Новый мир
___________________________________________
Обманут и использован. Я вернулся в логово лжи, в котором осталась жива только правда.
***
— Ты снова здесь, Уиллбур. Тебе стоит прекратить приходить сюда — негромкий голос отца прозвучал словно сильный ветер в безтишье. Он стоял сзади, на расстоянии 1 метра. Как обычно, без лишнего звука и взмаха крыльев он появился на месте. — Не слишком ли поздно для прогулок? Я думал, что у тебя много дел, и сейчас так поздно.— с некой грустью вырвалось из его уст. Он чуть приблизился, видимо, хочет положить руку на плечо. Резко поворачиваюсь. — Блаженный отдых не зависит от времени, отец. Я думаю, здесь легче мысли идут. — холодной острой сталью пронзает мой голос слабую теплоту, идущей от отца. Он отчасти и прав, что у меня много дел и что сейчас слишком поздно. На наручных часах, отблескивая в отражении лунным светом, еле виднеются малюсенькие линии с маленькими стрелками: одна из, покороче которая, указывает на 2 палочку, выделяющуюся шириной среди мелких и тонких. Два часа ночи, и вправду ведь позднее время. Может, стоит вернуться? — Может, стоит вернуться домой, Уиллбур? — чуть подрагивая спрашивает Филза, стоя всё ещё рядом. — Я понимаю, ты сильно устал, но сейчас уже опасно находиться здесь: кто знает, что именно может придти сюда. — Честно, я не могу простить ни тебя, ни себя, — всё также рассматривая дальние заброшенные руины, я негромко проговариваю мысль, отдельную от предыдущих слов отца. — Я погубил товарищей там, в центре Города. Им нечего было терять, потому и пошли за мной, чтобы свергнуть Его. Я…я не могу произнести его имя, не чувствуя при этом огромную печаль. Я не знаю, жил ли ты здесь или, порой, бывал, отец, но никто, даже Он, не заслуживает смерти от рук чужого эгоизма. — Уиллбур, ты должен это принять. Сейчас всё стало лучше, я часто бывал в Городе и знал, каково живётся простым горожанам. Твоя сильная душа привела этих людей к настоящей жизни. То, что было раньше, это лишь прошлое — путь, который тебе пришлось пройти, дабы достичь лучшего. — приятной нежной хваткой его голос будто обхватил меня. Я хотел бы так думать, хотел бы чувствовать себя правильно и «лучше», но не могу. Мои руки в крови от собственного эгоизма, и это не смоется никогда. И не вернутся к жизни те, кто пал в тот день от моего апогея. — Ты отчасти прав. Нам уже обоим пора. — чуть улыбаясь, соглашаюсь я и наконец заканчиваю небольшую дискуссию. Полагаю, он собирается проводить меня, если все ещё не улетел, не подготовил крылья к взлёту. — Я провожу тебя до дома, Уиллбур. Ты не против компании дряхлого старика? — наигранно проговаривает Филза, отходя от меня. Я поворачиваюсь, слабо ухмыляюсь, и хмыкаю. — Был бы ты по-настоящему стариканом, Ангел Смерти.***
Тишина давит. Дома слишком тихо, будто никого здесь не было и никто здесь не жил от слова совсем. Пастельно-жёлтые стены встречали меня слабым поблескиванием фонаря наверху, картины подмигивали под слабым отблеском. Пора бы поменять его: света катастрофически мало. Пальто, мягко паря над темным полом секунду, грубо приземляется, сломленно лежа. Не думая куда прилечь, я мигом поворачиваюсь и иду направо, в зал. Диван, плотный и нетронутый из-за редкого на нем отдыха, крепко держит уставшее тело. Глаза в мгновение закрылись, моё сознание в мгновение упало из реальности.— Слишком скучно. Слишком скучно. Слишком скучно… — раз за разом, будто повторяя мантру и надеясь на её исполнение, монотонный голос твердил два слова. Столь знакомый полубасистый говор развивался по пустоте сознания, чётким эхом отдавало каждое его слово. Тяжёлым бременем, слой за слоем, слова выкладывались на душу, болью разнося однотонные похожие фразы. Как бы не был громок голос, я перестал слышать его и чувствовать его присутствие. Он будто исчез, как только я перестал представлять его. «Если я не вижу его, значит его нет» — эта фраза так отлично подошла под эту ситуацию, что, порой, я пугаюсь своей осознанности в своём же сне! Холод в этом месте — частый спутник. Что именно он символизирует в голове, какую мысль, воспоминание или человека он пытается показать так извилисто? Он мне приятен, и это главное. Он нежно касается моих пальцев, будто трогает стенки души, ласкает кожу, медленно гладя. Сначала был груб, а сейчас та самая часть, без которой адекватно я здесь находиться не смогу. Странно слышать тишину, чувствовать полное отсутствие чего-либо у себя в сознании. Голос по-настоящему ушёл, а это многого стоит. Сомнений прибавляет немало. Чей же вообще это был голос/голоса?
