Хозяин Тайги

Первым делом Григорий Иванович прошёл в дом, сдёрнул со своей кровати покрывало и, выйдя во двор, протянул его Сашеньке. Затем помог ему подняться, хотя не стоило этого делать — пусть Сашенька пытается сам. Сашенька пытался, и у него это неплохо получалось. Вот он оказался на ногах, прильнул к Григорию Ивановичу теснее, вцепился в его руку. Хозяин Тайги вознёс очи к небу, подумал о том, какое весёлое на небе солнце — каждым лучиком радует и людей, и нечисть, — потом помог Сашеньке войти в дом. Усадил на стул, налил чаю, сунул булку, что испёк. Пока один противень получился, но тесто подходило, надо бы второй сделать. Сашенька ел, пил чай и смотрел на Григория Ивановича. Смотрел и чуть улыбался. Жевал. Такой хорошенький. Каштановые, с лёгкой рыжиной вихры торчали в разные стороны, почти на плечи спадали, глазищи синие, как у Котёнка, только с карими крапинками, нос прямой с широкими крыльями, а губы тонкие. Сладкие, наверное. Ты, Григорий Иванович, свою-то губищу закатай, а то вон сейчас ею пол вымоешь, слюной весь изошёл. Не для тебя Котёнок, то есть Сашенька. Не для тебя, старый пень! — Ты ешь, ешь, — буркнул Григорий Иванович, поднявшись с табурета и взяв из чашки ещё одну булку. Положил рядом с Сашенькой, присел обратно. Снова уставился на него. Сашенька задорно улыбнулся, Григорий Иванович не удержался и улыбнулся в ответ. Правда, его улыбка вышла кислой, но, к счастью, пышная белая борода скрыла сей факт. Сейчас бы, кстати, подумать, чего это его Котёнок раньше времени обернулся? Да и какого лешего днём? Однако мысли были о другом. Вот Сашенька обернулся, и что дальше? Чего делать-то? На календаре двадцать первое июня. Через три дня полнолуние, а трава на человека действует слабо. Леопарда бы он усыпил без проблем, а Сашеньку — хрен там. Но даже если убедить его обернуться вновь, сможет ли? И захочет ли? Ведь это больно. Тут вот психология даёт о себе знать. Некоторые долго не могут решиться снова вторую сущность принять. — Григорий Иванович, — наконец послышался весёлый вкрадчивый голос Сашеньки, будто кот заговорил, — а ты чего так на меня смотришь? — И, тварь красивая, глазами так сверкнул, что Гриша-младший, немного опав до этого, вновь встопорщился. — Дык, — Григорий Иванович смутился — поймали его на горяченьком, — думу думаю, — буркнул он. — И какую? — Чего эт ты так рано человеком стал, — сказал Хозяин Тайги. — Захотел и стал, — пожал плечами Сашенька, вгрызаясь в булку. Григорий Иванович вылупился на него, потом задумчиво вознёс очи к потолку, затем качнулся на табурете, сделал глубокий вдох и выдохнул. Бывало такое, никто не спорит. Но только с теми, кто уже раза два-три оборачивался. — А что, нельзя? — вопросил Сашенька и глазки такие сделал, что сердце Григория Ивановича снова ёкнуло. — Да не, — ответил опешивший Григорий Иванович. — Теперь точно буду тебе помощником, — довольно заявил Сашенька и затолкал оставшийся кусок булки в рот. — Вкусно-то как! Да устал быть телегой, — продолжил Сашенька, допив чай. — Знаешь же, быть зверем тяжело — на четырёх лапах ходить, когда тридцать лет на двух проходил. А ещё по-человечески не подумать. То есть ты понимаешь, что человеком был и останешься, вторая сущность рядом, но рефлексы и инстинкты леопарда берут верх. В общем, тяжело это. А ты ещё меня хотел оставить тут одного! — Сашенька спёр из тазика третью булку. — Если ты меня тут бросишь — у нас с Васьком случится нечто страшное! — Так вы ж вроде друзьями стали? — захлопал глазищами Григорий Иванович. — Не, то шаткое перемирие. Так, чтобы тебя немного порадовать, — отмахнулся Сашенька как ни в чём не