Хозяин Тайги

Санька понял: Григорий Иванович у него тугодум. Нет, не тупой, не олень, не глупый, а именно туго соображает. Медлительный — так правильнее было бы сказать. К его манере общения стоило привыкнуть, чем Санёк и занимался, пока они шли к Калоше. Выдавая целый ворох информации, он притормаживал себя, ждал, когда Григорий Иванович её переварит, а потом выдаст что-то односложное, что станет ориентиром для продолжения разговора. Саньке на самом деле нравилась такая приторможенность, Григорию Ивановичу она шла. Правда, медлительность проявлялась только в общении, но никак не в бою и не на занятиях — там Григорий Иванович поражал быстротой реакции и скоростью передвижения. За три часа, что Бойко тренировался, ни разу не смог даже пальцем коснуться одежды своего хозяина. Казалось, вот он, Григорий Иванович, огромный и неуклюжий, медлительный и задумчивый, стоит, как памятник самому себе, однако стоило только приблизиться к нему на десять сантиметров, как Хозяин Тайги ловко ускользал в сторону: лениво делал шаг вправо или влево, и Санька пролетал мимо, удивляясь снова и снова тому, насколько внешность Григория Ивановича обманчива. Ещё будучи леопардом, Саня понял, что его хозяин не так прост, как кажется. А оказавшись в образе человека, осознал это до конца. Легко и непринуждённо Хозяин Тайги отталкивался от земли и оказывался на заборе, затем шагал вперёд и мягко приземлялся на ноги, будто с камешка сходил. Григорий Иванович передвигался с такой лёгкостью, что даже Васька мог ему позавидовать… Чёртов Васька! Спал сегодня в постели Григория Ивановича! Усы бы ему выдернуть! Отставить посторонние мысли! Хотя почему посторонние?.. А, не об этом сейчас! В общем, Григорий Иванович был удивительным оборотнем. Неторопливый, размеренный в жизни, в битвах он превращался в быстрого и неуловимого. Поэтому неудивительно, что о Хозяине Тайги шла молва по всей России. И где-то в глубине души Санька радовался тому, что его хозяин не кто иной, как Григорий Иванович Петров. Конечно, спрятался Григорий Иванович в лесу, сбежал от городской суеты и проблем этого мира, однако всё равно оставался сильным, могучим и… сладким. Милым. Обалденным! В Калошу вошли минут через сорок, как вышли из дома. По дороге за ними увязалась белка — кажется, Саня её уже видел. Через пару километров запрыгнула на плечо Григорию Ивановичу и сидела там долго, а Санька скрипел от ревности зубами. Вот же мелкая падаль, пристрелить бы! Свои эмоции Саня не анализировал. Ревновал Григория Ивановича и к Ваське, и к курам, и к Борьке, которому доставалось внимание тоже, несмотря на то, что ленивый был кабан, как сволочь. Это чувство Бойко не нравилось, но с ним приходилось мириться. Потому что пока Григорий Иванович не его. Впрочем, тут же осознавал, что так думать глупо, но эти глупости ему нравились. И копошиться в них он не собирался, ему даже казалось, что это естественно. В жизни никто так не нравился, как Григорий Иванович, и это тоже могло бы удивить Саню, однако вдаваться в глубокие размышления ещё и по этому поводу также не хотелось. Ответы найдутся сами по себе, а если не найдутся, то и хрен с ними. Надо жить так, как живётся, как судьба ведёт. В общем, белка свалилась после того, как Хозяин Тайги её отогнал широкой ладонью перед самой Калошей. Санька проводил белку взглядом, мысленно послал ей убийственные флюиды, на этот раз чётко запомнил гадину. На опушке Григорий Иванович остановился, попросил немного обождать. Насупив брови и плотно сжав губы, уставился на закат. Взгляд его был тяжёл, видимо, Григорий Иванович думу