***
Корзинка с кексами плохо сочетается с кожаными ботфортами. Зато запах от нее такой, что к Энн никто и не приставал, хотя и не сказать, что обошлось без взглядов. Взгляды были внимательные и долгие, порицающие, откровенно вожделеющие, мимолетные, скучающие, вскользь. Стандартный набор. Медперсонал особого внимания на нее не обращал. Энн здесь не впервые (и вряд ли в последний раз, хотя хотелось бы). Да, первоначальная цель была проведать Джона, но был у нее и еще один повод. Лили Марсалис. Одна из тех беспризорниц, что загремели в больницу. Та самая, что дружит с Сарой. Девчонка узнала, что беременна, наглоталась таблеток. Еле откачали. Энн надеялась, что сможет поговорить с Лили, узнать, помнит ли она, что случилось, кто на нее напал. Не вышло. Девочка расплакалась, прибежала медсестра, и Энн пришлось ретироваться. «Она боится. Очень боится». Она ведь даже не успела толком ничего спросить, как у Лили началась истерика. «Кто сделал это с тобой, девочка?» Стук-стук. Это стучат каблуки ее ботфортов, или голос Нигана зловещим шепотом напоминает: я же просил тебя не лезть! Только вот: во-первых, он за нее не решает, во-вторых, Ниган не может быть везде. Полиция любит говорить, что они знают все, но по факту они о половине дерьма, что творится в городе, особенно в тех бедных районах, откуда родом все жертвы, не в курсе. Догадываются ли, что они, что возможно у них есть не весь список жертв? Сколько таких девчонок пропадает в городе ежедневного без следа? Сколько неопознанных трупов они находят и не стараются искать причины? Это ведь уличные девчонки, наверняка сами нарвались. Старое доброе: она надела короткую юбку — сама виновата. «Почему он убивает не каждую? Не на всех действует наркота? Что за адской смесью он их накачивает? Кто видел лицо, тому и не свезло? И почему он не прячет тела? Он обставляет все, как несчастный случай. Убита дилером, поцапалась с парнем. Наткнулась на грабителя. Передоз. Вот как с Мари. Хм. Надо бы с ней встретиться, когда вернется от тетки. Если вернется. Выходит, он много знает об их жизнях. Соцработник? Господи, у меня сейчас голова взорвется». — Интересный у тебя наряд для больницы, Энни. Ее мысли прерывает голос, который она сейчас меньше всего хочет слышать. Впрочем, Энн вообще не хочет слышать этот голос. Никогда — оптимальный вариант. Увы, «но я знала, что так будет, когда вернусь». — А ты работаешь в полиции моды теперь? Энн бы оставила комментарий Ричарда без внимания, только он оказался у нее на пути. Встал, загораживая проход к двери палаты Джона. «И какого хрена ты здесь забыл? Пришел посочувствовать? Выразить пожелание о скорейшем выздоровлении? Поверь, Ричард, без тебя тут приговоренные начнут лучше себя чувствовать». — Обязательно все воспринимать в штыки? — Ричард в своем репертуаре. Короткий, добродушный смешок, взгляд, с которым смотрят на расшалившегося ребенка. «Только я больше не маленькая девочка, козлина». — Я беспокоюсь, Энни. Тебя могут принять за ... кого-нибудь. — Ничего, мне не впервой. А если парень будет симпатичный, может я его и горловым угощу. За бесплатно. Тогда я буду не проституткой, а всего лишь шалавой, и тебе не придется улаживать мои дела. — Боже, сестренка, огрызаешься так, будто тебе вечно шестнадцать, — снова короткий смешок, Ричард делает шаг навстречу, заставляя Энн оступить назад, — Я всего лишь выразил свое беспокойство. Ты живешь в неспокойном районе, и твой наряд может создать проблемы. — Это так мило, я жутко тронута, но за меня есть кому беспокоится. Ты занимайся своей семьей. Энн знает, что ей не стоит реагировать, проще его игнорировать, лучше — подыграть, тогда он быстрее отстанет. «Черта с два я буду ему мило улыбаться». Ричард — он как инфицированная конечность. Единственный способ избавиться от него — ампутация. Ей это даже удалось на какое-то время. «Я сама вернулась, никто меня не заставлял». Она ведь может уехать. Куда угодно. Будет присылать деньги для матери, для этого не обязательно оставаться в Балтиморе. «Он не выгонит меня из родного города. Больше не выгонит». Энн делает шаг вперед, намереваясь обойти Ричарда. — И кто же за тебя беспокоится? Детектив Шилдс? — смех становится громче, но откровенное презрение Ричард даже не пытается скрыть, — Ты никогда не умела выбирать мужчин. Шилдс — это черная бездна, как твои наркотики. Хочешь потерять все чего добилась из-за человека, которую собственную семью не сберег? Рука удерживает ее за локоть. В любой иной ситуации с любым другим человеком Энн бы справилась: шутками, угрозами, старым добрым пинком по яйцам. Но Ричард — не любой другой человек, и Энн застывает на месте. Совсем как кролик, который смотрит на удава. — Я твоя семья, Энни. Что бы ты не говорила, это не изменится. Я всегда буду за тобой приглядывать, — его голос опускается до вкрадчивого шепота. Такой мягкий, как кошачья лапка. Коготки дергают нитки криво зашитых ран, заставляя оживать старые кошмары. — Ричард, у меня дела. — Несешь кексы Джону? Слышал о том, что случилось. Паршиво. О, пахнет изумительно, — на глазах Энн Ричард («сволочь!») запускает руку в корзинку с кексами. Красный бархат с шоколадно-миндальными капельками. Если Джон откажется есть сам, то сможет обменять кекс на бутылку пива (ну или на что-нибудь более съедобное, чем больничная еда). — Ты всегда хорошо готовила. Помню, как ты стояла у плиты и жарила блинчики. Заедешь в гости? Ты ведь так и не была в нашем доме с тех пор, как вернулась. Понимаю, возможно, тебе неловко приезжать в присутствии Джен и мальчишек. Они уехали на несколько дней в Колорадо к бабушке с дедушкой. Приезжай. Разберем вещи, устроим вечер воспоминаний. Ты что-нибудь приготовишь. Ты же помнишь, у нас большая кухня. Он привлекает ее к себе еще чуть ближе, и этого ощущения близости хватает, чтобы Энн пришла в себя и выдернула свою руку. — Ричард, не знаю, как сказать, чтобы до тебя дошло, но попробую быть откровенной: еще раз до меня дотронешься, и я убью тебя. Ты меня понял? Ешь гребаный кекс, и оставь меня нахуй в покое. — Угрозы в адрес представителя закона? Серьезно, Энни?***
