***
Антон стоял у школьных ворот и со странным наслаждением мок под накрапывающим летним дождём. Капюшон толстовки был скинут, как будто небо не было затянуто серыми облаками, а на поверхностях луж не расходились ленивые круги. До официального окончания учёбы оставалось всего пара дней. Дальше начинались консультации, сдачи долгов, ну а потом – экзамены. Сил не было почти никаких: за последние пару недель он столько тревожился из-за их с Арсением разговора после поездки в «Скарпетте», что фокусироваться на остальном было крайне сложно. Спалось тоже плохо: в голову лезли мысли, страхи, надежды и снова страхи. И в добавок к этому тошнотворному коктейлю частенько примешивалось ощущение невыносимой безнадёжности. Как же отстойно быть сыном богатого родителя. Точнее, не так. Отстойно быть сыном Арсения: богатого и всеконтролирующего. Казалось бы, учитывая, сколько внимания отец уделял компании, а теперь ещё и судам, у него просто не должно было остаться времени на то, чтобы следить, чем там занимается Антон. И тем не менее, откуда-то Арсений это время брал. Попытаться устроиться на какую бы то ни было копеечную подработку ради хотя бы иллюзии финансовой независимости? Пропустить занятия в школе? Созвониться с Серёжей? Интересные идеи, вот только обо всём этом Арсений сразу же узнавал и принимал соответствующие меры. Антон тяжело вздохнул. На следующей неделе они снова должны были ужинать с Говорами. Видимо, что его, что Лидины родители решили, что первое знакомство «детишек» прошло успешно, и нужно повторить. Что ж, утешало немного разве что то, что в этот раз у них с Лидой будет сильно больше тем для разговора. Точнее, общая тема будет всего одна – зато какая! Это их точно сблизит. Вот только вряд ли в том смысле, о котором мечтают их сводники. К школьным воротам подъехал Вольво. Антон открыл дверцу и с удивлением увидел, что за рулём снова Арсений. Это уже нонсенс. В три часа дня отец никогда не уходил с работы. Он что, решил на всякий случай контролировать вообще все передвижения Антона? Антон молча сел на пассажирское сиденье и пристегнулся. Ну вот, кажется, теперь он окончательно в заложниках. Как Бритни Спирс. Внешне всё привлекательно и успешно, а по факту – жизнь по чужим правилам и под круглосуточным наблюдением. Арсений тоже был неразговорчив. Даже странно: а как же жизненно необходимые Антону новости о делах «Лесси»? Через какое-то время Антоновы презрение и злость, всё же, уступили полшажочка любопытству, и он-таки спросил: – А почему ты за мной приехал? Где водитель? Вместо ответа Арсений сначала раздражённо вздохнул. Но, помолчав немного, всё же выдал: – Я временно дал водителю рассчёт. «Ну, ясно, – ещё больше злясь подумал Антон. – Чтобы побольше времени за мной следить. А то вдруг я после уроков засосусь с каким-нибудь пацаном на школьном крыльце или, что ещё хуже, быстренько поступлю в театральный». – А почему, – спросил он, стараясь, чтобы его голос не звучал резко. Арсений молчал ещё некоторое время, а потом ответил каким-то вдруг провалившимся, совсем не поучительным тоном: – Счета «Лесси» арестовали… Мы проиграли суд. От неожиданности Антон вздёрнул брови и посмотрел на отца. – Чёртовы новые связи этого Власова. Мы временно в сложной ситуации. Счета арестованы якобы до того, как мы не выплатим долг. А его невозможно выплатить без доступа к счетам. С нас сейчас ежедневно списывают всю прибыль – в счёт погашения долга. Но так гасить будем до бесконечности, да и зарплаты выплачивать сотрудникам уже через две недели. Нужно срочно подавать апелляцию. Антон почувствовал, как внутри всё ухнуло и летит куда-то вниз, как будто сорвавшись с сорокового этажа. Только всё никак не достигнет земли. Интересное чувство: паниковать из-за внезапных перемен, хотя бы эти перемены и знаменовали то, как в стене твоей тюрьмы намечается трещина. И сама по себе трещина пугает (а что если камера обрушится прямо на тебя), и терзают опасения: а вдруг надзиратель вовремя успеет зацементировать этот маленький