думал. Богатырь прям, у Саньки в штанах яйца скукожились от такого вида, и захотелось Григория Ивановича прямо здесь, в сочной травке, под высокой кедрухой разложить, хорошенько вылизать, а потом засадить так, чтобы вся Калоша слышала вой наслаждения Хозяина Тайги. Захотелось. Но тут же расхотелось. Ибо Григорий Иванович, видно, почувствовав что-то, зыркнул недобро, даже властно, и в Саньке тут же пробудился слуга, готовый замереть смирно, вытаращить глаза, высунуть язык и без приказа хозяина даже не дышать. Желание как рукой сняло. — Пошли, — требовательно сказал Григорий Иванович, будто Саня сопротивлялся. Солнце коснулось горизонта, заходя за неровную полоску раскинувшегося огромного горохового поля. — Ты только много не болтай, — сказал Григорий Иванович, когда они шли по деревенской улице. Санька кивнул. Понимал всё. Хозяин Тайги совершил преступление, обратив Саню, срок ему грозил хороший, и Древние явно на него за это зуб могли точить. Это только дело времени, когда они явятся в усадьбу, чтобы забрать Григория Ивановича на суд. Почему до сих пор не пришли — это вопрос, но Санька решил об этом не думать. Если Бойко с Хозяином Тайги сейчас явятся к Павлу, то ситуация может повернуться в иное русло. Пашка может их сдать. Не вовремя объявился упырь. И не к месту он стал шастать по территориям Хозяина Тайги. Однако Саня верил в своего деда: Душин Алексей Петрович не расскажет Древним, где Григорий Иванович и Саня, до тех пор, пока Древние его пытать не начнут. Но даже если и так, вопрос большой, сдаст дед их или нет. Григорий Иванович всегда вызывал у старика глубокое уважение. А внука Алексей Петрович любит до глубины души. Понимает, что воспитать оборотня в Сане сможет только Хозяин Тайги. И, что самое интересное, Саша тоже это понимал. Павел встретил их сильно удивившись и обрадовавшись одновременно. Хоть на лице ничего и не отразилось, но Бойко почувствовал вспыхнувшие в нём эмоции. Молча выслушал короткий рассказ — Сане пришлось быстро рассказать, зачем пожаловали, и на всякий случай представить Григория Ивановича. Быть может, и приходилось Павлу видеть Хозяина Тайги где-то на снимках, но вот встречаться лично явно не доводилось. Павел кивнул, от него исходило почтение, что радовало Бойко и раздражало. Снова всколыхнулась ревность. Пришлось её затолкать поглубже, не об этом сейчас. — Да рассказывать толком и нечего, — развёл руками Павел, присаживаясь на табурет в небольшой кухоньке. — Натолкнулись мы на него на окраине Степановки, когда обход делали, после того как упырь явился в Калошу и попил крови свиней. Решили обойти всё. В Калоше никого не нашли, двинулись дальше. Ночью наткнулись на него. Быстрый был. Налетел тенью. Кирилл чуть не пострадал, а Динара зазевалась. Схватил её, испил, яду напустил. Потом отступил. Ушёл так же быстро, как налетел. Потом Поликарп Гордеич сказал, что попил он кого-то в селе. Не совсем понял, что это было, но упырь показался мне сильным. Исходило от него что-то эдакое, я даже струхнул малость. — Ой ли, дядь Паш, в штаны навалил, что ли? — хохотнул Санька. — Заткнись, — ответил Павел, а Саня прикусил нижнюю губу, чтобы широко не улыбаться. Нравился ему Пашка. Дразнить было интересно. В прошлом дал бы, но сейчас у Саньки Григорий Иванович на первом месте. И на втором. И на третьем. И на сороковом. О его теле и попке надо подумать. — Я, конечно, много упырей на своём веку перевидал, но такого не помню. Даже не могу объяснить, что он из себя представляет. Кирилл, что скажешь? — Да нечего добавить, — развёл молодой охотник руками, привалившись плечом