***
Ванда третий год изучала медицину в Варшавском университете – том самом, где когда-то учились они с Адамом. Несмотря на растущие в обществе антиеврейские настроения, в том числе и среди студентов, девушка успешно осваивала курс за курсом, обещая однажды заявить о себе, как об одном из лучших детских врачей столицы. С Симоном Миллером она познакомилась прошлой осенью. Беженец от немецкого нацизма, он жил в бедном районе Варшавы у дальней родни. До недавнего времени Симон изучал физику в Геттингене, но был отчислен с курса за «неправильную» расу. Если бы не его попытка утроиться на работу рядом с Варшавским университетом, эти двое вряд ли когда-нибудь бы встретились. Поначалу Лео проникся к новому приятелю дочери сочувствием: ему не нужно было объяснять, как тяжело заново начинать жизнь. По просьбе Ванды он сам ходатайствовал за парня и добился для него возможности продолжить обучение в Варшаве. Однако со временем его отношение стало меняться. Лео замечал, что, несмотря на пережитые испытания, юноша очень черств и самонадеян. Оказываемую помощь он воспринимал как должное, не утруждая себя благодарностью. Конечно, Лео выручил парня не ради признательности, но поведение Симона резко контрастировало с его взглядами на жизнь. Он догадывался, что, поменяйся они местами, Лео вряд ли мог бы рассчитывать на поддержу. Но больше всего его возмущало неуважение парня к его дочери. Тот беззастенчиво хватал ее за руку, прилюдно обнимал за плечи, словно Ванда была его собственностью. Находясь в компании, он вдруг принимался шептать ей что-то на ухо, смущая окружающих и вгоняя девушку в краску. А самым непонятным для Лео оказалось то, что его гордая дочь хоть и старалась вежливо уклониться от нахальства Симона, но ни разу не одернула зарвавшегося наглеца и не поставила его на место. Однажды, воспользовавшись тем, что зашедший в гости Симон не застал Ванду дома, Лео попытался сделать ему внушение. Он надеялся, что Симон изменит свое поведение, ведь поначалу юноша произвел довольно приятное впечатление на доктора. Но полученная отповедь оставила в его душе чувство жгучего стыда и бессилия. - Не учи меня жить, папаша, - процедил тогда Симон сквозь зубы. – Я знаю, что делаю, и в ничьих советах не нуждаюсь. Не лезь в наши отношения, понял? Ванда – моя. А станешь мне мешать – останешься без дочери. Увезу ее из города, и больше никогда о ней не услышишь! Лео с ужасом смотрел на будущего зятя и не сомневался, что тот исполнит свою угрозу. Ему казалось, что с момента их встречи дочь словно утратила волю.***
- Раз ты все решила, отговаривать тебя бесполезно, верно? – очнувшись от воспоминаний, вздохнул Лео. Ванда кивнула. – Но позволь хотя бы спросить: почему? Зачем тебе брак с человеком, которого ты даже не любишь? - Зато он меня любит. И я ему нужна, - ответила девушка. - Любит?! – взвился Лео. – Разве с любимыми так себя ведут? Он же позорит тебя перед всем городом! Знаешь, что люди болтают? Будто вы с ним… не дождавшись свадьбы… - Ты прекрасно знаешь, что это неправда, - возразила дочь. – И меня мало волнует, что говорят другие. Главное, чтобы мне верил ты. Лео беспомощно смотрел, как она подходит к нему, обнимает и прижимается к плечу. Какое-то время оба молчали. Наконец, Ванда подняла на него глаза. - Я должна за него выйти, отец. Это мой долг. У меня нет выбора. - Какой долг?! – с отчаянием спросил Лео. – Кто тебе его навязал? - Не знаю, - ответила Ванда. – Просто чувствую, что связана обязательством, которое не могу нарушить. - Нечто подобное я уже слышал двадцать три года назад, - с горечью проговорил доктор. – Твой родной отец сказал мне то же самое о твоей матери. Но по крайней мере, Анна действительно любила Адама и не совершала ничего, что могло навредить его репутации. Плевать она хотела на весь мир, но за ним была готова пойти даже на смерть. Сомневаюсь, что Симон готов пожертвовать собой ради тебя. Глаза Ванды неожиданно затуманились, словно девушка перестала узнавать стены родного дома. Ее взгляд упал на отца, но видела она явно не