***
— Прошу, заткнись, пожалуйста. — с редкой резкостью начинаю свой день, останавливая звон будильника. Я даже не открыл глаз: они будто слиплись и никак не могли открыться на свет. Рука автоматически ударила по кнопке сверху будильника, способной на прекращения особого ада для только что проснувшегося человека. К тому же не выспавшегося человека. После вчерашней прогулки я пришёл никакой: слишком усталый, а на работу стоит приходить каждый день в один и тот же час, чтобы раньше закончить кое-какие задумки и законопроекты. Всё ещё рад, что живу неподалёку от ратуши, величественного белого дома, который только недавно был построен с нуля. Старую маленькую ратушу в лице фургона сделали общественным достоянием и памятником, как знаком того ужаса, который я планировал для другой цели. Кажется, только я так думаю. Кофе по утрам — единственная радость, держущая мою тушу на протяжение долгих суток в кабинете и тянущихся бесед с министрами. Что они еле живые, что я кое-как дышу, и хожу, и думаю, никакая разница. Из окна светит слишком яркое солнце, назойливое и очень интересующиеся моим пробуждением. Глаза, слабо открытые и не до конца проснувшиеся, болят от такого количества неожиданного света, который только сильнее заставляет их закрываться от реального мира. Чайник ещё горячий, и, как бы не было сильно желание налить себе ещё чашки кофе, одной кружки достаточно, я смогу выпить в обед, во время перерыва. В печи заканчивается уголь, придётся покупать новый пакет. Солнце грело, приятным жаром отдавалось в коже ощущение чего-то близкого и спокойного. Я невольно бросил взгляд в окно, где мог смотреть за обстановкой на улице. Люди уже группами куда-то направлялись, лошади на каретах активно перевозили то грузы, то горожан. Л’Манбург давно не спит: жизнь в нем бурлит на протяжении всей ночи и дня, нисколько не останавливаясь и будто наслаждаясь таким бурным темпом. В душе расцветает чувство некого удовлетворения и прилива: я рад, что мои старания привели к улучшению и процветанию. Люди счастливы: не раз я встречал на улице горожан, болтающих о новой жизни в городе. Разговаривая о моих проектах, за выполнением которых я тщательно наблюдаю, они искренне улыбались и выражали поддержку, надеясь на продолжение нововведений. От таких слов я невольно смущался, порой, даже краснел. Я чувствую заботу об этих жителях своим долгом, потому буду отдавать всего себя ради его выполнения. Часто отвлекаясь на мысли, я забываю о времени. Часы указывали на 07:46, и я уже давно должен быть собран! Выбегая с кухни, я с грохотом падаю на пальто, оставленное мною вчера брошенным по середине прихожей. Я уже был одет во вчерашний прикид, потому осталось только обуться, накинуть брошенную накидку и вылететь из пятиэтажного многоквартирного дома, моя квартира в котором находится на самом высоком последнем этаже. Минута прошла, и я уже на лестничной площадке бегу со всех ног к выходу. Ещё минута, и я уже на улице встречаю новый день. Одежда мятая: зря я уснул прямо в ней. Пальто частично прикрывает мою ошибку, и везёт, что люди особо и не смотрят на других. Было бы совсем неприлично выходить на свет в таком виде, хотя боюсь, что моё лицо выражает весь ужас лучше всего. Проходя по улице, я не отрывал взгляд от аккуратности и красоты представшего вида: деревья аккуратной линией выстроились вдоль дороги, как некий барьер, отсутствие грязи и какого-либо мусора. Каждый день прохожу и никак не могу поверить в собственный успех. Быстро дойдя до пешеходного перехода, я вижу «Врата» — небольшие горы, образовавшие из вершин некий проход под собой. Солнце, спрятавшееся под них, исподтишка выглядывало, поигрывая в столь знакомые игры. Несмотря на недосып и усталость, я уже наслаждался этим днём. Л’Манбург будто делится со мной своей энергией, чистой и радостной, и не даёт впасть в уныние, как я обычно делаю в свободное время. Оглядывая длинные здания, укрывающие Площадь, я вспоминаю первые дни в этом месте: то, как мы решили, что здесь возводить, то, как мы все вместе строили и тратили целые дни. Было тяжко, хотелось убежать и закончить, но я остался. Это