***
— Я устал, Квакити — томно вздохнув, тяжело выпалил я, смотря полусонным взглядом на своего друга. Он тоже наполовину находился в реальности, буквально клювал носом и чуть не ложился на стол, видя в нем постель. Свеча меркала, то ярче, то слабее освещая наши лица, полные усталости. День выдался тяжёлым в моральном плане и какой-то частью физическом: активная продажа новых зелий, огромное количество бесед с людьми для знакомства и добычи информации, поиск единомышленников, который закончился не столь удачно, но принес несколько людей в группу. Квакити, как верный помощник, не отходил от меня, помогая в разговорах и продаже. Благодаря протекции и рекламе моего нового друга, моя прибыль взлетела вверх, а после продажи рецепта «пионового отвара» на той неделе часть денег из других баров текла ко мне рекой. Владельцы пабов пропогандировали народ, подстрекали их мысли на Дрима. Агитация к изменениям шла полным ходом. — Нам, кажется, уже давно пора прилечь, не так ли? Ещё одно моё лишнее движение, и я вырублюсь — через силу негромко ответил Квакити, прикрыв глаза, — Ты дойдёшь до дома? — Да, как-нибудь доползу. Завтра я не выхожу, потому попроси некоторых людей усилить агитацию. Бедняки не особо шевелятся в построенные для них заведения — видимо, кто-то скрыл это. Попроси, чтоб влияние на бедняков усилилось. Завтра я буду додумывать план — грозно, но все также нудно и устало звучали мои слова, между которыми слышались частые зевания. Вставая со стула, я направился вниз по темной лестнице, махая рукой Квакити. Лишь подняв её, он попрощался и сразу же встал в сторону кровати, как понимаю. Фонари светили не то ярко, не то тускло. Освещение дрожало, показывая о возрасте светильников и намекая на замену. Ветер гулом шагал по дворам и улицам, нося за собой мусор и отголоски речей. Я торопился, стараясь перетерпеть сонливость. Пройдя две улицы, я приблизился к выходу из Города и не медля быстрым шагом пошёл дальше, забирать на выступ. Тьма с каждым моим продвижением становилось все более густой, будто материальной. Вдалеке виднелся слабым отблеском огонь у дома Томми, я ускорился, отдавая последнюю энергию на шаги. Каким-то образом недоглядев в темноте некую преграду — камень или деревяшку, споткнулся и всем телом укутался в дорожную пыль. Повезло, что в ближайшем времени дождь никак не погостил у нас, все время откладывая и подавая слабые и пустые намеки в виде тёмных облаков, похожих на дождевые тучи. Оперевшись на дрожащие руки, я взглянул на огонь впереди: он близок. Медленно опираясь об какой-то ствол ели, шершавый и грубый, я поднялся и пошагал дальше. Каждое приподнятие ботинок давило на мышцы ног, будто пресс, подвесающий на обуви, тянул вниз к земле, стараясь помешать хозяину отцепиться от поверхности. Веки закрывались всё медленней и медленней, мир терял прежние еле видимые очертания, сливаясь в единое темное пятно. Некий свет все больше выделялся среди сплошной тени, как некая надежда в куче горя и потери. Наконец приблизившись, я оперся на тяжёлую дверь, которая под моим весом невольно приоткрылась, пронося протяжный пренеприятный скрип. Наверху что-то зашумело: Томми или Туббо пошли к лестнице, дабы встретить меня. Я не мог полагать точно, с кем именно сейчас Томми на верхнем этаже: либо он один, либо с другом. Я рано ушёл от них утром, встав в 8-9 и быстро закончив утренние процедуры вместе с завтраком, быстро приготовленным и сытным благодаря яйцам. За мгновение сняв куртку, я грубо отбросил её на какой-то стул у угла, а сам навалился на другой, у стола. Развалившись самым свободным образом на сиденье, я встречал одного Томми, радостно поглядывающего на меня. Пожав руки, он присаживается за стол и молчит, будто ожидая. Он жаждет историй, я сразу это понял. Собираясь с мыслями, дабы получше рассказать Томми произошедшее за сегодня, я теру затылок круговыми движениями, смотря на точку на поверхности тёмного стола. Не столь громко начиная, наконец-то говорю: — Как день провел, Томми? Извини, что ушёл так рано, не предупредив, и понимаю, что такое уже не первый раз. Сам понимаешь, у меня появились дела, и я не особо хочу привлекать сейчас в них тебя. — будто отмахиваясь прозвучал мой ответ: неубедительно и безэмоционально. Томми перестал улыбаться, глянув глубоко в глаза. Он серьёзно намерен получить ответы — это сильно исходит из его взгляда. Ну, небольшой такой разговор не повредит мои планы, которые уже близки к завершению. Первый шаг — бизнес, выполнен; второй шаг — информация о Дриме, выполнен; третий шаг — Революция, в процессе. — Томми, видимо, тебе уже надоели мои отмазки, угадал? Я не мог рассказать с самого начала, две недели назад. Сейчас я тебе все объясню, только прошу, не смотри на меня так, а то у меня внутри всё сжимается. — устало и с насмешкой вконец проговорил я, потирая переносицу. Я кое-как дошёл до дома, а теперь буду вести разговор с подростком на тему революции, тратя на это все моральные остатки сил. Замечательно! Можно я сегодня отдохну?«Нет» — чётким ответом, будто хором, дали голоса.
