это ни хера не дешевый дом престарелых, пусть и сложно признать, что наша мама может относиться к этому прилагательному: престарелый. Дороговизна-то ее отличительная черта». — Ты сделал достаточно. Спасибо. — Я никуда не спешу, — Ниган, осматривая квартиру, не издал и единого слова, пока вертел головой туда-сюда, слегка лишь скривив лицо в гримасе недовольства, что сказало бы хоть что-то о его эмоциях. Когда Энн только назвала свой адрес, Ниган почувствовал, как ему не хочется везти девчонку в тот район (одежду можно купить в магазине). Он на секунду подумал, что Энн над ним стебется, решив проверить его эмоциональный диапазон, что сказал бы ей о его эмоциях по отношению к ней. Но Ниган практически сразу отбросил этот бред, видя ее взволнованность и дерганность. Она без конца то пыталась заправить волосы за уши, то теребила дырочку на штанине, за время дороги сделав ее в разы больше. Игнорировать уже целую дыру на своих спортивных штанах Ниган не сможет и нужно будет или зашивать их, или просто выкинуть и купить себе новые. Он не предпринимал попыток успокоить девушку. Не твердил ''все хорошо'' или ''все будет хорошо''. Он нихуя не знает, что будет, чтобы давать ей какие-то пустые обещания. Ниган догадывается, что начни он что-то подобное твердить, его бы просто послали нахуй, а не предложили бы присесть куда ему захочется, впустив в свою квартиру. Ниган нахмуривает брови чуть сильней, пройдя и без того малое расстояние в этом очень маленьком пространстве, которое звалось ''квартирой', находящейся в одном из самых уебищных районов города, в который даже копы чаще предпочитают лишний раз не соваться. Вдох. Пока Энн пытается собрать свой гардероб, Ниган думает, что живи он в подобной квартире, что напоминает больше кладовку, у него бы наверняка развилась клаустрофобия. Ниган успевает подумать и о том, что если бы не отец Люсиль, не Джон, не сама Люсиль (люди, кардинально меняющие в нем все хуевое на что-то более цивилизованное, лучшее), он возможно и сам жил бы в каком-нибудь из подобных мест и не кривил бы нос, глядя на продавленный диван, пружины которого несомненно вопьются в его зад, стоит ему только предпринять попытку сесть. Потому еще стоит. Не доверят он нихуя этому дивану. А еще ощущение какие-то странные. Они заставляют передернуть плечами, поведя ими так, чтобы ощутить, как шевельнётся под пиджаком наплечная кобура с табельным оружием. И почему он не уходит? Ниган, наверное, и правда выполнил больше, чем от него требовалось. Он точно не был обязан отвозить Энн домой. Хотя в какой-то мере и был. Ведь отпусти он ее вчера, как она хотела, он бы и вовсе не был втянут в семейную драму, какой бы она там не была. Но он не отпустил и возможно, чтобы там ни случилось с ее мамой, каждая потраченная минута на поиски Энн может быть фатальной, и это он виноват. Кто мог знать, что Энн следует искать у него. Он кусает уголок нижней губы. Квартира ему все же не нравится. Район не нравится. Лучше ему отвлечься на эти мысли, чем на попытки сейчас обвинить себя в чем бы то ни было, из-за чего вчерашний хороший (да, блядь, вполне себе хороший) вечер обернется в ненависть еще одного человека к нему. И без ненависти Энн хватает тех, кто его терпеть не может. Ниган под углом смотрит на тумбочку. Энн скрылась в ванне, и у него есть пара минут на любопытство, с которым он кончиками пальцев подхватывает край выдвижного ящика и немного тянет на себя. Какие-то бумаги, по которым он проходит лишь беглым взглядом. Разная мелочевка, до которой никогда не доходят руки, чтобы выкинуть, ведь иначе объяснить наличие растянутой черной резинки для волос он не сможет. Больше его внимание привлекает лежащий на дне ящика вибратор. Во всей его красе. — Так вот ты какой, Алехандро…. Какой-то ты несуразный малый, — Ниган хмыкает себе под нос. Это почти как знакомство с парнем (наверное) той, с кем ты накануне вечером трахался (можно ли это назвать изменой?). Или это полный ебанизм. Не более. Ниган хмыкает еще раз. Как это все не назови, конкуренты ему не нравятся. Даже если конкурент это дорогостоящий фаллоимитатор, работающий от аккумулятора. Кстати о нем (об аккумуляторе) — Ниган под еще один короткий "хм" тянет на себя провод от зарядки, пряча тот в своем внутреннем кармане пиджака. Может у Энн есть в наличии и запасной, но может это ее немного позлит. Ниган ради этого только и стащил провод от зарядки — чтобы позлить — не ради же еще чего. — Как я и сказал, я никуда не спешу. Предположим, у меня оперативная работа где-то в том же районе, где находится пансионат твоей матери…. Хотя вернее мой осведомитель в нем работает и застать я его смогу скорей там, чем дома, — он оглядывает Энн быстрым взглядом. Она сделала все, чтобы избавится от вчерашнего шалавистого вида, даже попыталась скрыть засос на шее, что бессовестно оставил он ей прошлым вечером. Ниган это никак не комментирует, только отходит в входной двери, распахивая ее: — Поехали?***
Ему хватило знаний о городе, чтобы он миновал все утренние пробки с унылыми лицами людей, пытающихся добраться до своих рабочих офисов. Нигану хватило такта не задавать лишних вопросов, уделяя внимание больше дороге и светофорам, чем сидящей рядом Энн, что уныло пялилась в окно, так и не заговорив сама ни разу за все время поездки. Был рад, что они ограничились взглядами, когда он настойчиво продолжал держать дверь открытой, дожидаясь, когда она уже примет факт очевидного: он хуй уедет. Ниган, не спрашивая разрешения, успел закурить, приоткрыв немного окно со своей стороны, плавно трогаясь после с места, когда загорелся зеленый, перестраиваясь в нужный ряд, чтобы не пропустить поворот к пансионату. Адрес пансионата он, конечно же, не знал, а про осведомителя соврал. Более или менее правдоподобная причина, чтобы он мог поехать с Энн (сам все еще не понимая, а зачем). То, что она "поверила" в эту хуевую ложь и сказала, куда ехать (хотя раз у него там работа, говорить адрес ему бы не пришлось), вполне дало Нигану понять, что он поступил правильно, когда решил не уезжать и быть с Энн. Девчонка вчера, сидя на цепи в подвале, с не очень возможно хорошим разрешением