***
Он никогда не страдал от недостатка женского внимания, но Диана казалась особенной. Эффектная, уверенная в себе — что она нашла во вчерашнем студенте, Малдер не знал, да особо и не думал об этом. Зато Диана открыла ему мир парапсихологии, и он с головой погрузился в новые знания и новые отношения. Между ними было восемь лет разницы, но Малдера это не волновало: он восторженно ловил каждое слово своей подруги и не замечал, что со стороны они больше походили на строгую учительницу и прилежного ученика, чем на влюбленную пару. Он даже не заметил, когда именно Диана стала его раздражать. На счету Малдера было уже несколько громких раскрытых дел, после поимки Монти Пропса его имя прогремело по всему Бюро, а отношение к нему любовницы оставалось таким же покровительственно-собственническим. И как раз в тот день, когда Малдер задумался о том, что, возможно, им стоит расстаться, Диана позвонила и попросила приехать к ней домой. Она казалась взволнованной, и Малдер, не теряя ни минуты, запрыгнул в машину. Открыв дверь, он оказался в темной прихожей. Из гостиной пробивался слабый свет и доносились тихая музыка, поэтому Малдер направился туда. На маленьком столике красовались пара свечей, два бокала и бутылка шампанского. Ему вдруг захотелось унести отсюда ноги, но те, как назло, словно приросли к полу. Диана вынырнула из темноты так неожиданно, что Малдер сначала вздрогнул. Выглядела она просто сногсшибательно, а сладковатый аромат духов кружил голову. – Хотела сделать сюрприз, – улыбнулась она, и, видя, что Малдер все еще стоит как вкопанный, добавила: – Похоже, у меня получилось… Диана все говорила и говорила… Ее голос, звучавший так нежно, без привычных менторских интонаций, заставил его улыбнуться, а бокал шампанского помог окончательно расслабиться, поэтому Малдера не пришлось уговаривать, когда Диана увлекла его на диван. Через час они перебрались в спальню. – Я хочу за тебя замуж, – сказала Диана под утро. Она нежно гладила его грудь и смотрела с такой любовью, что Малдеру лишь оставалось ответить: – Конечно. Простыми обручальными кольцами они обзавелись на следующий день, а через неделю Малдер поймал себя на мысли, что, кажется, угодил в ловушку. Теплота и мягкость Дианы растаяли как дым, и он вновь стал казаться самому себе нашкодившим школяром под оком грозного наставника. Конечно, теперь Малдер не позволял собой командовать, поэтому между ними все чаще стали вспыхивать ссоры. Самым неприятным оказалось то, что об их отношениях узнал начальник, Билл Патерсон. Когда Диана звонила на работу, от Билла не могло ускользнуть, как отчаянно Малдер подбирает слова, чтобы не взорваться на глазах у коллег. Босс издевательски хмыкал и демонстративно покидал кабинет. После полугода сомнений Малдер понял: дальше так продолжаться не может. Ему нужно извиниться перед Дианой и разорвать помолвку. Но принять решение оказалось проще, чем исполнить. Поэтому еще несколько недель он проходил с кольцом на пальце, чувствуя себя полным идиотом. Все решилось в тот день, когда Диана предложила определиться с датой свадьбы. – Нет, – сказал Малдер. – Что — «нет»? – удивилась Диана. – Прости, я не могу стать твоим мужем, – твердо заявил он. – Это была неудачная идея. Как и в ту ночь, вся ее надменность исчезла без следа, однако сейчас Диана выглядела такой жалкой и беззащитной, что Малдеру показалось, будто он не просто обидел ее, а ударил наотмашь. Но обратного пути уже не было. – Почему? – произнесла Диана, с трудом стараясь держать себя в руках. – Я... я слишком стара для тебя? Несмотря на все усилия, голос предательски дрогнул, давая понять, что вопрос тревожил ее и раньше. – Не в этом дело… Малдеру не хотелось причинять боль женщине, которой он когда-то восхищался. Но она заслуживала честности. В конце концов, похоже, Диана действительно его любила. – Я не знаю, почему ты считаешь меня идиотом, неспособным и шагу ступить без твоей указки. Но мне не нравится, что ты пытаешься меня контролировать и