его, и от этого доктор почувствовал себя прозрачным. - Симон прибился к чужой гавани, - ровно и спокойно произнесла Ванда, словно указывая на очевидное. Ее мелодичный голос стал ощутимо ниже, гулким эхом разносясь по просторной квартире и прячась по углам. По спине доктора пробежал холодок, и Лео непроизвольно содрогнулся. - Он это чувствует, - продолжила Ванда. - Но не хочет идти своей дорогой, потому что путь к свободе лежит через море зла. Симон страшится, что море это его поглотит, а здесь он чувствует себя под защитой. От того, что приходится занимать чужое место, в первую очередь страдает его собственная душа, поэтому он стремится причинить боль другим. Но только ему решать, когда покинуть гавань, до того момента никто не вправе его отсюда изгнать. Ванда вздохнула, словно приходя в себя, и ее взгляд снова сфокусировался на отце. - Что с тобой, дочка? - испуганно спросил Лео. – Ты в порядке? - Да, - улыбнулась девушка. - Просто мне показалось, что я перенеслась куда-то в другое место. - Ты помнишь, о чем сейчас говорила? - Помню, - кивнула Ванда. - О пристанище для Симона и о том, что он пока не нашел свой путь к нему. - А пока этот момент не наступил, его пристанищем должна служить ты, верно? – догадался отец. Видя, что он не смеется над ней, Ванда кивнула. Лео и в самом деле воспринял ее слова всерьез. До сих пор девочка обладала поразительной интуицией и мудростью. Правда, раньше они не проявлялись столь странным образом. - И свободу от него ты обретешь в случае, если Симон сам оторвется от гавани и нырнет в «море зла», то есть – сам тебя покинет? Или… предаст? Взгляд дочери ясно говорил, что Лео попал в точку. "Судя по тому, что творится в мире, это время наступит совсем скоро, - подумал он. – Отношение к евреям таково, что недалек день, когда Симону придется искать защиты в другом месте. Но зачем кому-то потребовалось обрекать девочку на муки предательства, делая из нее спасителя чужой души?" - Значит, тебе не обязательно отказываться от меня? Симон не сможет заставить тебя уехать и забыть обо мне? Девушка ласково улыбнулась и погладила Лео по руке. - Конечно, нет, отец. Я не вправе от него отказаться, но это не значит, что обязана по его воле поступить так с тобой. Если Симон попытается нас разлучить, то пригрозить мне он сможет разве что расставанием с ним. А это значит, что ему придется меня покинуть и таким образом, освободить. Слова Ванды бальзамом пролились на сердце Лео. Значит, ее воля осталась такой же сильной. Она смирилась со свалившимся на нее обязательством, но не позволит Симону управлять своей жизнью. Как бы то ни было, совершенно очевидно, что Ванда не сомневается в необходимости принести себя в жертву жениху. Значит, Лео надлежит находиться с ней рядом и постараться хотя бы облегчить ее участь. - Ты не против после свадьбы остаться здесь? – спросил он, обнимая дочь. – Это ведь и твой дом. Все равно Симону некуда тебя вести. - Спасибо, отец, - улыбнулась она, обнимая его в ответ. – Не бойся, я все выдержу. Ведь у меня тоже есть свой надежный причал. Вопреки опасениям Лео, семейная жизнь Ванды складывалась не так уж плохо. Женившись и почувствовав себя главой семьи, Симон наконец остепенился и стал вести себя куда более достойно. К тому же он вскоре понял, что не стоит заставлять Ванду делать выбор между собой и отцом, испытывая ее преданность на прочность: попытка шантажа обернулась бы в первую очередь против него самого. Когда родился Янушек, отношения Лео с зятем стали почти дружескими. Появление внука окончательно примирило новоиспеченного деда с существованием Симона. Сентябрь тысяча девятьсот тридцать девятого года ознаменовался началом новой страшной войны, где Польше предстояло принять самый первый удар. Получив известие о начале немецкого вторжения, Лео приказал семье собираться: им необходимо было покинуть страну и выехать в Советский Союз. Он знал, что матери уже нет в живых, но сестры обязательно им помогут. Эдиту и ее дочерей он намеревался взять с собой. Однако сбыться его планам было не