мой город, и я обязан его жителям. Ратуша под играми небесного светила пестрит яркостью и белизной. Гордое величественное здания встречает меня молчанием: никто рядом не проходил, и не было слышно хоть каких-нибудь разговоров. Колонны, грозно стоявшие и подпирающие округлую крышу, не скрывали утренних посетителей: никого не было. Такое ощущение тишины приятно, но странное чувство не покидало меня с поднятием на ступени. Отпирая крупные тёмно-дубовые вычурные желтым орнаментом двери, я встречаю пустоту вокруг. Вестибюль не встретил меня приветствиями, потому, быстро пройдя через ещё одни двери, я попадаю в зал. Поднявшись на второй этаж, я подхожу к своему кабинету и чувствую глубокий страх… Я невольно отшатнулся от двери— таких случаев ещё со мной не бывало, голоса да собственные мысли только докучали. Рука дрожала, а в ногах чувствовалась тяжесть, как в тот день после Революции. Я помню ту агонию, которую испытал после понятия содеянного. Сейчас ощущения слабее, чем тогда, но похожи. Медленно открывая кабинет, я стою у входа несколько секунд, чтобы убедиться в безопасности. Никто не напрыгнул, хотя кабинет я всегда закрываю, и никто проникнуть в него не может. Значит кто-то ждёт внутри помещения, это ещё страшнее. — Иди — голос в голове эхом отозвался, он спокоен и странно знаком. Ещё мгновения отголоски слова остро звучали в сознании, отскакивая от стенок импровизированных барьеров. Я трясся, ещё несколько секунд, и я впаду в панику на месте. Вместе с страхом пришёл тот холод, вечно окутывающий и успокаивающий. Он помог, и я решил довериться голосу. Зайдя в комнату, я встречаю тишину, обычную и привычную. Всё было также: документы лежали на столе, стул не тронут, на полках смирно лежали книги и записи, собранные и завязанные ниткой белого цвета. Несмотря на обыденность, я продолжал трястись, чувствуя засаду в собственном кабинете и сознании. Слишком медленно подходя к столу, слышу громкий скрип закрывающейся двери. Не оборачиваюсь, просто стою и смотрю на документы. Смотрю на бумажку с улыбкой, лежащую на ценных бумагах. Я знал… — Знаешь, я удивлён, что с такой защитой, ты всё ещё живой и в здравом уме. — спокойный голос прозвучал со спины и у выхода, но ударил в самую душу. Столь знакомый, грубый, но нежно звучащий говор с неким холодным спокойствием — я узнаю его везде. Я не должен подавать панику, не должен показывать слабость! Я должен собраться, надо прекратить трястись! Уиллбур, соберись! — Я знал, что ты жив. Было бы слишком просто для такого, как ты, умереть столь глупо. — пытаясь произнести слова с той же серьёзностью и хладнокровием, я успокаиваюсь, понимая, что Он пришёл не за мной и не убивать. — Уиллбур, меня всегда поражала твоя предусмотрительность и готовность жертвовать. Твоя самоотдача и твоё самообладание — настоящее сокровище. Но ты слишком мало знаешь, а незнание способно погубить. — надменно ответил Дрим, все также стоя у выхода. Я присаживаюсь за стул и наконец оглядываю «посетителя» с ног до головы, пытаясь выявить изменения. Маска, треснувшая в нижней части и у левого глаза, потрепанный плащ — единственные заметные отличия, которые я смог выявить при помощи воспоминаний. Под плащом скрывалась броня, тёмно-серым отблеском представляя себя на обозрение одному зрителю. — Честно, я даже рад, что ты выжил. Было бы совсем трагично осознать твою смерть. — нейтрально продолжил я, полностью успокоившись и настроившись на тяжёлую беседу. Я не солгал: в душе я рад, что не настолько ужасен, и хоть кто-то выжил. Но выживший — это Дрим. Значит придётся думать и действовать с предельной осторожностью. Я не знаю его планов, его возможностей и способностей. Прошло достаточно времени. — Приятно слышать, но давай не об этом. Начну с того, что я не зол на тебя, совсем наоборот. Ты дал попробовать мне совсем иную жизнь, без этих глупых селян и такой же глупой верхушки. Ты освободил меня, а значит, я должен тебе. — с наигранной эмоциональностью звучал голос Дрима, но меня больше напугал смысл сказанного. — Да, ты уничтожил всё, что я имел, но к тому моменту это было не важно. Уиллбур, я уже