бывало. — Тактический ход. Я часто, когда пацаном был, так делал, чтобы дед особо не орал и хворостиной жопу не драл. — И тихонько рассмеялся. Какой же красивый, тварюга! — Так, Григорий Иванович, чего сейчас делать будем? И как быть? — вопросил Сашенька через мгновение, став серьёзным. Но глаза так и лучились лёгким лукавством. Смотрел он на Григорий Ивановича с настороженным ожиданием, крутя в руке кусок недоеденной булки. — Ну, перво-наперво помыться, — кхекнул Хозяин Тайги, поднимаясь с табурета. — Я сейчас в бочку воды налью — ополоснёшься, а то ж в крови кое-где. Потом поглядим. — А в Калошу пойдём? — вопросил Сашенька, поднимаясь следом за Григорием Ивановичем и засовывая остатки булки в рот. — Вот надо бы, — буркнул Хозяин Тайги, останавливаясь напротив Сашеньки, буквально в шаге от него. — Но это может и подождать. — Затем продолжил путь. — А на обход территории пойдём? — продолжал задавать вопросы Сашенька, идя следом за ним. — Желательно, — отвечал уже не останавливаясь Григорий Иванович. Ещё разок обойти территорию не помешало бы: остались места, где Хозяин Тайги не был. — Упырей-то надо найти. — Надо, — кивал Григорий Иванович. — А то снова вурдалаков нашлёпают. — Нашлёпают. — А сарай на кой сожгли? Могли бы засаду сделать. — Упырь сам придёт. Здесь его кровь. — А чего вурдалаков выносили, когда сарай жечь собирались? — Так… — Григорий Иванович остановился. И то верно, зачем? Додумать не успел, в него врезались. Обернувшись, ткнулся носом в нос Сашеньки. Получилось так мило и неожиданно, что Григорий Иванович перестал дышать, вылупив глаза. — Григорий Иванович, ты резко так не останавливайся… — пробормотал Сашенька, прищурил глазоньки, потянул носом запах хозяина. — А то я и упасть могу… — Хмгр… — рыкнул Григорий Иванович, отступил на шаг и указал на бочку. — Пришли. — Затем взял два ведра, набрал в них воды и очень быстро прошлёпал к летнему душу. Поднялся по лестнице, вылил в бочонок воду, закрыл крышку, спустился вниз. Вернул вёдра на место. — Можешь идти, — сказал и направился к дому. Сердце в груди колотилось как ошалелое. Зайдя в кухню, присел на стул, где до этого сидел Сашенька. Но тут же, подумав об этом, вскочил как ошпаренный и пересел на табурет. Некоторое время смотрел перед собой, после вскочил снова, принялся со стола убирать. Когда убрал, опять сел. Теперь на маленькую табуретку, что стояла у печи. Закурил. Глянул на Василия, который ровным счётом ничего не понимал, но сидел в центре кухни, лениво размахивая хвостом. Налил Ваське борща, вернулся на место. Докурил. Затем встал и выглянул в окно. — Пиздец мне, Василий, — заговорщическим шёпотом прошептал Григорий Иванович. — Ой, пизда пришла, Вася. — Взгляд Григория Ивановича был направлен на деревянный домик летнего душа. Сашенька дверку не закрыл, но клеёнка, что висела на входе, отгораживала голого Сашеньку от блудливого ока Григория Ивановича. — Вот прям чую — недобрым духом запахло, блядь. И я не знаю, что делать. Сашенька такой… Прямо огонь. Смотрит так, что аж сердце вон из груди выпрыгивает, а кабачок ебаться хочет. Непорядок, Вася. Надо что-то делать. А что? — Хозяин Тайги глянул на Ваську, который лакал борщ. Класть он хотел на панику Григория Ивановича. — Ах, итишь, — хлопнул себя по ляжкам Хозяин Тайги, — полотенце забыл Сашеньке дать, да и одёжу надо бы. Покрывало-то грязное. Вещи в комоде Григорий Иванович разворотил так, словно стадо мамонтов протоптало там путь. За минуту выудил чистое полотенце, затем трусы, что для себя купил, но ещё не носил. Потом рубаху новую. Следом потянулись штаны, старые, их Григорий Иванович отбросил в