решать все за меня. Я не буду твоей собственностью, понимаешь? И если ты не слышишь того, о чем мы говорили много раз, то нам придется расстаться… …Весь следующий год Диана не показывалась ему на глаза, но когда он нашел в подвалах ФБР старые архивы с таинственными делами, неожиданно снова объявилась. Именно она ходатайствовала за Малдера, чтобы ему разрешили открыть собственный отдел и заниматься расследованиями необъяснимых явлений. К его удивлению, прошение было удовлетворено. Несмотря на то, что у Дианы явно имелись покровители среди руководства ФБР, больше она не пыталась командовать Малдером. Диана со всей серьезностью отнеслась к его давнему упреку, и теперь старалась предугадать любые его желания, безропотно выполняя их. Она отчаянно пыталась быть для него полезной и незаменимой, и не понимала, почему вместо благодарности он испытывал лишь новые вспышки раздражения. Ей даже в голову не приходило, что, бросаясь из крайности в крайность, она предлагает бывшему жениху все, что угодно, только не равноправное партнерство. Малдер же, понимая, что Диана еще надеется вернуть их отношения, держался холодно и отстраненно, боясь нечаянно обнадежить ее. После трех месяцев столь странного сотрудничества Диана исчезла из ФБР так же внезапно, как и появилась.***
Теперь, семь лет спустя, он догадывался, кто ее тогда завербовал и чем сумел прельстить. Малдеру даже казалось, что он знает, как все происходило. Ему ясно представилась комната, освещенная лишь светом старинного уличного фонаря, да языками пламени из камина и кресло, в котором сидит Диана. В кресле напротив вальяжно устроился ее таинственный собеседник, лица которого почти не разглядеть за клубами дыма. – Вам лучше исчезнуть на время, – звучит в полумраке его вкрадчивый голос. – Агент Малдер слишком молод, чтобы оценить тот дар, который был у него в руках. Дайте ему повзрослеть. А пока поработайте на меня. Я посвящу вас в такие тайны, за доступ к которым он не пожалел бы жизни. Придет время — и вы преподнесете ему их на блюдечке. Тогда-то он точно не останется равнодушным. Подумайте о моем предложении. Вы получите все, о чем только можно мечтать, и его, конечно, тоже. Диана излучала такую самоуверенность, что Малдер не сомневался: бывшая подружка вернулась взять свое. Она явно полагала, что прокуренный мерзавец вот-вот исполнит обещание. До сих пор тот не давал повода заподозрить, что просто воспользовался чужой слабостью, поэтому Диана уверена в скором триумфе. Рыжая выскочка ей не помеха — слишком нахальна, да к тому же не во вкусе Малдера. Очевидно, он значит для Скалли куда меньше, чем для Дианы, если она до сих пор не поняла: Малдер не любит, когда ему навязывают свою точку зрения. Так что он наверняка не расстроился, что их разделили, просто врожденное благородство не позволяет сказать об этом вслух. Малдер понимал, что одно его слово — и Диана бросит Курильщика без сожаления. Вот только отплатить ему за такую преданность нечем, он просто обречет Диану на гибель. Поэтому молчал, не желая взваливать на себя ответственность еще и за ее жизнь. Рано или поздно Диана сама поймет, что, борясь за его благосклонность, она угодила в страшную ловушку, в которой увязла настолько глубоко, что просто не выберется оттуда живой.***
Вынырнув из воспоминаний, Малдер увидел Скалли, нерешительно замершую в дверном проеме. Она казалась смущенной и явно не понимала, как себя вести после рвущего душу разговора и его позорного бегства из палаты. Не обращая внимания на смятение напарницы, Малдер подошел ближе, раскрыл объятия и нежно привлек ее к себе, коснувшись губами рыжей макушки. Бруклин, Нью-Йорк, – В аэропорт? – спросила Скалли, вдыхая прохладный утренний воздух. – Не сейчас, – ответил Малдер. – Сначала хочу тебя кое-куда отвезти. – Надеюсь, не на осмотр достопримечательностей? – поморщилась она. Только экскурсий не хватало, когда ей так хочется поскорее оказаться дома и смыть с себя больничный запах. Малдер засмеялся и осторожно коснулся