Flower Power

Я однее тех, кто лежит, застигнут Холодом на улице: я слабак. Я одней всех пьяниц и всех собак. Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть, Что, поxоже, дело мое табак. Вера Полозкова «И катись бутылкой по автостраде...»

      Ночь с субботы на воскресенье Антон почти не спал. В голове копошилось слишком много мыслей. Они сначала мешали заснуть полночи, а потом разбудили на рассвете.       Поворочавшись несколько минут, скорее, из логических соображений, чем от реального желания снова заснуть, он хмуро выбрался из постели и босиком вышел на кухню. В квартире было непривычно тихо и пусто. Как будто он вчера случайно умер и не заметил, а теперь по старой памяти «живёт» в апартаментах, только вот встретить там никого из близких не сможет, потому что они-то все остались среди живых.       Ощущение это, впрочем, не пугало, а, скорее, привлекало. Мысль о том, что завтра вернётся отец и снова начнёт требовать, контролировать, проверять, неприятно зудела где-то на периферии сознания. Он был пока к этому не готов. Не сейчас, когда нужно было как-то переварить то обстоятельство, что Серёжа вчера порвал с ним снова и, кажется, в этот раз совсем.       Он машинально сварил себе кофе и задумчиво сел за стол. За окном было по-утреннему пасмурно, без особых надежд, что в течение дня распогодится. Небо затянули молочные облака. Они не затемняли, скорее просто не пропускали солнечные лучи. Антон смотрел на Москву, ничего конкретно не рассматривая. Нужно было – и не получалось – решить, что делать.       Вчера Серёжа сказал, что сегодня заедет за вещами. (Вчера? Но ведь это было всего несколько часов назад). Как быть Антону, когда он приедет? Больше всего хотелось наорать на него. Взять за толстовку и прямо в него высказать всё, что накипело за эти три месяца ебучей неопределенности со странными фразами, неоднозначными взглядами, всеми этими «милыми», но при этом в полном отсутствии ясности и хоть каких-то разговоров. С другой стороны, Серёжа на его эмоции, скорее всего, просто уныло промолчит, как вчера, и уйдёт. Вторым вариантом было спокойно поговорить и попытаться убедить Серёжу остаться – пока ещё не приехал и не узнал о его отъезде отец. Пока ещё можно вернуть всё в условное «как было». Проблемы было две. Во-первых, что делать дальше с этим «как было»? Жить ещё три месяца рядом с наставником, который тебе не то любовник, не то почти никто? Пытаться внести в их отношения какую-нибудь ясность? Да чёрт знает, хватит ли у Серёжи на это смелости. Во-вторых (и в-главных), спокойно разговаривать сейчас у Антона не было никаких, черт возьми, сил! Он был попросту не уверен, что сможет удержаться в спокойном тоне и не начать по ходу выплёскивать свою злость.       Да и, честно говоря, оставаться спокойным надоело. Он всё время проживания Серёжи в Евразии был самым понимающим и терпеливым в их странной паре (если их вообще так можно назвать. Можно? А? Скажи, Серёж. Внеси ясность хоть во что-нибудь. Антон-то уже всё сказал максимально честно). Жить рядом с дующимся Серёжей? Ну, Антон понимает, он ведь его обманул, ему сейчас непросто. Постоянно слушать эти все «милый», ловить на себе масляные взгляды вообще без какой-либо определённости в их отношениях? Да просто Серёже нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах. Первому честно сказать всё, что чувствуешь? Ну, а почему бы и нет, в конце концов. Не ждать никакого мгновенного ответа и встречной откровенности? Естественно. Антон ведь взрослый. Понимает, что в жизни всё в одночасье не решается. И так постоянно! Здесь – понять. Там – не торопить. Тут – не давить. Проявить взрослость! Поддержать! Закомфортить!       Достало!       