дерьма, в которое влипла, и то была менее потерянной. Наверное, на всех проблемы с родителями влияют так. Выбивают почву из-под ног. У Нигана бы тоже тряслись руки, разбуди его кто среди ночи и скажи, что его мама в беде. Пусть он и встречается с матерью раз в полгода на какой-нибудь большой праздник (чаще на эти семейные посиделки его тащит Джон, и он едет туда ради брата), но мать и отец, коим стал для него Фрэнк, отец Джона, все же его семья, люди, которыми он дорожит. И ему хочется верить, что руки будут трястись, и что он не настолько потерялся в своей боли после смерти Люсиль, чтобы изговнять все хорошее внутри себя. Он ждал, уж быть честным, увидеть государственный хоспис. Серое здание, что за милю несет смертью стариков. Наверное, нечестно было судить по району, в котором живет Энн, по ее работе (работам), по ее хреновому прошлому с наркотиками, чтобы не выглядеть удивленным, когда их пропустили через пост охраны на территорию хорошего и явно очень дорогого пансионата. Он бы и сам с удовольствием лег в такой, чтобы уже сдохнуть. Он глушит двигатель и почти открывает рот, чтобы спросить, откуда у нее взялись деньги на подобное место, и что ему нужно знать, чтобы быть заранее готовым вытаскивать ее жопу из беды. Но вопрос остался невысказанным вслух. Он только тяжело вздыхает, одергивая себя и отвешивая мысленный подзатыльник. Не сейчас ему подобные вопросы задавать. Даже если она кому продала свою дерьмовую почку, а быть может в своей заднице перевозит наркоту. Потом разберется. Пусть у нее сейчас голова болит только о матери. — Не люблю я такие места, — выдыхает Энн, глядя на здание пансионата. Прощаться с Ниганом и выходить из машины она не торопится. Как и благодарить (не хочется звучать заезженной пластинкой) или спрашивать, на кой черт ему это все понадобилось. Сомневается, что у него тут реально есть осведомитель, хотя повод не так уж и плох. Кто его знает, зачем. Возможно, он привык помогать бедовым, а может боится, что она опять влезет в какое-то дерьмо, которое разгребать придется ему (опять-таки непонятно, почему именно ему). Но Энн благодарна куда сильнее, чем сказала прежде. — Похоже на хоспис. Я знаю, это не одно и то же. Только вот и в хосписе, и в таких местах люди доживают. Столько, сколько им осталось. Так что разница не так и велика. Здание, как и вся прилегающая территория, совсем не похожи на то место, в котором ей доводилось побывать. Здесь все дорого, чисто, ухоженный парк, комфортные комнаты. Даже улыбки у медицинского и обслуживающего персонала кажутся искренними (еще бы — за такую зарплату). В том месте было по-другому. Нет, люди старались, конечно, старались. Но государственный хоспис не идет ни в какое сравнение с частным пансионатом. В хосписе пахло смертью. Здесь же…скорее каким-то осмысленным увяданием. За отцом хорошо ухаживали, но он вернулся умирать домой. — Наверное, это семейная аллергия. Мой отец…, мой родной отец, он…. Да, твою мать. Я так надеялась, что он уже уехал. Suka, — цедит Энн, сдерживая первый порыв разбить себе голову об торпеду. Через две машины от них на парковке, опираясь о чистенький, будто отполированный джип, стоит мужчина. Рубашка, джинсы. Должно быть у него сегодня выходной. Он смотрит прямо на Энн и вполне приветливо ей машет. «Вот же говнюк». Конечно, Ричард приехал. Куда ж без него. — Мне пора. Если не сменишь бар и кофейню, еще увидимся, Ниган. — Блядь…, его здесь еще не хватало…, — Ниган говорит это в пустоту салона, потому что Энн, не дождавшись от него ответа на прощание, быстро выскользнула из машины, хлопая тяжелой дверью. Он подается ближе к рулю, наваливаясь на него грудью, с места продолжая смотреть на Энн и, сука, Ричарда, который вот же, блядь, судьба, является ее братом. Сводным. Но — «сука» — все же братом. И вот же, «блядь», ебаная судьба: нужно было сделать ей так, чтобы Ниган и Ричард друг друга на дух не переносили, сталкиваясь не раз по работе. Не раз, пока Ричард работал в отделе нравов, и не раз, когда перевелся в отдел внутренних расследований. Крыс из внутренних расследований никто и никогда не любил, но Ниган и его отношение к Ричарду — это нечто выходящее далеко за пределы "люблю-не люблю". Ниган просто не мог поймать Ричарда за руку, а собственные так и чесались, чтобы дать тому по его вечно улыбающейся физиономии. Ниган и сейчас скрипит зубами. И чудо (наивысшее чудо), что он сразу не выскочил на улицу за Энн, а остался в машине, позволяя себе это разумный поступок, как аванс на будущее, что наступит вот-вот.***
— Привет, Энни. Это его гребаное "Энни". Сладкое, приторное, вязнущее на зубах "Энни". Она мысленно передергивает плечами, щурясь от солнца, стараясь не выдать своего раздражения. Вчера, несмотря на то, что ей довелось посидеть и едва ли не поседеть в гребаном подвале, был весьма неплохой («ладно, хороший») вечер. Приятное разнообразие в череде похожих друг на друга дней. «Хорошего понемножку, да?» — Что с мамой? — вместо приветствия спрашивает Энн. Она искреннее надеется, что он не только приехал, а уже уезжает, и ей надо это знать. Она не выдержит столько времени с ним наедине, с ними двумя. Мама и Ричард в одной комнате с Энн — это настоящий кошмар и испытание. Мерзкий голосок напоминает, что мама может быть без сознания, и Ричард не будет столько ждать рядом (скорее всего). «Хоть бы ты уезжал». — Почему ты с ним, с Шилдсом? У тебя…, —внимательный, цепкий взгляд, которым Ричард оглядывает ее, ощущается физически, — неприятности? Я надеюсь, ты не начала по новой? — Сомневаюсь, что тебя это касается, — она ежится под курткой, — но я обязательно поставлю тебя в известность первым, если вновь сяду на иглу. Кто знает, может я начну вновь барыжить, и тогда тебе не придется платить за это место. — Сейчас не до шуток. Речь о нашей матери. «Ну-ну. Поэтому ты сплавил ее в пансионат». — Раз уж мы говорим о матери, ты скажешь, что случилось? — Тебя не могли найти. Где ты была? Все в порядке? Энн под прикрытием длинных рукавов сжимает руки в кулаки. Как же хочется ему вмазать по морде за это его псевдо беспокойство, за эту его талантливую игру в заботливого старшего брата. Джон — вот