— Уиллбур, я готов убить тебя за такие выкрутасы. Шляешься по всему городу до самой ночи, приходишь поздно ночью и, как убитый, падаешь на плед, который я тебе специально готовлю, и уходишь утром шляться опять. И это при том, что я на улицах редко тебя вижу, ты где все это время был?! — продолжая сверлить меня взглядом, злясь и крича, отвечал Томми, похожий на взрослого, который отчитывал ребёнка за поздний приход домой. Ситуация выглядела смешно, и, невольно выдав смешок, я сильнее провоцирую подростка, отчего тот злится ещё сильнее. Я понимаю его переживания, но осторожность никогда в таких случаях не бывает лишней, тем более тщательная. Что-то ещё бубнив, я успокаиваю пылкость Томми, настраивая его на серьёзный и, возможно, сложный разговор, темой которого является все будущего Города. Надеюсь, это не затянется, я неимоверно бы упал на плед, если бы его увидел. — Томми, все не так плохо, не стоит злится. Начнём по порядку, буду говорить кратко. Во-первых, я не шлялся где попало: я работал у Квакити над одним проектом, чуть позже объясню, только дай все рассказать и объяснить. Во-вторых, я был за Городом, смотрел за строительством моего будущего штаба: небольшой по размерам будке-каравану, в котором удобно будет работать над производством зелий. Туда уже часть оборудования перенесено как примерно месяц назад, потому не беспокойся по поводу того, куда так резко пропали зельеварки и ингредиенты — они все там. Да, придётся ехать на лошади до туда, но зато Дрим до туда не достанет. Я там уже давно активно работаю. В-третьих, я додумывал последние штрихи моего плана: начать Революцию. — чётко и ясно, без намёков усталости в речи, уверенно звучал мой ответ. Томми внимательно слушал и не перебивал, но с последнего слова будто выпал из реальности, при этом смотря на меня расширенными глазами и не моргая. Я также уверенно глядел на него, ожидая возвращения Томми назад в мир. Пошелив зрачками, он тихо выдал: — Ты сейчас серьёзно? — Я все это говорил на серьёзных основаниях, Томми. Мне незачем тебе лгать, так и так бы я тебе всё рассказал в скором времени. — более грубым голосом звучал мой ответ, я не отводил взгляд от собеседника, наблюдая изменения на выражении. Томми смотрел будто в пустоту, не моргал и не шевелился. Отводя взгляд, он выглядел мёртво под свечением тусклых факелов: тени и слабый свет легли на лице будто две противоположные стороны, где тьма охватила большую часть. Я ожидал, постепенно ощущая накатывающую тревогу в душе: не думал и не полагал, что мой ответ крайне успешно введёт моего друга в такой ступор. Он моргнул. — Уиллбур, во что ты, черт возьми, в-взялся?.. — шёпотом таял голос Томми, медленно поднимая свой взор на моё лицо. Он не улыбался, из его глаз не блестела жизнь и решимость — пустой взгляд и выражение будто исказило внешность, сделав его худым и усталым. — Томми, Дрим остановил жизнь Города. Ему все равно на процветание, на настоящее развитие — он жаждет неизменности, путем которой идёт стабильность в обществе. Я…я так и так планировал как-то избавиться от Дрима другим способом, но после моих совещаний с крупными предпринимателями — это невозможно, либо сложно. Я чувствую, что должен это сделать, Томми, ты понимаешь меня? Ты уже согласился однажды, так останешься ли ты со мной до сих пор?— серьёзно закончив вопрос, проговорил возвышенно, будто читаю оду. Предлагая руку, я ждал ответа, приулыбаясь. Взгляд Томми дрожал, он то тянул руку, то убирал, сильно сомневаясь в моем предложении. Вскоре он согласился, уверенно пожав мою руку. — Хорошо, Уиллбур, давай сделаем это.***