потерял всё из-за них. Ту жизнь, которую ты видел, создал не я. Создали те, которые «помогли» совершить Революцию. — совсем холодно продолжил Дрим, сняв старую маску и кинув безэмоциональный взгляд. Зелёные глаза, будто отполированные изумруды отблескивали ярким зелёным цветом, сияя ярче обыденного света. Они были мертвы, в них не было жизни: только пустота отражалась в зрачках «гостя». — Что? Ты думаешь, я поверю? Я достаточно осведомлён о твоих способностях, и совсем не удивлюсь, если вся твоя речь — это сплошной обман, который должен провести тебя к самой верхушке власти в этом городе — мне. — грозно отвечая, я замечаю улыбку на лице Дрима. Мелкие шрамы разлеглись на приятных чертах, небольшая щетина и шрам на конце левой части губы, самая выделяющаяся рана, только давно зажившая. Он заметил, что я разглядывал его лицо, и удовлетворенно хмыкнул, наслаждаясь минутой такого внимания к себе. — Я не удивлён такой реакцией. Но ты знаешь слишком мало о том Городе: о его жизни и о его правилах тебе известно совсем немного, но это настолько же ничтожно, как одна капля во всем океане. Я хочу показать тебе правду, ты должен увидеть это собственными глазами. Мы не виделись 2 года, Уиллбур, так что не отказывайся от прогулки со своим давним приятелем. — ухмыльнувшись в конце, он снисходительно ответил, будто я слишком мал и ещё многого не понимаю. Но интерес берет вверх, хотя в мыслях проносится столько вариантов того, что может со мной произойти на «прогулке», неимоверно много. Это риск, и очень опасный по всем логичным правилам поступок. Дрим — личность загадочная и очень способная, от него ожидать можно всякого рода дерьма и сюрпризов, но этим он и завлекает. Я должен подумать. — Дрим, я мог бы отказаться от твоего предложения под предлогом того, что это попытка покушения на одну из важнейших личностей во всем городе, но это не так. Ты мог убить меня здесь, прямо на месте и без следов, да? Тебе что-то нужно, но я не могу понять чего… Я подумаю. — чуть улыбаясь, я заканчиваю небольшие размышления в слух, от которых Дрим только сильнее улыбается. Зелёные очи прожигают во мне дырку, тонкую и незаметную, но способную прикончить мою жизнь за секунду. Ему интересно, он получает настоящее удовольствие от моей реакции и слов. Что же ты за человек такой, Дрим? — Ты верно мыслишь. Твоя смерть нужна ни городу, ни мне, потому живи спокойно: в мои цели твоё убийство не входит. Жду тебя у входа в старый Город в 12 часов ночи. Можешь раньше, если захочешь или закончишь работу побыстрее. Опоздания не принимаются. — равнодушно закончив, он в последний раз кидает улыбку и прощается, помахав рукой. В мгновение надев маску, он вальяжно выходит из кабинета и закрывает дверь за собой.Я чувствую нечто смешанное внутри. Я напуган неожиданной встречей, но всё это время в мыслях проносился вариант того, что он жив и просто ждёт подходящего момента. Я зол на себя, потому что не обеспечил Л’Манбург достаточной защитой, хотя единственное место, через которое он смог пройти так легко, может быть только Южная часть города. Там крепкие рубежи: денег на материалы и строительство стен я не щадил, а охрану подбирал качественную и подготовленную к необычного рода ситуациям, но даже такая мера не смогла сдержать Дрима. Через Южный порт пробраться бы он не смог: там охрана на каждом углу, да и там не особо удобно: каждый подход и проход строго контролируется. Второго инцидента в порту я не выдержу, слишком дорого обойдётся. Но я отчасти рад. Дрим живой, а значит мой поступок не полностью ужасный. Я ведь тогда не планировал избавляться от него радикальным образом, просто должен был свергнуть и оставить в покое. Но после его слов я подавлен и запутан: что же по-настоящему произошло после Революции? Всё, что известно по словам пришедших чуть позже в те первые месяцы, это то, что Город полностью умер: он не мог поддерживать отрасли промышленности, власть таинственным образом исчезла, а оставшийся народ решил сбежать. Но взрыв был только на Площади, другая часть Города осталась жива, горожан увели от, примерно, ¼ всего населения. Что же было дальше?
