***
Хм, целый холст для картины, целая область для работы, целая земля для блага… Я хочу увидеть результат, хочу оставить здесь свой след. Творчество — единственное, что поможет найти мне смысл жить? Я важен? Я нужен? К чему это всё приведёт? Ведь идея должна иметь смысл, а так она пуста и неважна. Этот Город всё больше и больше вырисовывается в моем сознании как некий поворот в самую неожиданную ветвь моей судьбы. И тем более, поворот очень резкий. Сознание вводит это место как некую развилку: прямая пыльная тропа, ведущая вперёд, делится на два неизвестных пути. Может, это и правда поворотная точка в моей жизни? Вот только какой путь из трех мне данных верен? Знают ли эти люди о существовании чего-то запретного? Знают ли они то, что может исказить и сломать любого? Даже если да, это может одновременно и усложнить «дело», но одновременно будет являться спасением. Как я не хотел бы заняться таким странным «делом», но, возможно, это самый быстрый способ сделать себе состояние, и довольно стабильное. Почему что-то нелегальное пришло мне в голову? Почему именно это показалось мне чем-то эффективным?! Таким я способен уничтожить их, просто сделать эту большую толпу людей ничтожными. Они этого не заслуживают, никто такое не заслуживает! Я…я должен обдумать другие варианты, наркотики ни за что не станут моим способом достижения цели!
***
— Красивое место. Площадь. — негромко выдал я, посматривая на Томми и изредка кидая взгляды то на фонтан, то на лавки с продуктами, у которых толпились малыми кучками люди. Ветер холодный ударом прошёлся по левой щеке, дружески «ударив» и после погладив извиняясь. На улице безветрие сменилось холодными порывами: будто вихрь закружил над Городом, издевательски насмехаясь. Пора бы идти домой. Я заметил, что Томми чуть дрожит, видимо, замезрнув от резкого дуновения; его руки крепко держат пакет продуктов, невзирая на частую мелкую дрожь. Он услышал мои слова и важно ухмыльнулся, довольствуясь гордостью за свою «деревню». Можно ли отнести его дом как часть Города? Думаю, да. Хотя он и стоял подальше за основной территорией града, его можно считать частью, отдаленной и одинокой. Мои раздумья сбил некий незнакомец, неожиданной появившийся с площади и остановивший Томми. Я сердито взглянул ему на лицо… Аэм… его не было. Пространство подле меня потемнело, лишь неизвестная фигура выделялась светлым тоном по некому контуру, будто рисунок выделялся жирной обводкой. Сознание заполнило странное ощущение: страх смешался с нагнетающим чуством тревоги, образовав коктель странной паники. Лицо незнакомца скрыто под маской, имеющей неестественную удлинённую улыбку и точки-глаза. По мне прошла быстрая дрожь: маска выглядела пугающе и мёртво. Грубовато нарисованные черты создавали ощущение чего-то неживого и не «из этого мира» в этом человеке. Где-то на маске выделялись царапины, где-то темноватые жёлтые малые пятна. Эту маску будто нашли под землёй, а то такое ощущение, что её взяли с трупа. Пугали мысли, остановишиеся в миг, тишина в разуме угнетала обстановку ещё сильнее. Помимо странного коктеля ощущений, было пустое и тёмное ничего, лишь безмолвие, наполняющее сосуд моего сознания. Точки-глаза будто прожигали тонким лучом, а улыбка расширялась, становясь всё более кривой и неживой. Она странно поплыла на краткий миг, видимо, мои глаза устали разглядывать странный аксессуар. Что по остальной одежде, она была не столь пугающая, сколько выделяющаяся из общего мирского вида. Тело покрывал зеленый длинный плащ, голову частично скрывал капюшон. Я чувствовал себя страннее с каждым мигом, проведённым с этим неизвестным человеком; сознание било отчаянную тревогу, но нутро попросту молчало, ожидая дальнейших действий. — Томми! Ох, повезло же мне, ох, догнать тебя. Как ты? Как дела? Как жизнь? Ох, как же хорошо, что я смог, ох, разглядеть тебя издалека. — со сбившимся дыханием резко и неравномерно проговорил незнакомец, видимо, радуясь встрече. И…как и где он вообще смог нас разглядеть? — Привет, Дрим. Да у меня всё отлично, как видишь (намекая на меня). Вот гуляю с новым другом. — улыбаясь, также радостно ответил подросток, поглядывая то на меня, то на собеседника. Я удивлённо смотрел на незнакомую персону, давая намёк Томми. Он среагировал сразу: — Ох, чуть не забыл. Дрим, знакомься, это Уиллбур, он тут новенький, недавно пришёл откуда-то. Уиллбур, это Дрим. Зови его так. Он тут наместником является, то есть главным. Он хороший человек, не беспокойся. — торопясь выпалил подросток, чуть запинаясь.Дрим…— его прозвище, как понимаю. Стоит с ним сблизиться в первую очередь, быть может, он сможет помочь с идеей.