суждено. Накануне отъезда неожиданно слег Януш. Диагноз Ванда и Лео определили без труда: скарлатина. Везти мальчика в таком состоянии означало обречь на верную гибель. Симон в панике метался по квартире. - Что делать? Что делать? – бормотал он, хватаясь за голову. – В этот раз немцы нас так просто не отпустят! - Поезжай с пани Эдитой, - предложил ему Лео. – Она уже немолода, а трем женщинам в дороге потребуется поддержка. Янушу ты все равно сейчас ничем не поможешь. Мы с Вандой нагоним вас позже. Симон негодующе уставился на тестя. - Ты что же… хочешь, чтобы я бросил свою жену!? – Исступленно заорал он. – Ничего у тебя не выйдет, понял? Я ее люблю, и останусь с ней! Не пытайся нас разлучить! В этот самый миг Лео подумал, что снова ошибся. Неужели он недооценил Симона, как когда-то Анну? Неужели зять и правда так сильно любит его дочь, что готов рисковать жизнью, лишь бы остаться рядом с ней? Впервые за долгое время он посмотрел на молодого мужчину с симпатией. - Ничего, сынок, - произнес он, похлопав Симона по плечу. – Мы обязательно что-нибудь придумаем. На следующий день Эдита, Элька и Госька уехали. Месяц спустя Лео разбудил стук в дверь. На пороге стояли Эдита и ее дочери. - Как вы здесь оказались? – недоуменно спросил Лео. – Почему не уехали в Россию? - Нам пришлось вернуться, - дрожащим голосом ответила Элька. – Русские перестали пропускать евреев через границу. Мы несколько дней пытались перейти на ту сторону, но там такая охрана, что даже мышь бы не проскочила. А потом увидели, что советские солдаты с оружием в руках идут к нам навстречу. Нам ничего не оставалось, кроме как побежать обратно… - Девушка всхлипнула. – Мы хотели вернуться домой, но его уже заняли поляки. Немцы их поддержали, а нас выгнали. Лео провел женщин в дом. До него уже доходили слухи, что СССР, воспользовавшись нападением немцев с запада, ввел собственные войска на восточные окраины Польши. - Почему нам нигде нет места? – заплакала Госька. – Ни одна страна нас не впускает. Мы никому ничего плохого не сделали, просто хотели спастись! - Русских можно понять, - тихо произнес Лео. – Они уже приняли у себя десятки тысяч евреев. Но нас слишком много, они боятся не справиться с наплывом людей. Поэтому сейчас они больше озабочены тем, чтобы вернуть территории, которые потеряли в двадцать первом, чем помощью беженцам. К тому же будем честны: мы пытались перебраться в Советский Союз не потому, что являемся поклонниками коммунизма, а потому, что нам просто больше некуда бежать. Следовательно, для Советов мы потенциальные враги и шпионы. В гостиную вышел Симон. На его голове красовалась немецкая фуражка с эмблемой в форме шестиконечной звезды. Эдита посмотрела на него с ужасом и отвращением. - Ты… - только и смогла выдавить она из себя. Лицо Лео посерело. - Симон поступил на службу в юденрат, - ледяным тоном произнес он, боясь смотреть бывшей невесте в глаза. – Ему поручено следить за поддержанием порядка в еврейских кварталах. Притворившись, что наступившая гнетущая тишина его не касается, муж Ванды важно кивнул женщинам, прежде чем покинуть дом. Лео проводил его тяжелым взглядом. - У нас есть две комнаты, которые можно использовать как спальни, - сказал он. – Может, теперь вам омерзительно находиться в моем доме, но пока я здесь хозяин, эти комнаты – ваши.***
Он не стал рассказывать женщинам о скандале, разгоревшемся в тот день, когда зять сообщил о своей новой работе. - Ты… ты… - задыхаясь от ярости, хрипел Лео. – Щенок! Ты решил служить тем, кто евреев за людей не считает? Ты же предал весь наш род! - Успокойтесь, папаша, - холодно ответил Симон. – Я не предаю вас, а спасаю, понятно? Нас обоих выгнали с работы, но теперь можно не бояться, что мы сдохнем с голоду. К тому же по должности мне полагается знать о возможных карательных операциях. И тогда я смогу предупредить ваших… друзей, чтоб у них было время скрыться. - Вот только не надо врать, что ты готов рисковать своей шкурой ради моих друзей, - язвительно процедил Лео. – Ты слишком сильно себя любишь. Молчавшая