«Какого хера Ричарду здесь могло понадобиться?» Ниган знает наверняка, что на этаже интенсивной терапии, куда отправляют всех послеоперационных больных после реанимации, кроме Джона больше нет никого связанного хоть как-то с полицией, чтобы этот гондон ошивался в больнице по служебным обязанностям. Или он здесь по личному? Но, опять же, Ниган знает имена всех пациентов во всех палатах: тех, кого уже выписали за эти несколько дней после перевода Джона в палату из реанимации, и тех, кого положили после. И Ниган не видит связи Ричарда ни с одним из лежащих больных. Он не только сидит в палате брата и отвечает на флирт медсестер, выманивая нужного цвета желе, но и следит за всем, что здесь происходит. За почти что неделю Ниган узнал, что трое из медсестер спят с одним и тем же хирургом, и этот козлина без зазрения совести подкатывает яйца к молодой девчонке (интерну). Ниган ставит десятку баксов на то, что трахнет он ее в ближайшие пару-тройку дней. Ниган знает, что в двух палатах от палаты Джона лежит старик после операции на простату, а через палату девчонка, которая поступила в отделение после попытки самоубийства. Ниган обратил внимание и на то, что в один из визитов Энн так же заходила к этой девушке, и у Нигана возник вопрос: какого хера ей было нужно от этой девчонки, но спросить он не успел в тот раз. После же они не виделись. Ниган мотался между больницей — участком — больницей — центром — домом, и времени на зайти в бар или хотя бы в кофейню, дожидаясь там Энн, у него не оставалось. Можно было позвонить, но телефонный разговор Ниган отмел из своих идей сразу. Ему нужно было видеть Энн, чтобы знать сколько правды в той херне, что она будет нести ему в ответ на его вопрос. Можно было бы предположить, что Ричард, как и многие из участка, решил навестить Джона, высказать свое сочувствие. Зная Ричарда, с его ебаными улыбочками добродушия (сучья добрая душа, все для всех, с херовой тучей друзей, ведь посмотрите какой я хороший, может я из ОВР, но всегда готов помочь: «пидар херов»), никого не должен удивлять этот визит. Но Ниган никогда не верил в эти улыбки. В эту маску, которая для самого Нигана столь же родная в его природе и умении притворяться. Отношения Нигана и Ричарда настолько измазаны дерьмом, что к кому угодно, но только не к Джону этот еблан решил бы явиться со своим сочувствием. Хоть Джон бы и сказал вежливо ''спасибо''. Джон и на секунду не показал бы, как его раздражает этот ублюдок. «Тогда какого хуя он здесь делает?» Все эти мысли пролетают в голове Нигана за те несколько метров, что отделяют его от Энн и Ричарда. Ниган цепляется взглядом за пальцы мужчины на локте Энн, и он готов поклясться, что изнутри его омывает злость. Черная. Волнами по кишкам к желудку. Необъяснимая херня, в которой он и не собирается копаться. Он чувствует острое желание причинить Ричарду боль, но Энн освобождается из этой хватки чужих пальцев. До него долетают несколько последних фраз Энн, и у Нигана только сильней заостряются скулы. — Представитель закона здесь я, а ты разве не в отпуске, Ричард? Это все же одна из главных причин удивления Нигана, когда он увидел Ричарда в отделении. Тот действительно в отпуске, о чем знает весь участок. Настолько часто Ричард является к ним с очередной попыткой зарыться в чужое дерьмо, что пиздец как сложно не заметить его отсутствие. Ниган дергает бровью в своем вопросе. Смотрит на Ричарда, на кекс в его руке. Смотрит на Энн и кексы, которые она наверняка пекла сама, потому что их внешний вид кричит во всю глотку о том, что они не куплены в какой-нибудь ближайшей кондитерской. Ниган с изумлением отмечает про себя, что Энн умеет готовить (как минимум на вид кексы выглядят очень аппетитно, запах от них тоже исходит не менее аппетитный). Для него это неожиданность. Он пытается впихнуть новый кусок пазла, что добавил бы объем образу Энн, но как-то пока все это хуево получается. — А ты не можешь не вмешиваться, да, Шилдс? — Скажем так: я такое же шило в заднице, как и ты, только смазанное скипидаром, — на губах ядовитая полу ухмылка в ответ на улыбку Ричарда, на этот блеск недовольства в его глазах, который делает их цвет чуть более ярким. Ниган отмечал это и не раз. Ниган отмечает и то, как Ричард кривит правый уголок губы в смазанной под конец улыбке, что выдает нервное. И то, как он становится в спине прямей, как будто хочет быть выше своего собеседника, но придется встать на детский стульчик, чтобы дотянуться до Шилдса и сделать так, чтобы глаза были прямо на его уровне. — Хочешь я начну задавать вопросы, какого хера ты тут делаешь? А после говорить, что раз ты в отпуске, я все же надеюсь, что ты здесь с частным визитом. Одна загвоздка, правда: я знаю здесь всех пациентов, и я сомневаюсь, что кто-то из них твой родственник, друг. Хотя, возможно, мистер Харрингтон, старик из триста восьмой палаты, твой любовник, и ты пиздец как плохо его ебал, раз у него появились проблемы с простатой. Или ты решил сюда явится по работе? Но стоит ли мне напоминать, как начальство может отреагировать, что коп занимается чем-то частным во внеурочное время, будучи в отпуске? Или ты все-таки услышишь просьбу Энн с первого раза и съебешься отсюда? А по дороге до машины благополучно подавишься кексом, который наверняка бесподобно вкусный, но желчь от злости пойдет обратным ходом, и кекс по итогу застрянет у тебя в глотке, куда я тебе его запихаю сам, если ты все же не услышишь все сейчас и не поймешь, что тебе пора, — Ниган стоит по правое плечо от Энн. Она не просила его вмешиваться, но ему похуй. Даже на то, что после она может ему высказать на какой хуй стоит ему пойти и чтоб его без смазки там выебали. Забавно, конечно, наблюдать за тем, как мужики меряются членами. Одна из тех вещей, за которыми можно наблюдать вечно: огонь, вода, столкновение двух писюнов. Обычно людей это раздражает или пугает. Кому-то хочется осадить спорщиков, кому-то свалить, пока сам не попал под раздачу. Энн же чаще всего бывает смешно. Она бы и сейчас посмеялась, будь это другие люди, другая ситуация. Рядом с Ричардом смеяться не хочется. К тому же, ей никогда не нравились рыцари на белом коне (пусть и конь остался в стойле). Она может за себя постоять (рядом с Ричардом — хотя бы попытаться), ей не нужна помощь того, кто потом будет за эту помощь ожидать благодарности. Настоящие альтруисты встречаются редко. Ниган же оказывается между ней и Ричардом уже не впервые (по совершенно непонятной ей причине, «загоны копа?»). Ей это не нравится, ее это тревожит. Ей бы не хотелось, чтобы Ричард думал, что она кому-то может быть небезразлична. Не просто так она избегает встреч с теми людьми, которых смело может назвать друзьями, близкими, там, где велика вероятность наткнуться на старшего "братца". Ничем хорошим для них это не закончится. Он или сделает так, чтобы они сами расхотели с ней общаться, либо…. Либо будет хуже. Впрочем, если говорить о Нигане, то Энн бы поставила на него, а не на Ричарда. Однако, «разве