Предложив руку для рукопожатия, Дрим неподвижно стоял, как монумент грозно стоя среди площади; ветер поднял зеленый плащ в сторону на правый бок. Ухмыльнувшись, я пожал руку, сжимая покрепче и улыбаясь, выдавая все дружелюбие в этот жест. Отойдя подальше вблизь округлого здания, мы остановились. Томми беседовал с Дримом, порой, кидая проверяющие взгляды. Я стоял подле них и оглядывался по сторонам, прислушиваясь к разговору и стараясь не мешать диалогу, ожидая собственного обращения. На площади стало меньше народа. Хотя около некоторых лавок ещё стояли группы людей, они были не столь большими: всего-то по 2-4 человека. Не заметив, я потупил и сместил взгляд на фонтан. В голову приходили различные вопросы и предположения по поводу этого Дрима. И сколько он правит городом? Неужели он сам придумывал обустройство домов, их внешний вид, улицы…?! — Уиллбур, как погляжу, вам нравится здесь? Этот город — всё для меня, я вложил в него большую часть своей души. Я бы даже сказал, всю душу! Хах, как никак, это лучшее, что я могу сделать для живущих здесь людей. — умиротворенно звучал Дрим. Его голос звучал низко, но так успокаивающе и облакивающе. Будто плавной песней его голос отдался в моем сознании, затухая собой панику и предостережения. Говор вырисовывал некую спокойную ауру возле себя, он звучал уверенно и надежно. Я старался также отвечать максимально спокойно. Я был не столь дипломатичен в речи, как с Томми вначале, сколько «просто» и обыденно, стараясь вызвать по-быстрее доверие собеседника.***
Дальше мы пошли к дому Томми, попутно общаясь между собой. Они вспоминали события из совместного прошлого: полагаю, глава деревни часто помогал Томми, а подросток постоянно игрался и шутил над ним. Я старался разговаривать и поддерживать беседу больше, старался переманить интерес Дрима к своей стороне, что-то рассказывая из своей памяти и мыслей, старых и не подозрительных. Вслушиваясь в слова каждого, Дрим опустил капюшон, обнажив на свет не скрытую под маской часть головы. Его волосы были так чисты, так светлы, так красивы… Они, будто топлёное молоко, разливались по ветру, чуть отсвечивая солнечными бликами. Я хотел бы потрогать их, но таким действием мог отпугнуть от себя Дрима. Дойдя до дома, глава пожал нам руки в знак прощания и пожелал удачи, повернувшись в противоположную сторону. Плащ слабо развивался на ветру, белёсыми волнами отблескивая дневной свет. Взглянув наверх, я предположил по облакам, что вскоре может начаться снегопад. Небо заполонили белые тучи, меньше половины из которых выделялась более темным оттенком. Солнце не так просторно, свободно и ярко сияло, частично скрываясь за наплывшими облаками и страдая от тесноты. Мы быстро вошли в дом.Томми незамедлительно побежал наверх, дабы положить купленное на стол. Не торопясь, я снимаю куртку и кладу её греться у затухшего камина, от которого всё ещё исходило тепло. Пока Томми раскладывал продукты наверху, я решил распределить информацию по полочкам в голове и осмыслить её.Город, вероятно, лишь строился под предводительством Дрима. Город не настолько стар, как я думал ранее. Вероятно, этот стиль некой древности сделан специально, но отходя от основных улиц становилось всё старее, хуже и по-другому, более по-деревенски?. Город имеет достаточный возраст, либо он построен на… так вот что… Но странным считается факт этой резкой нищеты. Почему Дрим никак не пытается изменить положение глубинных улиц? Еще странне выглядит сам Дрим. Он скрывает своё лицо либо из-за изуродованных шрамов, ран и чего-то подобного, либо по другим личным причинам, которые я попытаюсь узнать. Он загадочен, но ведёт себя максимально спокойно и дружелюбно, быстро завоевывая доверие, и жители, вероятней всего, с явным удовольствием слушают его. Неудивительно, что каких-то выступлений и выкриков на площади я видел в его сторону. Также Дрим и Томми давно знакомы: они часто проводили время вместе в прошлом, да и возможно сейчас. Пока что это все, что я должен вынести для себя. Что по поводу заработка…я не могу ничего придумать лучшего, чем что-то нелегальное. Даже если я выберу этот неблагоприятный путь, то как я буду скрывать запрещенную деятельность от глаз Дрима и других?