«Ты уверен, что у тебя получится? Ты столь глуп, что впутал невинного ребёнка в то, что убьёт и его, и тебя» — грубый, но мой голос звучал в гуще тени, вокруг пустого пространства. Эхо ещё долго отскакивало от неведомых стен, все тише и тише, но очень чётко звуча, будто специально предавая сомнения. Слова звучали остро, будто нож пронзительно ранил мое запястье. Странная боль сжимала моё тело, нечто неестественное обволакивает душу. Я находился в пустом сознании, тишина давила на рассудок сильным нажимом пресса. Я чуствую, будто таю. Глаза расплываются, пространство сливается в единое пятно… Резкий свет пробил тёмный барьер… — С ДОБРЫМ УТРОМ, УИЛЛ! ТЫ НИКУДА НЕ СОБИРАЕШЬСЯ? — заинтересованно и радостно крикнул Томми, нависая надо мной. Будто во второй день моего проживания здесь, он совсем близко сидит к резко проснувшемуся телу. Лицо было впритык к моему, что очень испугало пробуждающийся рассудок. Громко воскликнув, Томми залился бурным смехом, упав на спину и держась за живот, тщетно пытаясь успокоиться. Я злобно смотрю на дрожащее от смеха тело и встаю, грозно надвигаясь и топая. Услышав топот, через смех он смог отползти на совсем малую часть комнаты, и, подойдя совсем близко, как он ко мне, начал незамедлительно его щекотать. Будто под приступом эпилепсии он дерганно пытался оттолкнуть меня, на что лишь получал подбавку в виде ещё быстрых щекоток. Смех заполонил комнату — каждая частичка в воздухе будто тоже смеялась от яркости его хохота. Через несколько секунд я отстранился, гордо глядя на проделанную работу. Бедный подросток продолжал дрожать и, как сумасшедший, смеяться над моим вскриком и испугом. Ухмыльнувшись, я оставил подростка на первом этаже, пока сам надвигался в сторону приятного запаха кексов. Второй этаж пропах сладким ароматом выпечки, столь нежным и сильным. На столе у окна, будто романтическое свидание, стоят две кружки лицом к друг другу, от которых исходил обильный пар: совсем недавно Томми подготовил стол. Подле влюблённых кружек вальяжно расположилась тарелка, полная лёгкой выпечки, манящей нос и глаза. За мгновение сев, как обычно у любимой стороны окна, я с улыбкой схватил сьестное удовольствие и ягодный чай и, захлебнув уверенным глотком столь приятного, как и кексы, чая, начал одинокое гастрономическое наслаждение. Выпечка Томми поражала чувства: что запах, что вкус отражали всё мастерство и опыт моего мелкого пылкого друга. Продолжая перекус, я совершенно забыл о виновнике пиршества, который продолжал смеяться и отходить от моей щекотки. Тихо посмеиваясь, он присел за стол напротив меня, постепенно попивая чай и медленно сьедая собственное творение. Кексы были тёмного коричневого, будто мои взьерошенные кудри на голове, цвета, внутри нагло расстеклась начинка еще более тёмного цвета, похожая на шоколад. Как давно я не ел обычный шоколад? Быстрым темпом уплыл чай из кружки, и также нетерпеливо ушли приготовленные кексы, большую часть которых сьедена мной. Томми сияюще улыбался, солнце придало лицу подростка энергичный и пылающий жизнью вид, крайне отличающийся от тёмного варианта вчера. Глаза блестели, словно подражая небесному светилу, которое тоже радовалось моему воссоединению с Томми. Я не мог сдержать ухмылки — я так скучал по такому утру, что мог бросить все свои мысли и планы, только чтобы посидеть с Томми за чашечкой чая и его выпечкой и в приятной атмосфере посидеть у окна. Рад, что наконец-то все основные проблемы с будущей Революцией решены, и основная часть работы проделана. От силы осталось процентов 15-20, и то, это можно считать как обычной калибровкой, перепроверкой и подготовкой к предстоящему хаосу. Агитация проходит