вы такие близкие друзья? Секс не повод для знакомства, как говорится». Сложно сказать, кто они (они друг друга терпят, они спали не единожды, кормили его племяшку мороженым), но глупо отрицать, что Ниган ей интересен. «Интересен? И все? Серьезно. Да ладно, он тебе нравится. Тили-тили-тесто! Заткнись! Мне и вибратор мой нравится, но я же не тащу Алехандро к алтарю. Он козел. Но он … нормальный». — Профдеформация, Шилдс? Самое время начать переживать, нет ли ее у меня. Кто-то в полиции не чист на руку, раз Исайя столь успешно избегает всех облав. Энни, сестренка, скажи своему парню, что в его интересах же расслабиться и перестать так напрягать ягодицы по поводу, который его явно не касается. «Вы меня достали. Оба». — Хочу напомнить, что у меня нет члена, и мне не интересно мериться с вами тестостероном. Так что я пойду по своим делам, а вы … делайте, что вам угодно. Можете подраться — травматология тут рядом. И, кстати, Ричард, я тоже не буду против, если кексик встанет тебе поперек глотки. Приятного отпуска. «Говнюк!», — Энн проходит между мужчинами, скрываясь за дверью. И только когда дверь закрывается, она позволяет себе расслабиться, убирает эту невидимую палку, что держит спину противоестественно прямой. Ниган не дурак и понимает к чему упоминание об Исайи, но вида не подает, продолжая выдавать улыбку в ожидании, когда Ричард все же съебется. Ниган не дурак и понимает, что копает себе же могилу, вмешиваясь в дела Энн с Ричардом, потому что этот гандон может его похоронить. И очень сильно повезет, если дело закончится лишь увольнением с лишением пенсии, а не сроком в очень много лет, который Ниган если и переживет, то выйдет из тюрьмы глубоким стариком. Ниган все это понимает, как и то, что до бесконечности Филипп не сможет его прикрывать, отводя взор внутренних расследований от его методов работы, которые пусть и результативны, но иногда все же переходят границы дозволенного (может он из себя и не выходил больше в допросной, но не под камерами и не под запись, ведь случалось не единожды). Видимо, в какой-то мере, он все же дурак, потому что нихуя он Ричарда не боится, и тот просто не понимает, что не только он может нарыть на Шилдса дерьмо, но и Ниган если решит поставить самоцель уничтожить еблана, он это сделает. Никто не без греха, у всех пара мешков костей от трупов запрятано в стенах их домов. Нужно лишь понять, по какой из стен ебануть топором, чтобы все это вскрыть. И, наверное, он бы давно этим занялся, если бы Ричард тронул что-нибудь личное, за пределами работы, а Энн — еще какое гребаное личное. Пусть он не задается вопросом, а что между ними, и не считает, что секс между ними обязательно должен вести к чему-то великому, высокому, но как минимум она его друг, и Энн дорога Джону. Последнего больше чем достаточно, чтобы Ниган не стоял в стороне. Он дает Энн пройти, но сам за ней не спешит. Может она и права, ему не нравится, когда кто-то выкатывает перед ним свои яйца, утверждая, что они больше и крепче. Да и похуй. — Серьезно, Шилдс, почему тебе неймется? Неужели так понравилось окучивать мою сестру? Открыла тебе какие-то новые горизонты? Все было настолько скучно в твоей семейной жизни с женой, что ты… Ниган шагает вперед почти с той же неосознанностью, что и пару лет назад в допросной, после чего задержанный оказался в больнице, а не в камере. В голове ни единой разумной мысли. Там вообще ничего. Вакуум, что заволок мозг. Ричард не мог не увидеть, как изменились черты лица Шилдса, еще больше заостряясь. С еще большей чернотой в глазах, в которых расширился зрачок. Весь шум вокруг стал лишь фоном. И вся реакция не на Энн. Не на то, что Ричард коснулся чего-то между Ниганом и его сестрой. Ему не стоило говорить про Люсиль. Упоминание жены — оно триггером по каждой мышце, нервной клетке, по венам, с ударами сердца, чтобы Ниган, как бешенный пес, вцепился кому-нибудь в глотку. — Съебись, пока мне не стало абсолютно похуй на последствия, — что-то удерживает от удара, хоть кулаки и были сжаты до белеющих костяшек. Ниган выдыхает это в лицо Ричарда. Так близко, что можно рассмотреть лопающиеся венки в его белках глаз. И как бы сильно не хотелось ударить, Ниган заставляет себя сделать шаг назад, чувствуя напряжение в каждой мышце, прилагая неимоверную силу воли, чтобы уйти, толкая дверь в палату Джона и скрываясь там от ошибки своего гнева.***
— Ух-ты, ты неплохо выглядишь, Джон. Скольких медсестер уже покорила твоя мужественная небритость? — Ого…. Энн. Ты. Ого! — Нравится? Для тебя старалась. Мне показалось, что со всеми этими халатами, ты соскучился по моим образам. — Выглядишь эффектно. Сколько врачей побросали своих пациентов из-за тебя? Джон умеет быть безукоризненно галантным (мама его хорошо воспитала), даже взгляд он держит на уровне глаз собеседницы, каким бы откровенным ни был ее наряд. Впрочем, легкий румянец у него щеках появляется. «Будем считать, что это признак выздоровления». — Ты же знаешь, Джон, я бы ни за что не стала встречаться с врачом или копом. И первые, и вторые обожают поучать. — Но я-то тебе нравлюсь, и я часто тебя…консультирую. — Ты больше не служишь в полиции, — подмигивает Джону Энн, поворачиваясь на скрип открывающейся двери. Она не слышала никаких подозрительных звуков из коридора, но все же кидает быстрый взгляд на кулаки Нигана. Чистые. Она, правда, думала, что он ударит Ричарда? «Тебе бы, как минимум, этого очень хотелось». В отличие от старшего брата Ниган и его взгляд ощущаются едва ли не физически. Ей вспоминается та странная ночь, когда их очередной спонтанный рывок навстречу друг другу был прерван Зои (пожалуй и хорошо, что их прервали, пусть физически Энн с этим не была согласна). В ту ночь у Нигана был безумный взгляд, почти пугающий какой-то первобытной дикостью. Так ли странно, что именно эта "безуминка" и сорвала у Энн стоп-кран разумного поведения? Ниган делает короткий вдох, передергивая плечами, и быстро мажет пальцами по правой щеке, переключаясь с Ричарда и его последних слов на присутствующих в палате. На корзину кексов. На Энн. Он только сейчас обратил внимание на ее внешний вид, и он…, этот ее вид, вызывает какую-то форму обиды, что он не для него (точно не для него, ведь Энн не знала, что Ниган будет у брата, а значит…, значит оделась она так для Джона). Ниган хмыкает, и в нотках этого короткого "хмммм" как будто ревность. Обида и ревность. «Это, блядь, что-то новенькое». Как новое и то, что он ревнует к брату. Они ведь с Джоном никогда не делили женщин. У них даже вкус совершенно отличается. Хотя