Верные клятвам

      Российская империя,       где-то под Гродно       июнь, 1812 год              Дорога вела прямо на запад, не петляя и не сворачивая. С одной стороны ее подпирал густой лес, с другой же простиралось широкое поле.       Еще несколько дней назад здесь скрипели телеги, щелкал кнут пастуха, а из-за вековых деревьев раздавались звучные голоса молодых крестьянских девок, собиравших грибы да ягоды и развлекавших себя песнями.       Сейчас же место казалось вымершим, лишь легкий запах навоза напоминал о том, что совсем недавно в этих краях кипела жизнь. Доносящиеся из-за леса ружейные выстрелы и грохот артиллерийских снарядов красноречиво поясняли, из-за чего беззаботное время осталось в прошлом.       Но двоих молодых путников, появившихся на дороге словно из ниоткуда, мертвая тишина поля ничуть не смущала. Держа в руках английские ружья и закинув за плечи дорожные мешки, они решительным шагом направлялись прямо к границе, туда, откуда доносились звуки боя.       Тот, что повыше, неожиданно остановился, пристально вглядываясь вдаль. А затем, схватив своего попутчика за руку, нырнул в лесную чащу.        - Николай, что случилось? Почему мы прячемся? – пронзил тишину высокий и звонкий голос.       - Там впереди… всадники, - переводя дыхание ответил Николай. - Я даже мундиры их разглядел. Голубые… Саша, это французы!       Тот, кого Николай назвал Сашей, осторожно выглянул из зарослей, чтобы тоже посмотреть на передовой отряд армии Бонапарта. Но в следующую секунду сильная рука оттащила его обратно под прикрытие деревьев. От резкого движения с головы его слетела драгунская шапка, под которой оказались неожиданно длинные волосы, уложенные в женскую прическу.       - Ты прав, - потрясенно шепнула Александра. – Не наши.       Надежд присоединиться к какой-либо казачьей сотне, либо к городскому гарнизону и не нарваться при этом на передовые отряды неприятеля не сбылись. Молодые люди не могли знать о том, что два дня назад казачьему корпусу было приказано избегать прямых столкновений с врагом, поэтому русские войска обошли французов с флангов и с тыла.       - Уходи домой! - приказал Николай. – Иди прямо по кромке леса, так тебя не заметят.       - А ты? – дрогнувшим голосом спросила девушка.       - Я их задержу - пугну издалека. Пока они не сообразят, что к чему, дальше двинуться не рискнут. Так что полчаса у тебя есть – успеешь вернуться к отцу раньше французов.       – Нет! – твердо заявила Александра. – Больше я не оставлю тебя одного!       – Уходи, Саша! – взмолился Николай. – Я и так сломал тебе жизнь, не хочу, чтобы ты еще и погибла из-за меня!       Он смотрел на Александру с такой любовью, а во взгляде было столько отчаяния, что у нее перехватило дыхание.       - А зачем мне жизнь, если в ней не будет тебя? – спросила она сдавленным голосом. Глаза ее подозрительно заблестели, но в следующую секунду девушка решительно тряхнула головой. – Не уговаривай, Николя. Я остаюсь. Все равно один ты их не задержишь, а вместе у нас что-нибудь, да выйдет. Мы дадим время отцу увезти семью подальше отсюда.       Александра скинула с плеч мешок, выглянула еще раз, а затем осмотрелась вокруг, выбирая удобное место для стрельбы.       Молодой человек тяжело вздохнул и последовал ее примеру. Краем глаза он продолжал наблюдать за четкими, отточенными движениями девушки. Та снова убрала волосы под шапку, и от этого лицо ее снова стало совсем детским, совсем как в их первую встречу пять лет назад, когда Николай принял Сашу за мальчишку.                     Лето, 1807 год              Илья Петрович Рощинский появился в этих краях недавно. Выкупив имение у разорившегося помещика, он перевез в него на лето всю семью.       - Давно мечтал осесть поближе к земле предков, - рассказывал он впоследствии. – Да только Россию покинуть не мог, здесь ведь тоже мои отец, дед и прадед лежат. А теперь привел Господь мечту исполнить: в этих краях мне земля вдвойне родная!       Едва обосновавшись на новом месте, глава семьи сразу же нанес приветственные визиты соседям.       В начале июня у ворот имения Потоцких остановился открытый экипаж.       - Кого еще принесла нелегкая, - проворчал Ян Станиславович, сделав едва заметный знак сыну.       Микош выглянул в окно.       - Какой-то пан в русском платье, а с ним хлопец моих лет, - сообщил он и добавил: - Нездешние.       Не ожидавший гостей, пан Потоцкий направился в гостиную, все еще недовольно бормоча что-то себе под нос. Через несколько минут дверь снова отворилась, и вошедший слуга доложил хозяину:       - Илья Петрович Рощинский, новый владелец имения в Оленичах, пожаловал с сыном!              Ян Станиславович постарался принять самый любезный вид. При виде гостя стало ясно, что тому, в отличие от хозяина, не приходится напрягаться – дружелюбие было его естественным состоянием.       - Прошу любить и жаловать: Илья Петрович Рощинский, - с улыбкой произнес он. - А это мой сын Андрей. Мы ваши новые соседи. Неделю назад я купил имение в Оленичах и поспешил засвидетельствовать свое почтение.       Мальчик, которого назвали Андреем, вежливо склонил голову перед паном Потоцким, а затем, бросив взгляд в сторону Микоша, украдкой ему подмигнул.       Микош ответил таким же вежливым кивком, но подмигивать в ответ не стал. Может, этот Андрей и неплохой парень, но не стоит торопиться заводить новых друзей, если совсем недавно разочаровался в прежних.       -Мика! – строго окликнул его отец. – Отведи гостя в свою комнату и как следует развлеки. А мы пока посидим с паном Рощинским да поболтаем по-стариковски.       Илья Петрович от души расхохотался. Несмотря на склонность к ворчливости, на старика хозяин дома был совершенно не похож. Гость же и вовсе просто источал жизненную силу.       Микош указал взглядом на лестницу, предлагая парнишке следовать за ним.              - Ты хорошо держишься в седле? – спросил Андрей, едва за ними закрылась дверь.       