шанс на свободу? – И какой план теперь? – спросил он, удивляясь спокойствию собственного голоса. Его вопрос, видимо, и отцу помог подсобраться. Арсений пожал плечами: – Съезжаем в Люберцы, в нашу квартиру. Накопления у меня есть, на жизнь нам хватит, на юристов и апелляцию – тоже. Евразию пока арендовать неразумно: такие траты сейчас будут не к месту. И Антон тоже почувствовал, как его собственные мысли понемногу упорядочиваются. – В школу поездишь на метро, – продолжал инструктировать Арсений. – Иногда, может, я тебя буду забирать, если смогу. Встречу с Говорами пока отменим. Это будет честнее. Да и не до того сейчас. Встретимся нормально, когда всё утрясётся. – Ага, – кивнул Антон, удовлетворённо отмечая ещё один плюс непредвиденных обстоятельств. – Сейчас заедем в апартаменты – возьми пока только самое необходимое, что в машину уместится. Остальное вывезем в субботу. Антон задумался. А что ему необходимо? Придётся забрать все учебники и сборники для подготовки к ЕГЭ: отец, наверное, в первую очередь именно этого от него и ожидает. Плейстейшен вряд ли имеет смысл брать: едва ли за десять дней до экзамена ему дадут расслабиться и поиграть. Кольцевую лампу тоже, наверное, проще оставить. Вот свои худи с кроссовки Антон бы взял. В конце концов, это единственный способ самовыражения, который ему в данный момент позволен.***
«Инна Юрьевна», – Серёжа мысленно напоминал себе имя классной руководительницы Антона. Охранник его помнил и пустил без проблем. Очевидно, код красный по всей школе Арсений разносить не стал. Полноватый мужчина в форме, скорее всего, думал, что Серёжа всё ещё связан с Антоном. Что ж, в каком-то смысле это было ожидаемо: Арсений не тот человек, который любит отвечать на вопросы в духе «А что, между вами что-то случилось?». В коридорах было тихо. Серёжа шёл, стараясь не особо смотреть по сторонам. Вроде бы, ничего слишком ужасного он не делал, но всё-таки чувствовал себя преступником. «Ну, с точки зрения закона так и есть, – попытался он успокоить себя. – Я ведь собираюсь узнавать личные сведения ученика». Но внутренний Дима не давал себя обмануть: «Да уж ладно, не так страшны эти личные данные. Куда хуже то, что ты припёрся в школу к Антону. Хотя тебе сказали держаться от него подальше. Да и сам Антон, скорее всего, не хочет тебя видеть. Иначе он бы с тобой связался. Ну неужели ты думаешь, что он просто случайно забыл тебе ответить?». Тяжело вздохнув, Серёжа попытался отогнать гнетущие мысли, и как раз в этот момент почти столкнулся с Инной Юрьевной. – Здравствуйте, – он неловко поздоровался с учительницей, одновременно выбираясь из состояния задумчивости. – Здравствуйте… Сергей – я ведь правильно помню? – спокойно и даже, вроде бы, доброжелательно уточнила полноватая женщина. – Да, всё верно, – кивнул Серёжа, отчего-то испытывая ещё большую неловкость. – А как вас пропустили в школу? – удивилась Инна Юрьевна. – Я, насколько поняла, вы с Антоном больше не работаете. – Да, это правда, – признался Серёжа. – Наверное, ваш охранник не знал. Хотя Инна Юрьевна и облачила это утверждение в мягкую, будто даже не совсем уверенную форму, вряд ли был смысл пытаться соврать. – Но я, дело в том, что как раз по поводу Антона и пришёл, – добавил Серёжа ещё одно чистосердечное. Лицо Инны Юрьевны после этого признания особо не поменялось: – Ну, я так и предположила. Это было сказано такой мягкой интонацией, в которую, в то же время, примешивались нотки очевидности, что Серёжа почувствовал себя вдобавок ещё и глупо: ну логично, пожалуй, что они пришёл из-за Антона. Из-за кого ещё он мог заявиться в Школу Бизнеса? – Могу я у вас спросить одну вещь? Это касается его учёбы. Может, если в школе это не очень уместно, я вас могу пригласить на чашку кофе? Инна Юрьевна на секунду задумалась: – Уж лучше, всё-таки, в школе, Сергей. Неформальная встреча, пожалуй, будет менее уместной. «Да, пожалуй», – подумал Серёжа и последовал за Инной Юрьевной в класс. Спасибо этой святой женщине: благодаря ее компании и