во время этой перепалки Ванда неожиданно подошла к мужу. - Иди в нашу комнату, Симон, - твердо сказала она. – Я хочу поговорить с отцом. При виде зятя, впервые безропотно подчинившегося дочери, Лео разинул рот от удивления. Ванда подошла к отцу и взяла его за руку. - Не сердись на него, отец, - прошептала она. – Он делает то, что должен. - «Ныряет в море зла»? – глухо поинтересовался Лео. – Значит, ты уже свободна от своих обязательств перед ним? - Нет, - ответила дочь. – Сейчас Симон верит, что его поступок совершен во благо всех нас. Чтобы даровать мне свободу, он должен от меня отказаться, променять на то, что сочтет для себя более важным. Слова Ванды отдались в голове Лео звоном похоронного колокола. «Своя ничтожная жизнь для него важнее всего, - подумал он. – Он выторгует ее в обмен на Ванду». Несколько кварталов, отведенных для евреев, быстро заполнялись людьми, выселенными из своих домов. Семье Лео и Эдиты снова пришлось потесниться, чтобы приютить новых изгнанников – теперь в их квартире обитало еще две семьи. Эдита с дочерями довольствовались одной комнатой, а Лео, Ванда, Симон и Януш - другой. - История повторяется вновь и вновь, - заметил как-то Лео. – Восемьсот лет кряду нас пытаются отделить от остального мира, выселяя в разные гетто. Немцы не придумали ничего нового. - Придумали, - отозвалась Эдита, до сего дня никак не комментировавшая происходящее. – Раньше евреев отселяли, потому что не хотели жить с ними бок о бок. А сейчас – чтобы было легче от нас избавиться. - Что ты говоришь?! – ужаснулся Лео. - Немцы не оставят нам места на этой земле и убьют всех, кто не успел убежать. - мрачно предрекла она. - Но можно попытаться спасти хотя бы Януша. В Варшаве есть добровольцы, которые вывозят из страны еврейских детей и отдают родственникам. А если таковых не окажется – то в приемные семьи. Я знаю таких людей. Вот адрес. Обратись к ним – может, они согласятся увезти и Ванду. Лео ошеломленно смотрел на бывшую невесту. Почему она пытается спасти его дочь, а не Эльку с Госькой? - Мне казалось, Ванда тебе неприятна, - сказал он. – А ты беспокоишься о ней больше, чем о своих дочках. - Как Вандзя может быть кому-то неприятной? - удивилась Эдита. -По-моему ее любили все, кто успевал хоть немного узнать. Но сейчас речь не о том, кто мне дороже, а о том, у кого больше шансов выжить. - Десять лет назад я хотел сделать тебе предложение, даже кольцо купил, - виновато признался Лео. - Но увидел, как ты рассердилась, глядя на Ванду, и побоялся навязать нелюбимого ребенка. - Кольцо? Не это случайно? – в руках Эдиты оказалась пыльная, смутно знакомая коробочка. – Нашла ее сегодня в дальнем углу под кроватью, - со слабой улыбкой пояснила она. – Возьми. - Не надо, оно твое, - смущенно отмахнулся Лео. – Ничего не понимаю. Объясни, почему ты злилась, когда видела Ванду? - Да не было у меня к ней злости, - обиженно откликнулась Эдита. - Я бы с радостью стала ей матерью, даже если бы пани Катажина осталась для нее на первом месте. Но Элька с Госькой… Эх… - и она расстроенно качнула головой. - А что с ними? – встревожился Лео. – Я думал, они ко мне искренне привязаны. - К тебе-то да, - ответила Эдита. – А вот Вандзя… Ты не замечал, как они ее все время оттирали в сторону, когда висли на тебе? А я видела. И каждый раз, когда думали, что никто не видит, задирали девочку. Возраст-то сложный был, да еще без отца недавно остались. Это сейчас они добрые, отзывчивые. А в то время – чисто банда. Стефан их баловал без меры, вот они и решили, что им все позволено. И больше всего Ванде перепадало. Вот и в тот день, когда ты с кольцом пришел – думаешь, я не поняла, почему ты такой торжественный, и карман у тебя оттопыривается? – с досадой хмыкнула женщина. - Я посмотрела на улицу, и вижу: твоя дочь плачет, а мои над ней смеются. Ванда хоть и постарше, да что она одна против двоих сделает? Видать нашли у нее слабое место. Я тогда еле дождалась, пока эти бесовы дочки домой вернутся. Веришь, единственный раз в жизни схватила хворостину и отстегала их