у них и женщин-то было раз два и обчелся, так как оба женились рано и нашли своих жен еще по молодости, когда были сопляками. И тогда какого хуя творится сейчас? — Тише, братец, перевозбудишься, а тебе сейчас все это противопоказано. Швы разойдутся и все такое, — он отходит от дверей, шагая к креслу, в котором сидел до прихода Энн. В голосе насмешливые нотки, за которыми прячет остатки злости и возникшее недоумение от ощущения ревности. — Мне-то можно попробовать кекс или для этого мне для начала нужно словить пулю, или получить ножом под ребра? — он пытается не пялиться на Энн, потому взгляд на корзину с кексами, которые он и правда бы с удовольствием попробовал. — Если ты готов объедать больного брата, то бери. — Мне нельзя свежую выпечку. — Я знаю, это обменная валюта. Сможешь выменять кексик на что-нибудь. Например, вдруг Ниган за три кексика станцует что-нибудь для бодрости духа? Она широко улыбается, переглядываясь с Ниганом. Кажется, он тоже вспомнил про тот спор, и что победа помогла избежать ему перевоплощения в Ниганину. — Качественные колготки в сетку могут быть приятными на ощупь, Ниган. — Не придумали того качества еще колготки, чтобы я на себя их напялил, Зефирка. Ему кажется, или ее волосы с их последней встречи стали ярче? Настолько ярче, что у него вновь незамедлительно в голове взвинтилась ассоциация, которая пришла тогда в пьяный мозг. Он все еще всеми силами пытается не пожирать Энн взглядом, девая его куда угодно: брат, телевизор, корзина с кексами, окно, брат, телевизор, корзина с кексами. Ноги Энн. Корзина с кексами. Блядские ноги Энн в этих колготках в сеточку и эта гребаная короткая юбка, что нихуя не скрывает, и слишком яростно зудит в башке ее абсолютно голое тело, которое он бы с удовольствием сейчас вновь сжимал в своих руках. Он облизывает губы, чувствуя напряжение, но теперь не в плечах, все еще расправленных с разговора с Ричардом, а в члене. «Твою же сука мать». Ниган встречается с Джоном взглядами, и брат смотрит на него как-то слишком внимательно. Даже удивленно. Спрашивая одними губами "зефирка"? Ниган отмахивается от этого взгляда и вопроса, потянувшись к корзинке с кексами. — Чувство вины — последнее, что меня может остановить от того, чтобы я съел кекс, — и, если бы не Джон, он бы спросил у Энн, какие еще у нее есть скрытые таланты, кроме как готовка (или умение заканчивается на кексах?) — к слову про обмен…, — он берет один кекс в руку, недолго думая, откусывает от него большую часть, — мать твою. Как же вкусно! На секунду он даже забывает, что там хотел сказать про обмен. Он предполагал, что будет вкусно, но внешний вид бывает обманчив. И эти кексы — он, блядь, ни разу вкусней не ел. Он засовывает в рот остаток, жуя уже медленней, и переводит взгляд с Энн на Джона: — Если ты их скормишь хоть кому-нибудь кроме меня, я прокляну тебя, Джон. Брат улыбается, и глаза в первые за эти дни загораются счастьем. Может быть и правда он идет на поправку? — Так что там про обмен? — А… да…, — он убирает крошки с губ и смотрит вновь на Энн, — может быть у тебя получится узнать этого остолопа, кто на него напал? — Ниган. — Что? — Я же сказал, что не помню. — Представляешь, Энн. Он не помнит или, скорей…, — Ниган щелкает пальцами, — этот идиот решил, что может мне врать, и я это приму, потому что обосрался от страха, когда мне сообщили, что его ранили, — голос становится чуть хрипловатым, с тенью угрозы, и все шуточное из Нигана вновь уходит. — Предлагаешь мне пытать твоего брата? — она проходит вперед, становясь между мужчинами, как бы ненароком. Конечно, Ниган не вдарит брату, когда он в таком состоянии, но «больным нужна положительная атмосфера, лучше пусть вернется офицер Кексик, который разбирается в колготках в сеточку». — Ты в курсе, что пытки запрещены Женевской конвенцией? Мы же не в Гуантанамо, или о чем так любят рассказывать во всех этих сериалах про крутых копов, которым закон не писан. — Я не вру, Ниган. Тебе — никогда. Я плохо помню, что было. Наверное, нож в селезенку и на память действует. Это была случайность. Со всеми может случится. — Да. Так же легко можно подавиться и кексиком, — поддакивает Энн, одним взглядом говоря Нигану: «ешь кексики и не выеживайся на брата». Она склоняется к Джону, быстро чмокает его в щеку: — Поправляйся, босс. Без тебя в центре бардак. Мне пора, мальчики. Работа не ждет. Жуйте кексики, поправляйтесь. Не ссорьтесь, а то я все Зои расскажу.***
Нигану очень хотелось возмутиться. Ведь он думал, что уж в вопросе нападения на Джона и в решении этой проблемы, они с Энн точно на одной стороне. Но оказывается он в этом ошибался. Удивленно смотря на Энн, он дожевывает кекс, когда та встает на сторону Джона и защищает его. Вот и верь после этого людям. В прищуре его взгляда видится недовольство, и Ниган усиленнее начинает работать челюстью, уже не откусывая, а полностью заталкивая кекс в рот, чтобы не начать возмущаться. С набитым ртом невоспитанно говорить, и он неожиданно вспоминает об этом правиле этикета. Хотя Ниган не считает, что перегибает палку. Как не считал и во время тренировки, которая мальчишки готовы были в окна начать выпрыгивать лишь бы все поскорей закончилось. Ему нужны, блядь, ответы. И если не по-хорошему, то… — Господи, Ниган, скажи мне, что ты все же удержал хозяйство в штанах и не трахался с этой девушкой! — голос Джона звучит с возмущенными нотками осуждения, как только за Энн закрывается дверь. Он становится в разы оживленнее, чем был. Еще секунда, и он бы на ноги вскочил в попытках отвесить пару-тройку подзатыльников брату. Он не ошибается. Ниган в ответ на возмущение кривит нос. По ушам режет это идиотское "трахался". Как-то грубо. Как-то… ему почему-то не нравится, хотя именно этим он с Энн и занимался. Уж точно их секс нельзя назвать ничем иным, но… «что блядь "но"?». Ниган тянется за еще одним кексом, отворачиваясь от брата и не отвечая. — Черт возьми, Ниган. Я так и знал! — Джон, чего ты так завелся-то…, — он пытается сейчас говорить с равнодушием и спокойствием, откусывая кусок от нового кекса. — Ты не понимаешь, Энн, она… — Все я понимаю. Бывшая наркоманка. Сломанная жизнь. Не все в порядке с психикой. И остальное бла-бла-бла, которое я так же понимаю. Особенно понимаю то, что я дерьмо для нее, а не партия, ведь еще чуть-чуть и стану алкоголиком. Но она большая девочка, и я не собираюсь ее сажать на иглу и вливать в нее спиртное. Ну трахнулись разок. Это была случайность. И я не вижу, чтобы она загналась из-за того, что я не поклялся ей в чистой и верной до конца жизни. А то, что я пялюсь на ее задницу… да блядь, тебе бы тоже стоило иногда обращать внимание на подобные вещи. Лишним уж точно не будем. — Дело не в этом. — Ага. Не в этом. Ниган падает в кресло, вытягивая ноги и продолжая жевать кекс. Он может уйти. Может ведь? Но остается, игнорируя дальнейшее от Джона. Все его нравоучительные речи о том, что ему нельзя подходить к Энн. Что может она там и не загналась из-за "большой и чистой", но ей и без него хватает проблем в жизни. Он просто сидит, забивая рот кексами и терпеливо слушая о том, что дожил до сорока лет, а мозгов так и не набрался. С последним он кстати более чем согласен.***