— Аргх! Как же много нюансов! Что же я должен… Дрим… — маленький монолог привёл меня к одному выходу. Он убедит других в безопасности моего бизнеса! Да, он сделает это. Я сделаю всё максимально легально. Стоит выяснить, чего не хватает жителям. Так и так все идёт на сближение с Дримом и Томми, в особенности с первым. Либо на крайний…ну нет, это уже слишком. Воровать что-то уже перебор, я и так с такими планами преступником становлюсь, а тут ещё больше в яму.***
— Томми, у тебя есть друзья? — резко прозвучал мой вопрос в спокойной обстановке. Подросток странно посмотрел на меня: взгляд изображал нечто, похожее на удивление, разочарование и смех?. Этот некий перелив эмоций ярко и точно отобразился в глазах слабым бликом. Он положил руки на стол, скрестив пальцы, и уже радостно ответил: — Уиллбур, конечно же, есть! Дрим, например. Или ты до этого подозревал, что я совсем уж одинок? — со смехом произнес Томми, находясь в состоянии бурного возбуждения. Меня насторожила такая реакция, но он прав: я ведь вправду считал его одиночкой. Криво улыбаясь, я глупо смотрел на Томми, не имея желания признать мои мысли вслух. Он по-доброму усмехнулся и продолжил: — Эх, Уиллбур, не думал, что ты так подумаешь обо мне. Я же, наоборот, очень общительный. Те продукты, которые мы купили, я по скидке взял, и это благодаря моей доброй болтливой натуре. Хаха, Уиллбур, ты слишком много летаешь в облаках, ты так совсем улетишь не туда, — убедительно и шутливо прозвучал подросток, смеясь и улыбаясь. Но последняя фраза звучала слишком правдиво. С тех пор, как я был в походе, мои мысли часто занимали мою голову, грубо отодвигая реальность. Томми прав, моя «облачность» занимает много места в сознании. Громкие глухие звуки прозвучали снизу. Не успев что-либо понять, я увидел разманную фигуру подростка, побежавшего на первый этаж. Я даже не сообразил что произошло. Встав с табуретки, я медленно и тихо подходил к лестнице, одновременно прислушиваясь к звукам. Чей-то голос звучал одновременно с Томми. Более детский и нежный говор разлился по этажу, звуча тише чем хозяин дома. Видимо, они приветствовали друг друга, бурно что-то обсуждая. Я думал:"Спуститься ли мне, или нет?». Томми так и не подал хоть какие-то знаки, уж слишком был занят новым гостем. Решив все-таки выйти на свет, я спустился вниз, стараясь своими шагами привлечь внимание. Каждый мой спуск сопровождался громким стуком, не столь сильным. Мой взгляд сразу бросился на незнакомца, стоящего рядом с Томми. Каштановые вьящиеся волосы свисали на глаза, частично закрывая их. Пухлая куртка цвета спаржи с серым пушистом мехом закрывала туловище невысокого гостя. Темно-коричневые штаны скрывались под курткой. Я, рассмотрев незнакомца сверху вниз, приблизился к двум друзьям. Томми сразу вскочил и оживился, нервно бросая взор то на меня, то на друга: — Ох, да что я всё какой забывчивый и несобранный! Уиллбур, это Туббо, мой лучший друг и товарищ. Туббо, это Уиллбур, мой новый знакомый. Он приятная личность, не беспокойся насчёт него. — чуть злясь, быстро выпалил Томми, ярко улыбаясь. Я усмехнулся, взглянув на хозяина дома, и предложил свою правую руку другу Томми, смотря тому прямо в глаза и улыбаясь, стараясь передать всё дружелюбие в этот знак. Туббо сразу же схватил мою ладонь, крепка сжав и улыбаясь в ответ. Томми смотрел на нас и прямо горел некой энергией, видимо, сильно радуясь моему знакомству. Как только я с новым знакомым взглянули на Томми, он сразу загнал нас наверх, чуть подталкивая и заставляя ускориться. Уже на втором этаже хозяин дома попросил нас сесть за столик, и без вопросов мы оба присели на табуретки. Мне полюбилось место у правой части окна, потому я сразу сел у него. Туббо присел напротив, у левой части. Он разглядывал меня, приулыбаясь.Я должен начать диалог, я должен показать себя дружелюбным и приятным человеком!
— Видимо, Томми очень дорожит тобой. Сколько вы уже знакомы? — начав издалека, я планировал немного разузнать о той части, где как-то фигурирует Томми. Туббо, посмотрев наверх, что-то вспоминал и думал, как ответить. — Ох, я даже вспомнить не могу сколько мы с ним вместе. Хехе, наверное, с детства. — С небольшим смехом ответил собеседник, продолжая рассматривать меня. Он убрал несколько пышных прядей с глаз, открывая моему взору скрытые ранее глаза. Зелёные, изумрудного яркого цвета глаза, покрытые тенью от волос, заинтересованно глядели в мои скучные карие. Никогда не любил цвет собственных глаз. — Уиллбур, всё хорошо? Ты чем-то расстроен? — неожиданно выпало с уст Туббо. Я опять на мгновение выпал из реальности, чуть опустив глаза. Вздрогнув, продолжил разговор, переходя с общих тем на более личные, медленно отодвигая границы. Даже не заметив, время прошло очень быстро, уж слишком хорошо проходил мой разговор с новым приятелем. Томми всё-таки вернулся, принёс сладости и чай впридачу. Быстрыми движениями часть этих сладостей оказалась около нас с Туббо, и также быстро возникли чашки, полного только что налитого чая. Ногой пододвинув табуретку, Томми присел к нам, улыбаясь, смотря то на своего друга, то на меня. И вот к нашей беседе подключился хозяин дома.***
Не думал, что когда-нибудь ещё смогу так отлично провести время. После небольшого обеда, наша компания собралась на улицу с целью «побеситься в снегу». Не думал, что через такой небольшой срок, хотя даже точно не знаю какой, Томми уже попросится на улицу. Быстро накинув теплую сухую куртку, я выбежал из дома, вновь радуясь свежему зимнему воздуху. Два друга вовсю закидывались снежками, а при виде меня объединились и стали выстреливать в меня, обозначив общую мишень. Хоть несколько снарядов попало мне прямо в туловище, я в мгновение взялся со всем интересом за дело. Проскользив около Томми, я оставил на его спине 3-4 крупных снежных пятен, отчего тот вскочил и оживился, побежав за спину своего друга. Туббо, понимая мои возможные действия, быстрыми движениями закидывал меня крупными комками снега, пока Томми очищал свой зад от моих обстрелов. Я, собрав два снежка в руки, со всей скоростью прыгнул на двух друзей, ожидая быстро положить обоих. Туббо отсрочил свое поражение, увернувшись от моего прыжка, а Томми, не успевший убежать, принял на себя два больших комка. Остался один. С Туббо было гораздо больше проблем. Он быстрее, чем я, собирал снаряды