ID работы: 11768988

Маскарад

Гет
NC-17
В процессе
93
автор
Размер:
планируется Макси, написано 147 страниц, 16 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
93 Нравится 116 Отзывы 32 В сборник Скачать

ХI. О падении

Настройки текста
Примечания:
      Вверх-вниз, вверх-вниз.       Качели раскачиваются слишком быстро, и Кора маленькими слабыми пальчиками пытается удержаться за скрипучие цепи. Они иногда прищемляют кожу больно-больно, но девочка этого не замечает и только крепче цепляется за них, чтобы не слететь с качели. Волосы ее треплет ветер, и она громко смеется, когда высоко подлетает над землей. Она — ребенок, совсем маленькая девочка, которой чудится, будто она по-настоящему парит в воздухе, точно фея из мультика про Барби с новенькой кассеты. И чувство свободного полета веселит ее еще несколько одновременно бесконечно-долгих, и невыразимо-кратких секунд.       Коралине Фрейзер пять лет, и она не знает, что такое боль, пока не падает с качели вниз; до земли не больше пары футов, но коленки все равно сбиваются в кровь о мелкие камешки, а липкие ладошки больно проезжаются по песку. Смех в одно мгновение прерывается, и мир вокруг замирает в тишине, точно в ожидании взрыва. Но ничего не происходит: девочка подозрительно тихо роняет слезы на землю, что крупными мокрыми пятнами расползаются по сероватому песку. Кора не встает, ей больно, ей страшно поднять голову, страшно увидеть осуждение в глазах других людей, которые должны стоять неподалеку.       Но никого нет.       Есть Кора, есть глубокие царапины на ее коленях, есть мокрые грязные ладони в крови и песке, есть палящее солнце, жгучими лучами терзающее кожу. Она дышит неровно и плачет совсем тихо, однако все, чего ей хочется — позвать маму, чтобы та помогла дочери подняться, отряхнуть платье и, наконец, успокоиться. Упала с качели и упала, чего же тут такого, верно? Только Коре приходится успокаивать себя самой, потому что мамы, как и других людей, нет поблизости — и оттого вдвое больнее, нежели от падения с качели.       Цепляясь пальцами за острые песчинки так, будто это может помочь не упасть, Коралина старается подняться на ноги. Коленки саднит, но не так сильно, как еще минуту назад, и она смотрит на ранки, которые стремительно затягиваются, точно по волшебству. Она проводит рукой по красноватой коже и тут же всхлипывает: царапины исчезают, и это так пугает девочку, что она в неверии смотрит на свои колени еще несколько секунд, прежде чем кинуться вперед, к дому. Она чувствует, что все происходящее — неправильное и невозможное, начиная от невыносимого одиночества, заканчивая чудесным исцелением. На ходу Кора оглядывает свои ладони мельком и боязно всхлипывает от фантомной боли: она все еще такая же явная, как и кровавые полосы на розовой коже, только под смесью липкого ало-черного песка уже нет ни единой ссадины.       Есть боль.       Ее причина стекла по коже рубиновыми каплями, испаряясь в одну секунду.       Коралина, спотыкаясь, бежит к дому; она тянет вперед руки в надежде как можно скорее дотянуться до перил на крыльце, но чем быстрее она перебирает ногами, тем дальше ступени и дверь из красного дерева с венком из полевых цветов посередине. Она мчится домой — дом ускользает от нее, увлекая за собой надежду на безопасность. Очертания спасительной двери все более размытые, и Коралина, отчаиваясь, не выдерживает. Она открывает рот, и ее крик разбивает тишину на тысячи багровых осколков, которыми крошится небо над ее головой. Сверкающие стеклышки красного калейдоскопа падают вниз, режут ее кожу, тут же затягивающуюся, и пытка не прекращается ни на секунду. Кора чувствует себя героиней мультика про Алису, только ее сказка вовсе не чудная, она страшная и гнетущая. Но кошмары не закончатся, даже если она проснется.       Потому что реальность еще хуже.       — Давление 127 на 78, повышено, — доносится глухой голос сверху, из-за гремучего рассыпавшегося купола, раскинувшегося красным полотном на месте неба. — Образец ста… за… ток… водится… мите… о.       — Мама? — всхлипывает Коралина, поднимая голову к небу. Ей чудится ее голос среди других, и вмиг накрывает желание разорвать алый небосвод в клочья. Да только маленькими ручками до облаков ей никак не дотянуться. — Мамочка, где ты?       Ее жалобный голос звучит удивительно громко, и трясущиеся ладошки Коры, все в грязи и крови, прижимаются ко рту, пачкая лицо. От кожи пахнет горьковатой сыростью, как будто она раскапывала собственноручно землю, ногтями цепляясь за мокрые комья. Коре тошно, но еще больше — страшно и одиноко здесь, в изоляции своей страны не-чудес. Она бежит, как за кроликом, за призрачной полифонией голосов, и кто-то наверху читает детскую считалочку звеняще-тревожно.       — Умников как-то Готэмских трое в корыте заплыли в открытое море. — Крупный осколок облака со звоном откалывается с неба и падает прямо перед бегущей Коралиной, вдребезги разлетаясь по округе и впиваясь иглами в ее вены; она кричит, запинается и падает ничком — думает, что разобьется, но проваливается сквозь землю, как в кроличью нору. В ушах свистит ветер (или это только высокий, визгливый смех кого-то из внешнего мира), а еще заседает стишок: — И если бы крепче корыто попалось, то песня б длиннее моя оказалась, да, девочка?