кто заботливый старший брат, а Ричард всего лишь хороший актер. Мама ему всегда верила больше, чем ей. Энн вздыхает и слышит, как позади нее открывается, а затем закрывается дверь машины. Писк сигналки. «О, нет. Нет-нет. Уезжай». Ниган сидит, цепляя взглядом каждую деталь. Хотя бы то, как Энн напряглась в плечах. Ее спина стала прямой. Он уверен, что будь ему доступно сейчас ее лицо, он легко разглядел бы там все причины, по которым ему следует уебать ее братца на месте. Почему-то Нигана не удивляет это. Как и следующий его шаг, с которым он уже на улице, спокойной и размеренной походкой идет к Энн и Ричарду (в затылке стучит, что он поступает верно). Она не просила его о помощи. Вчера тоже не просила. — У нее абсолютно все в порядке. Ну, возможно, немного не выспалась, — Ниган походит со спины, мягко скользит ладонью по пояснице Энн, вставая достаточно к ней близко, — ты вероятней всего уже собрался уезжать. Мы не станем тебя задерживать. Но прежде, чем уедешь, есть то, что нам с ней нужно знать до того, как мы пойдем к ее матери? Что-то, что тебе передали врачи? — он научился разговаривать с Ричардом, не выдавая своих истинных желаний. Спокойно. Равнодушно. Ниган лишь раз орал в кабинете Филиппа, как его бесит эта сука, и что он хочет его пристрелить на месте. Филипп не просил его успокоиться. Один срыв на десятки улыбок, которые уже бесили Ричарда. Ниган и сейчас очень спокойно ждет, когда Ричард ответит. Ниган просто за ним наблюдает. За всем этим смятением, что под кожей и, сука, идеальной внешностью психа. Энн ожидала, что Ниган наконец-то посчитает, что его долг перед обществом (или перед союзом баристов, барменов и бывших наркоманов, кто его знает) выполнен, и он может спокойно ехать по своим делам. Любой бы на его месте так и поступил. Так, например, тот же любой внял бы совету умного человека и не стал лезть в дела местной банды. «Видимо, у нас обоих проблемы с кукухой», — ухмыляется Энн. Забавно, но напряжение в спине стало меньше, когда Ниган встает рядом с ней. Ладонь на ее пояснице, и мысли на секунду скачут в направлении прошедшей ночи. «Может он просто не может покинуть мою прекрасную задницу». Ей не нравится (или непривычно), когда за нее заступаются, когда ей помогают. В общем-то все в порядке, Энн привыкла справляться сама. Давно уже привыкла. Ей сложно принять чужую заботу, помощь, но сейчас, когда знаменитая улыбка Ричарда едва заметно, но Энн это видит, меркнет, ей так и хочется прижаться к Нигану покрепче. Просто чтобы стереть гребаную улыбку с лица человека напротив. Но тело и разум слишком хорошо помнят, что бывает, когда дразнишь зверя. Поэтому Энн не шевелится, только наконец руки расслабляет, и набрасывает на себя спокойно-равнодушный вид. Совсем как у Нигана. — Хм, — немногословно издает Ричард. Взгляд, как шарик в игре в пинг-понг. Туда-сюда. От Нигана к Энн и обратно. Ей не очень-то нравится то, какой более радушной становится вдруг улыбка Ричарда. «Что ты там себе надумал?» — Привет, Шилдс. Не знал, что ты занимаешься частным извозом. Надеюсь, что это не от отчаяния. Слышал, последнее дело стоит на месте. Сочувствую. Если нужна помощь, всегда рад помочь. «Как же. Сочувствует он». Энн понимает, что они наверняка сталкивались по работе. «Но кофе с пончиками явно вместе не пьют». Когда два мужики друг друга, мягко говоря, не переваривают, это ощущается. Это видно по их улыбкам и напускному спокойствию. Да, она не так хорошо знает Нигана, но Энн отлично знает Ричарда и знает, что скрывается за всеми его улыбками. — Она выпрыгнула из окна. «Блядь!». Энн не меняет выражения лица, хотя спина вновь напрягается. Хочется прикусить губу до крови, чтобы отвлечься, но черта с два она покажет Ричарду свое беспокойство. — Забыла, где она. Переволновалась и пыталась сбежать. Перелом правой голени, трещина лучевой кости правой руки, ушиб головы, сотрясение, но все более-менее. Она сильная женщина, — акцент на "сильная". Где-то за кадром осталась фраза про то, что дочь явно пошла не в мать. Он ведь знает, что родной отец Энн не стал дожидаться, когда рак желудка сожрет его. Наверняка, считает это слабостью. Энн же всегда думала, что отец пытался их защитить, как мог. Не хотел, чтобы и дальше все деньги уходили на попытку поддержать в нем жизнь. — Она в сознании и ждет тебя, — еще один акцент. Уже на "тебя". Беглый взгляд на Нигана. Ричард — король тонких намеков и властелин гребаных акцентов. «Козел». — Сегодня у Виктории хороший день. Почти не путается. Тебя искали, не смогли дозвониться, — мягко укоризненный тон. Старший братик в строю. — Надеюсь, у тебя все хорошо? — У меня все лучше некуда, Ричард. У моей матери отъезжает крыша, и она прыгает из окон. Куда уж лучше могут быть дела-то. — Не переживай, Энни. Лечение оплачено, у нее отличный уход и первоклассный врач. «Чтоб тебя машиной переехало. Вот этим вот охуенным монстром Нигана, например. А я бы сидела за рулем с бокалом безалкогольной Маргариты». — Все наладится, она поправится. — Ага, а врачи найдут лекарство от Альцгеймера, и мы все вместе отпразднуем день Благодарения. — Кто знает. Элис и мальчишки будут точно тебе рады. «Я не нравлюсь твоей жене, и ты это прекрасно знаешь». — Ладно. Спасибо, что заехал. Мы пойдем. И, Ричард, пришли мне копию счета, — она идет вперед, обходя Ричарда, но он все же преграждает ей путь. Рука ложится на плечо. Наверное, стоило ей увлекаться какими-нибудь единоборствами. Сломала бы ему гребаную руку, и хрен с ними с последствиями. — Ты знаешь, что это не обязательно. Мне не сложно. Она и моя мать. «Она жена твоего отца, это не делает ее твоей матерью». — Ты знаешь, что очень даже обязательно, — в голос Энн просачивается яд. На сегодня лимит общения с Ричардом явно превышен. — Пока, Ричард, — Энн ускоряется и идет в сторону здания. Лишь отойдя на приличное расстояние от парковки, она наконец-то замедляет шаг и резко выдыхает. Ниган непроизвольно напрягает руку, когда чувствует вновь возникшее напряжение Энн, ведет осторожно вдоль ее поясницы таким же непроизвольным жестом, как если бы целенаправленно пытался ее успокоить, прекрасно уже зная, что его прикосновения к