едва ощутимой, но всё же поддержке, Серёжа себя почувствовал в стенах Школы Бизнеса как-то свободнее... Легальнее, что ли? Как будто на фейс-контроле в очень портовый клуб его встретил друг с именем и, отодвинув секьюрити, протащил внутрь. «Вот так-то, ясно? – крутятся в такие моменты мысли. – Это по вашему мнению я тварь дрожащая, а на самом деле право имею». Инна Юрьевна села за свой стол и доброжелательно кивнула Серёже на парту прямо напротив. – Предупрежу сразу, – сказала она, пока Серёжа усаживался, – я не обещаю, что отвечу на ваш вопрос. Это будет зависеть от того, насколько конфиденциальная информация вам нужна. – Понимаю, – покорно кивнул Серёжа. Инна Юрьевна посмотрела на него с терпеливым выжиданием. Серёжа куснул губу и объяснил: – Если честно, я хотел спросить только одну вещь. Вы, случайно, не знаете, по каким предметам Антон собирается сдавать ЕГЭ? Инна Юрьевна на пару секунд опустила взгляд, серьёзно обдумывая, может ли поделиться с Серёжей этой информацией, и наконец придвинула к себе общую тетрадь. Поискав на последних исписанных страницах, она нашла фамилию Попов. – Попов, – сказала она спокойно, делая паузу. – Антон пишет ЕГЭ по алгебре, истории, экономике и английскому языку. У Серёжи в груди что-то болезненно съёжилось, он с сожалением нахмурился: – И всё? Инна Юрьевна слегка удивлённо кивнула: – Да, всё. Это и так довольно много. А должно было быть что-то ещё? Серёжа тревожно вздохнул: – Да просто он очень хотел поступать во ВГИК. На актёрский… А вы уверены, что он русский с литературой не сдаёт? Теперь уже Инна Юрьевна вздохнула несколько нетерпеливо: – Сергей. Я к вам очень хорошо отношусь. Но, во-первых, это уже не один вопрос, как вы в начале обещали. Во-вторых – это предметы, которые Антон сам вписал в бланк. Влиять на решения учеников нам нельзя. – Понимаю, – Серёжа опустил взгляд. – Я и так вам дала информации больше, чем мне было позволено. Надеюсь, вы не станете злоупотреблять моим к вам расположением. Серёжа только грустно кивал. – Буду рада вас в следующем году здесь увидеть в качестве наставника кого-нибудь из других учеников. Но пока вы никак со Школой Бизнеса не связаны, пожалуйста, не появляйтесь здесь. Это неправильно. Серёжа вышел к школьным воротам и вдохнул летний воздух, во второй половине дня постепенно терявший знойную тяжесть. Прозвенел звонок. Из школы послышался гул голосов старшеклассников: уставшие, обеспокоенные, радующиеся окончанию ещё одного учебного дня. Это уже не с уроков уйти и оставить в классе всякие дискриминанты и общественные институты, чтобы вечером не забивать себе голову такой ерундой. Это ужасно тяжёлое время, когда выходишь из класса, из школы, покидаешь школьный двор – а все эти графики и формулы идут следом за тобой. Даже разговоры о будущем: о ВУЗе, куда хочешь поступить, о профессии мечты, студенческой жизни – всё это сводится к ненавистным уже графикам и формулам. Ты куда поступаешь? В МГИМО? А факультет какой? А что туда сдавать надо? Понятно, я вот тоже алгебру сдаю. А ты уже повторил вот эту тему? Слушай, а сегодня на консультации в третьей задаче у тебя какой получился ответ? Бедные-бедные выпускники. Серёжа по себе помнил: недели перед выпускными экзаменами самые тяжёлые, напряжённые. Даже в университете перед самым сложным предметом у самого строгого препода он так не волновался, как перед этими чёртовыми ЕГЭ. В университете он повторял спокойно материал за полгода и точно знал, что ничего, кроме тем, указанных в вопросах для подготовки, спрашивать не должны. А школьные выпускные экзамены – это такие нервяки. Вот и Антон сейчас… К школьным воротам подъехал знакомый Вольво. Сердце радостно ёкнуло. А ведь правда. Антон сейчас, наверное, тоже только освободился после консультаций. Скоро он должен здесь появиться – иначе за кем приехала эта машина? Серёжино настроение круто переменилось. От былого сочувствия школьникам и сожаления из-за экзаменов Антона не осталось и следа. Теперь его переполняла в основном глуповатая