к косяку. — Ловкий, быстрый, тёмный. Единственное, что запомнилось, это вонь. — Феромоны? — встрепенулся Санька. — Не, — покачал головой Кирилл. — Феромоны по-другому пахнут, а тот вонял. Тухлятиной. Мрачный был, словно тень. Будто стелился, как бы… из мультиков. Знаете, когда одежда сливается с телом или становится частью тьмы. — О, друган, так ты мультяшек пересмотрел, — снова хохотнул Саня. — И чо? — Кирилл, как и Павел, в бутылку не полез и даже не с вызовом посмотрел, а с надменностью, что ли. Ну, большой он и смотрит мультики — это что, запрещено? Не стыдится этого. — Ничо, — Саня поднял примирительно руки, искоса глянул на молчащего Григория Ивановича. Тот смотрел сурово, слушал. — Так, значит, воняло от него? — Воняло, — в голос ответили Павел и Кирилл. Посмотрели друг на друга, Кирилл продолжил, будто ему дали разрешение: — Мне показалось, что игрался с нами. Так, слегка. Немного. Укусил Динару, а потом сказал, что она дряная. Отступил и скрылся. Я попытался догнать, но упустил его тут же. Он словно ветер — был, и нет. — А что там с глазами? Митрич говорил, один глаз такой, другой сякой, — продолжил спрашивать Саша. — Да, один был жёлтый, другой красный, — кивнул Павел. — Показалось, что полукровка он. Но упырской сущности слишком много. Ничего другого ощутить и понять было невозможно. То, что когти большие, ещё ни о чём не говорит. Лицо совсем не рассмотрели. Даже махруша не помогла. Вот только глаза. — Обычные? То есть радужка, зрачок? — Да. Красная радужка и жёлтая радужка. Какого цвета были зрачки — не разглядел, да и времени рассматривать толком не было. — Ну а сам-то ты что думаешь? — Саша уже не веселился, интересный упырь оказался. — Думаю, что упырь. Может, и есть в нём что-то от демона или от оборотня, но преобладает в нём кровь вампира. Первый признак упырства — испитие крови. Динару кое-как доставили в Синюю Пристань, пять часов откачивали, думали, вурдалачкой станет. Яду, тварь, напустил. Махруша хоть и нейтрализовала основную часть, но немного ещё оставалось. Пока везли в Пристань, яд снова распространился. Потом доктор сказал, что сильный яд. Бедная девчонка. А вот в Степановке умерли люди. Досуха выпил. Сегодня ночью ходили патрулировать снова, но он как сквозь землю провалился. — А крылья у него были? — вдруг спросил Саша. — Не было, — твёрдо ответил Павел. — Казалось, что одежда — это его крылья, — добавил Кирилл. Странностей в упыре и правда было много. Если обращённый, тогда не может быть таким сильным и ловким. Впрочем, говорить о силе в таком ключе глупо, стоит вспомнить Августа. Если полукровка, тоже неправильно. Полукровки встречались такие сильные, что даже три группы охотников с ними не справлялись. Саша пока не мог понять упыря. Многое указывало на обычность: и что яду напустил в Динару, и что выпил людей в селе. Но в рассказах охотников каждое слово казалось особенным, наполненным страхом и тревогой. Пришлый упырь опасен, вот что нужно было знать наверняка. Остальное — дополнение. — А одежда какая была? — вдруг спросил Григорий Иванович. — Да вроде обыкновенная, — Кирилл пожал плечами. — Точно не могу сказать. Но казалось, что она… развевается и большая ему. Тёмная. — Короче, из всего услышанного можно сказать одно: упырь странный и сильный, — решил подвести итог Саша, когда на кухоньке установилась десятисекундная тишина. — Непонятно, какого поля ягода. Я имею в виду — то ли обращённый, то ли демон-упырь, то ли оборотень-упырь. А может, и чистокровный вампир. Почему бы и нет. Есть исключения. Я про глаза. Что ещё? Жестокий, беспощадный. Разбрасывается