и отстреливался ими, нисколько не сбавляя темпы. Я стал чаще принимать его нападения, всё больше уставая от бешеного темпа сражения. Проанализировав слепые зоны у его левого бока, я незамедлительно собрал в руки крупные комья снега. Проскользив к противнику с левого фланга, я лёгким движением кинул заготовленные снаряды, надеясь на дизориентацию и фактор неожиданности. Один попал в левое плечо, в другой промахнулся, упав где-то рядом. Оборачиваясь, Туббо подписал себе поражение. Я кинул еще два заряда уже со спины, отчего Туббо падает от спутанных ног. Я выиграл! Томми и Туббо громко смеялись, никак не ожидая своего поражения. Оба выражали полное удивление от моих быстрых и моментальных действий. Я также смеялся, также удивлённо выражая всё произошедшее. Дальше мы валялись в снегу, оставляя снежных ангелов и кидая друг друга в сугробы поблизости. Никогда бы не подумал, что вновь почувствую себя ребёнком. Это окрыленное ощущение похоже на вдохновение, но оно такое лёгкое, простое и невероятное, что вдохновение уступает в этом плане. Чистая радость… Я так хорошо отдохнул. Но одежда совсем наоборот: только настрадалась. Снова впитав огромное количество воды, куртка висела словно выжитая тряпка, образуя неестественные от слабых бликов складки. Мою идею пойди домой одобрили все, потому незамедлительно кинув всю одежду сушиться недалеко от камина, все сели у стола в левом углу комнаты. Я перед этим переоделся, накинув на себя белую футболку и светло-голубые джинсы. От ещё одного чаяпития я бы не отказался, потому пошел к Томми наверх, зовя Туббо за собой. Мы оба стояли у кухни, шутя над хозяином дома и подрагивая от холода. Чай приготовился быстро. День пролетел слишком быстро и позитивно. Лишь под самую ночь, где-нибудь в часов 10 ночи Тобби ушел домой, оставляя самое лучшее представление о себе. Томми незамедлительно после ухода друга спросил меня о том, что я думаю о новом знакомом. Я честно ответил, что он прекрасный человек, и что сегодняшний день прошёл самым неожиданным и лучшим за последнюю неделю. Томми от моих слов засиял ярче огня в пылающем камине, наполненным свежими дровами. Но усталость дала о себе знать незамедлительной реакцией организма. Томми, зевая, предложил лечь раньше и уже пошёл за убранным пледом для меня. Я молча смотрел на языки пламени, резко прерывающимися и меняющими форму, сидя у камина. Я думаю, что этот день сблизил меня с Томми и Туббо довольно крепкими связями, показывая меня как дружелюбного и атмосферного человека, очень приятного в общении и в жизни. Тепло покрыло душу неким одеялом, нежно согревая и успокаивая. Как раз Томми пришёл с пледом, и, заметив мою молчаливость, медленно и тихо укрыл меня, шёпотом пожелав приятных сновидений. Это вывело меня из мыслей, и я громко пожелал Томми спокойной ночи. Дальше — больше. Дальше — лучше. Но меня пугают мысли о том, как я буду рассказывать Томми свои планы насчёт заработка. Стоит ли мне говорить прямо о том, что я собираюсь делать и продавать? Так много нюансов, и я не знаю по какому пути мне идти!Придётся пожертвовать своей чистой репутацией перед законом. Придётся идти по опасному пути, придётся врать, красть и ломать людей, если понадобится. Никогда не прощу себе такие грехи.
Я не смогу простить себя.
***
Крайним удивлением я поражен фактом уж слишком раннего утра, по собственному мнению. Чувство некого прилива и восхода сил озарило свежее только проснувшееся сознание. По привычке обернувшись, я поднял руки вверх, дабы расстянуть сонные мышцы, и медленно опустил, порой, наблюдая некий хруст. Плед спал с моего тела и грустно лежал на полу, будто в слезах смотря за каждым моим действием. Аккуратно сложив его в несколько слоев и оставив у затухшего камина, в котором пепел и белёсые угли мирно ждали своего череда и огня, я, стараясь по-тихому подняться на верхний этаж, вспоминал места, часто скрипущие и сильно шумящие, чтобы обойти и не завершить, наверное, крепкий и преприятный сон хозяина дома. Поразмыслив над вчерашним днем, я вывел для себя, что моё сознание считает Томми «безопасным», потому с уверенностью могу назвать своего соседа своим другом. Я обязан ему: жилье, еда, безопасность, интересная компания — это всё предоставил мне один и тот же человек, спящий и ничего не подозревающий на 2ом этаже. Каждым шаг приближал меня к лестнице, и вскоре, преодолев высоту, я выглядывал, прислушиваясь и стараясь подметить движения по помещению. Тихо и мирно. Кинув взгляды на часы надо мною, я пытался понять время, но из-за неправильного ракурса виднелась лишь малая часть. Поднявшись полностью на этаж, часы предоставили 8:13 а.м. .Я был прав: для нас с Томми это еще ранее время, нам бы встать более-менее быстро, когда прозвенело 10.00, а тут 9тый час и я уже бодрый и готовый к «работе». Не мешая подростку, мой спуск все-таки издал что-то наподобие треска: забыл я про некоторые скрепучие ступени. Вроде звуков никаких наверху не послышалось, Томми спит. Присев у камина рядом с пледом, я стал вспоминать всё, что я узнал, увидел и понял за эти дни. Город, Дрим, Туббо, Томми — часто фигурирущие понятия в моих воспоминаниях. Стоит вспомнить, что Город частично основан Дримом, который с давних пор близок с Томми, что Туббо является лучшим и самым приближенным к Томми, что в мои планы входит быстрый заработок начального капитала и вхождение в общество. Никак не могу поверить, что я решился пойти на такой риск, продавать наркотики местным, дабы заработать. Я мог рисовать, писать, петь, да хоть танцевать перед публикой за деньги, а выбрал нелегальное и самое что есть опасное предприятие. Я так и не обсудил все свои мысли и идеи с Томми, я лишь откладывал это на неопределённый срок, делая вид уверенного и знающего на что идущего человека. Какой раз задаюсь вопросом: стоит ли этого делать? Не могу ответить, даже отговорку, чтобы оставить этот вопрос, придумать не способен. Я безнадёжно попал!Я должен поговорить с Томми! Мне нужна поддержка, мне нужны люди, способные идти за мной и соглашающиеся на мои предложения. Мне нужны последователи, с которыми я мог бы обсуждать собственные затеи. Мне нужны люди! Я не смогу без поддержки начать что-либо из придуманного. Томми, как же я надеюсь, что ты не откажешься и не бросишь меня, как я часто и необдуманно забываю и теряю прекрасные идеи. Помоги мне.