сторону. Где-то у него были льняные, Варварушка шила ещё в тридцать третьем году прошлого столетия. Сшила, глупенькая, да они малы оказались. Григорий Иванович хранил их на всякий случай, если вдруг понадобится тряпка для мытья пола. Тряпки находились другие, а штаны так и лежали. Выудив со дна нижнего ящика свою находку, Хозяин Тайги потопал к выходу, да на крыльце столкнулся с Сашенькой, тот снова кутался в покрывало. — Вот, — сунул ему Григорий Иванович стопку. — О, пасяб, — весело ответил Сашенька, смахивая ладонью капли с лица. — А то полотенце не взял, да и одежды нет. Ты потом мне расскажешь, чего это я голый. — Сашенька скинул покрывало, оставшись голеньким. Перебрал одежду, положил на широкие перила крыльца, взял полотенце. — Ведь обычно, насколько я знаю, одежда становится шкурой и мехом. Как у оборотней, так и у демонов и упырей. Так? — посмотрел он на Григорий Ивановича, вытирая лицо и шею. — Так, — ответил, как в армии, Хозяин Тайги, стараясь не смотреть на то, что у Сашеньки между ног. Да и вообще стараясь на него не смотреть. Глядел на сирень, брови к переносице свёл, губы поджал. Серьёзный вид состроил. Вроде думу великую думал. — Вот и я про что, — продолжал всё тем же голосом Сашенька, при этом вытирая уже грудь и живот. — А я голый. Мне, конечно, на шмотки мои наплевать, другие можно купить, но вот кол и пистолет — это важно. — Важно, — поддакнул Григорий Иванович. Сашенька приступил к вытиранию спины. — Кол мне дед по наследству передал. Если просрал, то мозг вынесет так, что мама не горюй. Неужели хана пришла колу, а, Григорий Иванович? — вопросил Сашенька, вздёрнув на него синие глазоньки. При этом закинул полотенце на голову, но волосы вытирать не торопился. И чего это Григорий Иванович, упрямо глядя на сирень, мать её, следит за каждым Сашенькиным движением? У Григория Ивановича что, третий глаз на виске открылся? — Пф, — выдохнул Хозяин Тайги и посмотрел на Сашеньку. Смелости набрался и глянул. Сердце сжал в тиски великими щипцами под названием «сила воли», хрену приказал лежать смирно, не двигаться. Сделать вид, что труп. — Когда человек перерождается, вся одёжа, что на нём, становится прахом, — сурово заговорил Григорий Иванович. Сашенька принялся вытирать волосы, внимательно глядя на него и слушая. — Оттого обращение в человека, первое, полностью в неглиже. А оружие или другие предметы остаются там, где человека обратили. — То есть, — Сашенька радостно встрепенулся и отложил полотенце, — кол жив-здоров и ждёт меня там, у того дерева? Так? — Так. — Надо сходить за ним. — Ты оборотень. Серебро опасно. Тебе — очень. Даже просто находясь поблизости можно ощутить силу металла. Его запах может опалить лёгкие. — Но забрать надо, Григорий Иванович! — И сделал глазки-попрошайки. Вот точно как Васька, который просит жрать или выпустить его посрать, когда зимой в доме обитает. — Наследство деда. Нам с тобой его ещё подкупать надо. Деда я имею в виду. А если кол потеряем, то будет нам с тобой… пиздец. — И развёл руками. Оделся бы сначала! Иначе Григорию Ивановичу сегодня и сейчас от этого вида будет… полный каюк! — Поглядим, — сказал Григорий Иванович и, обойдя Сашеньку, спустился с крыльца, направившись в туалет. Ничего лучше не придумал. Если прятаться, то только там, где тебя не потревожат. А думу надо додумать. И успокоиться надо. Сила воли, конечно, хорошо, как и сила оборотня, но Сашенька ведь тоже не человек уже. Может почувствовать настроение Хозяина Тайги. И если вдруг такое случится — ох как стыдно будет Григорию Ивановичу! Срам да и только! Старый пень желает молоденького! Ну что за… извращения!