Сколько, блин, можно?! Как будто это не Серёжа старше Антона на семь лет, а наоборот. А в то же время, несмотря на всё своё титаническое терпение и стабильную позицию взрослого, Антон себя постоянно все эти месяцы в Евразии чувствовал грёбаной Лолитой. Несмышлёной девочкой, на которую подрачивают втихаря и думают, как бы так её трахнуть, чтобы она не поняла, что же именно случилось. Ребёнком, который, разумеется (в Серёжином понимании), нести за себя ответственность ещё не может, а потому и нечего ждать, что ему позволят участвовать в принятии решений, которые, казалось бы, касаются его напрямую.       И Антон снова возвращался к этой непонятной развилке и не знал, куда повернуть.       Был ещё третий вариант: засесть в свою комнату или вообще свалить куда-нибудь из Евразии до вечера. Ключи у Серёжи есть – собственно, присутствие Антона вообще не обязательно.       Но так делать Антон не хотел. Не хотел, потому что это была бы какая-то херня в духе Серёжи. Убежать от выбора. Сделать вид, что и выбирать ничего не надо и вообще ничего не случилось. Нет. Так поступать не хотелось принципиально. Учиться у Серёжи Антон не будет. Он уже три месяца наблюдал за его этой всратой тактикой: ничего классного за всё это время не случилось.       Хотелось, всё-таки, наорать на этого говнюка. Но был один нюанс: наорать – да. Но от Серёжи хотелось получить вполне определённую реакцию. Безумно хотелось, чтобы он, наконец, услышал. Обнял. Попросил прощения. Спросил, чего хочет Антон. Пообещал быть рядом. В общем, снова стал тем Серёжей, каким был в день их первого знакомства.       А вот получит ли он такую реакцию? Антон в этом сильно сомневался. После того, как вскрылся обман на счёт возраста, ему постоянно приходилось доказывать, что он взрослый. И этот их разговор вряд ли станет исключением. А это значит, что с собственными чувствами придётся разбираться как-нибудь самому, а рядом с Серёжей – снова ставить в центр внимания чувства Серёжи.       И каждый раз, когда Антон мысленно возвращался к такому выводу, он закипал.       Как оказалось, выбирать, как же себя повести, в итоге не пришлось. Серёжа и здесь всё решил за них обоих.       Около одиннадцати в апартаменты позвонили и, когда Антон открыл дверь, выяснилось, что за вещами его бывший наставник прислал кого-то из своих друзей.       – Его комната там, – бросил Антон и, уже направляясь к себе, добавил: – Когда будете уходить, можете просто захлопнуть дверь: там автоматический замок.       Класс! Серёжа просто в своих же лучших традициях. А Антон чего-то парился всё утро: как быть да как быть. Пффф! Пора было уже привыкнуть, что этот еблан никогда ничего не обсуждает.       Подождав, пока Серёжин кореш, наконец, уберётся из апартаментов, Антон накинул куртку и тоже вышел.       Ветер в квартале Сити дул, как всегда, немилосердно. И сегодня Антону это нравилось. Такая погода попадала в его настроение и словно сочувствовала ему. Если бы сегодня пели птички, а солнце подтапливало последний съёженный снег, это бы только бесило ещё больше.       Антон побродил немного среди небоскрёбов. Гулялось здесь хорошо: людей в квартале всегда было сильно меньше, чем на обычных улицах Москвы. Но бесцельно слоняться быстро надоело. Это приятно, когда в голове хорошие воспоминания, в которые хочется провалиться. А сейчас мысли роились так плотно, что, не помещаясь в голову, следовали за Антоном назойливым облачком, от которого хотелось смыться куда подальше.       Он достал телефон и вызвал такси:       – Премиум-класс. Оплата картой. Спасибо.       Чёрный Майбах приехал быстро, и только когда водитель открыл дверцу заднего сиденья, Антон понял, что не успел придумать, куда он хочет поехать: слишком выразительно он мысленно орал на Серёжу всё это время.       – Если можно, я бы пока хотел просто покататься по красивым местам, только чтобы в пробках сильно не стоять, – попросил он, когда мужчина в строгом костюме вернулся на своё место и пристегнулся.       – Без проблем, – последовал услужливый ответ.       Вот и славно. Сейчас он покатается. Может, даже ехать никуда будет не нужно, вернётся в Сити – и всё.       – Да, и я поставлю свою музыку? – Уточнил Антон.       – Разумеется, – кивнул водитель, неторопливо выезжая из квартала небоскрёбов.       – Довольно громко, наверное, – предупредил Антон       На это водитель только невозмутимо вставил USB-провод в гнездо у пассажирского сиденья.       Антон включил что-то агрессивное и тяжёлое и удовлетворённо откинулся на спинку.       Начался дождь.       Кайф.       Хорошо, когда мир снаружи соответствует тому, что у тебя в данный момент на душе.       Они проехали Лужники. Проехали мимо Юлиных Воробьёвых гор. На душе было хмуро, но в голове – приятная пустота.       Постепенно начало проступать чувство голода.       – Знаете, а остановите меня вот здесь, у бургерной, – попросил Антон.       Он рассчитался с водителем и вышел на людную улицу. В бургерной, которую он углядел, они часто обедали с одноклассниками. Она носила имя местной звезды, поэтому цены были высокими. Зато можно было самому выбрать прожарку котлеты, а ещё – быть уверенным в том, что и салат, и другие овощи будут свежими и вкусными.       – Двойной спайси чизбургер и пепси, – сказал Антон, протягивая карточку с выгравированным на ней ANTON POPOV.       – Понял, – улыбнулся парень в черной кепке. – Кстати, а вы знаете, что сегодня у нас акция на бургер Двойной бекон? Может, лучше его возьмёте? Тогда в подарок получите ещё и луковые колечки.       – Нет, – угрюмо отказался Антон.       Кассир не унимался:       – Просто это очень выгодно: вы сэкономите почти триста рублей.       – Я не хочу, – повторил Антон, снова предлагая свою карту.       – Вы, наверное, именно сырный хотели?       Антон раздражённо поднял на горе-маркетолога глаза:       – Да. Я хочу Спайси чизбургер. Двойной. И пепси. Всё.       – А если хотите, можно просто в Двойной бекон дополнительно положить сыр и вместо обычного кетчупа выбрать острый.       Антон со злостью вздохнул и, посверлив кассира взглядом пару секунд, ответил:       – А вы знаете, я знаю, как будет ещё проще.       Он сунул карточку в карман и энергично вышел из дорогой забегаловки.       Боже, как они все достали! Все как Матвиенко, а Матвиенко – как Антонов отец. Все всё за него знают и решают, один Антон, тупенький, ничего знать не может, он же ещё слишком мал.       Он торопливо шагал по людной улице, пряча руки в карманы и вжимая шею в плечи, чтобы спрятать её от недружелюбного ветра.       Есть хотелось уже не в перспективе, а по-настоящему. Даже грустить из-за расставания было трудновато. Но злиться не мешало – ой, не мешало!       Тараня людей, почти как двухметровый ледокол, Антон вдруг понял, что находится совсем недалеко от «СкайБара». Именно так ведь он его и обнаружил когда-то: они с одноклассниками решили немного погулять после того, как наелись бургеров. Кто-то из ребят тогда невзначай обмолвился, что это «бар для геев», и Антон, пока все обшучивали эту тему, для себя запомнил это место и решил как-нибудь попробовать туда зайти.       Вот туда он и зайдёт. Там точно готовят неплохую еду: он видел, как кому-то выносили заказы в тот вечер, когда они познакомились с Серёжей.       Антон торопливо окинул взглядом улицу в поисках знакомых. Ещё не успело стемнеть, встретить кого-нибудь, наверное, не хотелось. Хотя, в целом, было всё равно. Антон уверенно ускорился на последних метрах и вошёл в дверь, подсвеченную голубоватым неоном.       И удовлетворённо выдохнул.       Как же сильно отличались ощущения от того раза, когда он вошёл сюда в прошлый (и самый первый) раз. Тогда в животе крутилась пугающая неизвестность. Страх, что увидит кто-нибудь из знакомых. Страх, что осудят или что он сам случайно сделает что-нибудь не так. Он раньше никогда не бывал в таких местах и не знал, есть ли какие-то правила, нужно ли как-то особо себя вести и всё такое. И, несмотря на то, что вокруг было полно людей, в тот раз Антон чувствовал себя Нилом Армстронгом, совершающим первые шаги по Луне.       