Нервозность заняла свободные уголки пространства в моем сознании, содрогая разум и мое моральное состояние. Я, невольно трясся, пытался успокоиться, пытался угомонить расшатанные нервы. В ванной я кривыми движениями плескал моё лицо в холодной воде, надеясь на то, что прохладная вода способна вывести человека из стресса. Постепенно я почувствовал слабое облегчение, голова малую часть да переключилась, забывая недавнее потрясение. Я поднял глаза на зеркало. Глаза, во всю раскрытые и с сжавшимся зрачком, глядели на меня из отражения. Вид не из самых лучших: я больше походил на некого безумца, бродящего по улице бесцельно, глупо и неадекватно. Продолжая плескать воду на лицо, я чувствовал всё большую лёгкость в уме, мысли о неудаче уходили прочь, оставляя ясность и ту прежнюю уверенность. На всякий случай я повторил еще несколько раз, стараясь убедиться в полной расслабленности и уходе резко нахлынувшего стресса. Ещё раз подняв глаза, передо мной в зеркале стоял уже более живой и рассудительный человек, переполненный странной решимостью. Да, именно решимостью, я готов завершить свою затею. Я обязан поговорить с Томми! После ванной я вновь присел у чуть тёплого камина, вынул из рюкзака грифель и бумагу с планшетом, специально приготовленную на случай разных документов, либо места для рисования. В голове всплыл размытый портрет Томми, глаза и нос были смазаны, но улыбка чётко высвечивала из-под такого рода искажения. Плавными движениями грифеля я намечаю линии для будущей прорисовки головы. Надеюсь, что за время моего путешествия моя рука не забыла каково «уверенно держать карандаш в руках». Перекрёстие слабых линий обогнуло несколько дуг, таких же неярких, как и вспомогательные. Наметив точками границы глаз, спустился ниже, тонкой неровной полосой обозначив пространство для рта. Чуть выше маленьким овалом изобразил нос. Над глазами и по бокам оставил прямые для обозначения роста волос. Я, выругиваясь, начал вырисовывать образованные зоны в нечто похожее на черты знакомого лица. Старания запечатлеть светлейшую и добрейшую улыбку из всех, которых я успел повидать за всю осознанную жизнь, должны окупиться самыми чистыми эмоциями того, кого я расписываю на листке. Веки с ресницами одиноко отделялись от пустого фона, прося избавить от окружающей их «скукоты». Набросав примерную улыбку, я дорабатывал оставшиеся черты с некоторыми теневыми областями, продумав предварительно, где находится источник света. Слабой штрихвкой обрисовал чуть под глазами, под губами и бровями, примерно подумывая над полным изображением всего лица. Быстрыми лёгкими движениями я выводил кудри, свисающие с головы на очи, и выделил кривой зону остальных, задних волос. Под определёнными волосками я подштриховал тени. Светлое улыбчивое личико подростка высвечивалось на листке всё яснее и яснее, как солнце в самом утреннее время медленно поднимается ввысь и раскрывается в небе, постепенно освещая всё больше и больше мест на сонной земле. Я закончил дорабатывать пышные волосы, невинные, будто детские по выразительности, глаза, плавный нос. Добавил уши, будто титаны держащие его «небесную» верхушку волос. Две ровные линии образовали прямую шею, как колонну подпирающую всю мощную и сверкающую голову. Обозначив лёгкими дугами плечи, я заканчивал лепить верхную часть туловища, грудь, и намечал его любимую футболку. Я так и не дорисовал самую главную деталь всего портрета — чистейшую улыбку. Оставив её под конец, я завершал вырисовывать складки на футболке и тенями, действуя более уверенно, так как я хорошо запечатлил внешний вид Томми, хуже помня лишь некоторые черты лица. Осталось самое сложное, она обязана, не просто должна, быть самой лучшей частью портрета, без неё он не имел бы смысла от слова совсем. В голове пробралось сомнения и странное предчувствие, что я не смогу изобразить улыбку в таком виде, который был самым приближенным к реальности и задуманным ранее представлениям. Забросив эти мысли незамедлительно в дальний тёмный угол, я проводил мелкие линии зубов и губ, всё время вспоминая положение, тени и, впрочем, общий вид. Раз стёр, два стёр. Страх испортить листок заставил руки дрожать, я убрал ластик из рук. Попытки представить это светлейшую ухмылку не увенчались чем-то более привлекательным, все мысли выдавали нечеткие представления. Я был готов бросить работу на этом этапе, всё было идеально, кроме рта. Он мог испортить всё! Почему я не могу просто нарисовать такой лёгкий элемент? Раньше я бы такое по памяти нарисовал за несколько лёгких движений, а сейчас я как-то смог только точку одну не криво поставить. Это выводит меня из себя! Я положил работу у рюкзака, решив, что закончу её после небольшого отвлечения, во время которого смогу успокоить нервы и настроить сознание на нужный лад. Отодвинув стул из-под стола у края, я присел, направив взгляд куда-то в стену. Смотря в одну точку, все постепенно и некими областями затемнялось, будто солнечное затмение медленно закрывало всё бОльшие участки, по пути образуя всё больше и больше тени. Пространство покрывалось странной блеклой тенью, всё вокруг слилось в единое серое нечто, будто на смазанную темную фотографию добавили ещё и шума. Я не шевелился, только глаза изредка моргали, хоть как-то выдавая во мне признаки живого.