Микош снисходительно хмыкнул. В их кадетском корпусе не научиться верховой езде было невозможно. Иногда этому занятию они посвящали по несколько часов в день. Да и отец на каникулах не давал расслабиться. Он не очень хорошо разбирался в хозяйстве, но нередко объезжал поля с управляющим, таская за собой и сына. Разумеется, чаще они ездили в седле, чем в экипаже.       – Я тоже, - кивнул мальчишка, которого нимало не смутила сдержанность хозяина комнаты. - Меня наш конюх Ефим научил, как только я ходить начал. Он лучший наездник из всех, кого я когда-либо знал! Представляешь, служил под началом самого Суворова!       Служить у самого Суворова – это серьезно, и во взгляде Микоша появилось нескрываемое уважение.        - А недавно отец подарил мне коня, – похвастался Андрей. – Теперь у меня свой собственный!       Микош улыбнулся, поневоле заражаясь радостью гостя. Самому ему, конечно, разрешали брать лошадей из конюшни, но той, которую он мог бы считать своей, у него еще не было.       Он продолжал держаться настороженно, но становилось все очевиднее, что Андрей ему нравится. Конечно, удивительно, что о простом слуге тот говорит почти как о члене семьи. Зато его гость не кичится дворянством, как некоторые, не задирает нос перед теми, кто слабее или занимает более низкое положение.       Хотя Микошу было поручено развлечь гостя, разговаривал в основном Андрей, который не сразу заметил, что хозяин комнаты, хоть и увлеченно слушает русскую речь, иногда в непонимании морщит лоб.       - В Астрахани вы побывали где? – решился наконец переспросить Микош.       Слушать о путешествии Андрея по югу России было необычайно интересно, но сколько же непонятных слов в этом странном русском языке!       Андрей бросил на парнишку внимательный взгляд и смутился, вспомнив, что российскими эти земли стали совсем недавно. Продолжил рассказ он уже на польском.       - В индуистском храме, - терпеливо повторил Андрей. – Правда, когда мы вернулись и рассказали о том, что видели, наш ксёндз собрался наложить на батюшку епитимью. Вы, говорит, поддались ереси! - скрипучим голосом передразнил он неведомого священника. - Только отец не испугался и сказал, что был и остается католиком, а в посещении храма иноверцев ничего плохого нет. Потому что Бог для всех един, и раз индийцы называют его Кришной, значит, таков Его замысел. После этого святые отцы нас больше не трогали.        «Ничего себе – поспорил с ксёндзом, да еще взял верх над ним!» - восхитился про себя Микош.       Неожиданный стук в дверь прервал оживленную беседу. В комнату вошел дворецкий.       - Их благородие изволят ехать домой и просят молодого панича поторопиться, - обратился он к Андрею.       Микошу вдруг стало неловко. А вдруг отец дал понять Илье Петровичу, что не рад гостям? Если пан Рощинский такой же чуткий, как и сын, то наверное понял намек и засобирался домой. Как же жаль, что их первая встреча с Андреем закончилась так скоро!       Мальчики вернулись в гостиную.       - Прощайся со своим новым другом, - сказал Илья Петрович Андрею. – Нас уже дома заждались.       Мальчик обернулся к Микошу и его отцу.       - Вы ведь приедете к нам на чай? – спросил он, больше обращаясь к новому приятелю, чем к хозяину дома. И, понизив голос до шепота, добавил: – Познакомлю тебя с Ефимом. Он позволит покататься на Орлёнке. Видел бы ты, что это за конь!       Микош радостно закивал, совершенно не подумав о том, что отец может и запретить ответный визит. Да и вряд ли он всерьез отнесется к приглашению ребенка. Но пан Рощинский ласково улыбнулся.       - Буду рад видеть вас обоих в нашем доме, - поддержал он сына.              Потоцкие проводили гостей до экипажа. Едва отец и сын Рощинские отъехали от ворот, Ян Станиславович проворчал:       – Обыкновенный выскочка, а мнит о себе, будто и правда может стоять вровень с нами, родственниками Ягеллонов. Тоже мне, русский дворянин из мастеровщины, тьфу! Представляешь, Мика, всего сто лет назад его прадед работал подмастерьем у люблинских оружейников! А когда появилась возможность выслужиться перед царем-Антихристом - сбежал к московитам. Зато теперь полюбуйтесь-ка – его правнук завел несколько собственных оружейных мастерских. Еще бы у него не водились деньги, на которые он скупает имения истинных шляхтичей!       «Так вот почему они так хорошо говорят по-польски. Они сами поляки!» - понял Микош.       - Но наши собственные предки пятьсот лет назад тоже служили литовскому князю простыми воинами, - робко возразил он. – Это потом уже они получили свои звания и породнились с королями.       - Вот через пятьсот лет, может, и поговорим с Рощинскими на равных, - фыркнул отец.       Микош вздохнул.       «Неизвестно, сочтут ли нас Рощинские достойными своей компании через пятьсот лет», - подумал он, с тоской оглядывая ветшающее поместье.                     ***       Сколько бы ни ворчал пан Потоцкий, приглашением Рощинского он не пренебрег и сына взял с собой.       Когда Андрей, провожая гостей, попросил Яна Станиславовича отпускать к ним Микоша по воскресеньям, тот, к удивлению сына, милостиво кивнул головой.       - Можешь дружить с этими выскочками, раз люди твоего круга тебя больше не принимают, - насмешливо заметил пан Потоцкий, едва за ними закрылись ворота. – Не все же дома торчать!       «Это я их не принимаю», - мысленно возразил сын, но предпочел промолчать.       Микош не обижался на отца. Он знал, что тот, несмотря на язвительные замечания, на самом деле рад, что сын стал проводить с ним больше времени.       И конечно, оба они понимали, что его слова далеки от истины: приглашения на увеселительные мероприятия Микош получал и сейчас. Но после памятного бала у Осовских он решил, что хватит с него глупых детских праздников.                    ***       - Ну, и когда ты покажешь своего чудо-коня? – спросил Микош, поочередно оглядывая стойла. Лошади у Рощинских оказались просто загляденье, но ни одна из них, судя по описанию, не могла быть Орленком.       - Скоро, - небрежно бросил Андрей. – Сейчас на нем Санька катается.       