Le déluge

Остроухая девочка в смешном шортовом комбинезоне смотрела на Руневского, пытавшегося разогреть обед в новомодной микроволновке, как на врага народа. — Когда мама придёт? — капризно протянула малышка, непроизвольно выпуская клыки. Жан Иванович, наблюдавший ее, объяснял, что такое случается вплоть до переходного возраста. Руневский зашипел, обжигаясь о тарелку. — Клыкастик, ну прости, не смогу тебе ответить. Обещала уже быть. Произнося это, Руневский успел посмотреть на три разных вида часов: наручные, кухонные и те, что были в телефоне. Он опаздывал. Совещание по безопасности должно было начаться меньше, чем через час. — А мы сейчас маме возьмём и позвоним, — предложил Руневский, ставя перед дочерью наконец погревшуюся порцию мясной запеканки. Ада облизнулась, совсем неинтеллигентно пытаясь начать есть из глубокой миски прямо руками. — Графиня, манеры! — сурово посмотрел на неё Руневский, и девочка, поджав губы (совсем как дела ее мать в моменты недовольства) как могла чинно принялась ковыряться в запеканке своей детской ложкой. Гудки в телефонной трубке тем временем наконец сменились голосом Алины. — Милая моя, ты домой не собираешься? — не столько с укором, сколько с мольбой спросил Руневский, — я должен быть на службе через час. — Сашенька, прости, но я сильно задерживаюсь! — виновато проговорила Алина, пытаясь перекричать какой-то истеричный галдёж на заднем фоне, — эти деспоты держат нас с Наташей в жуткой очереди. Если бы я знала, что подписывать приглашения на визу так долго, я пошла бы сюда в выходной! Руневский болезненно прикрыл глаза. Это была новая государственная политика — выдавать визы только тем представителям европейских стран, кто получил официальное приглашение от проживающего на территории России родственника или знакомого. И именно в тот момент, когда эта политика проходила самый оголтелый свой виток, Нобелю понадобилось срочно приехать в Петербург за какими-то альтернативными запчастями для своих изобретений, и, очевидно, не менее срочно повидать свою музу на бионических ногах. — А Наташа не может подписать это приглашение сама? — взмолился Руневский. — У Наташи нет переписки, по которой устанавливается знакомство, — отозвалась Алина, — ты же знаешь, какие они оба стеснительных чудака. Общаются через меня, как через голубя. Соответственно, и переписка с Нобелем есть только у меня. И чтобы подтвердить ее подлинность, мне нужно «посветить» на таможне лицом. Руневский растерянно потёр нос. — И что мы будем делать? За мной машина придёт через десять минут. Я же не могу Аду одну оставить! — А Свечников? — Свечников, как ты понимаешь, сегодня со мной на службе. Президентский визит, все на посту. — Досадно… — промычала Алина, отчаянно соображая, что делать, — Саша, придётся тебе взять ее с собой. — Что? — опешил Руннвский, — Куда? В управление ФСБ?! — А что тут такого? Посидит в уголке, порисует. Возьми ей альбом и кукол каких-нибудь, каких она захочет. — Но… — Саша! — строго сказала Алина, — если ты оставишь четырехлетнего ребёнка одного, я тебя унасекомлю! В другой ситуации Руневский бы изрядно позабавился от новопридуманной опасной угрозы, но тон Алины был таким стальным, что он, клятвенно обещая все исполнить, послушно положил трубку, вытер Аде щеки от остатков обеда, быстро собрал всё необходимое, попутно надевая форменный пиджак и галстук, и через пять минут уже садился в служебный автомобиль, одной рукой придерживая портфель с секретными документами, а другой ухватив за руку взбудораженную неожиданным приключением девочку, прижимавшую к себе набитый до верху рюкзачок с застежкой-летучей мышкой. Шофёр, не предупрежденный заранее о новом пассажире, с удивлением наблюдал всю поездку за тем, как суровый полковник Руневский вдумчиво, с подробностями объяснял маленькой девочке, которую называл не иначе, как «Ада Александровна», что можно, а что нельзя делать в том месте, куда они ехали. — И запомните, Ада Александровна, — заканчивал он своё нравоучение, выходя из машины и поднимаясь с дочкой за руку по центральной лестнице, — нельзя кусать людей направо и налево. Я понимаю, милая барышня, что у вас режутся коренные клыки, но это не повод кусаться! Ада