ядом. Выпивает досуха. Замашки, присущие маньякам. Но самое главное… — тут Саша осёкся и посмотрел на Григория Ивановича. Самое главное, что Григорий Иванович не чувствует его запаха. А охотники утверждают, что воняло от упыря знатно. Это как? — Ладно, — Хозяин Тайги кивнул своим мыслям, хлопнул себя по коленкам, тяжело поднялся с табурета, будто и правда старик. Встали и остальные. Санька быстрее всех тут же оказался совсем рядом с Григорием Ивановичем, а то вдруг кто-то решит встать рядом вместо него. Непорядок! — Благодарствую, охотники, за рассказ. — Да было бы за что, — недовольно махнул рукой Павел. — Ничем не помогли же. Мы тут уже который день голову ломаем, кто он, что он и откуда. Явно пришлый. Зачем явился? «Чистилище»? Слух ходит, что Хофер прорядил этих ублюдков. Но, видно, не всех достал. — По миру много всякого сброда ходит, — сказал Григорий Иванович. Коротко и разумно. У Саньки от его слов анус задрожал. Ну ничего же Григорий Иванович постыдного не делает, просто говорит, а Саня течёт, как сучка во время течки. Что это?! — А мне вот что ещё не даёт покоя... — Кирилл немного замялся, потом быстро глянул на Саньку, а после на Павла. — Чего он в Калоше животную кровь пьёт, а в Степановке — людскую? Там что, особенные люди? И если особенные, то на кой хер пить свинячью? — Интересные вопросики, — пробурчал Санька и мысленно дал себе затрещину. Почему же он об этом не подумал! Григорий Иванович снова задумался, задумались и остальные. Санька не перебивал поток мыслей хозяина — шевелил своими извилинами. Если честно, ничего толкового в голову не лезло, нужно было проанализировать услышанное в спокойной обстановке. Перед глазами почему-то стоял качественно описанный охотниками вампир. Пусть и короткие слова, но подобраны они были правильно. — Буду признателен, если отведёте меня в то место, где вы столкнулись с упырём, — пробасил Григорий Иванович, обрывая поток Санькиных мыслей. — Конечно. Кирилл, своди, — кивнул Павел, и молодой охотник согласился без раздумий.

***

Однако, выйдя из домика охотников, Григорий Иванович сначала направился к Митричу. Глава деревни поводил по тем сараям и местам, где упырь попил крови домашней живности, к Саньке с глупыми вопросами больше не лез, но косился на него. Очень уж старик был любопытен. Кирилл в большей степени молчал, Саша начал даже его уважать за это. Хозяин Тайги выслушал рассказы хозяев скота, вопросов почти не задавал, говорили снова Санька и Митрич. Через пару часов вышли за пределы Калоши и двинулись в сторону Степановки. Солнце к тому моменту уже село и на лес опустилась ночь, рассыпав по небесному ковру мириады звезд. Красиво. Санька любил звёзды: летом они казались ярче и их было так много, что могло показаться, места им на небе совсем не хватает. Оттого и падают, не могут удержаться. А может, кто-то сталкивает, кто-то более сильный, яркий и большой. До Степановки добрались через полтора часа. Шли не быстро, но и не медленно. Кирилл сразу же повёл туда, где произошла стычка с упырём. Григорий Иванович некоторое время стоял на месте, внимательно рассматривая место сражения и слушая Кирилла, потом помолчал, размышляя. Саня обошёл место преступления. Первую минуту не мог понять ничего. На мгновение забыв, что он теперь не человек, призвал на помощь все свои знания охотника, всё то, чему обучил дед. В тот момент, когда осознал, что видит в темноте лучше, чем человек, а потом уловив еле слышный запах чей-то крови, понял, что сейчас обострились качества оборотня. И зацепившись взглядом за зарубку на стволе, Санька понял, что