ее поясницы, подталкивая в сторону припаркованного автомобиля. – Мы поедем к старым знакомым. Помнишь Якова Вайса? – спросил он. – Дело об убийстве еврея и духе отмщения, – вспомнила Скалли. – Мисс Вайс опять решила воскресить жениха? – Конечно, нет. Но Яков нашел для нас неопровержимые доказательства… – Доказательства чего? – насторожилась Скалли. – Того, что Лео Фишман и Ванда действительно существовали. И что жизни Дани и Литы мне не привиделись. За два года мистер Вайс заметно сдал. Он с трудом держался на ногах, а во время беседы неожиданно замолкал, словно забывая, о чем только что говорил. Гость семьи выглядел немного старше – лет на семьдесят, но в том, что его ум сохранил остроту и ясность, сомневаться не приходилось. – Лотар Занвел, – представился он, пожимая Малдеру руку. Скалли вздрогнула и обернулась к напарнику. Тот едва заметно кивнул, а затем в замешательстве замер, наблюдая, как вдруг изменилось лицо Скалли. Оно словно неуловимо постарело, глаза помутнели, как у Якова, но сам взгляд стал понимающим и добрым. «Как тогда, на сеансе гипноза…», – ошеломленно подумал Малдер. Остальные не обратили внимания на метаморфозу, произошедшую со Скалли. – По правде говоря, сейчас у меня другая фамилия, – признался Лотар. – От приемного отца. Но когда я вспоминаю Польшу, то предпочитаю называться именем, которое мне дали настоящие родители. Малдер обернулся к напарнице. Та изучающе смотрела на старика, словно пытаясь разглядеть в нем знакомые черты. Ее губы беззвучно шевельнулись, и он угадал слова, так и не прозвучавшие вслух: «Здравствуй, сынок». Когда все расселись вокруг стола, в облике Скалли не осталось ничего необычного. – Лотар, – нерешительно начал Малдер. – Вы ведь знали Лео Фишмана, верно? – Кто же не слышал про доктора Лео, – хмыкнул Лотар. – В нашей округе многие его любили и уважали. – Почему? – В конце тридцатых в Польше появились первые прививки от дифтерита, – пояснил старик. – Доктор ходил по дворам и убеждал родителей вакцинировать детей. Но поди объясни, как можно спастись от такой ужасной болезни, заразившись ею. В общем, почти все отказались, но доктор не сдавался. Он толковал, что заразят их совсем чуть-чуть. Такая доза ребят не убьет, только… натренирует что ли, чтоб организм в будущем смог сам побороть инфекцию. И что если ребенок заразится по-настоящему — то выжить у него шансов мало, а смерть его ждет страшная и мучительная. Иногда доктор рассказывал про заболевших детей, с какими ему приходилось иметь дело, но чаще всего про мальчика, который умер еще до того, как пан Лео стал врачом … то ли Рафаэля, то ли Рахамима… – Он рассказывал о Рахиме, – с досадой поправила его Скалли: – Того мальчика звали Рахим! Лотар удивленно посмотрел на сидящую перед ним женщину. Казалось, ей было очень важно, чтобы умерший почти сто лет назад малыш не остался забыт. – Ваша правда, мисс. Именно так доктор его и звал! – И что произошло дальше? – торопливо спросил Малдер, опасаясь, что присутствующих заинтересуют причины столь странной осведомленности. – А потом пришла к нему наша соседка, пани Лиза и привела своего сына Людвига. Мы дружили с раннего детства, но здоровье у него было ни к черту. В общем, пани Лиза сказала: «Делайте, доктор, эту вашу прививку. Все равно терять ему уже нечего. Если он еще и дифтерит подхватит — точно околеет». – Как я понимаю, вакцинация прошла успешно? – уточнил Малдер. – И не говорите! Даже не кашлянул. После Людвига остальные тоже повели детей в больницу. Лео был так благодарен пани Лизе, что потом заботился о Людвиге, как о сыне — отец-то у него умер за пару лет до этого. А перед самой войной в Варшаве и впрямь вспышка дифтерита случилась. Так из тех, кого успели привить — никто не умер, представляете? – Да уж, – согласился Малдер. – Неудивительно, что слава о нем понеслась по окрестностям... А потом? – А потом началась война. Никто не знал, чем она закончится для евреев, все надеялись отсидеться по домам. Но когда Лео сказал, что нужно