***

И всё же долго прятаться в туалете Григорию Ивановичу не удалось. Рефлекторно стряхнул и спрятал дрын в штаны, затянул шнурок на поясе, открыл дверь и вышел. Замер. Ругнулся. Хотел было зайти обратно, передумал. Ну чего он, маленький, что ли? Прятаться надумал. Но там же Сашенька, наверное, всё ещё на крыльце стоит... Интересно, голенький до сих пор или оделся? Вот поди и глянь, дурья твоя башка. Остолоп! «Сам поди, — рыкнул на невидимого собеседника Хозяин Тайги. — Ежели голенький, я что, опять буду глаза, как невинная девка, прятать?!» «А ежели оделся, — рычал ему собеседник, — то ты, стоя тут, будешь выглядеть, как полный долбодятел!» Григорий Иванович кивнул сам себе, соглашаясь с внутренним голосом, прикрыл дверь в туалет, прокрутил вертушку и уверенно направился по тропинке к дому под громкий ор петуха. Сашенька оказался одетым, но для Григория Ивановича это был новый удар. Рубаха на Сашеньке висела, как на глисте панамка, и оголяла сладенькое плечо. Штаны, что на Григория Ивановича не налазили, Сашеньке были большеваты — он придерживал их за пояс и искал, чем бы подвязать. Вот как на нём выглядели трусы, Григорий Иванович это пропустил, но сей факт и к лучшему, потому что неугомонное сердце Хозяина Тайги снова начинало ёкать, а бревно дёргаться, словно через него пропустили электрический разряд. — Ну так что, идём? — вопросил Сашенька. Так и не найдя ничего подходящего, чтобы подвязаться, поднял глаза на Григория Ивановича и улыбнулся, продолжая поддерживать штаны рукой. — Куды? — В Калошу, — ответил Сашенька. — А потом территорию обойдём. Ок? — Чего? — Хорошо, говорю? Григорий Иванович задумался. Брови к переносице сдвинул, взглядом тигриным уставился, губы плотно сжал, аж борода встопорщилась. — Хорошо, — согласился. — Заодно одёжу тебе глянем по размеру. А то моя тебе велика. — Вот, схуднул, пока леопардом был, — хмыкнул Сашенька. — Но ничего, мускулатурку накачать — раз плюнуть. Хозяин Тайги кивнул. Сашенька прав. Человеком он был побольше, сейчас худее стал, но не так чтобы совсем дрыщ. Нормальный. И да, мускулы можно нарастить, но уж сильно Григорию Ивановичу не хотелось, чтобы Сашенька был как он. — Только ты мне дай, чем штаны подвязать, а то спадают. — Сашенька отпустил пояс штанов, и они тут же съехали на бёдра. Стоило им выйти за калитку, как Григорий Иванович остановился, а потом сел на лавку. — Погоди. Подумать надо, — буркнул он и вытянул сигарету. Прикурил, затянулся, выдохнул дым, ушёл в себя. — И чего думать? — спросил Сашенька, присев рядом, и заинтересованно заглянул ему в лицо. Хозяин Тайги вздохнул. — Видишь, что, — начал он медленно, будто наставление давал, — Авдеюшка сказал не светиться нам. Дома, стало быть, быть. Другим тебя показывать не следует, пока с Древними не разобрались. А то узнают Древние, где мы, так прибегут… Вот. Думаю, тебе надо бы здесь остаться. — Думаю, что нет, — ответил Сашенька, продолжая Григорию Ивановичу в лицо смотреть. Даже как-то неуютно стало. — Мы быстро. Туда и обратно. — Быстро, — согласился Григорий Иванович. — Но люди в деревне любопытные, да и говорливые. — Были бы говорливые — уже давно бы весь Перекрёсток знал, где ты обитаешь, Григорий Иванович. А так, сколько Август Германович тебя ни искал, да и дед тоже — тишина в ответ. — Это да, — смутился Хозяин Тайги. Чего уж греха таить, люди молчали. Благодаря старосте деревни. Митрич держал любопытных и их длинные языки на привязи. А из Степановки только Поликарп знал, где Григорий Иванович обитает. — Но лучше будет, если ты тут останешься. — А если упырь придёт? — вдруг спросил Сашенька. — Беги в Калошу. Сразу же. — А если он догонит? Хозяин Тайги задумался. — Слушай, Григорий Иванович, пока мы тут думы думаем да языками треплем — время бежит. — Сашенька встал, потянулся. Григорий Иванович чуть дымом не подавился. Ну что за