Сегодня всё было по-другому. Когда он вошёл в уже знакомый полумрак, с его груди как будто сняли тугие цепи и, наконец, можно было спокойно вздохнуть. Словно красивые сильные крылья, пробудилось приятное чувство, что он больше не чужой, не нужно прятаться и бояться осуждения, можно просто быть таким, какой ты есть, и тебя примут.       В центре мерцала приятными голубыми облаками барная стойка с радужным воздушным змеем, который хвостом запутался в небесных подушках. При взгляде на это место Антона снова лизнула тоска. Всё было также, как в тот вечер, кроме одного пустующего стула.       Ничего, сегодня он ни с кем знакомиться не планирует. Антон сморгнул набежавшие было воспоминания и направился в сторону одного из столиков.       – Вы готовы сделать заказ? – Дружелюбно поинтересовался подошедший через некоторое время официант.       – Да, готов, – кивнул Антон. – Я буду рёбра под острым соусом и сырные палочки.       – Что-нибудь из напитков?       Антон хотел было заказать Пепси, но, чёрт возьми, он же в баре!       – Джек Дениэлс. Двойной.       Официант повторил заказ, ничего не предлагая взамен уже заказанного, ничего не навязывая – боже, до чего же это было хорошо!       – Я прошу прощения, мы во второй половине дня сразу рассчитываем, – предупредил официант. – Не проблема, если я вам вместе с заказом сразу чек принесу?       – Да, я знаю, – кивнул Антон. – Не проблема. Вы только потом не забывайте про меня, а то вдруг я ещё чего-нибудь захочу.       Рёбра были адски острыми и оттого замечательными. Боль на языке, слегка приглушаемая холодным виски, заставила на время забыть о гнетущих мыслях и сосредоточиться на еде. Настроение поднялось с «я ужасно зол, не подходите ко мне» до «я зол и сыт. Не трогайте, а то всё испортите».       Он ещё несколько раз заказывал двойной Джек, изредка чередуя его с водой, и чем больше пил, тем более странным становилось его состояние. С одной стороны, он всё больше расслаблялся, наполняясь приятным чувством, что он сам решает, что ему делать со своей жизнью: что есть, что пить, где находиться и чем заниматься. С другой – с каждым глотком возвращались воспоминания о вчерашнем вечере. И воспоминания совсем не приятные. И чем дальше, тем сложнее было отмахнуться от них, как от назойливой мошкары. Они буквально липли и врастали в сознание, в лёгкие, в кожу. И с каждым вдохом, с каждым поворотом головы и даже движением век словно сильнее затягивали на Антоне силки, делая его своим узником и забирая возможность вырваться на волю.       Антон почти опустошил ещё один олд-фешн бокал золотистого виски, когда за его столик подсел темноволосый мужчина. На стол перед собой он поставил бокал с каким-то цветным коктейлем, вместо зонтика украшенный воздушным змеем на шпажке – маленькой копией того, что висел над баром. Антон посмотрел на непрошенного гостя недружелюбно, но незнакомец не проникся этими вайбами и с интересом оглядел его:       – Привет, – сказал он, улыбаясь одними уголками губ. – А чего ты здесь один сидишь такой грустный?       Антон попытался смерить внезапного собеседника спокойным Серёжиным взглядом, а потом выдохнул и закинул ногу на ногу:       – Я сижу один, потому что хочу побыть один. Отсядь от меня, будь так добр.       В ответ незнакомец улыбнулся как будто даже умилённо, чем выбесил и без того раздражённого Антона ещё больше:       – А ты уверен, что хочешь быть один? Мне кажется, в такие моменты наоборот нужно надёжное плечо. Я предлагаю тебе своё.       Боже, что ты такое? Антон чувствовал, как с каждой секундой раздражение всё больше норовит выплеснуться наружу.       – Как тебя зовут? – Спросил он без особого интереса.       – Олег, – обворожительно улыбнулся мужчина и протянул руку для знакомства.       Антон оставил этот жест без внимания:       – Очень приятно, Олег. Я пришёл отдохнуть. Оставь меня, пожалуйста, одного.       Неотвеченное рукопожатие Олега никак не смутило: он только ещё шире улыбнулся.       – А может, вместе отдохнём? Вдруг тебе понравится?       «Чёрт те что! – Подумал Антон, озираясь в поисках, куда бы пересесть и не находя свободных мест. – Ладно. Когда в следующий раз подойдёт официант, попрошу его отсадить от меня этого непонятливого придурка».       Но к вечеру народу в баре стало сильно больше, и официант уже минут пятнадцать к Антону не подходил. А Олег всё продолжал свои навязчивые попытки познакомиться:       – У тебя классная кофта, – прокомментировал он чёрную толстовку Антона с кислотно-зелёными зебрами.       И, видя, что этот комментарий Антон оставил без внимания, он продолжил:       – Ты, наверное, школьник ещё, да? Очень юно выглядишь.       Антон почувствовал пробуждавшуюся внутри агрессию.       – Мне очень нравятся мальчики, как ты, – продолжал делиться никому не нужными фетишами придурок за его толиком. – Может, попробуем? Что скажешь? Я умею быть нежным, а если хочешь…       Предложить какую-то уникальную акцию Олег не успел: Антон резко поднялся и чуть не опрокинул навязчивого приятеля на пол, изо всех сил двинув на него стол.       – Я прошу прощения, – раздался вдруг рядом строгий голос официанта. – Агрессия в «СкайБаре» запрещена.       – Да ты что?! – Взорвался Антон. – А может, тебе стоит повнимательнее следить за гостями, чтобы их не доставали всякие ебланы?!       Официант проблемами Антона явно не проникся:       – Вы уже достаточно выпили. Я настоятельно прошу вас покинуть бар, или я вызову охрану.       Олег удивлённо приподнял брови. Он не ожидал такого исхода, но вся эта ситуация его явно забавляла.       – Да и к чёрту, – ответил Антон. – Я всё равно больше не хочу здесь оставаться.       Он рассерженно направился к выходу, проталкиваясь через танцпол, и, обернувшись напоследок, увидел, как официант подал охране сигнал обратно его не пускать.       На улице было, как и всегда вечером в Москве, оживлённо. Но в сравнении с шумом бара Антону казалось, что он вышел очень спокойное место.       Он вдохнул грудью, с наслаждением выпустил в уже остывший воздух стремительное облачко пара и неспеша направился вверх по улице. Прежде, чем ехать домой, нужно было немного пройтись.       Придурок Олег! Чего он к нему прикопался! Антон ясно сказал, что в этот вечер никого видеть рядом не хочет. Почему же его никто не слышит, а? Хотел, чтобы Серёжа был рядом – нет, Серёже виднее, как будет лучше. Незнакомого мужика просил не донимать – так и тот лучше Антона знает, что ему нужно! Что с ними со всеми, блин, не так? Или это Антон какой-то дефективный? Неясно выражается? О нет, проблема, разумеется, не в этом! (Он раздражённо засмеялся). Просто все (черт возьми, абсолютно все) считают его несмышлённым ребёнком. Серёжа начал вести себя с ним, как «взрослый», когда узнал, сколько ему на самом деле лет. Олег вон вообще сразу разглядел в нём школьника. Отец… ну, отец – вообще отдельный разговор. Отдельный и самый бесячий! Или Серёжа самый бесячий… Да они оба по-своему молодцы.       