***

      Кора приземлилась на что-то мягкое, но воздух из груди все равно будто бы вышибло, да еще и легкие передавило — не вдохнуть и не выдохнуть. Она открыла глаза, прогоняя остатки странного сна, и тут же снова крепко зажмурилась, чтобы не видеть, как погруженная в ночной полумрак комната, вдруг зашаталась перед глазами, как при сильной качке на дрейфующем корабле. Вообще, за Корой замечались признаки морской болезни в дни отдыха на Гавайях пару лет назад, поэтому ей совершенно не понравилось то, что пришлось ощутить при пробуждении. Она подтянула к груди одеяло и вслепую ощупала ткань: слишком тонкая для того постельного белья, которым она недавно застилала свою кровать. Следовательно, спальня — не ее.       Пожалуй, уже через секунду она пожалела о свершенном, но от осознания девушка подскочила так быстро, что в ушах зашумело. Она мельком оглядела свои руки, отмечая, что на запястье по-прежнему тускло блестел браслет Милли Сахим, который потерял всякую значимость, пока Кора находилась без сознания, соответственно, кто-то мог стать невольным свидетелем потрясающих метаморфоз мисс Фрейзер. Но масштаб этой проблемы мерк в сравнении с другими фактами, с которыми придется разобраться сначала.       Во-первых, Кора понятия не имела, в чьей кровати проснулась. Во-вторых… Она несмело откинула одеяло и провела рукой по ногам вверх, облегченно, но почти судорожно вздыхая: белье было целым и сухим, платье — тоже. Только приглядевшись, она заметила, что на молочно-белой ткани в районе груди разметались бурые пятна, и, о, как же хотелось верить в то, что это всего лишь пролитое второпях вино. Только из напитков, что ей удалось припомнить, она приняла только воду от Дэвида. Боже.       Коралина вздохнула, осторожно поднявшись на ноги. Она боялась двигаться и шуметь, ведь не могла даже представить, в чьей квартире находилась: вдруг сейчас через неплотно прикрытую дверь ввалится Сионис? Или его отвратительный помощник с по-рыбьи пустыми глазами? Или бог весть кто еще, посмевший уволочь потерявшую связь с реальностью Кору из клуба. Девушка быстро осмотрелась, пытаясь оценить интерьер комнаты, и почему-то спокойно вдохнула, не заметив признаков излишней роскоши — значит, хотя бы Черную Маску с его склонностью к вычурности можно было отмести из списка возможных вариантов.       Обстановка спальни казалась минималистичной, если не аскетичной: сквозь широкие окна со сломанными жалюзи рваными полосами проникал желтоватый свет уличных фонарей и освещал небольшой прикроватный столик, саму кровать, не застеленный ковром пол и небольшой комод с явными потертостями на боках. Квартира казалась не новой, но постельное белье на кровати явно использовалось не так давно, судя по тонкому сладковато-терпкому запаху от подушки, поэтому вряд ли апартаменты уместно считать заброшенными. Сделав несколько осторожных шагов по холодному дощатому полу, Кора замерла, когда услышала скрип половиц из другой комнаты и тяжелые шаги. Черт, ну, разумеется, она не могла попасть сюда самостоятельно, верно?       Трезвость ума, на какую она была способна, пережив наркотическое опьянение, вмиг улетучилась, уступая место адреналиновой лихорадочности мыслей. Сердце шумно забилось в груди, а дыхание вновь перехватило, как после тревожного сна с бессмысленными шарадами и кровавым блеском неба: возможно, в крови все еще циркулировали психотропные вещества, усиливавшие каждое чувство, но захлестнувшая ее паника практически сбивала с ног. Кора, тихо перебирая босыми ногами, остановилась у дверного косяка и выглянула наружу, туда, где горел тусклый свет одиноко свисавшей с потолка лампочки.       