как следует. - Вот почему Ванда не любила к вам ходить! – убитым голосом произнес Лео. – Почему она ничего мне не сказала? А ты?.. Почему ты молчала? Неужели не понимаешь, что все могло сложиться совсем по-другому? - Понимаю, - отрезала Эдита. – А ты понимаешь, что наш брак сделал бы Ванду несчастной? Мало ей горя с рождения выпало? Не успела родиться, как обоих родителей лишилась. Хорошо, что о ней нашлось кому позаботиться. Но если бы мы поженились – Ванда снова осталась бы одна. Я оторвала бы ее от пани Катажины, а Элька с Госькой отвадили бы от тебя. Хитростей их ты бы не разгадал, а если бы и понял что-то – все равно не сумел бы девчонок пристрожить. Не могла я сироту обидеть, пойми! Не в силах вынести свалившуюся на него правду, Лео готов был снова разрыдаться, как когда-то в детстве. Он привлек Эдиту к себе и прижался губами к ее виску. - Я люблю тебя, - прошептал он ей на ухо. – Всегда любил. Прости, что никогда об этом не говорил. – И, бросив взгляд на кольцо, повторил: - Пожалуйста, возьми его. Оно принадлежит тебе. Вместо ответа Эдита нежно прижалась щекой к лицу Лео, обвив его шею руками. Минуту спустя она подняла на него глаза и кивнула. С каждым днем доктору становилось все более очевидным, что пророчество Эдиты следует воспринимать всерьез. Он должен спасти Ванду с Янушем. Но Лео понимал, что без Симона дочь никуда не уедет, а отправлять двухлетнего ребенка с чужими людьми он боялся. Необходимо было найти способ выслать из Варшавы всех троих. Возвращаясь домой пятого ноября, Лео буквально светился от радости, чего с ним не случалось уже много недель. Люди, которых рекомендовала Эдита, согласились вывезти в безопасное место не только ребенка, но и Ванду с Симоном. Побегу немало содействовали и пани Катажина, и Галька с мужем. Чтобы не привлекать лишнего внимания, именно от них поляки, помогавшие евреям, должны будут забрать его семью. Их собирались поселить в безопасном месте, пока засилье нацистов не прекратится. В том, что немцы не всегда будут править Польшей, Лео не сомневался. Войдя в квартиру, он услышал, как заходится криком внук, а сквозь надрывный плач прорываются странные звуки возни и стонов. Лео знал, что все соседи ушли в город в поисках хоть какой-нибудь работы или еды. В квартире оставались только Ванда с ребенком. Внезапно звук, напоминающий удар, оборвал крик мальчика. Распахнув дверь, Лео почувствовал, как глаза застилает красной пеленой. «Синий», явно чувствовавший себя здесь хозяином, рвал одежду с его дочери и толкал к кровати, а Ванда, опасаясь привлечь внимание других полицейских с улицы, сжала зубы и боролась изо всех сил, и только рвущиеся из груди стоны давали понять, каких усилий ей стоит сдерживать крик и одновременно сопротивляться. Решение, что делать, пришло мгновенно. Тяжелое полено обрушилось на голову полицейского, уже успевшего швырнуть обессиленную Ванду на постель и намеревающегося расположиться сверху. Лео оттащил в сторону бесчувственное тело и бросился к внуку. Тот был без сознания, но, кажется, удар не причинил ему серьезного вреда, так что Лео вернулся к дочери и прижал ее к себе. – Он сказал… что если я буду кричать… он застрелит Януша, а потом меня и всех соседей, и ему ничего за это не будет. У них приказ – убивать любого еврея, который окажет им сопротивление, – прошептала Ванда и заплакала – тихо и беспомощно. Новый приступ ярости вызвал желание вскочить и добить мерзкую тварь, посягнувшую на его дочь. Но, несмотря на возраст и нужду, Лео не утратил силы в руках. Удар и без того оказался смертельным. Беспокойство за сына заставило Ванду взять себя в руки, и вдвоем они привели мальчика в чувство. К счастью, Януш был слишком мал, чтобы понять, что произошло. Рядом были его родные – мать и дед, а страшного человека, причинившего боль, он под накинутой простыней видеть не мог. Малыш жалобно захныкал, показывая место ушиба. Когда ребенок, наконец, уснул, отец и дочь обыскали тело и забрали оружие, которым «синий» грозил застрелить Януша. - Надо избавиться от мерзавца и его