ней способны это сделать. Ниган не знает всей подноготной отношений Ричарда с Энн, но не возникает подобного напряжения на пустом месте, и Ниган привык доверять своим инстинктам, первым ощущениям, первому впечатлению. К тому же, он уже успел уяснить, что отношения Энн к людям довольно своеобразное, но честное — и ему это в ней нравится. Они в этом с ней похожи. И потому, он даже не будет задавать вопросов ей, что сделал Ричард, от чего у нее позвоночник как струна при нем. И все его вмешательство в семейную “идиллию” ограничивается лишь тем, что он подошел, не оставаясь в стороне. Он не перебивает Ричарда. Не вставляет свои комментарии. Стоит рядом с Энн. Слушает. И играет в гляделки с мужчиной, у которого вновь все идеально на лице. Секунды первого замешательства и следа не оставляют на маске "потрясающего человека", заслуживающего звание семьянина года, работника года и всего остального с припиской "лучший". Ниган только коротко хмыкает себе под нос. Думает, что этот разговор пора бы заканчивать и просто подтолкнуть Энн аккуратно в сторону входа в пансионат, прощаясь за нее (и за себя заодно) с ее братом. Может бросить ему напоследок какую-нибудь едкость, глянув, как вновь пойдет по швам его лицо, и как в небесных глазах промелькнет все еще неуловимое, что как-то Нигану удалось на секунды ухватить, чтобы увидеть все нутро Ричарда. Но чтобы это поймать вновь, нужно быть очень внимательным и знать, что именно ты ищешь. Шилдс коротко кашляет. Краткий намек для Ричарда, что ему пора проваливать. Замирает взглядом на его руке, что легла на плечо Энн. Этот шаг ближе такой же непроизвольный, как и ладонь на пояснице, с готовностью сломать к херам собачьим эту руку на плече Энн, если Ричард разучился понимать намеки, что недвусмысленно читаются во взгляде Нигана. — И все же…, — Энн уже ушла на несколько метров вперед, шагая быстро, удаляясь от двух мужчин. Догнать успеет только у входа. Но он все же останавливается, равняясь с Ричардом на одной линии плеч, поворачивая чуть голову в его сторону, когда тот говорит: — Что тебе нужно от моей сестры? — Съебался бы ты лучше, пока я все еще в хорошем настроении, — Ниган улыбается, приподнимая уголки губ, но взгляд выдает его желание оторваться стоящему рядом голову, можно руки, заодно и ноги. В целом, он не будет возражать, чтобы собственноручно расчленить Ричарда и сбросить его по кускам в реку. Он равнодушно цокает языком, а после широким шагом, ускоряя его, идет в сторону Энн, догоняя ее быстрей, чем ожидал. — Вот же говнюк. — Скорей, тот еще пидар, — Ниган чувствует спиной, что Ричард все на том же месте, где был и секунду назад. Стоит. Смотрит. Провожает взглядом. Ниган успевает подумать о том, что Ричард может теперь сделать, при условии не самых радужных отношений между ними, и насколько он ошалелый старший брат. Нигану все же стоит после у Энн об этом спросить. Чтобы как минимум быть готовым к дерьму. — Стой, — они прошли всю парковку, и до входа осталось протянуть руку и открыть дверь, но Ниган цепляет пальцами локоть Энн и останавливает ее, — ты готова? Я понимаю, этот вопрос может показаться максимально тупым, но все же… это твоя мать, и то, что с ней произошло…. Просто, если тебе нужна минута успокоиться, ты должна это сделать и только потом идти к ней. — Да в порядке все со мной, — огрызается Энн, отдергивая руку. «Нихуя не в порядке». Все совсем не в порядке, и ей не удается это скрыть. Это бесит и раздражает. Энн не любит, когда люди замечают, что там под слоями блесток, розового и воздушного. А Ниган вдобавок чересчур уж внимательный. «Чертов коп». Конечно, он же детектив, ему по долгу службы положено. Должно быть это работает на уровне рефлексов, вроде как и напрягаться не приходится. В этом нет его вины, но она все равно злится. — Знаешь, я боюсь, что не потяну твои расценки частного телохранителя. Да и живу я в дерьмовом районе, плюс не слушаю умных людей и постоянно влезаю, куда не просят. Я таким макаром лишу ваш участок детектива Шилдса. Не могу позволить себе обречь город на подобное. Так что, спасибо, офицер, я и сама прекрасно справляюсь, мне не нужна…. «Блядь». Перед глазами (а также в носу) встает вновь тот подвал. Цепь. Звуки болгарки сверху. Крепкие парни Исайи. Укол. Как бы она справилась, если бы Ниган не пришел? И каким бы долгим оказался разговор с Ричардом, не будь сейчас рядом детектива Шилдса? У Ричарда определенно было настроение поболтать, но только не в присутствии Нигана. «Твою мать». — Ладно, пойдем. Пообщаешься со своим осведомителем заодно. Прям вижу по глазам, как ты торопишься.***
Он знает, что ему не обязательно продолжать оставаться, и он может с самой наичистейшей совестью ехать по своим делам (работу никто не отменял). От него в принципе здесь никакого толка, но вместо этого Ниган достал телефон и позвонил Филиппу, чтобы предупредить о том, что его не будет на утренней планерке, и он помнит о том, что должен сдать отчет, который задерживает вот уже как третий день. Он не вмешивался в диалог Энн с врачом и ничего ей не советовал, когда она подписывала отказ от претензий. По его мнению, персонал мог смотреть и внимательней, особенно при условии суммы, что они берут за работу и пребывание в своих стенах, а то, что у них какие-то проблемы с нехваткой людей — не ебет его это, как клиента, который заплатив деньги, ждет выполнения всех обязательств по договору. Но он бы возразил — позволил бы себе это сделать — если бы врач, беседующий с Энн, сразу не сказал, что вину полностью пансионат признает, и лечение будет покрыто не за счет Энн и ее дополнительных смен на десятой работе, чтобы это лечение оплатить. Он недовольно поджал губы, думая об этом. Она такими темпами и правда может связаться не с теми людьми, но эти люди будут платить гораздо больше, чем дает возможность заработать в баре или же на утренних сменах в кофейне. В центре также много не заработать, Ниган прекрасно знал размеры зарплат. Во многом работа с местной детворой и помощь им — больше волонтерская деятельность. А Энн нужны деньги. Судя по диалогу с Ричардом, она не больно рада, что он хоть как-то вкладывается в оплату лечения