теперь видит намного больше, чем прежде. Остановившись напротив дерева, он приблизился настолько, что едва не коснулся носом ствола. Потянул носом. Мотнул головой, отстранившись. Столько всего разного, разобраться в этом спектре запахов казалось нереальным. Было непонятно. Складывалось такое впечатление, что ароматы переплелись, как тонкие нитки, и стремятся по венам вместе с кровью, вызывая в Бойко чувство беспомощности. Это, конечно, интересно. Что-то новенькое. Вот только всё равно хотелось бы конкретики. А ещё хотелось бы понять, почему эта отметина так важна. Нужно теперь включить мозги охотника, однако инстинкты мешают. Ему хочется разобраться в запахах, запахи помогут лучше понять происходящее. Однако след от когтей ему не даст нужных ответов, лишь что за дерево, кто прячется в коре, кто тут пробегал, кто внизу пометил территорию. Саня даже опустил взгляд, уставился на зелёную травку, что росла у основания дерева, задумался. «Ну ё-моё», — закатил он глаза, усмехнулся и выдохнул, скидывая наваждение. Затем обернулся к Григорию Ивановичу, указав на порез: — Тут след. — Да, бились-то здесь, — вместо Григория Ивановича ответил Кирилл. — Карусель та ещё была. Всё сражение длилось секунд сорок, не больше. Мгновение. — Слушай, я чего тут подумал... — Саша отошёл от дерева, быстро глянул на Хозяина Тайги. Тот продолжал стоять на месте, вот же тугодум. — Он же что-то сказал, да? Типа у Динары кровь дряная. Голос у него каким был? — Обыкновенным, — Кирилл пожал плечами, сам удивляясь своему ответу. — Ничего особенного. Я тоже анализировал его голос, но так и не мог вспомнить ничего такого, за что можно было бы зацепиться. Ни акцента, ни какой-то там замогильности, шепелявости или писклявости. Простой чистый тихий голос. Точно могу сказать, что он русский. — Почему точно? Из-за того, что не было акцента? — Да, — Кирилл коротко пожал плечами, и Санька с ним согласился. — Теперь пошли в село, — буркнул Григорий Иванович, и Саша с Кириллом направились следом за ним. Поликарп не спал. Как не спали и те, кто потерял недавно своих близких из-за нападения упыря. Рассказы выходили скупые и неполные. Вычленить что-то важное не получалось. Утащил, выпил, нашли обескровленными. Мёртвые ничего не расскажут. Вурдалаков не было. Вампир выпил до последней капли, а все трупы пришлось сжечь, во избежание обращения. Даже Анна, которая ночи напролёт бродила по тайге, выискивая упыря, была немногословной. Саня понимал, что люди просто боялись, и всё же был разочарован: мертвецы могли хранить запахи, которые сейчас были нужны. Но осуждать родственников пострадавших он не мог. — Оставайтесь у меня, — сказал Поликарп, глянув на часы в маленькой комнатке. Домик у главы села был однокомнатный, с отдельной кухней. — Уже второй час. Куда пойдёте? Щас на пол тряпки кину, поместимся. На кухне вон есть топчан. — Да, дед Поликарп, всё равно тесно, ты чего, — отмахнулся Саша, пытаясь убедить старика не рыться в старых комоде и сундуке. — А ежели упыряка придёт сегодня снова? Он под утро заявляется. Пашка обещал защиту. — Раз такое было. Второй и третий разы были ночью, — упрямился Саня. Оставаться в домике старика не хотелось. Стеснять деда — тем более. Но хуже всего было то, что Саша стремился вернуться в усадьбу и остаться с Григорием Ивановичем один на один. Мало того что Кирилл тут маячит, так ещё и дед будет храпеть полночи, а потом вскочит ни свет ни заря и начнёт бродить по дому — то суп варить, то курей кормить, то курить. Санька судил о стариках по своему деду. Вот они все были похожи! — Я отведу вас в усадьбу, а