убираться, те, кому было куда ехать, сразу стали собирать вещи. Однако Польшу захватили быстро, поэтому мало кто успел покинуть страну. Многих повыгоняли из домов и поселили на севере Варшавы, рядом с нами. Набилось их тогда, что сельдей в бочку. Когда в доме Людвига стало совсем невыносимо, пан Лео освободил для его семьи целую комнату. Лотар умолк и погрузился в себя. Было очевидно, что воспоминания даются ему с трудом, поэтому никто из сидящих рядом тоже не произнес ни слова. – Если бы не Людвиг — никто бы, наверное так и не понял, за что немцы всех жителей дома порешили, – наконец заговорил Лотар. – За пару дней до расстрела он рядом крутился и видел, как «синий» в их подъезд поперся. Людвиг сразу смекнул, зачем. Все видели, что этот солдат к Ванде, дочке доктора приставал. Людвиг хотел побежать за Лео, но тот уже и сам возвращался. В общем, зашел он следом за доктором в дом и все своими ушами слышал – и как «синий» Ванду домогался, и как Лео его прикончил. И как наутро принялся того полицейского по частям из дома выносить — тоже видел. Малдер достаточно много знал о второй мировой войне. Но впервые в жизни ему довелось увидеть ее глазами десятилетнего мальчишки. Содрогнувшись от ужаса, он обернулся к Скалли, но та слушала рассказ Лотара на удивление спокойно. – Я думаю, Лео догадывался, что на него скоро выйдут, – продолжил старик. – В тот вечер он собрал всю еду, что была в его комнате, и раздал соседям. Наверное, надеялся, что если немцы придут — то накажут только его. Тогда-то Людвиг и рассказал матери с бабкой о том, что видел. Они о чем-то пошушукались, а потом пани Лиза наказала сыну к нам бежать и носа домой не показывать. Может, они и бы сами сбежали, да не успели. К утру всех, кто был в доме, вывели на улицу и расстреляли. Нас в тот день тоже выгнали из квартир — заставили смотреть, что бывает с теми, кто попытается пойти поперек новой власти. Лотар снова ненадолго умолк, и в этот миг тишину разорвал тихий всхлип. Все обернулись на звук и тут же отвели глаза — Ариэль, дочь Якова Вайса, украдкой вытирала слезы. Малдер поспешил сменить тему. – Людвигу, как и вам, удалось спастись из гетто, верно? – спросил он. – Кто вас вывез? – Нас спасла подруга Ванды, – пояснил Лотар. – После того, как их с доктором убили, пани Галина забрала к себе ее сына Януша. Они с мужем были поляками и выдали мальчика за своего ребенка. Удивительно, но никто из соседей не донес на них. А потом к ним пришли из комитета по спасению евреев и предложили покинуть Польшу, потому что арест за укрывательство Януша был лишь делом времени. Им обещали помощь, но взамен попросили забрать с собой еще девятерых детей. Мы с Людвигом оказались в их числе. Скалли подняла голову и впилась в собеседника взглядом. – Что вы знаете о дальнейшей судьбе внука Лео? Старик потер лоб, вспоминая. – Его увезли в Южную Америку, в Чили. Там он и вырос. Мы с Людвигом видели Януша в конце пятидесятых. Хороший человек был. – «Был»? – дрогнувшим голосом уточнила Скалли. – Этого я не знаю, – смутился Лотар. – В шестидесятом, почитай, половину Чили землетрясение разрушило. А семья Януша оказалась прямо в эпицентре. С тех пор от них ни слуху, ни духу. Может, уехали куда. А может там и нашли свой конец. В Вальдивии тогда много народу погибло. – А Людвиг? Лицо старика на мгновенье исказилось, словно от боли, но он быстро справился с собой. – Людвига я уже двадцать лет как похоронил, – с трудом произнес Лотар и повторил словно заклинание: – Мы дружили с раннего детства… Только здоровье у него было ни к черту. Гости задержались в семье Вайсов почти до вечера. Наконец, настало время прощания. – Спасибо, мистер Вайс, – поблагодарил его Малдер, направляясь к выходу, как вдруг, словно что-то вспомнив, неожиданно обратился к Лотару: – Вы не хотели бы записать свои воспоминания? Вашему народу стоит помнить о таких людях, как Лео Фишман. – Уже записал, – буркнул старик. – Только не знаю, как закончить. Хотелось бы вспомнить один момент. Без