За время пребывания (не слишком длительного) в больнице Лили Марсалис сменила лечащего врача и психиатра. Причина одна: оба были мужчины. При одном только их появлении девочка закрывалась в себе, плач быстро перетекал в истерику. Новый психиатр Лили — доктор Карла Рид — на вид не сильно старше Энн. Высокая статная женщина с идеальной прической. Ее помада идеально подходит к ее типажу, но при этом не выходит за рамки позволительного на работе макияжа. Ручки в кармане разложены по цветам, и Энн видит, что раскрытый блокнот в руках женщины исписан аккуратным почерком, словно по линеечке. «Наверное, любит все контролировать». Почему-то очень легко представить доктора Рид в качестве доминатрикс. «Что-то мой сегодняшний наряд заводит меня не в ту степь». Она обращает внимание на то, как женщина смерила ее взглядом: быстрым и профессиональным, без какого-либо видимо эмоционального подтекста. "Если вы захотите поговорить о чем-то личном, то запишитесь ко мне на прием", — говорит взгляд доктора Рид. — Я знаю, доктор Рид, что у меня нет права интересоваться ее состоянием. Она не является одной из моих подопечных, но ее подруга Сара из нашего центра. И…, — «да какого черта!» — если честно, мне и не важно, имею я право или нет, или может быть я просто случайно услышала ее историю, когда проходило мимо. Главное, что мне не плевать. — Так? Продолжайте, мисс Роудс. — Энн. — Энн. — Вы знаете, что именно с ней произошло? Помимо общеизвестного. — Что конкретно вы имеете ввиду, говоря про общеизвестное? — Со слов ее подруги: она узнала, что залетела и наглоталась таблеток. — Так? И вы хотите узнать о ее состоянии? — Ее состояние я и так видела. Хреновое у нее состояние. Она рассказывала, как именно она забеременела? — Это общеизвестный процесс. — Ее изнасиловали. Она не говорила это сама, но ее подруга Сара видела, в каком состоянии Лили вернулась домой под утро. Да вы наверняка и сами успели догадаться. В полицию она не обращалась. Я и не хочу подпускать к ней копов, уж точно не сейчас, не хочу, чтобы ей приходилось вспоминать снова, через что она прошла. Но она и так каждый день прокручивает это в своей голове. Я знаю. Представляю. — У вас имеется опыт переживания насильственных действий? «О боже, еще какой». — Мы ведь сейчас не обо мне говорим, а о Лили. — Вы сами начали говорить о себе, — ласково улыбается доктор Рид. Энн думает, что она профессионал. Ее манера вести диалог даже не раздражает, хотя доктор Рид мастерски переводит стрелки. — Все люди немного эгоисты и блаблабла. Я социальный работник, так что курс психологии у меня был. Сейчас речь не обо мне. Не я лежу в больнице после неудавшегося суицида. Я хочу попросить вас об одолжении. Мне кажется, я знаю, кто мог сделать с ней…это. Может я и ошибаюсь, но интуиция почти благим матом орет об обратном. Если вдруг она что-то расскажет или вы поймете, что она готова поделиться тем, что случилось, вы можете мне позвонить? Я ничего не расскажу полиции. Скажем так, это моя личная инициатива. — Лили для вас так важна? Легкая улыбка меркнет. Взгляд Карлы Рид становится очень серьезным и цепким. Сканирующим. Словно она живой детектор лжи. — Не только она. — Хорошо. Я подумаю.***
«Что мы имеем?» Чиркает зажигалка, Энн задумчиво, затягивается, бредет в сторону машины. «С Лили пока разговаривать нет смысла, Ричард — все еще мудак, Джон поправляется, Нигану нравятся мои кексики. Два плюса, два минуса. Ничья. Мировое равновесие сбалансировано». Странно, конечно, запихивать в плюсы то, что Ниган оценил ее выпечку, но Энн нужно, чтобы хорошее, если не перевешивало, то хотя бы шло нога в ногу со всяким дерьмом. Последнего и так куда больше. Она помахивает ключами, веселенькой связкой с кучей брелоков. Такой связкой вполне обороняться можно. Тут и коллекция маленьких пони из одноименной серии, и крошка Грут, и ее первая медалька за год без наркоты. Остальные лежат дома, самая ценная именно эта — первая — всегда с ней. — Ну как? — она даже не удивлена тому, что Ниган еще на парковке (самое время шутить о том, кто кого преследует), — все кексы слопал или оставил что-то брату? Ниган курит, прислонившись к машине. Сигарета зажата между губами, пока в одной руке телефон. Он просматривает сообщения и список пропущенных вызовов за то время, пока был у брата. Во второй руке у него ключи от машины и пачка сигарет с зажигалкой. Он чуть хмурится, когда видит, что Филипп лично звонил ему три раза за последний час. В участке что-то случилось, иных причин у Блейка звонить столько раз не было (или за этот час Ричард уже успел выйти из отпуска и прийти по его душу). Капитан знает, что Ниган в обед должен был заехать к брату, после навестить пару информаторов, и раньше двух точно в участок он не вернется. Его опасение подтверждает сообщение от Рика, которое пусть и мало информативно, но достаточно ясное: ему стоит все же не тянуть с возвращением в участок. Ниган убирает телефон его в карман. Выдыхая дым и подхватывая сигарету, убирает ее от губ. Из-за малого количества машин на уличной парковке миниатюрный автомобиль Энн он приметил сразу, как вышел. Он пробыл у Джона не мало времени после ухода Энн и был уверен, что вряд ли ее уже догонит. Что ее могло задержать? Не ей же промывали с полчаса мозги нравоучениями о том, с кем ему стоит, а с кем нет, заниматься сексом. Над Энн сияет огромный — скорей ОГРОМНЕЙШИЙ — запретный знак, который над ней разместил Джон. Ниган молча жевал очередной кекс и молился про себя, чтобы их ему хватило на то время, пока брат не закончит нудеть про запреты, про ответственность, про то, что Энн не для разового перепихона и вообще. Про "вообще" он меньше всего понял, а уточнять было себе ж дороже, потому что наверняка бы началась новая лекция под названием ''ну ты и еблан, Ниган'' (названная бы конечно более деликатно, но мысленно наверняка окрещенная так). Он делает еще одну