успешно, общество двигается и становится заинтересованным в политике Дрима, которая не столь успешна выглядит в глазах общественности. Основа власти пошатана достаточно, осталось доработать несколько моментов и через месяц начать Революцию, если все планы и подготовки не сорвутся. Вскоре будет до конца построен штаб, или, иначе говоря, запасной выход, если Революция пройдёт неудачно. Нет, этого не произойдёт — всё закончится отлично, как рассчитываю я и Квакити. То, что я смог выбить целый день отдыха, это большое достижение, но я понимал, что мы оба уже на пределе и можем просто свалиться насмерть. Надо будет его проведать сегодня, если пойду в Город с Томми. Сегодняшний день я полностью уделю своему драгоценному другу — он его заслужил. Я ему благодарен, если бы не он, то умер я где-нибудь в сугробе от переутомления, либо холода. Если бы не он, я бы не смог начать варить зелья и продавать их, став одним из главных торговцев. Надеюсь, ему хватало тех денег, которые я ему оставлял эти две недели. Я вновь выпал из реальности, будто тот день повторятся в точности по порядку. Завтрак, мысли, и, возможно, поход в Город, который закончится, однозначно, чем-то интересным. Томми смотрел, прекрасно зная, что я вновь задумался, и тихо ждал моего ответа, кидая взгляды то на окно, то на меня. Заметив пробуждение, он взбодрился и поднялся со стула, подходя ко мне и энергично глядя, уже что-то запланировав. — Уил, слушай, может ты покажешь мне, ну, свой штаб? После вчерашнего разговора я задумался и захотел посмотреть на это. Ты не против? — протянуто и заинтересованно проговорил Томми, стоя передо мной, как родитель, предлагающий ребёнку куда-нибуль пойти или поехать, стараясь как-то сильнее заинтересовать дитя. Усмехнувшись от такого сравнения, я размеренно ответил, наслаждаясь во всю силу от окружающей меня домашней обстановки, мирной и уютной: — Конечно, Томми, ты мог даже не спрашивать, хаха. Ох, как же я скучал по этому всему: по нашим завтракам, спокойному ходу жизни, вечно пылкому тебе. Как же мне этого не хватало, Томми, ты бы знал. — медленно вздыхая, я вспоминаю ещё те первые дни, когда только познакомился с Томми и последующие за этим дни до встречи с Квакити. Этот новый человек перевернул мою жизнь в совершенно новое русло, неизвестное и интигующее. Но как только Томми захотел продолжить тему первых моих здесь дней, кто-то грубо постучался в дверь, нетерпеливо ожидая ответа хозяев. Это не похоже на Туббо, он стучит плавнее и обычно заходит в дом. Совершенно иной случай чуть напугал нас, и аккуратно спустившись, мы подошли к двери, прислушиваясь. Некая персона выругивалась и звала меня? , жалуясь на долгий путь и грязь по дороге. Уверенно открывая, будто предчувствуя кто же так ругается, я вижу знакомую синюю кофту с логотипом — Квакити соизволился навестить меня в столь раннее время, что-то еще при этом держа в руке. Не ожидая резкого открытия, он быстро отпрыгивает, почти не упав на землю перед домом. Я усмехнулся от такого представления, выйдя на встречу знакомому человеку. Томми прожигал взглядом незнакомца, пытаясь либо вспомнить, либо ждать чего-то плохого. С громким приветствием пожав руку приятелю, я начинаю от удивления говорить громким голосом, ещё больше превращая ситуацию в некую комедию. — АХ ТЫ Ж МОЙ НЕГОДЯЙ, А ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ЗАБЫЛ? — смеясь, проговариваю я, глядя на Квакити. Он чуть злобно глядел на мое улыбающееся лицо, сведя брови и криво ухмыльнувшись. — Знаешь, кое-какой идиот забыл у меня собственный дневник. Я бы хотел прочитать его, жаль, что за это меня прибьют. — нахально