ее матери. Лечащий врач наговорил ей уйму умных вещей, от которых Энн отмахивалась, желая узнать суть. Да, ей стыдно, что она так торопится увидеть маму, убедиться, что она действительно в порядке (в каком может быть), чтобы смотаться домой, достать Алехандро и просто отключить мозги. «Хер там плавал. У тебя смена в кофейне, а вечером в бар. Хватит отлынивать». Может оно и к лучшему. Работа — лучше, чем очередные кулинарные извращения, которыми некого особо кормить. Ну поделится с соседом, а остальное? Кошкам и собакам оставить? Энн вздыхает, глядя на мать. Вроде действительно спит. Врач сказал, что ей не больно (и откуда ему знать? он что ли выпал из окна второго этажа — спасибо, что кусты под окном смягчил падение), что сотрясение незначительное, трещина и перелом не угрожают ее здоровью. «Главное, чтобы она не забывала про свое состояние. Смешно. Ведь проблема в том, что она как раз забывает». Ей очень хотелось спросить, какого хрена сиделки не было рядом, и почему на гребаных окнах нет решеток. «Ну, конечно. Мы не хотим, чтобы наши постояльцы думали, что они в тюрьме, поэтому у нас нет решеток. У нас очень внимательный персонал. Мы заботимся о ваших близких, как о своих». О, да. Энн на собственной шкуре знает, как некоторые "близкие" заботятся о родных. О ней тоже "заботились". Но кажется, они действительно испугались. В какой-то момент рядом с ней мелькал местный управленец, за ним бледной тенью маячил юрист, и они размахивали какими-то бумажками. Любопытно, конечно, что Ричард ни словом не обмолвился о том, что лечение будет полностью за счет пансионата. Несчастный случай, нехватка персонала, загруженность, блаблабла. На несколько секунд не утихшая после встречи с Ричардом злость приказывала ей порвать сраную бумажку, побрызгать слюной и орать про суд. Тогда бы удалось выбить из них денег. Но Энн устало подписала бумажку. Может они и правда не виноваты. Может сиделка действительно разрывалась между двумя пациентами. Да и мама ее всегда обладала неуемной энергией. Может это вообще вина Энн? Могла бы и чаще приходить. — Не сутулься. «Ах-да. Поэтому я не так часто сюда прихожу», — думает Энн, выпрямляя спину. Проще сделать, чем спорить. Виктория открывает глаза, и ее взгляд сосредоточен и решителен. Значит сегодня хороший день, по мнению врачей и Ричарда. Кто знает, вдруг легкий удар по голове — это то, что нужно при Альцгеймере. Она не успевает спросить у матери про ее самочувствие и тотчас жалеет об этом. Битва проиграна до начала. — Ты неряшливо сегодня одета. У Виктории волосы убраны в аккуратную косу. Коса лежит на подушке так, словно ее по линейке укладывали. Рыжие волосы недавно подкрашены. На губах легкий блеск. Виктория всегда выглядит безупречно, потому что «встречают по одежке». Да. Энн сто раз об этом слышала. — Эти джинсы не по твоей фигуре, а толстовка…. Это что? От сигареты? Ты снова куришь? «Да я и не прекращала». — А ты, как я слышала, нашла себе новое хобби? Прыжки из окна без парашюта — круто. Не знала, что ты адреналиновый маньяк, — она позволяет себе эту колкость. Мерзкий голосок злорадно хихикает, а совесть жрет ее, как голодные мертвецы в одном сериале плоть живых. — Это была случайность, — поджимает губы мама и устраивается удобнее. Она чуть морщится, когда шевелит сломанной ногой. Может специально, а может ей действительно больно. Энн так и не научилась понимать собственную мать. «Хоть в этом мы похожи». — Ты видела Ричарда? Он волнуется за тебя. Меня беспокоит, что вы мало общаетесь. Когда меня не станет, у тебя останется только он. Семья — это важно. Энн нервно постукивает пяткой, вжимает ногти в ладонь, чтобы не сорваться и не начать бессмысленную ругань. Она все равно проиграет. Можно уметь играть словами, быть вполне себе неплохой актрисой, умело переводить тему и так далее, но почему-то с родителями зачастую это не работает. Тебе вдруг снова пять лет, и ты неловко пытаешься свалить вину за разбитый сервиз на кота, а потом извиниться, потому что все и так знали, кто его разбил. — Да ладно, мам. Ты еще нас всех переживешь, — «ох, она все равно к нему вернется», — Мы разминулись. Он торопился на работу. Он же важный человек и все такое. Она прикусывает язык, понимая, что зря упомянула работу Ричарда. Виктории не нравится, что ее дочь в "таком" возрасте занимается какой-то малозначимой работой. «Давать людям заряд энергии по утрам и возможность расслабиться вечером — это важно. Не говоря уж про работу в центре». По мнению Виктории Энн зарывает свой талант в землю. По мнению Энн, ее талант в том, чтобы быстро и качественно делать кофе и умело определять, кому можно еще один коктейль, а кому хватит. Но ее мама не садится на свою любимую лошадку. Ее мама внимательный человек. Она кое-кого замечает. «Может у бывших школьных учителей и копов есть что-то общее?» — Сэр, простите…, — Ниган поворачивает голову на голос, замечая девушку ростом не выше Энн. Она смотрит на него строго. — У нас нельзя курить, — она кивком указывает на его руку, в которой между пальцами он мял фильтр от сигареты. Он и не планировал курить, просто хотел чем-нибудь занять руки, пока стоит рядом с входом в комнату матери Энн, слушая их разговор, но не показываясь им на глаза. — У вас нельзя и проебывать пациентов, чтобы они летали вниз головой из окна, но на то и правила, чтобы их нарушать, не так ли? — он дергает бровью, смотря спокойно, выжидающе. Наступает словами на мозоли. Медсестра отвлекла его от размышлений о том, что как только он освободится, ему нужно найти Джона и поговорить с ним об Энн. О том, что им нужно найти ей квартиру лучше. Не в таком хотя бы уебищном районе, в который он не хочет ее больше отпускать одну. И по той же цене. Ниган не тупой, понимает прекрасно причины, по которой Энн живет там, где живет. Но: как его никто не просил ехать с ней в пансионат и ждать ее здесь, маяча тенью в коридоре, так он найдет ей и квартиру без ее одобрения. — Кто это? — Где? — Мужчина, который отирается возле двери и подглядывает. Ты его знаешь? — Это…ммм, — мнется Энн, реально не зная, как назвать Нигана. — Это твой молодой…хм, твой парень? И ты привела его сюда? Когда