— ХЕЙ, Уиллбур, можно я зайду? — громко постучав, крикнул энергичный приятный голос. Положительно ответив, подросток шумно врывается в кабинет, держа в руках металлический термос. Его спина держала кожаный, набитый чем-то до самых краёв рюкзак, любимый Томми. Улыбнувшись, я прошу мальчика присесть за ближайшее кресло, пока сам разбираю документы и пытаюсь отложить их подальше к краям. Нетрудно догадаться, что в термосе у него или чай, или кофе, а в рюкзаке, вероятнее всего, еда. Торопливо присаживаясь, он кладёт ёмкость ко мне на стол, а сам пытается достать из рюкзака всё содержимое. Что-то бурча под нос, он достаёт то какие-то бумаги, то книги, и, уже радостно восклицая, достаёт завернутые в бумажный пакет круассаны и пирожные. От свежей выпечки кабинет заполнился приятным запахом, а после того, как Томми открыл термос, комната запахла и кофе. Смешанный аромат приободрил меня, и на время мои раздумья от прихода Дрима отошли на второй план. — Ох, я так люблю наши утренние посиделки у тебя в кабинете. Устраивали бы мы их почаще, я бы совсем не грустил. — с энтузиазмом проговаривал Томми, раскладывая на пакет выпечку. Я достаю из шкафчика со стены два стакана и кладу их поближе к Томми. — Тебе не хватает 3-4 раз, Томми? Я думал, что этого будет достаточно. — смеясь, отвечаю на предложение подростка, взяв в руки металлическую ёмкость. Разливая в стаканы кофе, дожидаюсь, пока жидкость не будет у почти самых краёв, а затем аккуратно беру один круассан и кружку. — Я бы хотел больше, Уиллбур. Я знаю, что у тебя много работы, но мне бы хотелось проводить больше времени с тобой. — грустно начал Томми, спокойно взяв в руки пирожное с чашкой кофе. — У тебя здесь довольно уютно. — Конечно, тебе здесь уютно, потому что это единственное хорошее место для прогулов первых уроков. Томми, хоть я и закрываю на это глаза, но это не значит, что так можно делать всегда. Мы можем поговорить после твоих уроков: я могу принять тебя в любое время. — наигранно ругая, я подбадриваю подростка, который не с такой энергичностью ест купленный завтрак. — Да даже можем встретиться вечером у меня дома, а потом пойти гулять. У тебя есть достаточно времени, а ты почти что сразу летишь ко мне. — продолжаю наигранно ругаться я, откусывая щедрую часть круассана и медленно отпивая чуть остывший напиток. Томми расстроенно посмотрел мне в глаза, будто ища в них надежду и милость, что я сделаю больше встреч в неделю. Как бы не хотелось, но тогда моя продуктивность и рабочий настрой попросту упадут, а в такое время, когда Дрим почти что официально объявился на свет, этого допустить нельзя. Позже я смог рассмешить Томми. Рассказав случай на работе, он чуть не выплюнул всё кофе мне на стол, а я уже был готов уклониться. Я быстро рассеял нахлынувшую грусть на подростка, стараясь аккуратно увиливать от тем, связанных со школой. Было приятно услышать, что у него всё идёт спокойно, хоть он невольно и часто сравнивал свою жизнь сейчас с той прошлой. «Тогда у меня было больше свободы» — часто проговаривал Томми, пока рассказывал про свои дни. В мирной и чуть весёлой атмосфере мы доели купленную Томми выпечку. Остатки кофе подросток перелил мне в кружку, ссылаясь на мою любовь к этому напитку и тем, что он попросту наелся. И после долгого прощания Томми также громко ушёл, не рассчитав силу на закрытие двери. И вновь я один.***
Сильный ветер грубо игрался с запутавшимися кудрями и пальто, будто пытаясь утащить их с собой. Я не слышал ничего помимо ветра, будто он окружил меня в своеобразный купол. Тучи, тёмные и большие, заполонили ночное блестящее звёздами небо, покрывая поверхность коркой из тьмы. Во мне всё больше пробуждался страх. Первобытный страх неизведанного. Природа будто пыталась показать мне, что я в ловушке и в хватке Дрима, что теперь бесполезно бежать и искать выход. Я уже стоял у ворот мертвого Города. Время близилось к полуночи, но я был совершенно один. Тишина душила, я стал оглядываться в поисках хоть чего-то живого. Только пустое поле вокруг и заросшие потрескавшиеся ворота, без прежней жизни встречающие и смотревшие. Облака закрыли небосвод, а ветер, всё не