ствола, - тревожно проговорил Лео. – Иначе немцы расстреляют всех жильцов квартиры. Но как? Ванда взяла револьвер и спрятала его в складках одежды. - Об оружии я позабочусь сама, - ответила она. – Вот только что делать с телом? - Я что-нибудь придумаю, - пообещал отец. Симон пришел домой поздно и украдкой, словно ожидая подвоха, заглянул в комнату. Увидев, что в углу лежит что-то громоздкое, прикрытое простыней, он все понял и позеленел от ужаса. - Что вы наделали?! – закричал было он и, спохватившись, прикрыл рот ладонью. - Твой товарищ по работе собирался изнасиловать твою жену и убить твоего сына, - желчно проговорил Лео. – Полагаешь, я должен был уступить ему как представителю новой власти? - Но ведь немцы же… скоро сюда явятся! – прошептал в страхе зять. – Они быстро поймут, куда делся Томаш! - И как же они догадаются о том, что искать его следует именно у нас? – поинтересовался Лео. – Не хочешь ли ты сказать, что он делился своими планами? Доктор поднял глаза на дочь и по ее взгляду понял, что оба они подумали об одном и том же. - Когда начнутся поиски, ты скажешь своим… соратникам, что сегодня видел этого… как его… Томаша в другом районе, понял? – грозно прорычал Лео. – Если сделаешь, как я говорю – вас с Вандой вывезут из города и поселят в надежном месте. Если нет... Доктор кивнул на простыню, и Симон осознал, что в случае отказа тут же окажется лежащим рядом с убитым полицейским. - Понял, - ответил он дрожащим голосом. Остаток ночи Лео с дочерью и внуком провели в комнате Эдиты. - Завтра ты должна уехать, - твердил отец. – Забирай ребенка и уходи к Гальке. Они с мужем согласны спрятать тебя и Януша, а через пару дней вас заберут мои люди. Умоляю, не отказывайся. Ты больше ничем не обязана Симону. Он отказался от тебя, позволив этому выродку явиться сюда. Неужели ты не понимаешь? Он ведь знал… Сейчас у тебя долг только перед сыном! Прежде чем ответить, Ванда долго смотрела на на закрытую дверь. - Ты прав, отец. У меня долг перед сыном. Раз его можно спасти, я использую этот шанс. Наутро, едва закончился комендантский час, Симон ушел из дома. Лео пообещал зятю раскрыть местонахождение Ванды, как только тот выполнит поручение. – Я отдам Януша и вернусь, - твердо заявила дочь. - Без тебя я никуда не поеду. – Ты должна остаться с сыном. Я присоединюсь к вам позже, – не моргнув глазом, солгал Лео. – Сначала нужно избавиться от тела, и кажется, у меня есть идея, как это сделать. Нельзя его здесь оставлять. Из-за нас могут погибнуть остальные. - Не пытайся меня обмануть, - проницательно заметила Ванда. – Ты не бросишь ни пани Эдиту, ни ее девочек. Лео умоляюще взглянул на дочь. - Уезжай, прошу тебя! Клянусь, я сделаю все, чтоб Эдита и Элька с Госькой тоже смогли покинуть город, мы уедем вместе! - Хорошо, - ответила Ванда. Лео вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, действительно ли она согласилась с его планом. Но дочь больше не сказала ни слова и упрямо отводила глаза. На прощание она крепко обняла всех четверых. Проводив Ванду, Лео принялся за дело. Чтобы исполнить задуманное, ему пришлось несколько раз выходить из дома. Снующий туда-сюда худой старик с докторской сумкой не вызвал у немцев никаких подозрений. Оставалось надеяться, что к вечеру от мерзавца в доме не останется и следа… Вернувшись домой из последней вылазки, Лео облегченно вздохнул. Теперь в квартире стало относительно безопасно. Немцы могут сколько угодно искать своего прихвостня. Жителей дома № 9 по улице Налевки подняли из постелей 7 ноября, на рассвете. Лео выглянул в окно и похолодел: они находились в оцеплении. Полуодетые соседи с нижних этажей, подгоняемые солдатами в черной форме, выходили на улицу и зябко ежились от промозглого осеннего ветра. Офицер гестапо, мужчина лет тридцати пяти, негромко зачитывал приказ, а полицейский в синем повторял его слова по-польски: – Пятого ноября сего года в вашем доме был убит полицейский Томаш Возняк. За это все жители дома будут расстреляны. Однако военный комендант готов проявить милосердие, если