него я вроде как упускаю что-то важное. – Какой момент? – поинтересовался Малдер. – Последние слова Лео, которые он сказал перед гибелью. Он говорил на иврите, даже успел повторить несколько раз, пока не упал замертво. Пани Галина слышала, но она полька, откуда ей знать наш язык? Пересказала, как смогла, да я тогда мало что понял. Что-то про невинную кровь… – Сынок, она услышала: «Веникиси, домом лой никиси». Спокойный, уверенный, не сомневающийся в правдивости своих слов, голос, прозвучал словно набат. Скалли повернулась к Малдеру и пояснила: – Это означает: «И отмстится кровь, еще не отмщенная». В прихожей повисла оглушительная тишина. "Сынок", который был на сорок лет старше, растерянно уставился на Скалли, беззвучно открывая рот, не в силах произнести ни слова. Остальные тоже с удивлением воззрились на хрупкую рыжую женщину, неожиданно заговорившую на чужом ей языке. Первым опомнился Яков. – Я и подумать не мог, что вы знаете иврит, мисс Скалли! Скалли устало вздохнула, и потерла лоб. – Не знаю, но эта фраза мне хорошо знакома, – призналась она. Местоположение неизвестно Ноябрь 1999 Малдер пытался вырваться из вязкой темноты, навалившейся огромным грузом, рвущейся в уши гулом чьих-то мыслей и чужих голосов, мешавшей вздохнуть полной грудью. Манящий свет был так близко, что Малдер сделал последний отчаянный рывок… и открыл глаза. Мучительный гвалт в голове утих, оставив лишь один голос — тихий и нежный, а дышать вдруг стало легко и просто. Только тело, словно налитое свинцом, напоминало о пережитом кошмаре. Малдер обвел глазами слабо освещенную комнату. Место казалось незнакомым. Он было подумал, что все еще находится в плену у Курильщика, но разглядев рядом с собой копну рыжих волос, понял, что волноваться не о чем. Скалли дремала, сидя в старом кресле и уронив голову на подлокотник. Вряд ли в таком положении можно по-настоящему уснуть, во всяком случае, как только Малдер шевельнулся, напарница подняла голову и уставилась на него с измученной улыбкой. Под ее глазами виднелись темные круги. – Привет, – сонно пробормотала она. – Как ты себя чувствуешь? – Привет… Как после ремонта, – хрипло ответил Малдер. – Только мастер, похоже, попался криворукий: не то потерял парочку запчастей, не то лишние поставил. Неловкая шутка заставила Скалли окончательно проснуться и насмешливо фыркнуть: – А по-моему, он привел твои настройки в исходное состояние! Малдер тоже улыбнулся и снова обвел комнату взглядом. – Где мы? – спросил он. – В безопасности, – уверила его Скалли. – Правда, чтобы добраться сюда, мне пришлось дважды тебя похитить. Сначала из Министерства обороны, затем — из больницы. Как только врачи сказали, что раны на голове не угрожают жизни, я забрала тебя и уехала подальше, в безлюдное место на случай, если твоя… телепатия не пройдет. – Откуда ты знаешь? – с любопытством спросил Малдер и распахнул глаза в притворном испуге. – Только не говори, что это заразно! Скалли снова хмыкнула и покачала головой. – Скиннер рассказал. А я с некоторых пор стала верить людям на слово. И решила, что если твоя способность сохранилась, то тебе лучше быть с кем-то, кого ты хорошо знаешь. Надеюсь, ты не против, что этим кем-то оказалась я. Малдер улыбнулся: вот уж кто никогда не будет ему в тягость, так это Скалли. По правде говоря, ему не составило труда понять, что она немного лукавит. Как ни старалась Скалли казаться безмятежной, за внешним спокойствием ощущалась тревога: не повредила ли загадочная болезнь его разум? Правильно ли она сделала, что забрала Малдера с собой, или он предпочел бы компанию агента Фоули? Но вряд ли это заслуга телепатии, ведь у него и раньше получалось читать ее мысли. Только с чего бы ей снова опасаться Дианы? Разве что… – Много я наболтал, пока находился в отключке? – поинтересовался Малдер, стараясь, как и Скалли, казаться беззаботным. – Достаточно, – вздохнула она, отведя взгляд. – Похоже, над твоей головой хорошо потрудились. Малдер подавленно умолк. Перед его