Мне предстоит рассказать все мысли Томми… Идеи по поводу заработка, наркотиков, причины, почему я пришёл к таким умозаключениям. Я не могу представить, как будет проходить разговор, я не могу продумать хотя бы некоторые свои высказывания. Я боюсь, не хочу принимать отказ, не хочу видеть его разочарованные глаза, ранее смотревшие на меня лишь с надеждой и радостью. Какая же у него будет реакция, когда какой-то незнакомец предлагает заработать нечестным и не факт что безопасным путём? Отказ — самое вероятное решение. И к тому же логичное. Я не могу…он должен согласиться… . Мне противен факт моего наглого проживания в его доме, я сильно обременяю подростка. Так, я помогу ему и себе, оплачу ему за доброту, но он должен только согласиться, только помочь мне…
Наверху что-то заскрипело, звук переходил из задней части в переднюю, ближе к лестнице. Это были шаги, значит Томми проснулся. Я чуть обрадовался его пробуждению, но, вспомнив недоделанный сюрприз и мысли; улыбка, будто пролетел ветер и снёс за собой опавшие листья, спала с лица. За миг пролетев к рюкзаку, я спрятал под него бумажку, стараясь выглядеть натурально и спокойно. Подросток медленно спускался, издавая протяженные зевки и растягивая руки. Он все в той же красно-белой футболке, но в светлых шортах, идущих до колен. Неаккуратно и грубовато подтерев глаза, он взглядом прошёлся по комнате, видимо, с целью найти меня. Моя фигура стояла рядом с камином, не шевелясь и тупо смотря на Томми. Заметив моё присутствие, он сразу вскочил ко мне, одарив невинной улыбкой. Один момент… я знаю как её нарисовать! Поприветствовавшись, я за мгновение схватил мешок с вещами и планшетом под ним и направился к ванной. Заперевшись в ней, я достал карандаш, и, удобно расположившись, дорисовывал недостающий элемент лица в портрете. Лёгкой линией я наметил простую улыбку, максимально невинную и светлую. Рисунок выглядел теперь цельно и закончено, и, подправляя маленькие недочёты, обрадовался, громко выговорив «ЕЕЕЕЕ». Моё сознание очистилось, бурный поток положительных эмоций вытеснил страх и разочарование, и я с полной уверенностью вышел из помещения к Томми. По-тихому выглянув из-под двери, я не обнаружил его присутствие на первом этаже, но слышал активные шаги на втором. Медленно и аккуратно поднимаясь по ступенькам, я выглядывал его действия. Он быстро шагал по кухне, что-то перемещая, выбирая и наливая. Промелькнув у его спины, я присел за столик, улыбчиво глядя на подростка. Уже заканчивая готовить завтрак, от которого исходил приятный запах некой выпечки, он наконец заметил моё присутствие, и, ухмыльнувшись, положил тарелки и с полными душистого чая кружками на чуть грязную поверхность стола. Это были маффины! Небольшие кексики тесно расположились на белой тарелке, пар всё еще исходил от них. Я невольно улыбнулся такому сюрпризу, желудок громко заурчал. Выдав краткую у усмешку, Томми сел за стол и смотрел на меня, ожидая, когда я попробую его выпечку. Откусив небольшой кусочек, я почувствовал на языке горячую мягкую массу, сладкую на вкус. Я с расширенными глазами глядел на Томми, медленно прожевывая и стараясь удержать подольше приятные ощущения во рту. Моё выражение лица высказало всё намного лучше, чем если бы я произнес реакцию в слух. Приулыбнувшись, он тоже принялся за пробу. По загоревшимся глазам и улыбке, я могу уверенно предположить, что маффины получились отличнейшие. Я с некой жадностью прожевывал небольшие кексики, с явным удовольствием заливая чаем и, порой, кидая проверяющие взгляды. Странным холодом спал с меня весь негатив; мысли, страх, злость — этого будто и не существовало и не проходило во мне совсем недавно грозной бурей в душе. Облегчённо вздохнув, я закончил трапезу, допив чай медленным темпом и грея горло тёплой жидкостью. Теперь нужно дождаться Томми, который с тем ещё энтузиазмом поедал собственную выпечку. По всему помещению нежно пахло кексами; нечто сладкое поразило каждую мелкую частичку в воздухе и, вдыхая, заставляет нос трепетать от приятной сласти. Резкий звук поразил меня: Томми громко поставил пустые кружки на стол, удовлетворенно смотря на меня. Я знаю, что он хочет спросить и услышать, потому сразу же начинаю с чего-то отдаленного: — Ох, Томми, это было великолепно. Я-я даже не смогу подобрать точного определения: ты сделал маффины настолько восхитительно, что всё, что в моих силах, это лишь признать их богоподобность. — гордо и восхищенно проболтал я, стараясь сделать максимально добрый и радостный взгляд. Я нисколько не приврал: мои слова — это чистая правда, его выпечка