вы сами выдадите преступника властям. Помилуют вас и в том случае, если убийца сдастся добровольно. На размышления вам дается десять минут. Лео казалось, что его пригвоздила к месту невидимая тяжесть. Значит, Симон побоялся защитить свою семью. Что ж, этого следовало ожидать. И все же – почему они так уверены, что Томаш убит, причем убит именно в этом доме? Ведь свидетелей не было. А от его тела он даже следов не оставил. Он обвел взглядом растерянные лица соседей, затем оглянулся на немецких и польских солдат, выстроившихся рядом членов юденрата, и в их рядах вдруг увидел знакомое лицо. Лео вздрогнул от отвращения, поняв, что среди последних находится и его зять. Так вот откуда немцы узнали случившемся! Выходит, Симон не только не отвел удар, но и выдал их? Значит, немцы знают и о побеге Ванды. Ее объявят в розыск, и, если найдут в семье пани Катажины и Гальки – тем тоже не поздоровится. Следовательно, жертва, которую принесут ради Ванды жители дома, окажется не только напрасной, но и повлечет за собой новые смерти. Сердце Лео тоскливо сжалось. Но зачем они затеяли этот фарс с добровольной сдачей? Почему просто не расстреляли? Ответ напрашивался сам: немцы явно рассчитывали, что евреи не выдадут своих, и тогда у них появится оправдание для массовой казни. Эдита была права, говоря, что всех их собираются уничтожить, но пока еще нацисты не решаются убивать их без повода. Но только немцы просчитались. Лео не даст им шанса оправдать свои чудовищные поступки. У них все равно не получится убить всех. Значит, те, кому посчастливится выжить, обязательно поведают миру о том, что немецкие нацисты – самые настоящие преступники. Он последний раз оглянулся на Эдиту. Та отпустила руку Госьки, и Лео вдруг увидел, как в первых лучах утреннего солнца заблестело на пальце подаренное им кольцо. От нахлынувшей волны всепоглощающей нежности на его глазах выступили слезы: как вовремя она дала понять, что готова скрепить их союз! Эдита подняла на него глаза и, угадав его мысли, кивнула и улыбнулась. Этого оказалось достаточно, чтоб придать Лео отваги. Пожилой еврей решительно шагнул вперед. Лицо офицера гестапо досадливо скривилось: старикашка явно вознамерился испортить ему развлечение – очистить мир от полусотни представителей жидовского отродья. Однако он тут же взял себя в руки. Никто не помешает ему совершить задуманное! Гестаповец подошел к Лео и, словно брезгуя касаться его руками, приподнял его подбородок стволом пистолета. Он говорил по-немецки, но Лео прекрасно понимал каждое слово. Впрочем, слова немца тут же повторяли по-польски. – Думаешь, самый умный? – презрительно спросил офицер. – Полагаешь, я поверю, что такой дохляк как ты, смог справиться с молодым вооруженным парнем? Он повысил голос, чтоб его слышали остальные. – За укрывательство преступника вы все будете уничтожены! Лео смотрел на детей, стоявших в этом обреченном строю, на пожилые пары, двух женщин, прижимавших к груди младенцев, и его сердце разрывалось от сострадания. Конечно, глупо было надеяться, что его смелость спасет их. Но Лео сделал все, что мог. Внезапно он почувствовал, как перехватило дыхание, а сердце почти перестало биться: в толпе, уже начавшей скапливаться на улицах, он увидел Ванду и Гальку с Янушеком на руках, с ужасом наблюдавших за готовящейся расправой. Лео открывал рот, но не мог произнести ни звука. «Уходите, – мысленно закричал он дочери на древнем, как мир, языке. – Убирайтесь отсюда, все трое!» В следующую секунду гестаповец небрежно махнул рукой, и в груди Лео стало вдруг очень горячо, а земля оказалась у самого его лица. Он понял, что казнь свершилась. Но жизнь еще теплилась в нем, и он продолжал наблюдать за происходящим. Лео слышал грохот выстрелов и глухой стук падающих на землю тел. Краем глаза он заметил, что Симон тоже участвует в расстреле собственных соседей. Напрягая последние силы, он отвернулся от предавшего их мерзавца и вновь посмотрел на дочь. Похоже, она полностью освободилась от своей загадочной привязанности к мужу, потому что даже