унимаясь, бегал по полю вокруг, будто пытаясь снести меня. Сзади слабым отголоском кто-то прошёл. Наконец-то. — И вновь приветствую вас, господин Сут. — восторженно заговорил Дрим, его слова из-за ветра улетели в другую сторону, и лишь отрывки дошли до моих ушей. Его голос я узнаю из многих, несмотря на другой посторонний шум. Пытаясь разглядеть, я глянул на наручные часы. Он не опоздал. — Дрим. Я надеюсь, что наша встреча пройдёт без лишних проблем. — без каких-либо эмоций ответил я. Находиться здесь мне уже в тяжесть, это место медленно убивало, но я все продолжаю сюда возвращаться. Иронично. — Слишком холодно и скучно, Уиллбур. Ты должен радоваться: я раскрою тебе глаза и кое-что расскажу. Тебе же нравиться учиться? — всё также подделывая эмоции, интересовался Дрим. — Но не беспокойся: как я уже говорил, мне нет смысла тебя убивать и устраивать засаду. Это слишком глупо и легко. А мы ведь не ищем лёгких путей, так? — чуть понизив голос, приблизился он, и теперь я чётко слышу каждое слово. Я уже здесь, так пусть что будет. — Веди меня. — нейтрально бросил я, бросая его попытки завести разговоры на другие темы. Сейчас я хочу узнать то, что же произошло дальше с Городом. Мне нужны только ответы. — Не отставай. — сняв эмоциональную «маску», проговорил холодно Дрим, пройдя к воротам. Будто вся жизнь в один миг исчезла, оставив следы своего пребывания. Ни крови, ни взрывов, ни единого следа какого-нибудь боя или перепалки — улицы всё также чисты, только лианы и грязь покрыли мёртвые следы прежней жизни. Давно не заходил вглубь, но такое чувство, что был здесь все эти два года. Гул усилился, ветер шёл за нами по пятам по верху, по крышам. Фонарь Дрима освещал дальнейший путь, отчего приходилось идти к бывшему правителю слишком близко. Мы приближались к Площади, в душе расцветает сильная тяжесть. Лианами обхватывая душу, оно сжимает, медленно и с каждым шагом сильнее. Воздух стал тяжелее? — Уиллбур, успокойся. Мне, как и тебе, неприятно там проходить, но недалеко от Площади есть место, в котором есть доказательства моих слов. Поверь мне. — уверенно проговорил Дрим, стараясь отмахнуть от меня лишнюю на данный момент нервозность. Боль охватывала меня внутри, но в мыслях, будто произнося мантру, я повторял себя, что надо успокоиться и это ненадолго. Образы мёртвых сгоревших тел представились в воображении, я будто чувствовал их досаду, боль, сожаление, гнев и ненависть ко мне, как к предателю. Отмахиваясь от образов, я слабо обращал внимание на дорогу, и, врезавшись в спину Дрима, только понял, что мы пришли. Ресторан Квакити? — Почему ты привел меня к ресторану Квакити? Не думаю, что там может храниться что-нибудь важное. — скептически настроившись, проговорил я. Голос дрожал, очень сильно дрожал. — Если ты хочешь что-нибудь спрятать, то спрячь это на самом видном месте. Пока ты с Квакити сидели у него дома и придумывали план, старики устраивали собрания почти что у вас на глазах. Пошли, там есть интересные записи. — махнув рукой, я захожу в темное помещение. Мы шли дальше вглубь здания, чьи-то слабые голоса доносились из-за столов, оживленно общаясь и сливаясь в шум. Мы подходили к крайнему большому столу, на котором устраивались собрания в определённые дни. Там кто-то сидел… Все места вокруг стола были заняты, кроме двух рядом стоящих. Только сейчас я заметил, как же здесь пахнет чем-то тухлым и гнилым, будто целое множество блюд сгнило на одном столе. Силуэты постепенно покрылись светом, и… Я блюванул. На местах сидели те самые люди, помогающие мне с Квакити деньгами и обсуждающие планы и какие-нибудь новости о Дриме. Они мертвы. Сморщенные лица смотрели куда-то вбок, кровь вокруг занятых стульев уже давно засохла, а неприятный запах стоял, будто его можно было коснуться. Над трупами летали мухи, а у тех трупов, которые были освещены, виднелись многочисленные глубокие разрезы на теле, из которых сочилась кровь прямо на одежду. Пятна облепили дорогие костюмы, их было так много, что я ещё раз захотел отойти чуть подальше, освежить желудок и сбежать отсюда далеко назад в Л’Манбург к Томми, навсегда забыв злосчастную встречу с