я в таком состоянии? «Да ты выглядишь лучше, чем я!». — Пусть зайдет, раз он уж здесь. Заходите! — Виктория повышает голос, стараясь приподняться выше. Разумеется, она должна быть при полном параде, когда встречает "парня" своей дочери. «Интересно, если я скажу, что он коп и привез меня сюда, через сколько секунд она решит, что я что-то натворила?» — Мам, он не мой… Он все же убирает сигарету обратно в пачку, пряча ту в карман. Как раз в тот момент, когда его замечает хозяйка комнаты, обращаясь к нему. Знакомство с родителями Ниган не планировал. Уж точно не после одной совместной ночи. Даже вечера. Пусть и секс был не единожды. Даже пусть он разделил пиццу с кем-то еще, и это важней, чем какой-то секс. Но это все еще без обещаний. И обязательств. Чтобы аж до знакомства с мамой. Он прям чувствует на физическом уровне, как Энн сейчас смутилась его присутствию. И именно это заставляет его смелей шагнуть в комнату. Он ей даже успевает подмигнуть, встречаясь с ней взглядами. — Я ее друг, миссис Роудс. Меня зовут Ниган, — Шилдс подходит ближе к кровати с лежащей на ней женщиной. Та, даже в подобном состоянии, выглядит красивой. Тот тип красоты, что даже в глубокой старости может заставить мужчину свернуть себе шею, провожая женщину взглядом. Он улыбается мягко, принимая ее руку с аккуратным пожатием. Они с Энн не похожи друг на друга. — Виктория. Зовите меня так. — И это моя вина. В том, что Энн не успела привести себя в порядок перед поездкой к вам, Виктория, — у него зуд под кожей до этих слов, в желании почему-то защитить Энн от тех замечаний, что она услышала от матери. Теперь он даже понимает, почему она настолько необычно для себя выглядела в тот день, когда пришла в центр и застала его тренировку. Он понимает. Потому что сам всякий раз пытается выглядеть лучше, только не перед своими родителями, а перед родителями Люсиль. Как будто они не видели его в худшие из его дней, и он все пытается кого-то обмануть. — Она, беспокоясь обо мне, привезла мне еды, пока я дежурил в машине у дома подозреваемого. Ей пришлось придумывать, как не выдать меня, так как район, где я был, не самый лучший. Девочка в хорошей одежде там бы сразу бросилась в глаза. — Так вы тоже полицейский? Как и Ричард. Он брат Энн. Вы знакомы с ним? — Конечно. Ваш сын один из лучших в нашем участке, — улыбка становится чуть более приторной, фальшивой с ложью о человеке, чья голова смотрелась бы идеально на пике. Но матери Энн знать о настоящих отношениях Нигана с Ричардом совершенно не обязательно. — Энн вам действительно помогает? И как же вы с ней познакомились? Милая, почему ты мне о нем не рассказывала? Энн кидает на Нигана взгляд, что говорит громче любых слов. Во взгляде определенно читается: «беги, съебывай, проваливай», но: либо она не так хороша в невербальном общении, либо Ниган не умеет читать по глазам. «Или он нарочно. Козел. Так и знала, что придется расплачиваться». — Ма, Нигану, наверное, пора. Ноль внимания (не считая подмигивания со стороны мужчины — «вот жук»), что от матери, что от Нигана. «Сейчас они сговорятся и будут продумывать способы эффективного воспитания моей незрелой персоны». Глаза матери смотрят внимательно, ощупывая "друга" дочери с головы до ног. Даже не скажешь, что эта женщина психически нездорова, мягко говоря. Виктория поправляет волосы тем небрежным эффектным движением, от которого мужики штабелями ложились к ее ногам. Ее мама всегда получала неслабое такое внимание от представителей противоположного пола. Ей нравилось это внимание, но большинство и не представляло с каким айсбергом они столкнулись. Мама была (и остается) непрошибаемой. Только двоим повезло завоевать ее. Иногда Энн кажется, что обоих ее отцов подкосила именно любовь к этой женщине. Наверное, это все проделки того же мерзкого голоса, отговаривающего ее навещать мать почаще. Энн садится на стул, чтобы не начать нервно расхаживать по комнате. Лучше не отвлекать на себя внимание матери, пока она занята новым "другом" Энн. «Представляю, что она там себе надумала». — Я очень надеюсь, что ваше знакомство никак не связано с тем, что Анна вновь оказалось участником немыслимой, скверной авантюры. Ее мать когда-то преподавала литературу. «Ах вот как это называется. Авантюра». — Милая, так как почему я только сейчас слышу о твоем новом друге? «Потому что я познакомилась с ним не так давно. А вчера мы переспали. Дважды». Давненько ей не хотелось провалиться сквозь землю и долететь аж до самых котлов. Там ее и то ждет более спокойная обстановка и радушные лица. — Потому что нечего особого рассказывать. Мы знакомы недавно. Познакомились в центре. Немыслимо скучная история и никаких авантюр. — Вот как, — взгляд матери с подозрением сосредотачивается на дочери. Энн больше нравилось, когда внимание Виктории было приковано к Нигану. Она понимает, куда именно упал ее взгляд, и вжимает голову в плечи. «Если показать ей его спину, она отвлечется?». — А это тоже часть скучной истории? — Синяк. Мячом прилетело на игре. — Конечно, я так и подумала. Очень похоже. И чем же вы занимаетесь в центре Ниган? Ставите на путь исправления подростков, как пытается моя дочь? Ниган коротко усмехается. Будь он зол на Энн (в том состоянии, в котором пребывал вчера), он бы всенепременно обсудил бы с ее матерью эту '"авантюру", в которую ее дочь не просто влезла, а влетела, выбивая с разбега дверь (ну или ломая себе плечо, так как с ее параметрами скорей победила бы дверь). Но Ниган может достаточно еще и злится на Энн за то, что та его совершенно не слушается, только в этом они разберутся сами. Возможно, еще пару раз переспав, после того, как он ее хорошенько оттрахает, мозги встанут в нужные пазы ее черепа, заставляя наконец-то их работать в правильном направлении. Этот план ему нравится больше, чем начать жаловаться ее матери, настраивая Энн против себя. У них только-только начало получаться находить общий язык. Поэтому он улыбается, подмигивая Энн, а после делает максимально заинтересованный вид мужчины, на оценку которого предстала красивая женщина, что определенно любит внимание, и определенно им никогда не была обделена. Виктория