нахмурила свой маленький лобик. Всего один раз она не сдержалась и укусила воспитательницу в детском саду, и уж ей-то казалось, что не стоило так переживать — в конце концов, воспитательница была сама виновата, не нужно было кричать и заставлять есть ту дурацкую кашу с комочками! Знала бы милая Ада, чего стоило ее родителям умять произошедший скандал и принять факт того, что теперь кому-то из них придётся на целый день оставаться дома, не была бы к отцу так категорична. — Александр Константинович, вас уже ждут, — шепнула Руневскому круглолицая девушка-секретарь, подаваясь вперёд из-за своего рабочего стола и замечая наконец в ногах у полковника маленькое остроухое существо, — о, да вы с делегацией? — Марина, это Ада Александровна, — чинно представил Руневский девушек, подмигнув старшей из них, — Ада Александровна, это — Марина. Ты, пожалуйста, посиди с ней, пока я работаю. Порисуйте там, кукол разберите… — Не беспокойтесь, Александр Константинович, мы отлично проведём время, — подобострастно закивала секретарша, протянул маленькой девочке руку. Ада взяла ее с неохотой. Марина ей не понравилась: слишком уж была дёрганная, нервная и пахла невкусно, какими-то резкими духами. — Ну, крошка, давай, предлагай, чем хочешь заняться? — наклонилась над девочкой с умильным лицом секретарша, когда за Руневским закрылась дверь переговорной. Ада оценивающе осмотрела стол, за который ее усадила неприятная дама. — Лично я буду рисовать, — сказала она совсем по-взрослому, высоко задрав голову, — и я не крошка. Я — Ада Александровна. Марина опешила, но виду не подала: пожала плечами и, выделив девочке угол за своим столом, занялась своими делами. Через полчаса Аде стало скучно сидеть в тишине, и она хотела было ткнуть Марину в бок, чтобы показать получившийся рисунок — не то котёнка, не то цыплёнка в полосочку, — и с большим удивлением обнаружила, что та не работает, а смотрит неотрывно влажными коровьими глазами на фотографию ее отца. Руневского сфотографировали на последнем совещании в Министерстве обороны, а потому выглядел он солиднее некуда — гладко причёсанный, при галстуке с форменной заклепкой и при погонах. И при очень хорошо видимом на выставленной вперёд руке обручальном кольце. — Марина! — тихонько позвала Ада, не вполне понимая, как реагировать на открывшуюся ей картину, но секретарша, увлечённая созерцанием, ее даже не услышала. Поняв, что ее котенко-цыплёнок явно вызовет гораздо меньший ажиотаж, чем фото бравого полковника, Ада тихонько сползла со стула, захватила с собой альбом и выскользнула из приемной. Марина даже не заметила, как скрипнула дверь. Прибывший на встречу с отделением федеральной безопасности Санкт-Петербурга по случаю приближения важного международного визита президент, задержавшись для беседы с пресс-секретарем в коридоре, с удивлением посмотрел на сидевшую за портьерой маленькую клыкастую девочку в шортовом комбинезончике. Вид у девочки был озадаченный. — А вы, милая барышня, простите, как здесь оказались? — спросил президент, давая знак охране, что все в порядке, и он вполне может задержаться ещё на пять минут. Ада подняла на странного невысокого мужчину глаза и шумно фыркнула — очень хотелось плакать, но гордость этого четырёхлетней вампирше не позволяла. — У меня момент иллационального, — повторила Ада за отцом красивую, но непонятную фразу, тщетно пытаясь выговорить сложную букву «р» через наполовину выпавшие молочные зубы. — Потерялась? — стараясь не засмеяться, спросил президент. Ада помялась: признаваться или нет. — Да… — Пойдём, найдёмся, — протянул президент руку девочке и улыбнулся, обнажая свои клыки — мол, я такой же, смотри, можешь мне доверять. — А вы кто? — все ещё с недоверием спросила Ада, но руку все-таки приняла и с пола поднялась. — А я тут в гостях, — хмыкнул президент, — а ты? Ада оживилась. — И я в гостях! Вас что, тоже не с кем было дома оставить? Президент улыбнулся. — Нет, просто без меня тут никто не справится. — Как мой папа, — протянула девочка, — без него тоже никто не справляется, так мама говорит. — А кто твой папа? — Мой папа полковник! — гордо отозвалась Ада, выпрямив спину. Президент кивнул, прикидывая что-то в уме. — А