затяжку, а взгляд успевает ускользнуть вверх и вниз по ногам Энн. — Брату я оставил желе. Красное. А кексы — это компенсация… за лекцию, которой он меня подверг после твоего ухода, и за отбитую память, из-за которой он не хочет сказать мне, кто на него напал, — Ниган докуривает, выдыхая дым в другую сторону от Энн, и тушит сигарету об пачку, убирая окурок в нее же, чтобы вдруг не получить штраф за курение в неположенном месте и мусор. — Кого-то еще снабжала кексами или еще по какой причине задержалась? — Лекцию? О вреде выпечки в больших количествах? — Энн задумчиво треплет растрепанную ветром макушку. Она-то была уверена, что оставшееся время Ниган пытал брата насчет нападения, но никак не наоборот. Да, она понимает Нигана. Наверное, будь ее старшим братом Джоном, она бы тоже землю носом рыла в попытках найти нападавшего. Что-то подсказывает ей, что Джон не просто так ссылается на темноту, провалы в памяти и ранение. Может он знал нападавшего? Знает и именно поэтому не хочет, чтобы брат знал. «Неужели это кто-то из подопечных?» Мыслей много, но делиться с Ниганом она пока не будет. Случай в спортивном зале слишком свеж в памяти.***
— Почему вы не в зале? — запах в раздевалке бил по ноздрям, заставляя поморщиться в первую секунду, но к нему быстро к нему привыкаешь (так пахнет во всех мужских раздевалках). Ниган посмотрел на пацанов, на чьих лицах читалась растерянность. — Мы думали… — У вас три минуты. Или заставлю отжиматься до потери пульса, — резко бросил Ниган, выходя из раздевалки. Он не желал слушать оправдания или объяснения на свой вопрос. Мальчишки наверняка решили, что тренировки не будет, и Нигану не до них — на Джона же напали. Они самостоятельно с час постучали мячами, покидали их в корзину, разделившись на команды, поиграли несколько четвертей, решив, что ждать тренера больше не имеет смысла, ведь Ниган так и не пришел, потому всей командой ушли в раздевалку. Кто-то из них уже успел принять душ, кто-то еще ждал своей очереди, потому что на всех не хватало кабинок, а тут на пороге раздевалки возник Шилдс. Он не извинился за опоздание. Не объяснил причин. Хотя он никогда подобным и не занимался, не считая, что должен хоть как-то оправдываться перед мальчишками, и парни к этому давно уже привыкли. Ниган ждал пацанов в зале, прохаживаясь вдоль дугообразной линии трехочковых бросков, постукивая мячом, перекатывая его из одной ладони в другую, с задумчивостью глядя себе под ноги. Он думал о Джоне. О нападении. О том, что брат, придя в себя, не смог вспомнить подробностей. О том, что если бы не состояние брата, они бы наверняка поругались из-за его молчания, потому что Ниган был уверен: Джон именно молчит, намеренно умалчивая о деталях, а не память у него неожиданно полностью отшибло. В конце концов его пырнули ножом, а не уебали башкой об бетонную стену, выбивая из черепной коробки все мозги. Ниган вздохнул, заполняя грудную клетку до отказа воздухом, и резко выдохнул, сильней ударив мячом об пол. Краем взгляда он видел, как в зал подтягивались мальчишки: без гогота смеха, разговоров и короткой ругани о том, что кто-то в очередной раз устроил подляну в душевой. Все чувствовали напряжение Нигана и знали, что в подобном настроении тренера лучше лишний раз не злить. — Тренер. Голос подал Майкл, выйдя вперед. Ниган он нравился. У парня было будущее, и это будущее у него появилось именно благодаря Джону, который нянчился с этими мальчишками, как с младенцами, подтирая им задницы всякий раз, стоило им только обосраться. Ниган замер на месте, сосредоточив внимание на парнях, что толпились у входа, не зная, что им делать. Кто-то из них наверняка знал правду о ночи нападения на Джона, но кто? Каждый из них попадал в участок за то или иное правонарушение, и Ниган поднял все их личные дела, перелопатил их за считанные часы, устроив в кабинете Джона хаос, с папками по всему его столу, дивану, часть из них лежало теперь и на полу, но никак не в шкафу, где хранились они до этого. — Начинайте разминку. — Но мы уже… — Я разве вас спрашивал? — он повысил голос, заставив его звучать резким холодом, — я сказал: начинайте разминку. Мальчишки двинулись вдоль дальней боковой линии от Нигана, начав бежать, а он же пошел к корзине с мячами, чтобы бросить каждому из них по мячу, погружаясь по итогу в стук мячей об пол, в топот десяток ног и тяжелое дыхание. — Стоп, — прошло не менее двадцати минут, на протяжении которых парни продолжали бежать, пока Ниган своим командным голосом не разрезал шум вокруг себя, заставляя всех разом остановиться и стихнуть. Он все это время следил за мальчишками, продолжая ходить в середине площадки, измеряя ее шагом. Давая команду свистком, он заставлял мальчишек то увеличивать скорость, то вновь ее сбавлять. После команды остановиться он дал им пару минут на то, чтобы те отдышались, но по итогу сократил время отдыха, не позволив им окончательно прийти в себя. — Я сейчас задам вам вопрос. Задам его лишь раз, и если не услышу на него честного ответа, то вы отсюда у меня сегодня живыми, сука, не выйдете. Ниган скользнул взглядом по лицам парней, по их взмокшим лбам, блестевшим от пота. — Кто-нибудь из вас знает, кто напал на Джона? В кабинете Джона был кавардак. Энн с осторожностью обходила разбросанные тут и там папки с делами. «Не очень-то похоже на Джона. Зато, пожалуй, похоже на кое-кого другого». На кого-то, кто в ярости из-за случившегося с братом. «Что он тут найти пытался?» Энн сомневалась, что это грабитель, напавший на Джона, воспользовался моментом и решил пошариться в кабинете директора центра. Не то место, чтобы искать золотую жилу. «Может кто-то из ребят все-таки? Какой-нибудь пацан или девчонка решили найти свою дудку или стырить пару баксов?» Верилось с трудом. Энн давно уже не носила розовые очки, но не могла заставить себя представить, что переворошил кабинет кто-то из подопечных. Они не просто уважали Джона, они любили его. Они буквально смотрели ему в рот. Черт, даже самые трудные из ребят проникались к Джону, будто он фавн с завораживающей флейтой. Она осматривала папки и понимала, что здесь дела лишь мальчишек. Кто-то искал что-то конкретное? — К-хм, Энн? — Бекка мялась на пороге, на ее лице ничем не скрытое удивление от бардака в таком обычно аккуратном кабинете и что-то еще. «Беспокойство?». — Привет. Не хочу наводить еще больше паники, но ты бы не могла зайти в зал и проверить, как там ребята? Я может накручиваю себя, но кажется Ниган решил загонять ребят и уже не до седьмых потов. Они давно должны были освободить нам