глазами вновь промелькнула Диана, заполнившая собой его видения — самоуверенная, раскованная, не сомневающаяся в своей власти над ним. А он, словно глупый щенок, покорно шел за ней. Хорошо хоть Скалли догадывается, что эти сны ему навязали. – Теперь я понимаю, что чувствуют жертвы насилия, – пробормотал Малдер. – Оказывается, над сознанием можно надругаться похлеще, чем над телом. Смущение Скалли словно испарилось, и теперь она смотрела с сочувствием. На мгновение Малдеру показалось, что сейчас его начнут жалеть, и эта мысль отозвалась отвращением к себе. Но когда Скалли порывисто поднялась с кресла, пересела на кровать и, обхватив ладонями его щеки, склонилась над самым лицом, в ее взгляде не было ничего, кроме восхищенного удивления. – У них ничего не вышло, Малдер! – Убежденно проговорила она. – Если им и удалось тебя обмануть, то ненадолго. Ты все время боролся, а когда терял силы – звал меня на помощь. Тебя до одури накачали какими-то наркотиками, но ты все равно нашел силы перебраться на каталку, а оттуда — в машину, чтобы мы смогли убраться прочь. Сама бы я не справилась. Теперь понятно, почему они подбросили мне пропуск и позволили нам уехать вместе. Они обломали об тебя зубы, понимаешь? От ее слов у Малдера упал с души камень, а стыд за свою слабость развеялся как дым. Этими словами он когда-то подбадривал Скалли, и теперь настал ее черед отплатить ему той же монетой. Она собиралась было отодвинуться, но Малдер накрыл ее ладони своими, удерживая рядом. Скалли взволнованно наблюдала за тем, как Малдер, слегка приподняв голову, подносит к губам ее руку и один за другим целует пальцы. «Только не убегай и не переводи разговор на другую тему, как тогда, после сеанса», – молил про себя он. Словно услышав безмолвную просьбу, Скалли затаила дыхание и безропотно позволила целовать свою ладонь. Наконец, он отпустил ее и мягко похлопал по простыни. – Иди ко мне, – позвал Малдер. – Думаю, здесь ты выспишься намного лучше, чем в кресле. Ему на мгновение показалось, что Скалли приготовилась к прыжку в воду: она закрыла глаза, а затем, глубоко вздохнув, осторожно прилегла рядом и замерла, опасаясь неловким движением причинить ему боль. – Спасибо, что привезла меня сюда, – прошептал он. – Не знаю, что я там наплёл, но тебе следует знать: если я когда-нибудь решу все бросить и уехать в глушь, то буду счастлив, если ты поедешь со мной. Думаю, наш удел — оставаться вместе до конца. Глаза Скалли подозрительно заблестели, и от этого зрелища у Малдера вдруг тоже защипало в носу. – Знаю, Малдер, – глухо проговорила она. – Похоже, Даниэль замкнул круг, когда перед гибелью принес Лите клятву Александры. От удивления он снова поднял голову, забыв о пульсирующей боли в висках. – Не помню, чтобы я рассказывал тебе о нашей жизни в Чили настолько подробно, – заметил он. – Или я проболтался в бреду? – Не рассказывал, – успокоила его Скалли. – Ни наяву, ни во сне. – Значит, ты тоже что-то вспомнила? Когда? – допытывался Малдер. – Несколько дней назад, когда потеряла надежду тебя найти. Ко мне домой пришел Альберт Хостин. Понятия не имею, как он оказался в Вашингтоне — ведь я своими глазами видела его умирающим в больнице Нью-Мехико. Альберт запретил мне отчаиваться. Мы стояли рядом и молились. А потом… на меня будто снизошло озарение, и я все вспомнила. – Что именно? – Наши прошлые жизни. И Чили, и обе войны с немцами, и тот бой с янки… И с чего началась ваша история с Мелиссой — тоже. – В 1812 году? – уточнил Малдер. – Когда мы были Николаем и Александрой? – Да. – Расскажешь? – Обязательно, – кивнула Скалли и, зевнув, виновато добавила: – Только у меня глаза закрываются… Малдер осторожно повернулся на бок и обнял ее свободной рукой. – Отдыхай, – прошептал он. – Нам обоим нужно набраться сил. В его голосе было столько нежности, что Скалли решилась: она приподнялась и осторожно поцеловала Малдера в уголок губ, а затем опустилась обратно, прижавшись к его груди. Совсем скоро оба провалились в глубокий сон.