как тебя зовут? — Ада Александровна! — Ух ты, как официально, — усмехнулся президент, — а можно покороче? — Низя, — сурово произнесла маленькая девочка, и смешки послышались уже со стороны следовавших за странной парой охранников. Мало кто отваживался перечить президенту. Но откуда же было об этом знать маленькой гордой девочке? — А хотите посмотреть, какого я котёнка нарисовала? — тут же забыв свою гордость, воскликнула Ада, протягивая президенту альбом. Тот, усмехнувшись, мелком взглянул на загадочное полосатое существо. — Очень красиво. А меня нарисуешь? Девочка посмотрела на него с вызовом. Члены совещания с нескрываемым удивлением смотрели на то, как президент с невозмутимым выражением лица входит в зал за руку с очень довольной маленькой девочкой. Дойдя до своего места, он чинно пожал своей юной спутнице руку, передал ее ждавшим распоряжения охранникам и иронично, с прищуром посмотрел на красного, как заря, полковника Руневского. — Александр Константинович, полагаю, стоит повысить вашу ставку. Иначе я не представляю, как бы вы ещё могли позволить себе в качестве няньки верховного главнокомандующего. Руневский почувствовал, как медленно погибает от пятнадцатого за свою долгую жизнь инфаркта. — Как можно было не уследить за ребёнком?! — кричал не своим голосом Руневский на красную от слез Марину, — что может быть проще: посматривать между делом на девочку! Она вышла из приемной, а вы заметили это только через полчаса! Как такое возможно? Чем вы были заняты?! Секретарша вместо ответа всхлипывала и причитала. Махнув на нерадивую помощницу рукой, злой Руневский обернулся, и к очередному за день для себя шоку увидел, что верховный главнокомандующий, присев на корточки в окружении охраны в дверях переговорной, принимал от чрезмерно гордой собой Ады в подарок портрет. — Ох, благодарю, Ада Александровна, — вежливо улыбнулся президент, рассматривая тщательно закрашенную на альбомном листке зелёную картошину с большими ушами и носом до подбородка, — а почему я такого интересного цвета? — Потому что у меня все карандаши поломались, — стыдливо призналась Ада. — А ты приходи к нам работать, когда вырастешь, я тебе новые подарю, — подмигнул ей президент. Ада горделиво упёрла руки в боки. — Когда я вырасту, я их сама себе купить смогу! Руневский еле удержался от того, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Напоминать про манеры было уже бесполезно. Алина встретила их на пороге с саркастично изогнутой бровью. — Убежали, значит, на работу, съели весь обед, а мне ничего не оставили! — со смехом высказала она блудному семейству, на лету ловя подпрыгнувшую ей на шею Аду. — Мама, мама! — восторженно визжала девочка, — я теперь буду работать в ФСБ! — Я тебе потом объясню, — устало потёр виски Руневский в ответ на невысказанный Алиной вопрос. Когда ужин, сооружённый на скорую руку усталым Руневским, был прикончен, а маленькая вампирушка была переодета в пижаму и уложена матерью в постель, Алина наконец смогла впервые за день обнять мужа. — Знаешь, Ада мне очень интересную вещь рассказала, — хитро сказала она, устраиваясь у Руневского на коленях, — ты знаешь, что твоя секретарша в рабочее время пялится на твои фотографии и льёт слёзы неразделенной любви? Руневский застонал: не то от усталости, не то от того, что Алина мстительно укусила его за кончик уха. — Марина? А я-то думаю, что у неё за запароленная папка на рабочем столе. Дурная девица. Говорил же Свечникову, не нужно в ФСБ на работу брать людей… — В тебе проскальзывают нотки кровопийческого шовинизма, — засмеялась Алина, уворачиваясь от поцелуя, — но Марину эту лучше уволить! — Уже, — заверил ее Руневский, устало откидываясь на постель и утягивая жену за собой, — ты не представляешь, каких сил стоило не умереть сегодня от позора прямо перед президентом. — Зато какая Ада довольная, — промурлыкала Алина, — теперь она в полной уверенности, что будет работать в ФСБ. И купит себе карандаши. Руневский улыбнулся, вспоминая все годы, что они с женой служили рука об руку на благо всех властей, существовавших на земле Российской. — Семейное у нас это, что ли, — пробормотал он, прижав наконец к себе жену для долгожданного поцелуя.