бывшим правителем падшего Города. Прикрыв нос и рот сильнее, я увёл глаза от тел на Дрима. Он смотрел на меня и улыбался. — Знаешь, эти глупцы умерли медленно. Они должны были заплатить за те грехи, которые они учинили над всем моим Городом. — резкий голос заставил меня вздогнуть и подпрыгнуть. Находиться в одном помещении с этим человеком стало настолько тяжело и опасно, что я стал поглядывать на выход. — Их жадность стоило многого этому Городу. Сделав Риверфолл своим пристанищем, они будто создали паразита, вытягивающего деньги из простых горожан и силы из меня. Надеясь на содейство деревенских в то время, я дал нескольким людям управление над быстро растущим городом. Они были умны, но их желание иметь больше, чем все, было превыше ума и каких-либо других человеческих ценностей. До определённого момента я контролировал каждого из этих людей, — махнул рукой в сторону стола, — но упустил одну деталь, которая чуть не стоила мне жизни. Я дал им слишком много… В один день ко мне пришёл наёмник с намерением убить. Посмотри на эти документы. — протянул бумаги мне в руки Дрим, спокойно ведя рассказ. Он не хотел, чтобы я его жалел или понял. Он жаждал, чтобы его наконец услышали. " Как же прекрасно, что наш глупый лидер настолько закрылся в работе, что больше не следит за нашей деятельностью, а просто отсылает приказы. Пока есть шанс, его следует устранить. Господин Грейвс, поручаю вам найти подходящее лицо на это грязное дельце…», «Я нашёл заинтересованное делом лицо. Он не из нашего поселения, обычный наёмник, ищущий чем заработать. Он стоял у ворот и пытался проникнуть. Я предложил ему крупную сумму за убийство мэра, на что он с удовольствием согласился. 13.04.ХХХХ в 04.20 а.м. наш план свершится, Господин Уэльс…», «Наёмник мёртв. Дрим не настолько глуп, как мы думали. Он что-то готовит, нам следует подготовиться. Передай всем…», — всё, что я выглядел из старых бумаг. На каждой стояли подписи разных лиц, но я помню каждую. Они планировали избавиться от собственного покровителя, который дал им буквально всё… — Да, Уиллбур, они хотели избавиться от меня, так как я мешал им кормиться от чужого труда. Через неделю я распустил совет и стал работать независимо от Них. Они были в бешенстве от моего решения, и каждый день мне приходилось терпеть какие-то ссоры, драки и «случайные моменты». Как бы я не пытался, моих сил и власти больше не хватало, чтобы справиться с богатой верхушкой. Они везде построили свои заведения, грабили народ при помощи алкоголя, пока я через остававшиеся средства в казне строил хоть какие-то цеха и заведения, поддерживающие жизнь Города. Один из таких проектов была улица для бедных, но они и там успели мне вставить палки в колёса. Так я по большей части ушёл из политики, ожидая подходящего момента. Он и пришёл. — в конце улыбнувшись, он чуть злобно вёл повествование, шагая из стороны в сторону. Я отвлёкся на рассказ, пока снова не взглянул на стол. На стульях висела верёвка, слабо обмотанная вокруг тел. Что Дрим делал с ними…? — Дальше ты сам знаешь, что было. Взгляни на эти документы. Думаю, тебе интересно, как тут замешан Квакити. Он ведь твой друг, верно? — ещё протягивая записи, поинтересовался Дрим, ухмыльнувшись. Мне становилось всё тяжелее держать себя от попытки побега. Я не знаю, что может сейчас вытворить Дрим. Подозреваю, что стало с моими покровителями. «Этот новенький начал слишком часто гулять по городу с тем подростком, которого Дрим так опекал. Они много сидят в библиотеке. Они что-то ищут, следует понаблюдать за обоими…», «Они начали продавать алкоголь! Помилуй Бог, как же иронично. Но из-за них у меня упала прибыль… Надо отправить молодого в нашем деле на проверку. Хоть какой-то смысл будет от этого нахального дурака… Странно, что у этих продавцов так много денег…», «Молодой Квакити сделал всё, как требовалось. Он распространил фальш о Дриме. Но почему Дрим не обращает внимание на новых «игроков»?.. Нам следует пригласить Уиллбура на светский «обед». Думаю, он поможет нам сыграть на руку против Дрима…», «Революция?! Господин Уиллбур идеален для наших планов, господа. Нам стоит обдумать следующие