Спрашивать, кто такой Санька, Микош не стал. Скоро он и так это узнает.       Приятели вышли за ворота и неторопливо зашагали в сторону леса вдоль невысокой изгороди. Неожиданно Андрей остановился, вглядываясь куда-то вдаль, а затем сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. В ответ раздался такой же разбойничий свист, и внезапно тихий шорох трав заглушил топот копыт. Микош и глазом не успел моргнуть, когда прямо перед ним мелькнула огромная тень. Тень перемахнула через изгородь и через секунду встала как вкопанная. Изумленному взгляду гостя предстали роскошный темно-серый жеребец и восседавший на нем худенький мальчишка, чем-то похожий на Андрея.       «Брат наверное», - подумал Микош, а вслух восхищенно спросил:       - Это он и есть, да? А Орленком его назвали, потому что летает как птица?       - Да нет же! Его подарил отцу граф Орлов, - ответил мальчик, который, видимо, и был Санькой. – Алексей Григорьевич вывел совершенно новую породу рысаков – русских. Их на всю Империю всего лишь пятьсот голов, и теперь один из них теперь – наш! – хвастливо закончил он.       - Ну, хватит болтать! – строго осадил мальчишку Андрей. – Отведи его в стойло и как следует оботри, не то Ефим и тебе шею намылит.       Санька досадливо мотнул головой и, подав знак коню, скрылся с глаз.       Микош догадывался, что под словами «намылить шею» кроется совершенно другой смысл, и все же не удержался и фыркнул, представив себе взмыленного мальчишку, охаживаемого мочалкой возле лошадиных стойл.       Но когда приятели вернулись в конюшню, мальчишка выглядел так, словно ему и в самом деле «устроили баню». Лицо Саньки пылало, словно после парной, а глаза метали гневные молнии.       - Можешь жаловаться отцу, если хочешь, - услышал Микош. – Только я ничего плохого не сделала. Орленку в радость скакать по полям и брать барьеры. А вот стоять подолгу в стойле ему как раз нельзя.       - Да я не об этом! – Ворчливо выговаривал конюх. – Разве пристало барышне скакать в мужском седле? У нас вон и лошадка подходящая есть, и седло дамское вам купили, и одежду для верховой езды, а вы? Чисто сорванец! Срам, Александра Ильинична!       - Ну и что? Батюшка сам сказал: «Успеешь еще научиться всяким женским штучкам!»       Ошарашено взирая на разыгравшуюся перед ними сцену, Микош отчаянно подбирал слова и не находил их.       - Девчонка! – прошептал наконец он и, испугавшись, что Санька могла его услышать, стыдливо прикрыл рот рукой.       Но брат и сестра лишь расхохотались, и даже борода Ефима не могла скрыть притаившуюся в ней улыбку.                     ***       Микош сам не заметил, как зачастил в Оленичи. Если бы он задался вопросом, то, наверное, и сам не мог бы ответить, ради кого он каждый выходной забывал о делах в собственном поместье – то ли ради Андрея, к которому, вопреки данному себе зароку все-таки начал привязываться, то ли ради Веры Андреевны.       Каждый раз, когда Микош вспоминал первую встречу с пани Рощинской, на сердце у него теплело. Такое же чувство он испытывал, когда думал об умершей десять лет назад матери.       Высокая статная женщина, фигуру которой не испортили ни возраст, ни рождение шестерых детей, стояла у крыльца, приветливо улыбалась ему как самому желанному гостю.       - Матушка, позвольте представить моего друга – Микоша Потоцкого, - произнес Андрей, нимало не сомневаясь, что высокий парнишка, которого он знал всего несколько дней, уже приходится ему другом.       - А я – Вера Андреевна, хозяйка имения и мать этих двух шалопаев, - засмеялась женщина, указывая на сына и дочь. А затем, игнорируя этикет, пригнула к себе голову Микоша и ласково поцеловала в лоб. – Рада видеть тебя в нашем доме, сынок!        «Будь матушка жива – она бы тоже подружилась с пани Рощинской, - с грустью подумал Микош, вспоминая, как любил засыпать, убаюканный ее ласковым голосом. И слуги, и даже отец до сих пор добрым словом поминали доброту «ясновельможной пани».       - Микош – это же «Николай» по-русски, верно? – спросила Вера Андреевна. – Не возражаешь, если я буду звать тебя Николя́?       Паренек обрадованно кивнул.       Матушка называла его так же.                     ***              Даже поворачиваясь к Илье Петровичу спиной, Микош всегда ощущал на себе его заинтересованный взгляд.       «Почему он все время смотрит? – напряженно думал он. – Может, я ему не нравлюсь, и мне не стоит сюда приезжать?»       Но остальные члены семьи искренне радовались его визитам. Да и сам Илья Петрович, казалось, относился к Микошу с теплотой. Объезжая поместье, он часто брал их с Андреем с собой, и парень с интересом следил за тем, как старший Рощинский ведет хозяйство.       «Надо уговорить отца сменить управляющего, - размышлял он. – Наш никуда не годится. Может, Илья Петрович посоветует кого толкового?»              Всего за два месяца Рощинские сдружились со всеми соседями. Даже Ян Станиславович, очередной раз провожая сына в гости, как-то сказал:       - Конечно, происхождение у них оставляет желать лучшего, но толк от них есть. Езжай, сынок.       Иногда Микош виделся в Оленичах со старыми знакомыми - с Болесиком, Матеушем и Петром. Раньше им нередко доводилось встречаться на праздниках, пока Микош не засел дома. Вопреки едкому замечанию отца в первую встречу в доме Рощинских все трое приветствовали его с нескрываемой радостью, а Болесик даже хлопнул по плечу и долго тряс в рукопожатии руку.       Однажды в Оленичи приехали даже супруги Покора с дочерьми Агнешкой и Селеной. Не забыли они и Елену.       Поскольку старые знакомые никогда не напоминали о безобразной сцене в доме Осовских, случившейся полгода назад, Микошу со временем стало казаться, что тот скандал ему приснился. Но когда Елена, приветствуя его, вдруг вновь покраснела и отвела взгляд, он понял, что память его не подводит.       Самым странным ему казалось то, что, хотя в гости в доме Рощинских не переводились, за все лето ни Влодек, ни Ярек, даже носа не казали рядом с поместьем. Казалось, они тоже избегали встречи с Микошем.              ***              Илья Петрович действительно украдкой наблюдал за новым другом сына.       «Удивительный малый, - размышлял он. – В пятнадцать лет умудрился прославиться на всю округу, и при этом не найдется и двух человек, которые бы думали о нем одинаково!»              На исходе августа пан Рощинский снова поехал осматривать поля. Пусть новый управляющий достоин всяческого доверия, но лучше самому убедиться, что летняя страда и подготовка озимых идут как надо. Прежний хозяин совершенно запустил хозяйство, и пан Илья Петрович хотел поскорее навести здесь порядок.       Как обычно, он взял с собой сына, а тот потащил за собой приятеля. Микош все еще робел перед отцом Андрея, но интерес к делам хозяйства всегда брал верх, а Илья Петрович с удовольствием отвечал на вопросы своего любознательного гостя. Сожалел он лишь о том, что его собственный сын не проявляет такого же жгучего интереса к ведению дел. Того больше интересовали скачки верхом да пальба из ружья.       Домой он вернулся в одиночестве, покрытый потом и пылью. Вера Андреевна, как всегда, уже встречала его с кувшином, полным воды.       - А где мальчики? – спросила она, поливая воду мужу на руки.       - Я их отпустил, - пофыркивая ответил Илья Петрович. - Андрей рвался поохотиться в лесу, пока не стемнело. А вот Николай хотел остаться со мной, так пришлось его чуть ли не прогонять, представляешь? Что за парень? Мальчишка совсем, а урожай и посевы его интересуют больше, чем игры.       - Просто Николя́ хочет помочь отцу поскорее привести в порядок собственное имение, пока ты не выкупил еще и его, - рассмеялась жена.       Илья Петрович хмыкнул и надел свежую рубашку.       Супруги зашли в дом и уселись за стол возле русского самовара. Пан Рощинский с нежностью наблюдал за тем, как жена наливает ему чай.       - И все-таки он очень странный, - продолжил Илья Петрович. – Говорят, полгода назад устроил в доме Осовских какую-то заваруху, но что именно – в толк взять не могу. Кто-то говорит, что молодежь не поделила фанты. Но верится в это с трудом. Не похоже, чтобы настолько серьезный юноша устроил свару из-за какой-то игры...       - Ну не скажи. Когда твой знакомец Уваров огрел канделябром того карточного шулера, ты не считал, что он «устроил свару из-за какой-то игры», - иронично заметила жена.       Пан Рощинский рассмеялся и поднял вверх руки.       - Хорошо-хорошо! Твоя взяла! Только я все равно не верю такому объяснению.       - А что еще говорят о мальчике? – поинтересовалась Вера Андреевна.       - Кто-то уверяет, что Николай вступился за честь девушки, воспитанницы Лешека Покора, той стеснительной девицы, что приезжала вместе с его семьей. Вроде как ее там публично унизили. Но я видел этих двоих, когда они встретились в нашем доме. Не похоже, чтобы Елена испытывала к Николаю какую-то признательность. Мне показалось, что она скорее хотела попросить у него прощения за что-то. Одно точно знаю – молодой Осовский мне совсем не понравился. Такой вполне способен на подлость. Пробовал разговорить самого Николая – молчит, шельмец, как воды в рот набрал.       - Он не шельмец, - возразила Вера Андреевна. – Совсем наоборот. Из-за этого и случилась та заварушка.       Пан Рощинский вскинул на жену удивленный взгляд.       - Только не говори, что тебе удалось развязать ему язык!       Вера Андреевна улыбнулась, а Илья Петрович вздохнул.       - Все-таки ты настоящая мать. Не зря и свои, и чужие дети к тебе льнут. Особенно Николай.       - Николя́ нуждается в матери, а мне очень не хватает нашего Николя́, - сдавленно произнесла Вера Андреевна, еле сдерживая слезы.       Илья Петрович нежно привлек жену к себе.       - Думаешь, он послан нам именно поэтому? – спросил он, чувствуя, что его собственный голос тоже предательски задрожал. - Вместо умершего сына?       Вера Андреевна отчаянно замотала головой.       - Ох уж эта твоя вера в то, что ничего не происходит просто так, - сердито проворчала она, забыв о слезах. - Не знаю, зачем Николя́ появился в нашем доме, но уверена, что сына он мне не заменит.       - Тогда что привело его к нам? – задумчиво спросил пан Рощинский.       Вера Андреевна ласково погладила его волосы.       - Не забивай себе голову вопросами, на которые пока нет ответа. Если и в самом деле мальчик появился у нас не случайно – мы узнаем об этом, когда придет время.       - Хорошо. А пока это время не настало, расскажи - что же все-таки произошло между ним и Осовским? – попросил муж.       - Хорошо, - согласилась женщина.                     Шестью месяцами ранее              Микош не хотел ехать на именины Влодека. Их нельзя было назвать друзьями, хотя мать именинника, пани Осовскую, он весьма уважал. Хорошо, что отец уже не указывал ему, чьи приглашения принимать, а на чьи отвечать вежливым отказом. Микош уже собирался отправить ответное письмо с выражением глубочайшей признательности, когда об этом узнал его давний друг Ярек.       - Зачем отказываться? – удивился он, узнав о решении приятеля. - Поехали, Мика! У Осовских всегда весело. Между прочим, Хельку тоже пригласили. И пан Покора сказал, что привезет ее!       Хелька… Пожалуй, ради нее и правда стоит поехать, иначе не избежать ей смешков в спину из-за вышедшего из моды платья. А в его присутствии сверстники стараются вести себя прилично.       Разве виновата девчонка, что жена ее дяди, пани Лючия, больше озабочена домашним хозяйством и походами в церковь, чем балами и нарядами?       Богуслав Покора много лет дружил с паном, а Микош – с его дочкой Еленой. Но когда Хельке исполнилось восемь, ее родителей унесла холера, а чудом выжившую девочку забрал на воспитание младший брат отца, пан Лешек. С тех поездки друг к другу в гости прекратились.       Иногда друзьям доводилось встречаться на званых обедах, куда приглашали их семьи. Хелька очень изменилась за последние пять лет. Она подросла, похорошела, но с лица почти никогда не сходило испуганное выражение, словно она все время ожидала резкого окрика или даже оплеухи. Пани Лючия жестко держала в руках весь дом и для сироты исключений делать не собиралась. Микоша огорчало, что давняя подружка оказалась в таком положении, но помочь мог разве что добрым словом, которые, как он подозревал, Хельке приходилось слышать нечасто.       «Приходись я ей братом или хотя бы кузеном – никто бы ее не обидел! - запальчиво думал Микош.       Однажды отец отправил его с поручением к пану Завадскому. Обратный путь лежал мимо поместья Покора, и он, неожиданно набравшись смелости, решился нанести визит.       -Проезжал мимо по делам папа́, - честно признался он хозяйке. – И решил заехать. Я так давно не видел Хельку. А ведь мы с ней росли как брат и сестра. Вы же позволите с ней повидаться?       Микош с таким почтением взирал на пани Лючию, что та не выдержала и наконец милостиво кивнула вспыхнувшей от радости девочке.       Когда Ян Станиславович узнал о самовольстве сына, то к его удивлению не рассердился.       -Молодец, Мика, - одобрительно произнес он. – Не упускай своего. Девица-то уже почти на выданье. А наследство за ней огромное. Да и поместье ее отца прямо с нами по соседству.       Микош потемнел от обиды. Вовсе не ради приданого он ездил к Покора. Но, хотя его отношение к Хельке было скорее братским, мысль о том, что лет через пять о ней можно будет заботиться на правах мужа, неожиданно показалась ему не такой уж плохой.              - Ну сам подумай - что мне делать у Осовских? Из всей семьи ко мне хорошо относится разве что пани Ядвига. Наверняка именно она и прислала приглашение.       - Вообще-то это я попросил Влодека тебя позвать, - признался Ярош.       - Зачем?! – удивился Микош. – Ты прекрасно знаешь, что Осовский меня терпеть не может. Думает, что раз самый взрослый из нас, то ему все позволено - обижать малышей, шельмовать в играх... Не понимаю, что с ним происходит. Ведь был же нормальным хлопцем! Как бы то ни было, я не собираюсь навязываться!       - Не суди его строго, - заступился за Влодека Ярек. – Он год назад потерял отца!       Микош не стал напоминать, что он сам вырос без матери.       - Хелька тоже потеряла родителей, и досталось ей побольше, только что-то я никогда за ней не замечал, чтобы она хоть раз кого-то обидела. А Влодек делает это постоянно!       - Ну, знаешь! – взорвался друг. – Вообще-то ты и сам хорош! Зачем сказал на прошлом балу: «Ты глупый напыщенный индюк, а никакой не шляхтич»?       - Не надо было ко мне цепляться, - проворчал Микош. - А к маленьким - тем более. К тому же я извинился, а Влодек никогда и ни у кого не просит прощения.       Поводы обсудить недостойное поведение Осовского-младшего появлялись у них все чаще, и Яреку, открыто восхищавшемуся новым дружком, нередко приходилось оправдываться:       - Да просто он здорово играет в «пятнашку» и «серсо». Я хочу стать таким же ловким! А больше мне от него ничего и не надо!       Микош лишь недоверчиво хмыкал. Кого Ярек пытается обмануть?       Он подозревал, что их дружба подходит к концу, и даже почти перестал ездить к Ярошу и приглашать его к себе. Но как ни странно, сам Ярек все еще искал его общества и почему-то очень хотел видеть друга на празднике у Осовского. Может, надеялся помирить их? Если бы друзья Микоша враждовали между собой - он поступил бы так же.       Ему очень хотелось верить, что благородство, которое ему виделось в Яроше раньше, никуда не делось. Но скорее всего, очень скоро они схлестнутся с Осовским всерьез, и тогда Ярошу, как ни крути, придется делать выбор. Микош догадывался, что этот выбор будет не в его пользу. Он ошибочно полагал, что досада, испытываемая при этой мысли – просто ревность, и не раз ругал себя за столь глупые переживания. Лишь несколько дней спустя ему предстояло понять, что ревность тут ни при чем, и задевает его эта дружба совсем по другой причине.       Словно боясь, что их подслушают, Ярек придвинулся поближе и заговорщицки прошептал:       - Между прочим, Влодек пригласил меня на роль распорядителя праздника. Так что можешь не волноваться – уж при мне-то на балу будет полный порядок!       Микош рассмеялся.       - По крайней мере, в этот раз ему не придется выдавать себя за двух разных людей. Помнится, на именинах своей младшей сестры Влодек заявил, что распорядителем бала будет какой-то пан Дигрис, а сам наклеил усы и бороду и заявил, что он и есть тот самый пан. И всем пришлось делать вид, что верят в эту чушь, пока он изображал то самого себя, то пана Дигриса.       Ярек тоже улыбнулся, а Микош продолжил:       - Ты в самом деле веришь, что Осовский и разрешит тебе командовать? Он просто собирается прикрыться тобой. Ему ведь не только я перестал доверять, поэтому в этот раз Влодек заставит жульничать тебя, а сам останется в стороне.       Ярек вскинул на него обиженный взгляд.       - Вот, значит, как ты обо мне думаешь?! – спросил он. – А я-то считал, что мы друзья и верим друг другу!       Но Микош был неумолим.       - Тогда тебе придется отказаться от участия в играх и танцах, - твердо заявил он. – Потому что это нечестно. Тем более, если играть будешь в одной компании с Влодеком.       - Я позабочусь о том, чтобы на этом балу все было честно, - клятвенно заверил его Ярош.              ***       Когда Хелька в сопровождении опекунов и кузин вошла в зал, все взгляды устремились в их сторону. Микош тоже обернулся и не сразу узнал подругу.       Вместо обычного тяжелого одеяния, отделанного кружевами, с корсажем и длинными рукавами, популярного наверное еще при Екатерине Второй, в этот раз Елену облачили по последней моде. Воздушное белое платье с завышенной талией и легкий шлейф сделали ее похожей на фею. А новая прическа вместо строгого пучка на затылке, с мелкими черными кудряшками, обрамлявшими лицо, придала вид озорного ангелочка.       Смущенная непривычным вниманием к себе, Хелька покраснела, став от этого еще более очаровательной, и попыталась спрятаться за спину дяди.       «Совсем большая, - улыбнулся про себя Микош. – Хорошо, что пани Лючия наконец-то вспомнила, для кого предназначались деньги Хелькиного отца».       