сам вернусь, — сказал Григорий Иванович. Слова Хозяина Тайги застали Саньку и Поликарпа за интересным занятием: Гордеич вытаскивал из комода старое тряпьё, а Санька заталкивал всё обратно, но дед не сдавался и тут же снова его доставал. — Григорий Иванович, я с тобой. В усадьбу так в усадьбу, тут так тут. — Саша попытался улыбнуться как можно шире. Потом добавил во взгляд лукавства, на Хозяина Тайги это действовало, однако каким-то невероятным способом Григорий Иванович брал себя в руки и делал так, как того желал. И Санька не мог этому противиться, потому что Григорий Иванович — хозяин, и имел он над Сашей власть. — Я бы тоже задержался, — вдруг сказал Кирилл, и Бойко готов был запрыгать от радости и расцеловать его. — Тогда решено, — Поликарп вырвал из рук Саньки ворох тряпок и кинул их на пол, — остаётесь у меня! Григорий Иванович, молча поджав губы, кивнул. Пришлось полночи проваляться на тряпках на полу рядом с Кириллом, который уснул, на удивление, очень быстро. Григорий Иванович вышел из дома, обернулся в тигра. Перед тем как уйти, кинул на Саньку властный взгляд. Пришлось поджать невидимые уши и хвост, остаться в доме, валяться на полу рядом с Кириллом, слушать заливистый храп старика и смотреть в испуганные глаза кота, который пришёл под утро посмотреть, кто тут в хозяйском доме обосновался. Потом слушать лай собаки, затем смотреть, как Поликарп встаёт и идёт на улицу, громко матерясь на пса. В пять часов утра уже никто не спал, даже Кирилл. Правда, он некоторое время сидел на полу, чесал затылок, зевал и бездумно пялился сонными глазами перед собой. Григорий Иванович пришёл в шесть. — Тихо, Поликарп Гордееч, — только и сказал он. — Сволочь, — сплюнул Поликарп, разлил по алюминиевым кружкам чай, поставил на стол яичницу в сковородке, выдал каждому алюминиевую ложку. Поели, выпили чаю, разошлись. — Заходи, Григорий Иванович, почаще, — сказал Поликарп, провожая их до окраины села. — Ежели сегодня упыряки не было, не факт, что завтра не припрётся. Чего-то наша Степановка для него будто мёдом намазана. — Вот и мы о том же, Поликарп Гордееч, — ответил Кирилл. — Может, у вас тут чего особенное есть? Хрен знает. Ну, для примера, чисто теоретически, золото? Кирилл не смеялся, просто хотел понять. И Саша пытался понять. Пока не спал — думал. Ничего не надумал. Только ещё раз хотел на след на дереве взглянуть. — Да вон же, вокруг ежели поглядеть, у нас тут вся таблица Менделеева сопрятана в сопках, — обернувшись, старик обвёл просторы руками. — И золото, и алмазы, и руда всякая. Бери кирку, и айда добывать слюду. Село-то наше геологи построили. Тут их тьма-тьмущая была, потом все разъехались, а кто остался — уже либо помер, либо на пенсии. Мой батя тоже тут рыл туннели, золото даже намывал. Я малой был, когда мы сюда приехали. Даже городище чжурчжэниев находили. Вон там, на востоке, у подножия Гранитовой сопки. Там остатки былой эпохи ещё есть. Я юнцом был, мы там копошились, всякие чашки находили, топорики, молотки, щипцы, пластины от доспехов. Всё излазили. Правда, в пещеру, что высоко в отвесной скале, не добрались. Помню, Генка полез, да шлёпнулся оттуда, не смог даже полпути до входа одолеть. Сломал себе шею, умер, бедняга. Нам потом запретили туда вообще ходить. — Поликарп на мгновение замолчал, потом продолжил: — Но вот про особую кровушку я не слыхивал. Все жители Степановки простые, ничем не примечательные. А кто там был двести лет назад в моём роду, я ж не ебу, внучек. Может, ему наша кровь и по вкусу, дак мы об этом пока не ведаем. Вот спросить бы его, так не кажет