красивая тварь, а! Как так получилось, что Григорий Иванович глаза свои тигриные на молодого парня положил и вот теперь совестью мучается? Что в леопардовой ипостаси Сашенька в душу запал, что в человеческой. Разве так можно?! Как так вышло?! По что с ним Макошь, Небесная пряха, так играется? — Пошли в Калошу, а там видно будет. До Калоши они дошли за полчаса. Хозяин Тайги вёл тайными тропами. Когда подошли к деревне, попросил Сашеньку остаться на окраине. Сашенька согласился и присел ждать у дерева. Григорий Иванович быстро закупился и заторопился назад, правда на обратном пути остановился у подворья Митрича. — У меня Поликарп был, — заговорил Григорий Иванович, когда хозяин пустил его на свою территорию и они присели на крыльце, — про упыря рассказал. Мол, ходит тут один, кусает. А я вчера наткнулся на сарай, где вурдалаки были. Что слышал ты? — То же самое, что и Поликарп говорил. Но у меня пока куры и свиньи покусаны, — ответил старче, прикуривая самокрутку, — а вот про вурдалаков я ничего не слышал. От Митрича потянуло тревогой и волнением. Оно и понятно, такое дело. — Я к тебе хотел завтра идти. Сегодня Николай опять запил, сволочь, — Митрич сплюнул на землю, — убил бы заразу. Ирку оттаскал за косы, так она ему чуть жопу вилами не проткнула. Потом прибежал из школы Гаврилка и тоже ему по роже съездил. Короче, семейные разборки. Ирка ко мне прибежала с криками да в соплях. Вон, моя старуха уже час бражкой её отпаивает. Григорий Иванович оглянулся на открытые двери дома, потом кивнул и встал, поднимая пакеты и сумку. — Завтра приходи. Погутарим, — сказал Хозяин Тайги. — Узнай ещё чего у охотников. Поликарп сказал, что они с ним схлестнулись и девочку ихнюю попил гад. — Да, было дело, — кивнул Митрич. — Вот об этом и докладать тебе хотел. — Ладно, пошёл я, — буркнул Хозяин Тайги и вышел за калитку. Сашеньку он нашёл под тем самым деревом, где оставил. Только теперь Сашенька лежал на спине, закинув руки за голову и жуя травинку. Такой сексапильный — это слово Григорий Иванович когда-то давно услышал из уст проходивших мимо него девушек, ему оно понравилось, хотя толком и не понимал, что значит, но сейчас казалось, что оно лучше всего подходит к лежащему Сашеньке — что хотелось раздеть его и… «Дурак! — услышал он всё тот же голос. — Уёбок старый! Хуй завяжи и глаза себе выколи!» — О, Григорий Иванович, ты быстро. — Сашенька вскочил на ноги и тут же взял у Григория Ивановича пакет. Хотел ещё один, но Хозяин Тайги не позволил. — Как всё прошло? Нормально? Никто ничего не спрашивал? Заходил к охотникам? Что сказали? Как там у них дела?.. Сашенька сыпал вопросами, пока двигались по узкой тропке. Он шёл первым, постоянно оглядывался, улыбался, своими блудливыми глазками смотрел на Григория Ивановича, иногда шёл спиной вперёд, заглядывая ему в лицо. Хозяин Тайги сохранял морду кирпичом, хмурился, пытался на выглядывающее из-под рубашки плечико не смотреть. И в глаза Сашеньке не смотрел. И вниз тоже не смотрел. И когда придурочная белка ни с того ни с сего прыгнула ему на голову, а потом на ёлку, не обратил внимания на смех Сашеньки, хотя смех у него был красивый, заливистый и звонкий. — Всё нормально, — буркнул Григорий Иванович после минутной паузы. — К охотникам не ходил, Митрича, главу деревни, попросил разведать обстановку и завтра доложиться. — Отлично, — бойко сказал Сашенька, потом развернулся и пошёл прямо, мурлыкая песенку и слегка виляя бёдрами. Призывно так виляя, заставляя старого пня Григория Ивановича пялиться на жопку, что скрывали мешковатые льняные штаны. — Так мы как сейчас? Бросаем пакеты, и вперёд, на обход территории? — Сашенька снова оглянулся, улыбнулся, синющими глазищами блеснул, будто кошка в марте месяце, вышедшая к группе драных помойных котов, чтобы дать им разочек почувствовать себя кобелями. Сердце Григория Ивановича