И, к своему удивлению, она едва не вскрикнула от радости, когда поняла, кому принадлежали шаги. Красный Колпак, склонившись, стоял в небольшой гостиной, которая, видимо, служила и кухней, и столовой, судя по количеству бумажных пакетов и коробок из-под пицц, явно уже опустевших. Девушка разглядела крупную плечистую фигуру, а еще услышала явственные звуки поглощения пищи, и от осознания того, что ее вынужденно-навязанный — кто, коллега? — соучастник в противоправных действиях тоже нуждался в нормальной еде, стало легко. Выходит, ничто человеческое ему чуждо не было. Однако, одна странность, на какую Кора обратила внимание, заставила ее замереть и даже отпрянуть от двери, когда она подняла взгляд выше и увидела темные блестящие волосы — Колпак стоял неоколпаченный, а значит, вероятно, лицо его скрыто не было.       Девушка поднесла ко рту руку в попытке не выдать свое присутствие громким вздохом, вызванным удивлением и лихорадочным возбуждением от осознания того, как легко она могла бы разглядеть черты лица того, кто вечно прятался за пугающей бездушной маской. Стоило только немного подождать, и он сам повернется к двери, за которой замерла, бессовестно подглядывая, Кора. Но мужчина только вытянул в сторону руку в немом запрете двигаться Коре со своего места.       — Подожди там, — оповестил ее громким шепотом Красный Колпак, чтобы, вероятно, не выдать тембра собственного голоса. Впрочем, в звенящей тишине его квартиры, и не требовалось как будто говорить громче — и без того понятно было каждое слово. Когда Колпак потянулся за шлемом, который брошено лежал на другом краю тумбы, девушка, вздохнув то ли от облегчения, то ли от разочарования, опустила взгляд и, прикрыв ладонью глаза так, чтобы видеть только пол и собственные ноги, выла в гостиную. — Я же просил пару минут.       — Ты ешь, — так же тихо отозвалась девушка, и привалилась к стене, по-прежнему закрывая пол-лица рукой и даже крепко зажмуривая глаза. Помедлила, набрав в грудь побольше воздуха, а потом хрипло рассмеялась, когда сковавший грудь, плечи и спину страх ушел, оставляя после себя в память только легкое головокружение и учащенный пульс. — Я просто действительно… Я рада, что это ты.       — М, — отозвался Колпак, и комната вновь погрузилась в вязкую тишину. Едва ли он разделял ее нелепую радость, подумалось девушке, и она смутилась.       — Это ведь не моя кровь на платье, верно? Наверное, я бы знала, если бы она оказалась моей, глупый вопрос. Я помню все слишком смутно, но, кажется, меня чем-то отравили.       — Накачали, — поправил ее хриплый шепот.       Вряд ли от него стоило ожидать более длинной фразы, раз никакой модулятор не прятал его интонаций, и все же даже к такому короткому ответу вдруг захотелось прислушаться. Все еще не укладывалось в голове, что за маской Красного Колпака прятался обычный человек — никакого мистически романтичного образа, правда, в голове не рисовалось, но Коралина точно теперь знала, что волосы у мужчины — смольно-черные, а акцент — совершенно типичный для этого штата. Две незначительные детали вдруг сложились в подобие выдуманного узора и придали цвет и объем тусклой картинке, вырезке, может, из местной газеты.       — Накачали, — устало согласилась, наконец, Кора и, прочистив горло, продолжила: — Я не контролировала себя, поэтому, прошу, скажи, если кто-то… Дэвид, вроде? Хм. Короче говоря, неплохо было бы обратиться к врачу и сдать анализы, потому что последнее, что я помню — как он вытащил меня из ложи, но вдруг он успел сделать нечто не, кхм, неприемлемое, если ты понимаешь, о чем я. Он мог воспользоваться мной. Кто угодно, вообще-то, мог.       И Красный Колпак занимал не последнее место в списке абстрактных «кого угодно».       Скрипнули ножки стула, завизжали от трения об пол. Коралина, может, и зажала бы уши при иных обстоятельствах, но сейчас она за ладонями прятала глаза, убеждая себя в том, что просто не смела взглянуть на Колпака без маски. Не потому, что стыдилась собственного провала — очередного, не потому, что опять оказалась заложницей опостылевшей роли дамы в беде — вновь, не потому, что остро чувствовала собственную слабость, острым комом застрявшую в горле — опять. Шумные шаги разрезали занавес тишины, и в следующую секунду Коралина ощутила, как над ней покрывалом нависло тепло тела Колпака. В стылой старой квартире не стало оттого хоть сколько-нибудь жарче, но дрожь, бившая тело Коралины с самого пробуждения после бесконтрольного сна, понемногу начала отступать.       — Я успел его... Кхм, ты в порядке.       С его стороны это не прозвучало, как вопрос; Коралина, скорее, услышала в приглушенном шепоте утверждение. Горячее дыхание коснулось тыльной стороны ее ладони, и девушка вжалась в стену, чувствуя, как близко к ней подошел Красный Колпак. Она в порядке — действительно, если не брать в расчет тяжести в голове, оставшейся после наркотического опьянения, содранную кожу на саднящих коленях и воспоминаний о резком, ничем не заглушенном хлопке, что раздался возле нее словно даже не так давно.       Хлопок-кровь-разбитые колени. Прохладный палец на горящих губах. Привкус неизбежности от гнусной просьбы открыть рот. Придумано ли в наркотическим бреду?       — Он меня почти изнасиловал, да? — Задать вопрос оказалось совсем просто — без головокружения от осознания собственной беспомощности в тот миг.       Кора тяжело вздохнула, пытаясь разобраться в том, что сейчас почувствовала. Может, она ждала волну отвращения, которая накрыла бы от макушки до пяток, но в голове осталась только болезненная пустота, которая понемногу перерастала в отчаяние. На свободной руке, что не прикрывала лицо, Кора ощутила его пальцы, сомкнувшиеся вокруг крепким кольцом вокруг запястья, и порывисто вздохнула, почувствовав, как слезы обожгли едва прикрытые глаза. Захотелось сбросить с себя неосторожное прикосновение, но она осталась неподвижной, только проглотила острое разочарование в том, что даже Красный Колпак испытывал к ней лишь жалость, заключенную в неловком касании.       Пальцы его оказались очень теплыми, почти горячими, только разомкнулись они почти сразу — так же неожиданно, как и коснулись ее кожи, не позволив Коралине в полной мере ощутить те эмоции, которое оно могло бы за собой повлечь.       — Хватит. Я же сказал, ты в порядке.       Значит, да. Значит, в порядке — относительно того, в чем она была после организованной вылазки в клуб. Только вот обманываться всегда проще, чем взглянуть правде в глаза и признать, что она в который раз оказалась в шаге от собственного провала. Хватит, подумалось ей, хватит всего этого притворства и игр в шпионов: она не герой и даже не второсортный подражатель, а только запутавшаяся девчонка, решившая в одночасье доказать сильным мира сего — Готэма, в частности, — что она чего-то, да стоила. А теперь раз за разом проигрывала и как будто даже удивлялась, что у нее не получалось разыгрывать собственные сценарии. Готэм играл грязно, и к этому могла быть готова та же Мина, но никак не ее дочь, усердно пытавшаяся влезть в шкуру мертвой матери. Впервые за много лет захотелось оказаться рядом с Миной и прижаться к ней всем телом, чтобы успокоиться и ощутить хотя бы призрачную тень надежды. Но Коралина несколько лет назад решила, что готова быть самостоятельной девочкой, поэтому теперь она тоже должна была принимать решение в одиночку.       — Я хочу уйти.       — Дверь открыта.       — Ты не понял, — отозвалась Кора, помолчав пару секунд кряду. — Я не стану работать на тебя. Хочешь сорок процентов выручки с картеля Мины? Забирай все семьдесят. Тебе нужны ее связи с нелегальной частью готэмского бизнеса? Забирай всю организацию и разбирайся сам с тем дерьмом, который она оставила. Боишься того, что я побегу в полицию? Выпусти три пули мне в лоб, и закончим на этом.       Слова сами лились из ее рта, и чем дольше девушка говорила, тем отчетливее понимала, что накопленная усталость все быстрее приобретала другие очертания, становясь неприкрытой злобой, обращенной одновременно, казалось, ко всему миру: к ней самой, к Мине, к Колпаку, Сионису и Бэтмену. Но это уже почти не имело значение, ведь теперь любой ее шаг равноценно мог привести к обрыву — метафорическому, а еще к смерти — вполне реальной. Коралина услышала тихое шипение и громкий щелчок: сначала ей подумалось, что Колпак возвел курок, но в следующее мгновение все, что она услышала, был только металлически-режущий голос. Перед ней снова стоял человек в маске, а значит, можно было поднимать глаза.       — Я ведь и правда могу убить тебя прямо здесь, ты в курсе? — Он оказался довольно близко к ней, но все же не настолько, чтобы нависнуть над головой Коры, как еще несколько минут назад. Девушка кивнула. Она, конечно, прекрасно осознавала всю опасность, исходящую от него, но, в отличие от разговора, что состоялся в офисе Мины, сейчас Кора не ощущала бесконтрольного страха. Спокойствия в себе она тоже не находила. Но и на место этих чувств встало опустошение, вслед за которым могло подкрасться и безразличие: к самой себе, к делу Мины, к Красному Колпаку и ко всему миру. И вот это пугало в разы сильнее, чем потенциальная угроза быть застреленной в старой квартирке Готэма.       Но он не выстрелит.       Уголки губ Коралины, дрогнув, поползли вверх. Она первой сделала шаг вперед, сокращая расстояние между собой и Красным Колпаком, чувствуя какую-то небывало-неправильную уверенность. Может быть, он ее убьет, но точно не сегодня. Как не убил, пока она была в невменяемом состоянии или испуганной после нападения, а значит, подумала Кора, поднимая глаза и с улыбкой, но, между тем, по-прежнему безрадостно оглядывая красную поверхность маски.       — Я зачем-то все еще нужна тебе. Но сейчас, когда Сионис планирует вытащить из Аркхема того, к кому персонал даже на несколько шагов не подпускают, я не стану продолжать, — тихо призналась она. — Хочешь убить меня? Я сейчас развернусь спиной; до двери пять с небольшим шагов, вполне успеешь спустить курок и, наверное, с телом разберешься довольно быстро.       Она действительно обернулась, делая шаг к выходу. На ногах ничего не было, но Коралина и не стала бы искать туфли, в которых вчера танцевала в клубе — ей бы убраться отсюда поскорее, а еще, может, уехать из страны на время или постараться сменить личность, благо, с внешностью проблем не возникнет. Пол скрипнул под босой ногой ровно в тот момент, когда Колпак заговорил:       — Поздно бежать, когда болото затянуло по самые уши, Фрейзер. Я уверен, ты очень скоро поймешь это, если продолжишь проверять информацию о Мине. — Спина Коралины напряглась при упоминании матери. Что он имел в виду? — А пока — вали хоть на все четыре стороны дальше играть в принцессу своего крохотного королевства, где все врут тебе в лицо.       Она ушла тихо, понимая, что не сказала даже пары слов в благодарность за свое спасение. Впрочем, в ту секунду Коралина укрепилась в своей уверенности: если бы не Красный Колпак, то она продолжала бы жить в своем пузыре из рутины и вечно повторяющихся декораций. Звучало до смешного скучно, но так безопасно, что от накрывшей ее волны тоски защемило сердце. Девушка вынула телефон из маленькой сумки, облегченно вздохнув: хоть что-то удалось оставить при себе, а не потерять безвозвратно. Стоя босиком на холодном асфальте, Коралина всем телом дрожала, но спешно записывала в поисковую строку адрес, который высветился на открытых картах на дисплее — в первую очередь, чтобы вызвать такси, но… Даже когда она села в машину, которая отвезла бы ее прямиком к ее собственной квартире через весь Готэм, Кора сомневалась: должна ли она отправлять Бэтмену эту наводку?       Все было так неправильно и запутано, что девушка, прижав к глазам прохладную ладонь, хрипло рассмеялась, нервно и почти холодно. Очевидно, что Колпак не хотел раскрывать адрес одного из своих убежищ, но, видимо, безвольное тело Коры на его руках вынудило поступить так. Он спас ее, вытащил из сальной хватки Дэвида и оставил в ближайшем безопасном месте, и Коралина честно была ему благодарна. Они с ним, наверное, даже играли: Кора помогала следить за Черной Маской, Колпак заметал следы и убивал тех, кто смел прикоснуться к его секретному оборудованию с человеческим сердцем в груди и изменчивым лицом. Услуга за услугу, и сейчас, казалось, они были квиты, ведь Красный Колпак получил информацию, а Кора, ну, судя по всему, по-прежнему была жива.       