проговорив, протягивает крупный дневник, заполненный кучей выпирающих листков. Всё также улыбаясь, я ловко беру вещь, подчистую проверяя каждую страницу, переживая за сохранность записей. Поворачиваясь к Томми, я встречаюсь с его настороженным взглядом, уже придумывая в голове план как познакомить моих друзей. — Хей, Квакити, может зайдёшь? Как-то неприлично с моей стороны заставлять тебя стоять у порога. Томми, ты не против? — погромче спросив, выпалил я с шутливостью в голосе, чуть протягивая слова. Томми встрепенулся, и, кинув странный удивлённый взгляд, все-таки дал согласие кротким кивком, уходя вглубь дома. Впуская гостя вперёд, я с хлопком закрываю дверь, отгораживаясь от заинтересованного холодного ветра.***
—… И этот идиот просто взял и всё свалил на пол! Буквально всё! Я не шучу: он встал на стол и начал произносить такую речь, что теперь думай, пьян ли он, либо ебнулся. ХАХАХХА! — громко посмеявшись, Квакити закончил рассказывать историю моего одного пьяного совещания. Я, порой, из-за лишней нервозности выпивал много вина и того покрепче напитков, от которых меня несло так сильно, что однажды произошло то, о чем с таким превеликим удовольствием расписал мой партнёр. Томми с такой же громкостью залился смехом, еле удерживаясь за столом и пытаясь успокоить бесконтрольный хохот. Их обоих сильно разнесло: оба сидели, сгорбившись, на стульях и громко смеялись, дрожа будто в припадке. Невольно и я поддержал их хохот, выдавая негромкие смешки и наслаждаясь уютной и весёлой атмосферой. Чай медленно убывал из кружки — изредка я брал чашку и подносил её ко рту, дабы выпить тёплый чуть остывший напиток. Я ловлю себя на мысли, что чувствую совершенное спокойствие и удовлетворение. Приятная компания, состоящая из двух болванов, смогла растворить некую тревожность за 15 минут, которая преследовала мое самочувствие на протяжении двух недель безудержной работы. Повернувшись к окну, я встретил прежний утренний пейзаж: спокойное светило не так сильно раскидало лучи, отчего контраст тени и света ярко выражался, образуя мирную картинку утра в лесу. Отдалённо из чащи слышались говоры птиц, чье-то пение. Пока я разглядывал пейзаж за окном, два моих друга наконец успокоили дикий смех, исходящий из них на протяжении 2-3 минут. Я бы хотел продлить ту убаюкивающую ауру разговора, но нужда подробно объяснить Томми всё и вся толкала мысли на тему о Революции. — Томми, думаю, нам с Квакити стоит объяснить план действий. Как никак, ты должен узнать поподробнее, что я делал на протяжении двух недель. — мой голос разорвал приятную атмосферу серьёзным тоном. Я звучал громче обычного, оба друга резко замолчали. В душе странно закололо, стоило ли мне заговорить? — Томми, надеюсь, Уиллбур тебе обьяснил основную часть. Эти недели мы занимались распространением агитационных листков, целью которых является толчок к крупным и глубоким изменениям. Успехи есть: люди начинают чаще обращаться к администрации города и требовать что-то «новое», либо повышение качества жизни. Количество таких обращений в неделю увелилось в 5 раз, если взять в расчёт, что в те времена ходили от силы 3-6 раз. К тому же на цехах стали требовать увеличения платы, также как и на шахтах. Общество начинает действовать, Город просыпается. — С гордостью закончил Квакити, все время глядя на Томми. Под конец он понизил голос, создавая некую серьёзную и загадочную атмосферу. Я не особо слушал, о чем они разговаривали позже — я наблюдал дальше за природой из окна, отлетя сознанием из дома наружу. —…Уиллбур! Уиллбур! Не засыпать! — звонко прокричал Квакити, резко переместив фокус на моё поведение. Вздрогнув от