еще долго будет вертеться в моем сознании, как самое лучшее, что пробовал язык. Но я такое высказал также, чтобы отвлечь диалог на совершенно другую тему, в которой не будет намёка на моё странное поведение. Планшет с рисунком все еще рядом со мной, возможно, Томми выглядел его каким-то образом. — Даже не думал, если честно, что у меня так получится. Хехе, не зря Туббо учил меня. — чуть посмеиваясь он продолжил направленное мною обсуждение кексов, пока я готовился в голове к тому, как представить портрет. Вновь страх неудачи медленно заглядывал в сознание, по пути образуя странные тентакли и оставляя неприятный след в виде напряжения. «Может, не стоит думать, а надо просто сделать?!» — грубо послышалось в моей голове, как что-то другое и независимое от меня высказало свое мнение. Это нечто право, это лишь обычный подарок, как маффины, которые Томми сделал для нас или большей частью для меня. Он не так много съел, предоставляя мне больше воли и свободы. — Не знал, что он умеет готовить. Ах да, спасибо, Томми. Я никогда в жизни не пробовал такие вкусные кексы. Я-я благодарен тебе, но… — не дав мне закончить, Томми сразу начинает: — Без но, Уиллбур. На самом деле, тебе я должен говорить большое спасибо. За эти дни я почувствовал себя настолько счастливо и жизнерадостно, что даже не заметил как шло время. Я-я даже забыл о том, что мы с тобой знакомы лишь два-три дня. Хах, я даже не могу сообразить сколько дней прошло. — серьёзно и со странной грустью проговорил Томми, глядя мне в глаза и редко моргая, будто ища в моих зрачках надежду и понимание. В душе будто лето наступило, настолько тепло и солнечно я мог описать ощущения внутри. Улыбка невольно растянулась на лице, я с пониманием посмотрел на подростка, и, протянув руку через небольшой стол, положил её на правое плечо. Мы молчали, слова в такую минуту не были нужны. Через минуту я отпустил плечо Томми и разорвал приятную тишь в атмосфере: — Я обязан тебе, Томми. Жильём, безопасностью, счастьем, спокойствием, обществом, едой — и это лишь основная часть моего долга перед тобой. Сейчас…я мало что могу сделать, но хочу, чтоб это осталось у тебя, как память обо мне. — медленно протягивая планшет с рисунком, я улыбался, ожидая реакции собеседника. Он неуверенно взял подарок в руки, и, внимательно разглядев, громко обрадовался: — ЭТО ТАК КРАСИВО! Он долго восхищался своим портретом, подмечая каждую деталь, каждую линию в моем творении, будто увидел то, что так долго хотел и к чему стремился всю жизнь. Такая бурная реакция вдохновила меня, и я всё-таки решился. Подождав, когда подросток угомонит свою восторженность, я не сводил глаза с Томми, улыбаясь и спокойно наблюдая за ним. Я боялся, что он не успокоится и будет таким весь день, но через минуту он присел, будто предчувствую, что я не закончил. — Томми…знаешь, я много думал над всем… Зачем я вообще здесь, кто я здесь, что я буду делать — об этом я задумывался достаточно долго. Это новое место… Город, который ты показал мне… Я-я решил, что буду здесь жить, но в своём доме. Я сильно обременяю тебя, потому хочу построить свое жилье, свой уголок. Как сам понимаешь, я не могу этого сделать, я здесь впервые, и все мои деньги остались в другом месте. Мне нужно заработать, и я хочу добиться быстрого результата. — мой голос воззымел сильный тяжёлый эффект: всё вокруг ощущалось очень странно и неестественно. Томми с некоторой боязню глядел на меня, внимательно вникая в смысл моих слов. После фразы о заработке, он задумался, выражая мимикой некое сомнение. — Я думал, как же мне получится быстро заработать. Я здесь никто, из местных меня видели лишь малая часть и то с презрением. Знаешь, я занимаюсь творчеством достаточно, чтоб продавать его по достойным ценам, но этого мало. Это медленно, я буду долго раскручивать себя. Но мне известен другой, более интересный способ, о котором я имею лишь малейшие сведения — зельеварение, кажется, это можно так назвать. Я должен освоить эту область, и так мы оба будем богаты. Ты не представляешь, насколько дорого могут стоить небольшие по содержимому колбочки одного лишь зелья! Не по наслышке знаю! Но мы будем делать не обычные скучные отвары, Томми. Я хочу добавить в рацион что-то новое и приятное. Думаю, если мы объединимся, то мы не только способны сделать мне дом, но даже сможем построить целое маленькое селение, представляешь?! Томми, твоё решение очень важно, без тебя я не смогу исполнить задуманное. Ты важен для моего плана, Томми, очень важен. Потому прошу, ответь, согласен ли ты, обьединившись со мной, воплотить такую затею в жизнь? — с возвыщенной интонацией я, будто выступил перед публикой с важной речью, выпалил из последних сил, глубоко вздохнув и выдохнув, пытаясь привести себя в порядок. Колени дрожали, будто я без тёплой одежды вышел в морозную ночь. Глаза бегали по помещению, останавливаясь часто на Томми и на стенке за ним. Я старался скрыть волнение, но это было слишком видно по моему странном дерганному виду. Томми смотрел уж долго очень на одну точку на столе, не двигаясь и изредка моргая. Я молчал, боясь услышать отказ.