место. «Можно подумать, что я одна здесь работаю», — с недовольством подумала Энн, но все же направилась в сторону зала. Кажется, она начала понимать, в какой сторону скакнули мысли детектива Шилдса. — Хорошо, — Ниган процедил сквозь зубы на молчание, которое прозвучало на его вопрос и длилось не одну минуту. Ниган дал им время. Ниган дал им выбор. У него во взгляде появилась сталь и решимость, смешанные с разочарованием. Он осмотрел вновь всех присутствующих и еще только больше убедился в том, что они знали того, кто напал на Джона. Он видел это в том, как они переглядывались и не смотрели прямо на него, пряча взгляд. — Вы меня сейчас, пиздец, как разочаровали, — он покачал головой, коротко усмехнувшись с горечью на губах, — а он ведь меня убедил, что вы достойны его времени и сил. И вы здесь только потому, что он это время и силы в вас вложил. Здесь, а не в камере за очередную хуйню, что по итогу привела бы вас в колонию. Наверное, было бы лучше для всех присутствующих, звучи его голос со злостью, а не с разочарованием. — Упали все, — коротко прокомандовал он, решив, что хватит с него напутствий о его разочаровании в этих ебланах. Он же пообещал им, что они отсюда живыми не выйдут, и он намерен сдержать это обещание. Он преисполнен жаждой сдержать данное обещание, дав команду на раз, чтобы мальчишки прижались к полу на согнутых руках, удерживая их в этой позе дольше, чем необходимо, и на два, чтобы те оттолкнулись. Они будут выползать из зала на дрожащих ногах или пузе не в силах вообще подняться. — Еще! Джерри! Мне поебать, что ты больше не можешь. Я лично из-за тебя сейчас всех пущу по второму кругу с самого начала, без учета того, сколько отжимов вы уже сделали. Встали! — он подождал, отойдя чуть дальше, — упали! В конце концов он знал, что после подобной тренировки можно выжить. Он выжил в свое время. В армии его и не так гоняли, и он прекрасно помнил, что это такое, не уметь стоять, потому что ноги трясутся. Зато мозги быстро встают на место, и память возвращается вся, а не частично и выборочно. Ниган хотел дать очередную команду, как в зале помимо его голоса, раздался голос Энн, отвлекая его от нового приказа. — Ниган, можно тебя на минутку? Мальчишки смотрели на появившуюся в дверях Энн с надеждой. Их кожа блестела от пота. Грудь у них так тяжело вздымалась, будто сердцу стало тесновато внутри. Если бы взглядом можно было говорить, то Энн бы уже оглохла от криков. — Никто не сказал, что вы можете встать. Держим позу! — он развернулся к Энн, — я сейчас занят. Если там вновь никто не сдох, поговорим позже. «Ну сейчас точно кто-то сдохнет», — мрачно подумала Энн, поняв, что из мальчишек уже не то что седьмой пот лился, а вот-вот последние соки закончатся. «Ладно. Я хотела по-хорошему, офицер». — Ты уже как час не должен быть занят. Твое время закончилось. И если ты опоздал, то это не значит, что у тебя есть право занимать зал. Здесь и другие люди работают, а у ребят расписание. Так освободите, пожалуйста, зал. Спасибо. Он рассерженно смотрел на Энн, не двигаясь с места. Она решила, что может им командовать? Это его зал. Это его, сука, право узнать, кто напал на Джона, и ему никто не запретит использовать те методы, которые он решил выбрать. Ниган уверен, что по-другому из этих мальчишек ответов не добиться. Доброта закончилась на Джоне, который все еще в реанимации. Ниган сжал и разжал кулаки, ведя чуть головой в раздражении. Челюсть он тоже сжал, мысленно обложив Энн всеми известными матами, что только в этой злости ему сейчас пришли на ум. — Свободны, — он гаркнул в сторону пацанов, все же поняв, что если сейчас начнет ссориться с Энн на их глазах, это ни к чему хорошему не приведет. Как бы он ни был зол, он не мог допустить свой окончательный срыв при мальчишках, что его уважали не меньше, чем Джона за его доброту к ним. Это нужно суметь сохранить, как бы он не хотел знать правду. Он первый двинулся из зала, остановившись у выхода рядом с Энн. — Не смей больше при них мной командовать. Я сам решаю, как себя с ними вести, и сколько я могу от них требовать, — он проговорил это тихо, понизив голос. Пацаны не спешили, ждали, когда Ниган уйдет, наверное, подумав, что тренер может передумать и вернуться, но Ниган только вновь зыркнул на них в своей злости и скрылся в коридоре. — Как скажешь, — пожала плечами Энн, с удивительной для себя легкостью подавив желание послать Нигана на самый толстый хуй, какой найдет. Она понимала, почему он так себя вел, догадалась, но она также понимала, что ее основная задача вывести мальчишек и уж точно не устраивать при них "родительский срач". Они разберутся в том, что случилось. Вместе, даже если Ниган будет против. «Только не сейчас и не так».***
— Может снабжала, может искала себе будущего мужа. Врач — отличная партия, мама бы одобрила. А может задержалась, чтобы "случайно" наткнуться на тебя на парковке, дабы напомнить тебе, какая у меня прекрасная задница, — она выдыхает колечки дыма с коротким смешком. — Так и знал, что ты оценила, как я оценил твою задницу, зефирка, — он хмыкает с кривой улыбкой, пропуская без внимания возможное замужество с врачом. Врач не ее вариант. Как и пропащий коп, который все еще оплакивает свою жену, и трахается так, чтобы забыться. Яростно. Как животное. Пару секунд Ниган раздумывает о том, стоит или все же нет рассказать Энн о теме лекции, которой он подвергся, оставшись с братом наедине. Ей ведь, вероятней всего, тоже предстоит стать ее слушателем, и в его силах сейчас предостеречь ее, предупредив, к чему ей стоит готовиться. Но, вероятно, он и правда тот еще козел, потому что решает, что ничего не расскажет, и пусть для нее это будет сюрпризом. В конце-то концов, сколько раз она ему твердила, чтобы он не влезал в "ее" дела, и она может все сама. Вот и с Джоном пусть разбирается самостоятельно. Джон ее точно в подвале на цепи не запрет. И пусть потом только скажет ему, что он к ней не прислушивается. Прислушивается. Еще как. — Знаешь девочку-суицидницу? Ее зовут Лили Марсалис. Я навещала ее, — наверняка он скажет, что она вновь лезет не в свое дела, но отчего-то Энн уверена, что Ниган ее поймет, а главное — не будет торопиться с выводами и не побежит тормошить девочку с допросами, — Мне кажется, что Лили может быть одной из жертв Призрака. Ну этого ублюдка, который нападает на девчонок. Призрак. Гребаные газетчики ему уже и прозвище дали. Чертовы паразиты. Они не об опасностях информируют, а имя этому уроду делают. В общем, я не уверена, я могу ошибаться, и от нее трудно чего-то