ебало. Сука, прячется. Может, оттого, что охотников у нас нет, а в Калоше есть? Боится он вас, наверное. — Сегодня ночью не приду, — тихо кхекнув, сообщил Григорий Иванович старику, и тот, глянув на него серьёзно, кивнул. Всё понял. Полнолуние. — Завтра уже. — Ага. — Давайте я у вас задержусь, Поликарп Гордееч, — сказал Кирилл. — Только сгоняю в Калошу, вещи кое-какие возьму, Павлу скажу и примчусь. Мы-то на базу сообщали, должны группу выслать. Для вашего села. Отдельную. Но в любом случае, даже если ещё не приехали, то я вернусь. Может, даже с Павлом и прискачем. Всё спокойнее сельчанам будет. — Дык, раньше надо было так, — надулся старик. — А то Калошу так защищаете, а нас — нет. А этот злодей наших пьёт. — Вы уж нас простите, но мы тоже не всемогущи, — развёл руками Кирилл. Поликарп махнул рукой, скидывая обиду, а Кирилл добавил, что вернётся к вечеру. Пройдя полпути, они разошлись, Санька, довольный таким поворотом вещей, летел по тропинкам быстрее ветра. Наконец они с Григорием Ивановичем останутся вдвоём! И наконец он сможет в полной мере ощутить тот аромат желания, когда ещё день в самом разгаре, но чувствуется притяжение полной луны, готовой сменить солнце уже через несколько часов. Первым делом Григорий Иванович растопил печь во дворе, поставил кастрюлю, принялся варить свиньям, затем выпустил из сарая птицу, сыпанул корма. Покормил Рябушку и цыплят, затем налил молока Ваське. Вытащил из-под Ути четверых утят. Поместил сопляков в отдельную коробку — Санька потом в течение дня ещё шестерых достал. Ближе к обеду Григорий Иванович взялся за готовку. Пока пожарил яйца. Быстро позавтракали. Далее Хозяин Тайги занялся чисткой сарая… Вот так, в домашней суете, и прошёл день: прополка, сбор ягоды. К вечеру Саша вызвался приготовить суп. Получилось так себе, но Григорий Иванович упорол две чашки. Васька, правда, морду воротил, но потом всё же поел. А когда наступил вечер, Саня первым побежал в душ. Хорошо себя помыл, побрил. Натянул чистые трусы, футболку, что прикупил ему Григорий Иванович. Поменял постельное, некоторое время стоял над кроватью, думал. У Григория Ивановича кровать больше. Поменял бельё на его кровати. Скинул грязное в баню, завтра надо бы постирать. Хотя завтра Саня планировал полдня валяться в кровати, прижимаясь потным телом к Хозяину Тайги, миловаться с ним, кусаться, лизаться и лениться. Запах приближающегося гона Санька ощущал ещё вчера. Сегодня чувства обострялись с каждым часом всё больше и больше, нос чесался от ароматов, и Григорий Иванович был всё более соблазнительным. Саше иногда казалось, что Григорий Иванович ходячий секс, фаллоимитатор, от которого сексуальный маньяк отказаться не мог никак, потому что розовая пластиковая хрень была его смыслом жизни. А ещё Григорий Иванович источал сильный запах. И он кружил голову. Уже после обеда Саша готов был завалить Григория Ивановича и насиловать его до самого утра, но что-то всё время останавливало. Когда на небо выползла тусклая луна, но солнце ещё касалось горизонта, Григорий Иванович неожиданно сунул Саньке вонючий отвар. Саша некоторое время смотрел на гадость в кружке, неожиданно ощущая себя отупевшим, затем глянул на Хозяина Тайги. — Зачем? Это же гадость. — Пей, — твёрдо сказал Григорий Иванович и так посмотрел, что Санька сразу же почувствовал исходящую от хозяина волну власти. Поднёс к губам кружку и вылакал весь напиток даже не покривившись. — Гадость, — повторил Саша и поставил кружку на стол. — А теперь спи, — сказал Григорий Иванович и положил ладонь ему на лоб. В ту же секунду Бойко провалился во мрак.