из той породы женщин, что знают себе цену, а Ниган прекрасно знает этот тип женщин и редко, когда с подобными позволял себе связи, потому что не был готов всецело им себя посвящать. Его слегка удивляет, почему Энн не унаследовала подобного, хотя он и быстро находит для себя ответы с мыслями, что в Энн слишком активно бунтарство, с нежеланием соглашаться с чем-то чужим. Так уж ей лучше живется, наверное. На его лице еще одна усмешка, когда Виктория замечает засос на шее своей дочери, что она так пыталась от нее скрыть. Эту тему тоже определенно не стоит развивать. Хотя бы потому что Ниган определенно не планировал знакомство с родителями. Уж не на второй же день после близости, что случилась спонтанно. Это знакомство такое же спонтанное — вот пусть таким и остается. К тому же, завтра Виктория его может и не вспомнить. Херово так думать, но ее болезнь им даже на руку. Энн после может притвориться, что никакого ''друга'' и не было. — Я всего лишь тренирую детвору. Баскетбол, бейсбол, — он жмет коротко плечами. С его стороны это звучит довольно скромно, хотя ему есть чем гордиться и рассказать он может не об одном прошедшем через него подростке, кому он обеспечил стипендию и возможное будущее в колледже. Впрочем, Ниган может трындеть о чем угодно, выпячивая грудь, и бить в нее с гордостью и раздутым эго, но не о своей работе в центре. — Я, пожалуй, вас действительно оставлю, — он переводит взгляд на Энн, коротко шагая к кровати, сокращая расстояние, — было приятно с вами познакомиться, Виктория. Он улыбается мягко, по-доброму, принимая руку женщины в свою очень осторожно: — Вы невероятно красивая женщина. Не падайте больше из окна, безумно будет жаль, если мир лишится такой красоты, — он, выпуская женскую руку из своей, отходит от кровати и двигается в сторону выхода из комнаты. — Я если что буду в машине. Не спеши. До работы подвезу, — он еще раз переглядывается с матерью Энн, машет ей на прощания и скрывается после в коридоре. «Вот же засранец», — с отчаянием думает Энн, глядя в спину Нигана. Ее одновременно раздражает то, как он комплименты свои дурацкие расточал, и успокаивает факт того, что Виктория, пока купается в лучах своей неотразимости, которой и возраст не помеха, забудет о порции нравоучений. Если они действительно в кои-то веки разойдутся на мирной ноте, Энн купит Нигану пиццу (ту самую, последний кусок которой он пожалел для жертвы похищения). — Он вроде приятный мужчина. И у него хорошая профессия, — акцент на профессии. Да, Энн прекрасно помнит, что мать не слишком одобряет то, что ее дочь никак не найдет свое призвание. Работа в центре почему-то не считается. Видимо, она должна как минимум спасать голодающих детей на другом конце света, чтобы получить материнское одобрение. Почему дети, живущие по соседству, заслуживает меньше внимания — вот этого Энн не понимает. Неужели мать боится, что Энн найдет у кого-нибудь в кармане наркоту и забудется, вернется на кривую дорожку? Она вздыхает, разглядывая покоцанный маникюр. — Я надеюсь, что ты ведешь себя разумно. Поздно говорить о том, что не стоит так быстро укладываться на спину в чужую постель, «А я не лежала на спине ни разу за те два раза, что мы трахались, мама». — Но надеюсь, ты не совершишь прежних глупостей. Ты же помнишь, о чем я. — Конечно, помню, — Виктории позвонили, когда ее дочь попала в больницу в критическим состоянии и с угрозой выкидыша. Впрочем, там ведь была не просто угроза. — У меня-то нет проблем с памятью. Ее мать вскидывает бровь и недовольно поджимает губы. Да, это был подлый ход. Мерзкий. Энн не сдержалась и уже жалеет об этом. «Почему мы не можем нормально общаться?» — Моя болезнь не повод ставить мне ее в укор. Тем более это не оправдание твоему незрелому поведению. Но не будем о прошлом. Не считая этого… наряда я вижу, что ты следуешь пути исправления. Он, конечно, старше тебя, но возможно зрелый мужчина — это как раз то, что тебе нужно. «Мне нужно мороженое и ванна с пеной, мам». Энн рассеянно кивает. Зрелый мужчина, конечно, будет "охренительно" счастлив получить такой подарок. Вскрываешь цветастую упаковку, а из коробки на тебя лезут тараканы. — Если ты хочешь зрелых, «Господи, меня уже тошнит от этого слова!» — Отношений, и он подходит для них, я одобряю. Знаю, тебе не важно материнское одобрение, «Как ты хорошо меня знаешь». — Но для меня важно, чтобы твой потенциальный будущий партнер не утащил тебя на дно. Вы встречались с Ричардом, верно? Что он думает о Нигане? Энн прикрывает на секунду глаза, пытается считать про себя, чтобы не взорваться. Она прячет руки в карманах, чтобы мать не видела, как она сжимает кулаки. — Меня не очень волнует, что думает Ричард о тех, с кем я трахаюсь. — Детка, — Виктория прощает дочери эту грубость. Лицо строгой учительницы сменяется лицом встревоженной матери. Энн не знает, какое из этих лиц ее пугает больше. — Тебя должно это волновать. Его волнует. Он твой брат. — Он мне такой же брат, как тебе сын! Может быть и не стоило ее бросать. Ниган и без того перешел пару личных границ, на которые ему возможно часто и плевать, но иногда Шилдс все же вспоминает о воспитании и необходимости вести себя не как полный мудак. Да и не сразу он уходит. Сначала он хочет побыть где-нибудь поблизости на случай, если все же Энн понадобится, чтобы ее поскорей вытащили из-под материнской опеки. Ниган чувствует, что без этого не обойдется. Он хочет отойти в сторону, чтобы не выглядеть подслушивающим, но его задерживает администратор, с которым не так давно беседовала Энн, подписывая бумаги с отказом от претензий. Ниган хмурится, бросая периодически взгляд на комнату, из которой доносят голоса. Он особо не вслушивается в брюзжание человека, который хочет убедиться, что Ниган здесь лишь как частное лицо, а не является представителем закона, который приехал расследовать случившееся. «Откуда только узнал». Ниган не показывал значка. И не орал на каждом шагу о том, что он коп. Ниган хмурится сильней, но не потому что чертовски сильно надоели попытки бюрократа прикрыть свою жопу, а на более повышенные тона, что начали долетать до него из комнаты матери Энн. — Я здесь