восклика, я пошатнулся на стуле, еле как удержав равновесия. Стол — мой спаситель, первой вещью он попался мне под руки и, крепко схватившись, я не упал, удержав гордость в глазах друзей. — Я закончил объяснять план. Тебе повторить, а то чуствую, что ты всё забыл? — чуть рассерженно и с насмешкой высказал Квакити, отвечая на мой рассеянный вид. — Хах, я же его отчасти продумал, что там повторять? Сначала вызываем забастовки, на которые полиция отвлекается, затем собираем толпу в нескольких точках города и начинаем шествие к центру и в центре, раздаём оружие восставшим и отправляем их к Дриму. Если всё пойдёт не так, то с восставшими отступаем на штаб и готовим нападение. Звучит так легко, жаль, что это лишь на словах. — с сарказмом прозвучали мои слова. Квакити цокнул, принимая поражение и откидываясь назад, почти что падая. — Кстати, о штабе. Он достроен? — вернув интерес, он вспомнил про «штаб», ещё строящийся. — Кстати, Уиллбур, мы же пойдём к нему? — вмешался Томми, вспомнив про ранний план пойти туда. — Да, мы пойдём, и очень скоро. Нет, он недостроен.***
Утренняя свежесть в весенний день поражает своей яркостью и насыщенностью: пестрые краски лесных деревьев с однотонным снегом образовывали сильный контраст. Отойдя от дома на несколько метров, я почувствовал на себе всю мощь небесного светила, будто сейчас лето и полдень. Каакити вспоминал моменты из прошлого, заставляя Томми смеяться настолько сильно, насколько выдерживает живот и его тело в общем. На душу легло тяжёлое облегчение: с одной стороны будущая Революция и возможное поражение, а с другой приятное общество друзей, которое не даёт панике захватить сознание. Тяжело ощущается столь хрупкое облегчение. Тропинки, хоть и сильно пылили на каждом шагу, томно блестели под солнцем: луж не было от слова совсем. Я постепенно вливался в разговор, начиная как ужаленный смеяться от историй Квакити и его особенной манере рассказывать эти самые истории. Вместе с Томми мы споткнулись у спуска, хватаясь друг за друга и теряя последние шансы на поднятие. Мы упали. Квакити, держа меня за испачканную пылью куртку, не позволял нам с Томми свалиться и покатиться дальше. Сначала поднялся подросток, отряхиваясь и странно смотря на меня. Теперь поднялся я, глядя на подростка и будто спрашивая: «что с тобой не так?». Через мгновение вся наша группа разлилась смехом на весь лес, и Томми снова чуть не упал. Вся глупость ситуации вынесла каждого, в особенности Квакити, который сам вскоре упал на пыльную тропу, злясь и ругаюсь на всю округу. Испачканные мы наконец спустились, виднеются врата Города. Город перед полднем не спит, медленно двигается и только пробуждается. На улице редкие прохожие вяло идут куда-то, 3-4 лавки открыты в центре. Моя лавка пустовала: я уже вчера вдоволь наторговался. Окна в домах раскрываются, будто встречая нашу троицу. Тишина, будто в неком пустыре, шагала за нами попятам, перегнав наш темп и заставив умолчать всё впереди. Это могло напугать, но из-за довольно шумных людей около меня это тишина была ничтожной по силе. Прогулка по улицам прошла моментально: началась также быстро, как и закончилась. За воротами нас встретили луга, на которых будто дырявым покрывалом накрылся снег. Я вспомнил день, как только пришёл сюда с Томми: вспомнил ощущения, мысли, чувства и вдохновение. Отголосками слушая беседу друзей, я окунулся в воспоминания, медленно вдыхая и выдыхая весенний свежий воздух. «Мои будущие просторы» — чем-то лёгким пронеслось мыслью в голове. Мы шли дальше, река виднела свои выглядывающие из-под небольших поднятия очертания все чётче и чётче. Осталось лишь пройти