не взглянула в его сторону. Вместо этого она направилась к отцу, глядя куда-то поверх него. «Уходи», – последний раз мысленно попросил ее Лео, но если дочь каким-то чудом и услышала его, то снова не послушалась. Ванда подходила все ближе. Неожиданно она вскинула руку, и Лео увидел револьвер – тот самый, который они забрали у Томаша. Вот, значит, как она решила «позаботиться» об оружии. Рука Ванды дрогнула, раздался выстрел, и в следующий миг рядом с доктором упало еще одно тело. Лео не видел, чье оно, но был уверен – того самого гестаповца, который стрелял в него, и отдал приказ расстрелять остальных. Немцам не потребовалось много времени, чтоб оправиться от растерянности и открыть ответный огонь. Через несколько секунд Ванда лежала рядом с отцом. Выстрелы неожиданно прекратились. Видимо, все было кончено. Возле самого лица Лео мелькали ноги проходящих мимо солдат и полицейских. Вот к нему приблизилась еще одна пара ног. Это Симон, Лео узнал его ботинки. Он увидел, как мерзкий ублюдок перешагнул через тело Ванды и, не задерживаясь, пошел дальше. Но безразличие Симона к убитой на его глазах жене не удивило Лео. Зато он понял: этот трус еще пожалеет о своем предательстве. Если ему не отомстят свои же – рано или поздно немцы сами от него избавятся. Боль постепенно оставляла его, а память обратилась вспять. Он видел себя в любимой больнице в окружении маленьких пациентов, в лазарете среди раненых, в университете и гимназии, играющим во дворе родительского дома. И все время рядом с ним находился один и тот же человек, которого он давно знал, и ближе которого у него до появления Эдиты, пожалуй, никогда и не было. «Адам, - подумал Лео. – Я был прав, Ванда – это и есть Адам». Он устремился еще дальше в прошлое. Внешность Адама каждый раз менялась, и все же он всегда оставался рядом. Память перенесла его в 1812 год. Он увидел себя молоденькой девушкой, которую звали Александрой. Странно, но находиться в женском обличье ему показалось правильным и естественным, тогда как мужская внешность оказалась лишь искусной маскировкой. Она скрывается в лесу возле города, находящегося не так уж далеко от Варшавы. В руках Александра сжимает старинное ружье, с помощью которого намеревается задержать приближающихся всадников в незнакомых голубых мундирах, ведь иначе ее семья попадет в плен. Рядом с ней, держа в руках такое же ружье, стоит Адам, которого на самом деле зовут Николай. Он смотрит на Александру с нескрываемой любовью, но не смеет даже коснуться ее руки. «Я так виноват перед тобой, - горестно шепчет он. – Зачем я поверил отцу? Теперь я связан Еленой по рукам и ногам. Я дал клятву, понимаешь? Боюсь, теперь даже смерть меня не освободит. Что мне делать? Саша, я не хочу без тебя жить!» Александра не отрывает от Николая взгляд, и ее сердце разрывается от сострадания. Она тоже не хочет жить без него. Значит, пока любимый нуждается в ней, никто их не разлучит. Ее решение настолько непоколебимо, что она переплетает их пальцы, в то время как слова сами срываются с губ: «Клянусь всем, что для меня свято, что никогда тебя не оставлю, и ничто, даже смерть, не сможет мне помешать...» Годы и десятилетия снова устремились вперед, и Лео осознал, что все еще лежит на варшавской мостовой. Теперь он знал, как Ванда оказалась «безопасной пристанью» для Симона. Она расплачивалась за неосторожно брошенные Николаем слова. Все эти сто двадцать семь лет он держал свой обет, а Александра – свой. Но теперь Ванда свободна. Неважно, какой облик она примет в будущем, главное, что больше никто не сможет лишить ее права выбора. А как же он, Лео? Кто освободит от пут клятвы его самого? Чувствуя, как жизнь покидает тело, доктор через силу улыбнулся. Зачем ему свобода? Пусть его клятва остается с ним. Он счастлив остаться надежным прибежищем для человека, которого любит больше жизни. Со стороны могло показаться, что лицо Лео исказил посмертный оскал. Но те, кто так думал, ошибались. Улыбка была самая настоящая. Потому что разрушительное проклятье наконец утратило свою силу.