Ожидание ломало мою уверенность. Вновь страх возымел вверх над рассудком и реальностью. Воображение невольно рисует провал моей идеи, создаёт картину разочарования. Я перестал моргать, время остановилось, как и все кругом. Тишина мёртвой хваткой сжала атмосферу в помещении. Я не мог шевелиться, я мог ждать и слушать. Мысли отчётливым голосом, будто представ передо мною, что-то проговаривали. Две стороны, два конца. Как некий монумент, я стоял между двумя голосами, стараясь услышать часть их интересов. Странные тембры, языки — я совершенно не могу понять их говор! Пространство вокруг покрыто глубокой тенью, давящей странным оттенком и будто двигаясь на меня, медленно сужаясь. Я слышу больше голосов…шёпоты окружили меня и прожигали взглядом. Будто паника в рискованный момент, я почувствовал отдаленность от этого мира, терял целостность, себя. Шёпот звучал громче, я не мог закрыть уши. Невыносимый неприятный говор звучал словно змея, с некой долей шипение под конец неестественно звучащих фраз. Я теряюсь…
— УИЛЛБУР! УИЛЛБУР! Ради всего святого, что с тобой?! УИЛЛБУР! — интенсивно и грубо тряся моё тело, Томми нервно и громко выкрикивал моё имя, дрожа. Его голос звучал отчётливо, звучал приятней и естественней, чем шёпот в голове. Густая тень оставляла пространство вокруг, я смог увидеть Томми. Я сфокусировался на нем, разглядывая и стараясь «проснуться». Столько волнения, столько боли в голубых глазах. Бушующий глубокий океан в грозу виднелся в зрачках подростка. Я слабо приулыбнулся, стараясь выдавать из себя хоть слабый вздох. Будто оцепение охватило меня, я не смог даже двинуть рукой, головой. Томми, заметив, что я стал активно двигать глазами, громко выдохнул, расслабившись. Я отчётливо слышал его слова, то, как он был рад понять, что я живой и пробудился, рад, что я хотя бы глазами «бегаю» и смотрю на него. Он сидел около меня на полу, все время поглядывая на меня. Получается, что я упал со стула?Быть такого не может. Раньше я никогда не испытывал такого странного чувства волнения. Я заболеваю? Может, из-за недосыпа во время похода я стал излишне нервным? Я удивлён, и это ещё преуменьшая. Но почему? Почему такой простой страх повлиял самым ужасным способом на моё самочувствие? Я всё меньше и меньше понимаю себя.
Через минуту, я пошевелил пальцами и головой, чуствую сильный дискомфорт в мышцах. Пытаясь присесть, я падаю: руки ещё слабы, чтобы держать тело. Томми за мгновение хватает меня и придерживает, проговорив что-то, связанное с испугом и тем, что мне срочно нужен отдых. Подросток предварительно спросив, смогу ли я хотя бы встать, получает кивок, и я, напрягая мышцы ног, пытаюсь встать, крепко вжавшись в тело друга. Аккуратно поддерживая меня, он пинком открывает дверь в свою комнату и мигом укладывает меня на крупную кровать. Поправив мою позу, он удобно располагается возле меня, волнительно всматриваясь в моё лицо. Через несколько минут у меня получилось двигаться, руки и ноги без проблем выполняли мои приказы, но всё ещё чувствовалась странная тяжесть. Присев без помощи, я улыбнулся Томми, который с тревогой наблюдал за каждым моим движением. Стоит ли рассказать, что со мной не так? Да я сам не имею понятия, что с организмом. Ощущения после сильной боли, но во всем теле. — Боже, Уилл, что с тобой?! Как ты сейчас? — громко спросив, его голос чуть подрагивал, отдаваясь ноткой паники. Я, все также улыбаясь, спокойно ответил: — Хех, Томми, ты так распереживался. Всё легко объясняется: кое-кто, пока шёл сюда, очень долго не спал. Потому он сейчас страдает от таких выкедонов. — говоря о себе в виде другого лица, я легко объяснил ситуацию, чуть посмеявшись. Томми недоволен моим ответом, нахмуренный взгляд говорил о себе многое. Я попытался объяснить всё более серьёзно и полно, вспоминая весь огромнейший путь в это место и испытывая фантомные ощущения от некоторых неприятных воспоминаний. Он глядел на меня более спокойно, и, всё ещё находясь рядом со мной, прилёг на постель. Томми не собирался отходить от меня, видимо, всё ещё переживает за моё самочувствие, хоть я и убедил его в том, что мне полегче сейчас. По его совету, что стоит отдохнуть и, по возможности, поспать, я поправил подушку и расположил голову на ней, прикрыв глаза. Томми, все ещё лёжа рядом, рассказал о своих планах на день. Он вскоре пойдёт в город за Туббо: хочет проведать его, а затем заскочит к Дриму по поводу одного вопроса. Пожелав «хорошего сна», он тихо вышел из комнаты, медленно закрывая подлую дверь, которая могла в самый неподходящий момент издать такой скрип, что после которого уже не уснёшь. Выйдя без происшествий, он направился вниз, шаги слышались отдаляющиеся. О, знакомый скрип на лестнице. Мне правда стоит прилечь, хотя я выспался. Странно всё это…