Микош не знал, что на самом деле вспомнил о своих опекунских обязанностях пан Лешек. Когда маленькие Агнешка и Селена получили первые в жизни приглашения на детский праздник, пани Лючия совершенно забыла о своей религиозной одержимости и пригласила для дочерей лучших портных и куафера. Узнав об этом, пан Лешек, который раньше мало интересовался делами племянницы, приказал позаботиться и о Хельке.       - Почему я должна возиться с чужой мне девчонкой? – раздраженно проворчала пани Лючия.       - Потому что в обществе и так уже поговаривают, что мы отвратительно обращаемся с сиротой, не забывая при этом запускать руки в ее наследство, - резко ответил муж. – А если Хелька рядом с нашими детьми будет выглядеть бедной родственницей – то же самое нам выскажут прямо в лицо. Так что не забывай, на чьи деньги сейчас фасонят Агнешка с Селеной, если не хочешь испортить им праздник.       Возразить было нечего, и пани Лючии пришлось подчиниться.              Однако после фурора, произведенного появлением Хельки, все пошло наперекосяк, и Микош уже пожалел, что позволил уговорить себя явиться на этот дурацкий бал. Он бы наверное подыскал благовидный предлог для отъезда, но кажется, Хелька все еще нуждалась в его покровительстве. Микош понял это, когда услышал сдавленный голос Влодека:       - Можно подумать, что если эту девчонку в кои-то веки прилично одели – она перестала быть ничтожеством. Всем нужны только ее деньги, даже родному дяде. Только такое же ничтожество может добровольно за ней ухаживать.       Микош обернулся. Осовский делал вид, что шепчется с Ярошем, но говорил он достаточно громко, чтобы быть услышанным стоящим рядом Потоцким. Заметив, что тот вскинул на него взгляд, Влодек глумливо ухмыльнулся, а Ярек подобострастно захихикал.       «Это он не для Хельки говорит, а для меня, - понял Микош. – Специально делает вид, что шепчется, чтобы я не мог его осадить – ведь тогда все скажут, что я подслушивал!»       Определенно виновник сегодняшнего торжества хорошо запомнил, как больно его однажды ударили словом, да и материнская выволочка даром не прошла. Влодек стал осторожнее и хитрее. Всего несколько минут назад он, к радости пани Осовской, рассыпался перед Хелькой в комплиментах, радушно привечая гостью. Но Микош видел: стоило той отвернуться, как лицо именинника исказила гримаса презрения.       Но если от Влодека можно ожидать чего-то подобного, то поведение Яроша, словно бы не замечавшего низости дружка, огорчило его до глубины души.       «Вот тебе и благородный рыцарь, отважный Зигфрид, которому ты так стремился подражать, - подумал он. – Теперь-то я понимаю, почему мне не нравилась ваша дружба. Никакая это не ревность. Просто ты перенимаешь у Осовского качества, которые мне омерзительны».       Дождавшись, когда Влодек переключится на других гостей, Микош подошел к приятелю и встал рядом.       - Полагаю, мне лучше покинуть бал, - сказал он.       Ярош вскинул на него обеспокоенный взгляд. Они с Влодеком явно что-то задумали, а внезапный отъезд Микоша грозил все разрушить.       - Очень жаль, - проворчал он. – Я думал, что ты друг Хельке. А ты собираешься бросить ее одну.       - Полагаю, что сегодня у нее не будет недостатка в кавалерах, что бы там ни говорил твой разлюбезный Осовский.       Ярек торжествующе улыбнулся.       - А вот и нет! Почти все танцы были расписаны еще до начала бала. Никто же не знал, что Хелька настолько всех удивит. Так что если ты уедешь – ей придется стоять в одиночестве, пока другие танцуют.       - Неправда! Заранее расписывается не более трех танцев, остальные пары складываются уже во время бала! Где же твоя хваленая справедливость, которую ты обещал обеспечить? – ядовито поинтересовался Микош. – Возьми и организуй гостье партнера. Уверен, свободные хлопцы еще есть, и многие теперь были бы не против составить Хельке пару, если шепнешь им, что ее еще никто не пригласил.       - Не могу же я заставить танцевать их силой! – фальшиво возмутился Ярош, сделав вид, что не расслышал последние слова.       Спорить дальше не имело смысла. Изворотливости «распорядителя бала» можно было позавидовать, если бы только это качество Микошу не претило.       Он подошел к подруге.       - Нужно убираться отсюда, - прошептал Микош. – Здесь нам не рады и, кажется, готовят какую-то пакость.       Ошеломленная девушка вскинула на него взгляд огромных карих глаз.       - Не может быть! – усомнилась она. – Сегодня все со мной любезны как никогда! Даже Влодек!       - Это личина, - пояснил юноша. – Слышала бы ты, что он говорит за твоей спиной!       Глаза Хельки заблестели от готовых пролиться слез.       - Микош, я никогда не была так счастлива, как сегодня! Ты хочешь лишить меня праздника?       «Это не праздник, а ловушка!» - хотел было сказать парень, но промолчал. Если Осовский намеревается унизить его лично, но не будет трогать Хельку – то он, пожалуй, попробует перетерпеть сегодняшний день. А затем вычеркнет из жизни и Влодека, и Ярека.       Лишь бы они не слишком усердствовали, а то Микош за себя не ручается.              Мальчики не сомневались, что первый танец Хелька отдаст Микошу, поэтому пригласить ее никто не решился, видимо, опасаясь получить отказ. Осознав это, Микош подошел к Хельке и почтительно, словно на настоящем, а не детском балу, склонил голову и произнес:       - Не откажите в удовольствии…       Он не успел договорить «танцевать с вами», как Хелька обрадованно улыбнулась и протянула ему тонкую руку в белой перчатке…              … До званого ужина оставалось еще много времени, поэтому сразу после танцев Ярош объявил:       - А теперь – игры!       Первой стала игра «буримэ». Гостей разделили на группы по три человека.       Распорядитель не стал возражать, чтобы в группе Микоша играла Хелька, а также предложил ему принять к себе Болеслава Травничка. Они были едва знакомы, но живой умный взгляд парнишки и искреннее дружелюбие пришлись Микошу по душе.       