Чёртов отец, которому нужен новый руководитель «Лесси» в его лице. И ведь даже если Антон в итоге разберётся во всём этом треклятом бизнесе, отец никогда не скажет что-то вроде: «Отличная работа, сынок, я вижу, что ты понимаешь, что делаешь, теперь действуй так, как считаешь нужным». Нет. Он не отвяжется. Он будет критиковать каждый шаг Антона. Любое решение будет неправильным, просто потому что у отца больше опыта в этом деле. При этом, ему никогда не скажут что-то вроде: «Да, понимаю, почему ты принял такое решение. Но смотри: можно сделать ещё и вот так. И это будет лучше потому-то и потому-то». Вместо этого отец будет раздражённо вздыхать, рвать волосы на голове, спрашивать господа бога, за что ему такой недалёкий сын и далее по списку. И так будет, когда Антону будет двадцать пять и тридцать, и сорок – до тех пор, пока, собственно, Арсений будет в состоянии раздражаться, вздыхать, рвать волосы на голове и вопрошать господа бога.       И Серёжа, блин, не лучше! Несмотря на все попытки в либеральность он порой хуже отца.       – Нельзя иметь отношения с подопечными, – злобно пробормотал Антон себе под нос, надевая на замёрзшие уши капюшон. – Да ты ещё до наставничества был со мной в отношениях, придурок! Хотел остаться в белом пальто – нужно было сразу отказываться от работы. А все эти попытки делать вид, что ничего не было – такое, блин, лицемерие!       Больше всего злило то, что даже с Алиной Серёжа не был таким строгим и бескомпромиссным, как с Антоном. Хоть он периодически и ограничивал её в каких-то вещах, он, всё-таки, воспринимал её, как отдельную личность, причём в определенной степени взрослую. Алину – да. Но не Антона, разумеется!       Он то ли выдохнул, то ли усмехнулся и почувствовал, как его дыхание дрожит от раздражения.       Или от холода?       Антон, наконец, заметил, что его действительно уже какое-то время трясет мелкой дрожью. Мышцы неприятно сводило. Начались вечерние заморозки.       Ладно. Видимо, пора домой. Может, он ещё немного пройдётся по Сити. Правда учитывая, какой там обычно ветер, это маловероятно.       Антон полез в куртку за телефоном, и остановился. В груди недобро ёкнуло. В кармане было пусто. Он спешно сунул руку во второй карман – кошелька тоже не было.       Блин…       Как же это, чёрт возьми, не во время! Куда идти? Его, наверное, в клубе обчистили? Или кто-то из прохожих? Антон побежал было обратно к «СкайБару», но тут же остановился. Что делать-то? И куда бежать? Догонять прохожих и до каждого допытываться? Ломиться в «СкайБар», куда его сегодня уже не запустят?       Черт…       И что теперь? Пытаться уговорить кого-нибудь подбросить до Сити задаром? Смешно. Просить у прохожих телефон, чтобы позвонить кому-нибудь из друзей? Антон посмотрел куда-то в небо, прикидывая, а помнит ли он хоть один номер телефона наизусть.       Нет, бесполезно. Он и не запоминал их никогда специально, а сейчас, в остатках пьяного дурмана, сконцентрироваться на глупых цифрах было вообще из разряда невозможного.       Очередной порыв ветра заставил его поёжиться и спрятать руки в пустых карманах. Было холодно. Холодно и непонятно. В такую ситуацию Антон никогда не попадал. Всегда кто-нибудь да был рядом. Он попытался рассмеяться, но вместо этого из глаз брызнули слёзы. Они были горячими в уголках глаз, а на щеках – ледяными. Антон спешно провел по лицу рукавом, чтобы не замёрзнуть ещё сильнее. Хотя сильнее, кажется, было уже невозможно.       Антон сел на тротуар, прислонившись к стеклу какого-то магазина. Настолько бессильным он ещё никогда себя не чувствовал. Слёзы снова потекли неудержимо. Вот теперь уже он сам проебался. Сам попал в дерьмовую ситуацию. Ну почему именно сегодня? Как будто мало всего, что с ним уже случилось за эти выходные. Зачем вокруг одни гондоны? Неизвестный еблан, укравший его телефон с кошельком… Олег… Серёжа…       Его бросил Серёжа.       Антон уронил голову на локти, продолжая плакать. Чёрт. Как же ему грустно. Как он не хочет, чтобы всё было так, как есть. Ему так нравится Серёжа. Он так не хочет оставаться один.       Сложно сказать, сколько времени Антон так сидел и мёрз. Но в какой-то момент рядом раздался знакомый голос, который он был и рад, и не рад услышать:       – Не сиди на тротуаре: сегодня холодно. Я искал тебя.