совершило тройной тулуп и хрякнулось со всей дури в пятку, а потом прилетело обратно, чтобы бухнуться в грудную клетку. Хозяин Тайги чуть слюнями не подавился. — Григорий Иванович, упыряку надо отловить. Ведь так? Клыки ему пообломать. Кстати, как там дела обстоят у Августа Германовича? — Сашенька вдруг стал серьёзным и даже вроде помрачнел. — Отловили они утырков из «Чистилища»? Нашли жену и дочь Желуденко? Никто не пострадал? Что Авдей рассказал? Григорий Иванович призадумался, вспоминая разговор с племянником. — Всё хорошо закончилось, — заговорил Григорий Иванович, смело глядя в голубые озёра. — Август, правда, пострадал, но сейчас ему лучше. Борислав пулю словил, но тоже вроде как очухивается. В общем, все живы. — Отлично! — повторил Сашенька чуть ли не подпрыгивая. — Значит, теперь займёмся упырём. Григорий Иванович, надо ему голову отрезать, а то не ровен час тут будут по лесу одни вурдалаки шляться. Григорий Иванович кивнул, мысленно соглашаясь с Сашенькой, однако тут же себя остудил. Вот лучше бы он сам по лесу походил, запахи упыря поискал. А то Сашенька ещё неокрепший, мало ли что с ним случится. Вот не уследит Григорий Иванович за ним, и что тогда будет? Покусают Котёнка! А это ненадобно. Потому что Сашенька, если яд проникнет в кровь, может сам вурдалаком заделаться. Это ж не обращать. С ядом упырей Хозяин Тайги справляться не умел. Домой пришли на закате. Василий уже ждал на крыльце, сидя на жопе и вяло подёргивая хвостом. В сарае орал Боря, подхрюкивала Маня. Горланил Петро. Скинув пакеты на крыльцо, Григорий Иванович первым делом загнал птицу в сарай, накормил. Затем сыпанул пшеницы Рябушке и желторотикам, проверил тарелки с водой. Цыплят запустил в общий загон — Рябушка-первая отпрысков сестрицы приняла с особым трепетом. Вывалил остатки жратвы свиньям, наложил Василию полную чашку борща. Сашеньке тоже досталось. Только теперь он сидел за столом. Правда, стоило ему опустошить тарелку и выпить кружку чая с пряниками, как глазки стали слипаться. Такой милый, подумалось Григорию Ивановичу. Сашенька спать идти не хотел, но Хозяин Тайги сурово на него глянул и прибегнул — о ужас! — ко лжи, сказав, что надо бы часок отдохнуть, а потом уже идти территорию проверять. Сашенька согласился, дошлёпал до кровати и сразу же уснул. Даже купленные Хозяином Тайги шмотки не примерил, так в его одежде и завалился. Григорий Иванович долго пялился на Сашеньку: то накрывал его покрывалком, то раскрывал. Затем оставил укрытым: если надо — раскроется. Сашенька только обратился — понятное дело, что сон сморил. Ещё и до Калоши и обратно прошёл. Сейчас до утра будет спать, не добудишься. — Я пойду погляжу, что в лесу творится, Василий, — Григорий Иванович поделился с котом планами, когда вышел из дома и присел на крыльцо покурить, — а ты тут за Сашенькой приглядывай. Ежели встанет, что не факт, то останови его, чтоб за мной не увязался. Нехуй ему шляться по тайге, когда такая опасная тварь по ней ходит. И кровь ещё тут. Я, конечно, далеко не попрусь. Здесь, поблизости, поброжу, принюхаюсь. Но коль кто нагрянет, сразу ори благим матом. Я услышу. И ещё, — Хозяин Тайги хмуро глянул на сидящего рядом Василия, решившего почесать за ухом, — не приставай к Сашеньке. Пусть спит. А то я тебя, блядуна, знаю, сейчас пойдёшь ему под бок спать. Вон у тебя половик есть и трава мягкая, сочная, на них и дрыхни. Ты меня понял? — Мя-а-ау, — отозвался слабым голосом Васька, потом резко завалился на окорочок, поднял заднюю лапу и стал писюн нализывать. Григорий Иванович нахмурил густые брови. Подумал было, что это не к добру. — Закрою-ка я дом, — буркнул он и встал. Закрыл дверь, навесил замок, сунул ключ под половицу. Затем выкинул окурок в ведро для мусора, перекинулся в тигра и, на мягких лапах прошествовав до калитки, легко перемахнул через преграду. На улице темнело.