За своими размышлениями она не заметила, как оказалась возле собственного дома, который в свете фонарных столбов казался совершенно чужим и даже инородным. Девушка, открыв крошечный клатч, спешно поблагодарила водителя, что с неприкрытой жалостью поинтересовался, точно ли у нее хватало денег и не нужна ли была помощь полиции, глядя на босые продрогшие ноги пассажирки. В ответ она только протянула смятую купюру в двадцать долларов, а после — выскользнула из машины, почти бегом направляясь в свою квартиру.       Новая дверь ощущалась холодной, но Коралина, заперев ее на оба оборота замка, все равно прижалась к ней спиной, медленно сползая на пол. Вот теперь можно было и заплакать, напомнила она себе, но вместо слез ощутила только неприятное покалывание в глазах от усталости и недосыпа. Потянувшись к обувному ящику, где она прятала сумку с телефонами Мины и Бэтмена, девушка достала оба. Да, быть благодарной за спасение Колпаку — можно, решила она, отправляя на его номер сухое «спасибо, что вытащил. надеюсь, мы квиты». На номер, который, вероятно, принадлежал Бэтмену, ушло другое сообщение: «Старый Готэм, Вудвью, 15/2. Пятый этаж, квартира с зеленой дверью, предположительно, один из штабов».       Коралина не жалела — за последние дни она устала настолько, что готова была сдаться сейчас. И она, падая в неизвестность, сдавалась: если не существующим людям, то обстоятельствам, которые оказались сильнее ее глупого порыва переиграть всю гниль, опасность и ярость Готэма. Подтягивая к груди колени, она судорожно вздохнула — не зря ведь ей вспомнился давно забытый стишок, неизвестно когда выученный:       — Умников как-то Готэмских трое в корыте заплыли в открытое море…

***

      — И если бы крепче корыто попалось, то песня б длиннее моя оказалась!       Джейсон никогда не думал, что человек способен издавать такие скрежещуще-высокие звуки — визг до разрыва связок, вырывавшийся из горла вместо смеха. Кислотный, отравляющий хохот Джокера впивался в каждый рубец на разорванном едва ли не в клочки теле юноши, многократно усиливая боль. Ха-ха — удар ломом по ноющему плечу. А-ха-ха — каблук лакового ботинка придавил пальцы на, видимо, левой ноге (Джейсон того уже не чувствовал; надо сказать, ноги вообще размякли и, видимо, отказали, потому что боли в ступне он не ощутил). И-хи-хи-хи — острие вспороло щеку, и кровь залила половину лица, закрывая красным ядреным пятном один глаз.       — Ну давай же, смейся со мной! Тебе что, не весело? — От нового удара во рту хрустнуло, и костяная крошка вперемешку с соленой кровью хлынула на язык. Джейсон закашлялся, и Джокер, кажется, принял его содрогания за смех, от чего сам разразился хохотом. Вновь так же омерзительно и визгливо, чуть ли не опрокидываясь назад. Однако уже в следующую, бесконечно-долгую секунду костлявые пальцы впились в слипшиеся от пота и крови волосы и больно дернули. Шея поддалась, и Джейсон застонал, когда его голова откинулась назад. — Мне кажется, твой папочка жутко опаздывает, а гонорар за продолжение вечеринки для избалованного мальчишки мне никто не оставил. Но ничего-ничего, дядюшка Джокер приготовил тебе еще одну забаву. Ты любишь фейерверки, птичка?       Плевок дался с трудом. Джейсон вообще-то рассчитывал на то, что харкнет в его белесое лицо Джокера, но его кровь вперемешку со слюной только брызнула на лацкан пиджака, а большая часть стекла по подбородку. Он знал, что умрет, но уже не чувствовал сожаления о непрожитых годах — он вообще этой мысли избежал. Зато он, лежа на холодном полу старого, заброшенного здания, подумал о том, что никогда бы не позволил себе опоздать так, как это сделал Бэтмен.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.