шаги, у нас наконец-то появился шанс избавиться от надоедливого Дрима…», «После свершения Революции Алекс Квакити и Уиллбур Сут будут преданы суду за разжигание гражданской войны и казнены. Их казнь будет назначена через 7 дней после окончания суда… Томми Иннит, Туббо Смит и все известные родственники будут подкуплены и находиться под строгим надзором…» — у меня нет комментариев… Они планировали избавиться от всех. Я…я не могу больше думать. — Теперь ты веришь мне, Уиллбур? Они продумали все до самых глубоких мелочей, но они, как я тогда, упустили вас из виду на какое-то время. Знаешь, еще в начале твоих изучений, я боялся, что ничего не получится, и они попросту убьют тебя. Даже когда ты только открыл лавку, я продолжал переживать. Но их желание не дало заметить, что вы уже тогда находились под чей-то защитой. Я помогал вам. А вот как, я думаю, ты сам поймёшь. — понизив голос под конец, он вновь улыбнулся, холодный взгляд блестел под яркостью тёплых тонов фонаря. Мне было трудно слушать его, я никак не мог понять всей ситуации в целом. Получается, все было подготовлено заранее? — Но ты крайне удивил меня, Уиллбур. Это было смелым решением, если на случай поражения всё выйдет из-под контроля и против твоей компании все отвернутся. Взорвать целую Площадь… а ведь эти люди все равно пошли за тобой, зная, что в случае неудачи умрут. Неплохо постарались эти старые глупцы. Но они не знали о твоём крайнем плане, за что ужасно сильно поплатились. — рассмеявшись, он подошел ближе ко мне. Ноги затряслись, а фонарь со всем светом будто исчезли в тени. Только он и я. — Уиллбур, надвигаются перемены. Приход Ангела Смерти не сулит добра. Кровавый Бог, мой давний знакомый, вскоре придёт и уничтожит новый мир, который ты создал собственноручно на останках моего. Я держал его от своего города, но сумеешь ли ты сдержать его силу, чтобы защитить свой?***
— Уиллбур, хей! Хватит летать в облаках! Я тебе уже 5 минут твержу, что пора на собрание. — неугомонный громкий баритон Квакити пытался вытянуть меня из глубин осознания. Он, опираясь на стол, глядел на мое лицо, прожигая дыру, но она бы не смогла сравниться с той тонкой от взгляда Дрима. — Хей, Уиллбур, всё в порядке? Я думал, что ты просто устал от вчерашнего дня, но здесь точно что-то более херовое. Я смог поднять на него взгляд. Тёмные зрачки переживающе осматривали моё лицо. Квакити взял меня за плечи и потряс, будто это и вправду смогло бы помочь. Он совсем нервный, подошёл ко мне вблизь и присел, стараясь быть на одном уровне со мной. Положив руку на мое бедро, он начал думать. — Квакити, я не смогу придти на собрание. Сможешь ли ты провести его за меня? — безэмоционально, безжизненно прозвучали собственные слова. Он перепугался, встал и стал рассматривать меня, пытаясь найти какую-нибудь рану или нечто такое, что выдало бы какие-либо изменения. — Боже, Уилл, не игнорируй меня так больше! Я…Это было очень странно. — резко поменяв тон с переживающего и нервного на более спокойный, он отошёл. Я издал еле слышимый смешок, который Квакити отчётливо услышал. — Уиллбур, если что-то не так, то отмени собрание. Я чувствую, что ты пережил что-то очень ужасное и почему-то не хочешь это рассказать мне. Пока все собираются, расскажи вкратце, а потом мы вместе это обсудим вечером за чашкой зелёного чая, как обычно мы и делали, да? — и вновь переживающий тон. Я не мог найти сил рассказать такое Квакити без предварительного отдыха от этой информации. Может быть месяца было бы достаточно. Но он должен знать. Всё эти письма и документы у меня в сумке: я забыл их убрать вчера по приходе домой. Всё навалилось таким тяжким грузом, что одна ссора или что-то выносящее способны убить меня буквально. Я должен отдохнуть. Я беру этот день как выходной и иду домой. — Квакити, жду вечером у себя в квартире. И прошу, подготовься к худшему. У нас будет очень тяжёлый разговор: он касается и тебя, и меня одновременно. Сейчас я ухожу домой. Предупреди всех, что я заболел. Так будет проще. — совершенно отстраненно проговорил я, медленно вставая со стула. Неторопливо надевая пальто и закинув сумку, я ухожу из кабинета.***