добиться сейчас, но она попадает под типаж его жертв. И еще…этот упырь ее обрюхатил. Не понимаю только, почему от одних он избавляется, а другим сохраняет жизнь. Короче, мне очень нужно, чтобы ее не трогали копы. Понимаешь? Итак она по краю ходит. Улыбка с лица Нигана стирается за секунды, и расслабленность из его позы так же исчезает, когда Энн выдает ему реальные причины, из-за которых она задержалась в больнице. Нет, он не скажет, что тысячу раз уже просил ее не влезать в это дело. Сейчас не скажет. Хотя бы потому что о том, что соседка Джона по этажу тоже может быть одной из жертв. В полицию она точно не обращалась. Он хмурится, думая о реальном количестве жертв. «Сколько еще девчонок побоялись идти в полицию?» — Она тебе что-то рассказала? — Нет, — не скрывая разочарования, выдыхает дым Энн, — в первый раз не удалось. Как только я пыталась узнать у нее, помнит ли она, кто на нее напал, у нее случилась истерика. Меня вытолкали. Во второй раз меня уже не пустила ее врач. Она злится, пусть и понимает, что не на тех. Виноват уебок, который поломал девчонке голову и тело, но никак не сама Лили и не ее врач, который заботится о своем пациенте. — Доктор Карла Рид. О, она профессионал. Представляю, как она забавлялась, когда водила меня вокруг да около. Ты бы ей понравился, — короткая усмешка. Она представляет, какое бы непередаваемое восхищение испытала доктор Рид в попытках надкусить орешек по имени детектив Шилдс. Вот уже где ее профессионализму разгуляться будет. — Нормальная тетка. Умная. С такими полезно дружить. Если Лили станет легче…, когда Лили станет легче, ее помощь пригодится. Давить здесь нельзя. Единственное, что я смогу сказать со стопроцентной уверенностью: она боится. Она очень боится и даже в больнице не чувствует себя в безопасности. Может она его знает, — переходит на внятное бормотание Энн, словно она нащупала мысль. Мысль покрутилась, повертелась и юркнула сквозь пыльца ужом. То, что девчонка очень напугана, Ниган понимает и не удивлен данному факту. То, что они молчат из-за того, что вероятней всего знают напавшего на них человека — это такая же очевидность, из-за которой Ниган злится лишь сильней, как злится и на Джона, который молчит и не рассказывает правду о нападении на него. Как будто все вдруг разом дали обет гребанного молчания. И его злит так же очень сильно, что он не видит всей картины. Не может найти ответ хотя бы на самый простой вопрос: а почему этот пидор убивает не всех? Почему он так уверен, что хоть одна из девчонок, подвергшаяся нападению, не заговорит? Откуда у него такая уверенность в своей безнаказанности? И все чаще Ниган приходит к выводу, что этот человек связан не просто с уличными бандами, состоя в одной из них. Нет. Это кто-то свой. Из рядов полиции. Только коп может быть столь самоуверенным в своей безнаказанности, когда нарушает закон. Ведь только коп может просчитать все ходы, зная, в какую сторону полиция начнет копать, на какие следы обратит внимание, и самое главное — чем и как уничтожить те улики, что могут вывести детективов на преступника. Он ловит себя на мысли, что он начинает впадать в паранойю, ища в каждом из своих коллег того, кого он хочет придушить своими руками. — Я надеюсь, ты мне расскажешь, если вдруг тебе получится чего узнать? — он ведет бровью. По мнению Нигана, у них с Энн своеобразное перемирие в данном вопросе. Он больше не брызжет слюной, запрещая ей хоть как-то вмешиваться в расследование, а от нее он ждет сотрудничества, надеясь, что она позвонит ему прежде, чем вновь решится на самостоятельные подвиги. Он переосмыслил свое поведение. — Да, расскажу, — быстро и безо всяких возражений отвечает Энн. Не время играет в частного сыщика. В полиции служит именно Ниган, да и она не какой-то там линчеватель, чтобы подвешивать ублюдков на мясных крюках (пусть конкретно этот явно заслужил). Чем больше у него будет информации, тем больше вероятности, что они найдут сраного Призрака. У Энн нет и тени сомнения в том, что она может доверять Шилдсу. На какой-то момент она даже выпадает из реальности, удивленная тем, что — да, она доверяет Нигану, пусть и не понимает, а когда это вообще успело произойти и почему. — Как Зои? Передай ей, что я не забыла про мелки. — С ней все хорошо. Дети, они… довольно быстро умеют адаптироваться. У него возникает чуть заметная грустная улыбка, сменяющаяся более широкой усмешкой, в которой Ниган прячет свою боль. Он не любит ее показывать. — Ну уж нет! Никаких цветных мелков и никаких цветных волос. Она об этом не напоминает, я ей об этом напоминать так же не собираюсь. И если вдруг…! Отвечать перед Джоном, слушая о безответственности, будешь ты. Брошу тебя под поезд, не думая быть героем! Он разворачивается боком к машине, дергая за ручку двери, открывая, чтобы сесть за руль: — Кексы были охрененно вкусны. Не думал, что ты умеешь готовить. Задница в этой кожаной юбке кстати тоже ничего так, — он скалится веселой улыбкой, забираясь в машину, — кстати. Советую к Джону пару дней не ходить. Он понял, что мы с тобой трахались, и он как твой "папка" не особо от этого в восторге. Он меня не одобряет в виде твоего "избранника". У нее на языке вертятся слова про то, что Зои получит свои мелки, а с Джоном Энн договорится. Она хочет схохмить что-то насчет пристрастия детектива к ее заднице, но все эти остроты испаряются после слов: он знает. «Джон знает? Ну и что?» На самом деле, еще как "что". Она примерно представляет, что ей скажет. Мамочка Джон очень ревностно опекает своих подопечных. И не важно, что он не ее куратор, и она точно не его подопечная. — Даже спрашивать не хочу, как именно он узнал, но знаешь, что самое прекрасное? Что мои "избранники" — это не его дело. Обязательно передам, когда будут передавать следующая корзинку с кексами. А если он не будет изображать из себя моего папку, я вытащу из корзинки те, что со слабительным, — Энн, круто разворачиваясь на каблуках, на прощание шлепает себя по правой ягодице. Вдруг вид ее задницы в кожаной юбке зарядит представителя правоохранительных органов приливом сил и энтузиазма. — Я и не только готовить умею, офицер. Ниган смеется, провожая Энн взглядом. Откровенным и оценивающим взглядом. Возможно, Джон в чем-то и прав, и Ниган совершенно ничего хорошего не сможет привнести в жизнь Энн (ведь он все так же не может отпустить Люсиль, и это не позволит ему жить, и уж точно любить еще кого-то). Но… а когда он вообще вот так смеялся? Только если рядом с Зои. Пусть коротко, но с какой-то легкостью, вырывающейся из груди.