Им раздали карточки с написанными на них словами, к которым необходимо было придумать рифму.       Неожиданно Ярош объявил, что тоже участвует в игре. Разумеется, его компаньоном оказался Влодек и еще какая-то девчонка, взиравшая на именинника с нескрываемым обожанием. Кажется, ее звали Сесилия.       - Ты что себе позволяешь? – возмущенно спросил Микош, отозвав Ярека в сторону.       - А что такого? – спросил он, состроив самое невинное выражение лица. Возможно, у него получилось бы изобразить непонимание, если бы не глаза, тревожно бегающие из стороны в сторону. Смотреть приятелю в лицо Ярош не решался.       - Распорядитель бала не имеет права участвовать ни в танцах, ни в играх. Тем более – в одной компании с хозяином праздника, – запальчиво произнес Микош. – Это нечестно!       - Правила существуют для взрослых, - возразил Ярек. – А мы еще дети. Между прочим, у Осовских всегда распорядители играли с хозяином. И мне надоело слушать твои оскорбительные подозрения, что я стану подыгрывать Влодеку!       Микош сделал последнюю попытку воззвать к порядочности друга.       - Я не удивляюсь, что Осовским и раньше было плевать на справедливость, но ты же не такой! – умоляюще произнес он. – Ведь ты сам слышал, как Влодек говорит гадости о Хельке и ни словом ему не возразил, а теперь удивляешься, почему я не верю в твою честность? Значит, ты больше не хочешь защищать невинных и бороться за правду? Где тот благородный рыцарь, которого я знал?       На мгновение Микошу показалось, что он видит перед собой прежнего друга детства, уверенного в том, что добро сильнее любого зла, стоит лишь набраться смелости и встать на его защиту. Но уже в следующую секунду лицо Яроша словно окаменело.       - Не вижу ничего бесчестного в том, чтобы поиграть с остальными, - процедил он сквозь зубы и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.              Микош никогда не был силен в стихосложении, а тут, как назло, слова им попадались самые трудные: озеро, облако, лаванда, окунь… Зато группа Осовского лихо рифмовала «малыш-глупыш», «травка-муравка» и «птичка-синичка».       «И после этого ты будешь рассказывать, что не подыгрываешь Влодеку», - мрачно подумал Микош, но решил, что ситуация не стоит того, чтобы затевать скандал, тем более что Болесик с Хелькой с азартом брались за самые трудные слова:       - Лаванда – контрабанда! – бойко рапортовал Болесик.       - Озеро – заморозило! – вторила Хелька и вновь краснела, когда остальные игроки разражались аплодисментами, восхищенные находчивостью девушки.       - Окунь – Господень!       - Облако – облика!       За каждую удачную рифму группа участников получала фант. Наблюдательный Микош сразу отметил, что они практически ни в чем не уступили тройке Осовского, но когда игра закончилась, оказалось, что фантов у тех почти на десяток больше, чем у тройки, выдавшей наибольшее количество рифм.       - Победила тройка Влодека! – важно объявил «распорядитель».       Болесик недоуменно уставился на Микоша, и тот пожал плечами, словно говоря: «ничего хорошего я от них и не ждал».       Хелька тоже заметила подлог, но радость от похвал затмевала обиду, тем более, что виновник торжества вел себя с ней на редкость любезно. Однако незадолго до ужина, видимо, насладившись всеобщим восхищением сполна, обманы в играх определенно стали тяготить и ее.       Столкнувшись с Ярошем нос к носу, Микош все же не удержался от замечания:       - Говоришь, хотел научиться у Осовского ловкости? Поздравляю, ловкачить у тебя получается просто отменно!              Терпение Микоша лопнуло совершенно неожиданно, в самой, казалось бы, невинной игре, предложенной одним из гостей. Поскольку идея получила горячую поддержку остальных, распорядителю ничего не оставалось, как принять предложение.       Состязались так же, как и в остальных играх – группами по три человека. Каждая выставляла по очереди своего участника, который декламировал какой-нибудь стих длиной не менее восьми строк. Его сопернику из другой тройки надлежало разными ужимками отвлечь или рассмешить чтеца, заставить его сбиться. Удачная попытка давала фант сопернику. Неудачная – команде чтеца. Читать один и тот же стих запрещалось. Те, кто не знал стихов – выбывали из игры. Игре прекращалась, когда оставались чтецы лишь из одной группы.       Несмотря на все ухищрения, тройка Осовского за весь вечер больше ни разу не вырвалась вперед. У них оставалась последняя возможность наверстать упущенное.       Уже во время игры обнаружилось досадное недоразумение: Влодек никогда не питал интереса к поэзии, поэтому выступать за свою группу не мог. Сесилия могла прочитать лишь несколько строф, а это означало, что она тоже долго не продержится. Становилось очевидным, что Ярошу придется отдуваться за всех. Единственной возможностью не оказаться числе последних было помешать набрать фанты соперникам.       В отличие от тройки именинника и Микош, и Болесик знали достаточно много стихов, чтобы вырваться вперед. Но им следовало соблюдать осторожность – в первом же туре обоих едва не сбили с ритма. Зато Хелька держалась серьезно и сосредоточенно, давая понять, что так легко она не сдастся.       Во втором туре ей досталась в соперницы Сесилия.              - Златы поляком лучи солнце испущает,       Из Гданска едина к нам надежда приезжает.              Хелька явно любила поэзию и наслаждалась всеобщим вниманием.       Сесилия состроила ей пару гримас, но девушка словно не заметила этого.        Тогда соперница сопроводила стихи пантомимой. Получилось настолько смешно, что зал взорвался хохотом. Но и эта попытка провалилась – Хелька уже дочитывала предпоследнюю строку. Сейчас она дочитает куплет до конца и получит свой фант.       Отчаявшись добиться от девушки хоть какой-нибудь реакции, Сесилия приблизилась к ней вплотную…              - Казну покраденную … Ай!              Хелька неизящно подскочила и, залившись краской, ухватилась за бок.       Вульгарная выходка Сесилии заставила свидетелей этой сцены ахнуть.       - Сбилась! – улыбнулся во весь рот Осовский. – Фант наш!       Однако, поймав на себе яростный взгляд Микоша, он тут же осекся и спрятался за спину своего низкорослого «распорядителя».       - Это против правил! – робко произнес гость, предложивший игру. – Нельзя касаться друг друга руками и тем более – щипаться!       - Это правило мы не обговаривали! – самодовольно возразил Ярош. – Так что Сесилия ничего не нарушила.       Оскорбленная Хелька уже умчалась прочь, заливаясь слезами. Микош бросил взгляд на Болесика и тот, поняв его без слов, бросился вслед за девушкой.       Влодек не решился поддержать своего дружка на глазах у всех, но несколько его приспешников держались поблизости, старательно делая вид, что не видят в поведении тройки Осовского ничего предосудительного.       - А что – тебя надо было заранее предупредить, что на балу следует вести себя достойно? – еле сдерживаясь, поинтересовался Микош. И видя, как то один, то другой закивали головами в знак согласия, провозгласил: – Сесилия должна выйти из игры и извиниться перед Хелькой!       Ярош нахально ухмыльнулся. Влодек наверняка похвалит его за то, что он сейчас скажет.       - И не подумаю ее заставлять! – заявил он. - Это их, девчоночьи дела. Пусть разбираются между собой сами!       Микош язвительно прищурился.       - А когда вы с Осовским подговаривали Сесилию совершить эту подлость – вы тоже считали ее «девчоночьими делами»?       По правде говоря, Микош лишь подозревал, что поступок подружки Влодека был результатом сговора. Но судя по тому, как побагровел Ярош, как вновь забегали его глаза, парень понял, что догадка абсолютно верна.       Пытаясь перевести тему, Ярек проводил взглядом убежавшего Болесика и злорадно добавил:       - У тебя еще один игрок выбыл. Похоже, твоя группа проигрывает!       Микош подошел к бывшему другу так близко, что тот уже не мог отвести взгляд в сторону.       - Это твоя группа проигрывает, – отчеканил он ледяным тоном, не утруждая себя пояснениями, почему считает Яроша и Влодека потерпевшими поражение. Вряд ли они когда-нибудь осознают, насколько сильно упали в глазах большинства присутствующих.       Вместо этого Микош повысил голос так, чтобы его слышали все.       – Вы бесчестный человек, сударь. Я вас презираю!       Гости растерянно замерли. Они были достаточно большими, чтобы понимать, сколь серьезное обвинение бросил Микош распорядителю бала. Оставить такое без ответа – значит, признать свое бесчестье. Будь Ярош постарше – он просто обязан был бы вызвать Микоша на дуэль. Но что делать, если тебе всего пятнадцать? В конце концов, можно выйти на бой и без настоящего оружия. А секундантом он наверное позовет Влодека. Жаль только, что тот стоит в сторонке и притворяется, что происходящее его не касается.       - Я… я… - залепетал ошеломленный неожиданным поворотом распорядитель и неожиданно заорал срывающимся голосом: – Я отстраняю тебя от игр до конца ужина! На час!       Вокруг раздались разочарованные смешки. Достойный ответ, ничего не скажешь! Ярош действительно считает возможным сесть за один стол с обидчиком, а потом как ни в чем ни бывало продолжить с ним игру? Или что обидчик продолжит игру с тем, кому только что публично выразил свое неуважение?       Горе-распорядитель обвел глазами зал и увидел, как лица то одного, то другого гостя искажает гримаса презрения. Растерявшись еще больше, он обратился к Микошу и забормотал:       - Ну что ты, что ты! Зачем устраивать свару из-за глупостей! Давай поговорим как старые друзья через час, когда ты вернешься!       - Об этом можешь не беспокоиться, - ответил Микош. – Я не останусь на ужин.       Он придвинулся к Ярошу вплотную и тихо, чтобы слышал его только он, наконец набрался духу высказать вслух давно назревшее решение:       - Знать тебя больше не желаю!              Микош нашел Хельку и утешавшего ее Болесика в коридоре, выходящем из игровой.       - Пойдем, - сказал он девушке. – Наш кучер отвезет тебя домой.       - Я не могу уехать без дяди и кузин, - испуганно пролепетала Хелька. – Ты хоть представляешь, как мне влетит?       - Не влетит, - уверил ее Микош. – Скажем, что ты плохо себя чувствуешь. Я вызовусь тебя проводить. Пан Лешек мне доверяет и разрешит нам уехать вместе.       - И все же мне лучше остаться, - с каким-то непостижимым упрямством проговорила девушка.       - Остаться после того унижения, которому тебя здесь подвергли? – потрясенно спросил парень. – Опомнись! Ты, дочь почтенного шляхтича, не можешь позволить так себя оскорблять! Ведь это по их наущению Сесилия пошла такую пакость!       Хелька отвела глаза в сторону – точь-в-точь, как это давеча сделал Ярош.       - Не вижу ничего плохого в том, чтобы продолжить веселиться, - произнесла она дрожащим голосом.       «Тогда ты заслуживаешь то отношение, которое имеешь», - чуть было не выпалил в ответ Микош, но удержался. Он вдруг осознал, что за годы, прожитые в доме дяди, состояние унижения стало для Хельки неотъемлемой частью жизни. Нанесенная ей нынче обида – просто одна из множества. Она перетерпит ее, как перетерпела все предыдущие.       Хорошо, что Микош сдержался, и ужасные слова не вырвались наружу, иначе он оказался бы ничем не лучше Яроша с Влодеком. Но накатившее вдруг безразличие к подруге детства, смирившейся со своим положением, уже завладело им, и привычное желание защищать девушку исчезло без следа.       - Как знаешь, - холодно бросил он и направился к выходу.       Отойдя на несколько шагов, Микош все же обернулся. Если он решил положить конец их дружбе, то, пожалуй, Хелька имеет право об этом знать.       - Прощай, - бесстрастно произнес парень.              Его экипаж едва успел отъехать на несколько футов, как Микош заметил, что дверь дома снова открылась, и в полутемном проеме мелькнула фигура, показавшаяся знакомой. Через пару минут от поместья укатил еще один экипаж.       Микош был почти уверен, гостем, покинувшим дом, был никто иной, как Болесик.       «Неужели ему тоже противно здесь находиться?» - подумалось Микошу.