природные преграды. — А вот и он, перед вашими глазами представлен мой главный штаб, Камарван — восторженно и громко произнеся речь, будто начинаю некое мероприятие. Сам фургон был достроен, а вокруг него возводилась стена, которая как раз таки не завершена. Тёмные кирпичи монолитом шли, пока изредка не проглядывала нежно-оранжевая прослойка, идущая сплошной линией и будто деля всю постройку на несколько зон. — Как понимаю, ты именно здесь придумывал новые рецепты, верно? — нейтрально спросил Квакити, делая вид не заинтересованного и не удивлённого человека. Именно в Камарване, когда он только был построен, а это было месяц назад, я придумал дальнейшие зелья для безопасного использования. Они были необходимы для бедняков, для которых мы построили небольшие дома. Сейчас эти люди работают на благо Революции: разносят листовки, болтают с горожанами по поводу Дрима — так сказать, постепенно возвращаются в жизнь и помогают нам. А эти зелья нужны для привлечения внимания, после приёмов которых начинается привыкание. — Ага, ты верно подметил, но разве я тебе об этом не рассказывал? — пытаясь выловить какой-нибудь фрагмент из прошедших дней, я задаюсь новым вопросом. Томми восхищенно смотрит на фургон, трогая и внимательно изучая каждую его частичку. Я чуствую издалека, что этот прохвост попытается забраться внутрь, потому через несколько секунд открываю ключами множество замков на входной двери. Томми удивлённо наблюдал, молча следя за процессом и нетерпеливо ожидая открытия. Влетая со скоростью, близкой к скорости звука, он оказывается внутри, что-то удивлённо выговаривая. Квакити и я стояли на улице — нет нужды заходить в Камарван. — Вот тебе весь штаб, Томми. Только прошу, ничего не трогай! — крикнув подростку, я привлекаю внимание. Несколько рабочих кинули на нас кроткие взгляды и продолжили достраивать стену. В фургоне всё было тихо, слышны лишь шаги Томми. — Думаю, нас пора возвращаться, не думаешь? — дерзко проходил Квакити, посматривая взади себя, будто намекая на его желание уйти ещё сильнее. Томми все ещё не вышел из помещения, потому приходится ждать ещё некоторое время. Напарник сверлил взглядом дверь, и та, будто по его велению, грозно открылась. Подросток вылетел из Камарвана также быстро, как тогда вошёл. Теперь пора.***
Прошло больше месяца. Я еле-еле держусь, чтобы не вычеркнуть всё из придуманного плана и не уйти из Города далеко за горизонт, будто меня никогда в этих окрестностях и не бывало. Голова гудит, будто старинный механизм; мысли вечно путуются между хронологией и порядком действий в день Революции. Чем ближе день Города, о котором мне сообщил Квакити, дабы предупредить, что именно тогда начнётся всё самое интересное и долгожданное, тем сильнее нарастает внутреннее беспокойство, и паника будто съедает моё сознание целиком, не давая никакому проблеску лёгкой и слепой надежды спасти мои чувства. Я стал чаще пить собственные зелья, это опасно и рискованно, но не губит так сильно, как обычный алкоголь. Кажется, я выгляжу будто зомби: столько недосыпов, столько недоеданий у меня никогда не было даже в походе. Томми, понимая всю сложность и важность тщательной подготовки и предугадывания, через силу кормит и отвлекает меня от доработки, давая время отдохнуть и перевести дух. Я продумал все моменты, подумал о возможных последствиях и перспективах на будущее. Дневник полон моими замыслами, которые я попытаюсь закончить и проявить в материальном виде в будущем, даже при том условии, что мы проиграем. Самочувствие катится в никуда, но Революция однозначно пройдёт успешно, в этом я уверен до конца. Пора закончить подготовку.