лишь, как сопровождающий мисс Роудс, и я не планирую никаких расследований. Вам письменно об этом написать или вам достаточно моего устного заверения? — он звучит раздраженно. Нигана раздражает, когда люди не могут взять на себя ответственность за хуйню, в которой сами и виноваты. Тут же ''хуйня'' — жизни людей, которые им вверены. Но раздражение еще и по причине того, что из-за разговора с администратором он не может до конца сосредоточиться на словах Энн о Ричарде. Хотя ее тона ему достаточно для того, чтобы полностью нарисовать себе образ отношений сестры с братом. Понятно, что сестринской любовью там не пахнет. Ниган, игнорируя мужчину (который на удивление все же оказался более сообразительным, не стал более приставать с вопросами, поблагодарив, сразу же после удалился), достает из пиджака телефон и набирает номер Энн. Он хочет вытащить ее из комнаты матери до того, как их ссора обретет что-то непоправимое, о чем Энн после будет жалеть. Он дает ей от силы минуту. Если не выйдет, то он уже точно вмешается. — Но он МОЙ сын. Не меньше, чем ты моя дочь. Я волнуюсь о вас обоих. У него опасная работа, а ты… «Ага, а я — это я». — Ричард говорил, что ты не приходишь в гости, хотя он неоднократно звал тебя. Он предлагал тебе переехать к ним, но ты продолжаешь жить в том ужасном месте. Он говорил, что ты живешь в плохом районе. «Откуда, мать его, он знает, где я живу? Он следит за мной?» Сердце начинает биться быстрее, хотя она сегодня и кофе попить не успела. Напряженный разговор с матерью и возможность того, что Ричард следит за ней — очень опасное сочетание. — Милая, ну почему ты не хочешь жить с ним? Он твой брат! Вы семья! Это ведь самое дорогое, что может быть у человека. «Потому что твой милый сынок — ебаный псих и насильник! Но ты мне не поверила! Ты поверила ему! Так спокойно. Надо дышать. Она не виновата. Она ни в чем не виновата». В кармане начинает вибрировать телефон. Это не отвлекает, лишь еще больше раздражает. — Если это из-за того случая, он давно простил тебя. У тебя тогда была такая богатая фантазия, ты все еще переживала, что у меня появился новый… — Хватит, все! — надо было ей уйти с Ниганом. Она удостоверилась, что здоровью матери ничего не угрожает, она выполнила свой дочерний долг. Надо было уйти. — Если ты перестанешь упоминать этого мудака и вставлять его в каждый наш разговор, я больше никогда сюда не приду. Ты поняла меня? Я не хочу о нем слышать, я не хочу его видеть и знать! Я бы пожелала, чтобы какой-нибудь коп из тех, на которого он якобы что-то нарыл, взбесился и влепил ему пулю в лоб, но мне жалко его сыновей! — Anna!!! Девочка моя, как ты можешь…. Энн не слушает. Продолжает вибрирует мобильный. Она отстраняется, смотрит на экран и смахивает звонок. Если Ниган пытался помочь, то уже поздновато. «Ладно. Ладно. Хватит. Он не виновата. Мама не виновата». — Мне пора. Мой новый "друг" ждет меня. Увидимся.***
— Ты чего, обиделась? — нет, конечно, не обиделась (ну может и обиделась, он не ебет), но Ниган избирает тактику игры в дурачка, без заострения внимания на том, что слышал ссору Энн с матерью. Он догоняет Энн уже на улице. Она пронеслась мимо него, не останавливаясь, и он мог бы остановить, поймав за локоть или еще как, но дал ей пройти мимо. Свежий воздух ей будет не лишним. Ниган решил так. Он находит ее в зоне для курения, подходя ближе. — Да ладно тебе, зефирка, не обижайся. Я же не жопе отвешивал комплименты. В этом вопросе их заслуживает лишь твоя аппетитная задничка, — Ниган достает пачку сигарет, прислоняясь плечом к колонне, оглядывая бегло взглядом пустой двор, — хочешь возьму отгул и будем весь день трахаться? Первая затяжка дается с кашлем и головокружением. Пошатываясь, Энн садится на скамейку (даже в зоне для курения все сделано по высшему разряду). Она не любит курить на голодный желудок. Первая сигарета за день всегда дается ей с трудом. Иногда Энн думает, что если пропустить эту первую сигарету, то она может и курить бросит. Не пьет, не курит, не ширяется, авось перейдет на траву и овощи, займется спортом и будет эталоном человека, придерживающегося здорового питания. «Но к чему мне такая длинная, но скучная жизнь?» Она не поднимает головы, когда рядом оказывается Ниган. Смотрит на асфальт, который будто с мылом оттирали. «Не удивлюсь, если с него можно есть». Она злится. Даже не на Ричарда («да пошел он») и не на мать. На себя. Стоило привыкнуть к тому, что она не сможет не видеть Ричарда. Привыкнуть и забить. Мило улыбаться и не подпускать к сердцу все, что он говорит. Тем более стоило давно смириться с тем, что ее маму не переделать. Она та, кто она есть. Она не станет другой спустя полвека жизни. Не изменит своим привычкам, не избавится от этого раздражающего преподавательского тона и будет поучать ее, пока кто-нибудь из них не уляжется под землю (Энн, правда, предпочитает кремацию). Разве так сложно пойти на маленькие уступки и подыграть? Она качает головой, фыркая в ответ мужчине. Ей хочется сказать спасибо за то, что он не лезет в душу, не задает кучу вопросов и не пытается выяснить, что произошло. Иногда профдеформация заставляет людей забыть, что они не на работе. Однако, очередное "спасибо" заставило бы ее чувствовать себя уязвимой. Ей не нравится это чувство. — Ты ведь понимаешь, что если я скажу: нет, не обиделась, ты все равно будешь сомневаться? — она наконец-то поднимает голову и даже заставляет себя улыбнуться, — ведь мы — девчонки — такие сложные. То ли обиделась, то ли нет, мы порой сами не знаем наверняка. Что уж там. Он не сказал ни слова неправды. Ее мать — красивая женщина, а он тот самый зрелый мужчина, который умудрился заслужить ее одобрения за каких-то там минут пять. Порой ей кажется, для того, чтобы получить одобрение ее матери, нужно всего лишь не быть Энн. — Очень интригующее предложение, офицер, — «и очень смешная шутка», хотя в целом она не против провести целый день в кровати (или на диване), но это больше похоже именно что на шутку, — но не могу отнимать вас у граждан, алчущих справедливости. Да и есть еще люди, которые хотят выпить кофе, а не слушать историю неудачного свидания моей напарницы.