радость. А ещё – тревога: а вдруг его не хотят видеть? Но в гораздо меньшей степени. Кто что подумает, что скажет внутренний критик, этично ли или нет поджидать Антона у школьных ворот – всё это казалось ну таким не важным. Какая разница? Если у него появилась возможность увидеть своего… Кого? Как его правильнее назвать? Его парнем он, к сожалению, не был. Подопечным, к счастью, уже тоже быть перестал. От слова «возлюбленный» веяло каким-то Петраркой. Использовать разные эпитеты в духе «солнечный мальчик» или «обаятельный котёнок» тем более не хотелось. Уж слишком отстранёнными они были, да и не передавали настоящую суть человека, о котором шла речь. А ему хотелось увидеть своего Антона. Парня в ярком худи и с огромным рюкзаком на плече. Парня с непослушными кудряшками, которые сейчас потреплет июньский ветерок, ещё пока не очень свежий, но достаточно нахальный. Парня, который невероятно притягательно прищуривает глаза, когда смеётся, и подтягивает подбородок к груди, когда становится серьёзным. Человека, у которого не очень выходит играть влюблённого озорного Ромео, зато невероятно получается показать уязвлённого и оттого язвительного Гамлета. Который целует жадно и без предупреждения иногда, а иногда – едва касается плеч с осторожной нежностью. Которого золотит солнце по утрам, когда он просыпается в комнате, заваленной очень серьёзными игрушками, и который после пробуждения похож на недовольного хаски с просевшим басистым голосом. Серёжа на пару шагов подошёл ближе к Вольво, чтобы не проворонить случайно своего Антона. Уж очень ему хотелось снова его увидеть. Хоть, может быть, Антон ему рад и не будет. Но ему нужно сделать хотя бы одну-единственную, очень важную вещь: поймать его руку, посмотреть в глаза, сказать: «Прости. Прости, пожалуйста!» – и, может, уже отпуская добавить: «Я дурак». Дверца машины открылась, и с водительского места вышел… Арсений. Ой, нет… Серёжа даже оцепенел на несколько секунд в попытке сложить вместе детали паззла. Арсений за рулём? Да нет, чушь какая-то. Арсений забирает Антона из школы? Да нет, наверняка ждёт здесь каких-нибудь деловых партнёров. Арсений идёт прямо к Серёже? Вот это, в общем-то, учитывая их последний разговор, очень даже возможно. – Ты что здесь делаешь? – спросил у Серёжи бывший работодатель. Вид у него был совсем не дружелюбный. Голос, впрочем, тоже. – Здравствуйте, Арсе… – Серёжа попытался было сохранить невозмутимый вид, но Арсений не дал ему закончить. – Я спрашиваю: какого чёрта ты околачиваешься у школы моего сына, мерзавец?! – перебил он, и Серёжа был уверен, что если бы они не стояли сейчас в людном месте, где все Арсения знали, он схватил бы его за грудки и хорошенько встряхнул или впечатал бы спиной в школьную ограду. Серёжа растерянно помотал головой: – Я просто… – Я разве неясно выразился, что не желаю видеть тебя рядом с Антоном?! – его голос напоминал тихий, но от того не менее агрессивный и угрожающий рык. – Да в общем ясно, – облизнув пересохшие губы попытался успокоить его Серёжа. – Если ты продолжишь около него ошиваться, – Арсений говорил совсем тихо, глядя Серёже прямо в глаза, – я затаскаю тебя по судам. А возможно и посажу. За растление малолетних. Суды – это плохо. Столько денег у Серёжи не было. А присаживаться уж тем более не хотелось: нужно было ещё позаботиться об Алине, как минимум. А ещё из тюрьмы Антон его действительно уже вряд ли станет дожидаться. – Сейчас ты развернёшься и уйдёшь отсюда, – выдавал чёткую инструкцию Арсений. – И в твоих интересах смыться как можно скорее. И больше не попадаться мне на глаза. Иначе – пеняй на себя.***
Антон сел в машину и посмотрел на отца: – Э-э… Что-то случилось? Арсений вздохнул куда-то внутрь себя, закрыв глаза, а потом невозмутимо пригладил слегка растрепавшиеся волосы и застегнул верхнюю пуговицу рубашки: – Нет, Антон, – ответил он наконец. – Просто жарко стало. – М-м, – бесцветно кивнул Антон. – Включить посильнее кондиционер? Арсений повернул ключ зажигания и завёл мотор: – Включи.