***
Центральная площадь пестрела различными красками: от жёлтого до красного и всех их оттенков. У фонтана поставлена деревянная сцена, на удивление, выглядящая прочно и уверенно, но старо. Город будто пробудился от многолетного сна: столько людей вышло на улицу, что не было места продохнуть и отдохнуть от нескончаемого шума, превратившегося в единую какофонию. Горожане праздновали, бармены раздавали напитки на деревянных подносках, играли музыканты, выходя на сцену всеобщему обозрению. Наполненный чистой радостью и лёгкостью праздник манил своей аурой, подхватывая в бурный танец. Томми и Туббо шли возле меня к сцене, дожидаясь выхода Дрима. Обернувшись назад, я через толпу увидел Квакити у малахитовых стен, ждущего, как и мы, начала торжественной речи Дрима. Музыка тихла, народ также убавлял громкость — Дрим поднялся на сцену, осматривая пришедших и раздвинув руки, как можно сильнее привлекая внимание толпы. Пространство вокруг почернело, оставив светлым пятном размытый образ главы Города. Плащ, как пятно, легко двигался под играми ветерка, подгонящего также мои волосы. Весь шум прекратился, странное ощущение сжатия охватило моё сознание, как нечто неживое и навязанное кем-то. Голоса…я не слышал их больше месяца… «Чего ты ждёшь, Уиллбур? Разве не наступил момент твоей истины?» — извращенная версия моего голоса спросила, громко шепча у одного уха. «Он стоит и будто ждёт твоего прихода, Уиллбур. Не порть никому веселье, начни настоящий праздник!» — искаженный дрожащий голос прошептал с другого уха, будто нитями проникая в тишину сознания и заполняя его своими идеями. Дальше казалось все картиной от 1ого лица — я подал знак Томми, который должен был довести Квакити о начале. Толпа идеальной тишиной будто осуждала Дрима, стоящего на сцене и произносящего речь об успехах и радостях прошедшего года. Мутно я помнил то, с чего началась Революция. Что-то стрельнуло вверх, грозным сигналом дало понять всю опасность будущих первых минут и секунд. Поднялся крик, самый громкий и пронзительный из тех, который я когда либо слышал вблизи. Сильнейшая агония вложена в отчаянный крик невинного народа. Крупные толпы бросились на Дрима, уверенно стоящего и наблюдающего за беспорядком. Я ушёл из центра событий, оставляя подготовленные группы наедине с Дримом. Горожане бежали с площади с невиданной скоростью, толпясь и ведя себя как настоящие глупые животные. Всё шло по плану: несколько человек объединили вокруг себя толпы людей и повели их из центра на выход из Города, дабы обезопасить дальнейшую борьбу с армией. Город неестественно ожил, под гул, слезы и крики он открыл ослепленные глаза. Дрима свергали, армия не может ему помочь. Сидя в каком-то переулке неподалёку, мы вслушивались и изредка поглядывали на происходящее снаружи. Квакити сообщил, что армия, вероятно, движется к центру на помощь Дриму, потому пора посылать запасные отряды. Я кивнул. Армия вышла из разных концов главных улиц. Они противостояли восставшим, сгоняя тех постепенно на площадь. Мы скрытно сами зашли на место бывшего праздника. Этот момент показал Дрима в истинной силе: огромная толпа людей лежела на земле, а в центре сиял он. Маска чуть треснула у левого глаза — всё-таки он получил некоторые повреждения. Паника возымела вверх: Дрим был изначально готов… Толпы восставших с нами закрыли в центре, как в клетке. Армия сильным напором избавлялась все больше и больше от наших людей, оставляя мои последние надежды гнить глубоко в будущей тюрьме. Я боялся шевелиться, боялся понять всю безвыходность данного момента. Квакити ушёл от нас в сторону, Томми и Туббо пытались вернуть меня в реальность. Остался последний шанс — взорвать площадь… Крайний план на случай засады, самое ужасное, что мы подготовили. — Уиллбур, либо да, либо нет! Выбери же, твою мать, скорее! — кричал с другого конца площади Квакити. Я выдал нервный и громкий ответ, отчего у меня в глазах все потемнело. Что же я наделал… *БАМ* Красное пламя, как яркое светило, озарило хаос и тьму центральной части Города. Пылающее здание превратилось в огненную клетку, закрывающую всех кто внутри в купол, полный опасного дыма и голодного пламя. В ушах шёл протяженный тонкий писк, я видел отголосками пылающий во всей красе Город; отовсюду шёл дым, прикрывший грешную землю от нежного солнца; лежали люди, упавшие в вечный сон. Меня тащили все дальше и дальше, пока я не увидел белоснежное вечернее небо, окрашенное в тёплые тона жёлтого и оранжевого. Писк прошёл, но я ничего не понимал.Мы победили?