Хозяин Тайги

Григорий Иванович проснулся через час после того, как они с Сашенькой провалились во мрак снов. Проснулся от наглого крика Петра и беспардонного взгляда Василия, скромненько пристроившегося на пороге комнаты. В огромных пузырях блестело желание пожрать. Петро и Ваську Григорий Иванович проигнорировал, а вот развалившегося на нём сладенького Сашеньку — нет. Сашенька спал крепко, пускал на грудь Григория Ивановича слюнки, рукой обнимал его, при этом закинув ногу на хозяина. Конечно, Хозяин Тайги был не против, но стыд пробирал до самых костей. И чего они ночью творили-то? Срам один! И в баньке, и на крыльце, и на вот этой кровати. Что было на кровати, даже не стоило бы и вспоминать. Даже цензура не спрячет ту срамоту, что творил с ним Сашенька. А Григорий Иванович тоже хорош! Жопу подставлял, ноги раздвигал, член сосал, да так сосал, что аж слюни текли, и такие пошлые звуки издавал, что уши сворачивались в трубочку. Не ночью, а сейчас, когда Григорий Иванович эти звуки вспоминал. А стонал как! Хрипел. Рычал. Даже укусил Сашеньку за грудь, когда тот подтягивался вверх, чтобы Григорию Ивановичу удобнее было в рот вставить. А Гриша с радостью цапнул его за сосочек и потом рот открыл. На, мол, суй. И когда Сашенька сунул, что было?! В баньке так не было. Не помня себя, Григорий Иванович даже Сашеньке в попу палец вставил. Начал им разрабатывать дырку, да коснулся той самой точки, от которой Сашенька забился ему в рот с дикой яростью и кончил, заставляя Григория Ивановича глотать до самой последней капли. Сты-до-ба!!! «Ты совсем охренел, старый пень! Ты чего там делал?! Тебе сколько лет?! Надо было в лес уходить! В пещеру!» «Ебало завали!» — рыкнул на самого себя Хозяин Тайги и, насупившись, уставился в потолок. Решил мысль по поводу того, что следовало бы уйти в пещеру, засунуть себе в жопу. Ну, или Ваське, который продолжал смотреть невинной овцой, сидя в проёме, почти в углу, будто он просто тут сидит и жрать не просит! Вместо того чтобы думать о неслучившемся побеге, решил Григорий Иванович подумать о том, как бы из-под Сашеньки вышкрябстись. Будить сладенького не хотелось — пусть спит, умаялся за ночь такого мамонта, как Григорий Иванович, укачивать. Да и сейчас, положа руку на сердце, смотреть в глазоньки Сашеньке не хотелось, совесть мучила, падла, сил не было. В общем, надо было как-то выползти, птицу покормить, свиньям жрать сварить, Рябушку и цыплят проверить, вечно голодному Ваське еды налить, а то своими глазищами дырку в Сашеньке просверлит. Скотина такая! Чего лупаешь? Сашенька не для тебя, пушистая тварь! И нечего на него свои буркала раздувать! План побега с кровати был претворён в реальность сразу же, как только Григория Ивановича нереально зацепил взор Василия. Выскользнув из-под Сашеньки, который даже и пальцем не пошевелил, пребывая в блаженном сне, Григорий Иванович аккуратно поднял с пола покрывало и накрыл его, чтобы никакие котяры жирные не созерцали Сашенькино сладенькое тело. Затем прошлёпал к комоду, достал штаны и рубаху, после выскользнул из комнаты, отогнав Ваську ногой и прикрыв дверь. Прошлёпав на кухню, слегка смутился, вспомнив, как они с Сашенькой летели через эту территорию, поспешая к кровати, чтобы там… Суп, что Сашенька вчера сварил, прокис. Григорий Иванович расстроился, сунул нос в холодильник. Пришлось отвалить Василию две ложки сметаны и налить миску молока. Кинул ему кусок сыра, себе пожарил яичницу и слопал её с белым хлебом. Привычная рутина затянула: растопить печь, поставить вариться свиньям жратву, накормить и выпустить птицу, проверить Рябушку, дать ей и цыплятам зерна. Вылив суп и помыв кастрюлю, Григорий Иванович зарядил в неё мясо, налил воды и поставил на плитку, чтобы закипало. Решил приготовить борщ. Сашенька продолжал спать, и Хозяин Тайги знал, что проспит его слуга до вечера. Первый гон, да ещё такой горячий и яростный, высасывает все силы, и, быть может, Сашенька до самого утра проваляется в кровати. Пока закипал бульон, Григорий Иванович достал косу, наточил красавицу. Закинув к мясу овощи и сделав зажарку, убавил огонь под кастрюлей, оставив борщ тихонько кипеть, и направился в конец огорода. Через час борщ был готов, а ещё через час, сидя на большой куче свежескошенной травы, Григорий Иванович рассказывал бабочке, спешащей через огород, чтобы пожрать капустные листики, какой Сашенька у него горячий. Вообще, этим секретом Хозяин Тайги поделился уже с Борей и Маней, потом высказался петуху и птице, даже кинул пару фраз Рябушке, но потом подумал, что желторотикам ещё рано такое слушать, и ушёл. Затем поведал свои мысли пробегавшей по двору белке, залетевшему на огонёк ворону и только после — Василию. Ваське рассказывал долго, пока косу точил, будто наслаждаясь тем, что эту ночь Сашенька провёл с ним. Следующим слушателем оказалась мышь-полёвка. И вот теперь бабочка-капустница, приземлившаяся на пока ещё небольшой капустный лист. — Я понял, что Сашенька у меня ебливый до ужаса, — рассказывал Хозяин Тайги, дымя сигаретой. — Очень горячий. Прям такой, что прикоснёшься и тут же обожжёшься. Весь такой пылкий… Сексапильный. А какой красивый в те моменты, когда ебёт. Хуй у него что надо. Это у меня елда, засунешь, так порвёшь, нахер, сразу. А у него хороший. Вот прям такой, какой надо. Длинный, не толстый и не тонкий. Не кривой какой. Заебатый, в общем. Поэтому и ебёт как надо. Ох, моё очко до сих пор дрожит, помнит. Ебливый, конечно, мой Сашенька. Что творил-то? Ох, бля, вспомнить — так со стыда сдохнуть только, — вздохнул Григорий Иванович и покраснел. Задымил сигаретой пуще прежнего. — Но зато ебёт хорошо. Вот прям так хорошо, как никто. Ещё никто меня так не драл. И деревяшка моя даже рядом не стояла. Ну то и понятно, ни одна деревяшка не сравнится с настоящим. Вот только срам-то какой. Блядь. Это ж как мне сейчас Сашеньке в глазоньки смотреть-то, а? — Григорий Иванович задумался всерьёз. Почесал подбородок, встопорщив бороду. — Как-то надо бы смотреть. А что делать? Жить-то надо дальше как-то. В моей жизни ещё и не такой срам случался. Однако, вот так вот, чтобы со стыда сгорать, ещё не было. Конечно, было дело, при девках даже срался. Ну так то мне год был отроду, чего ж не насрать в штаны. Дети все срутся. А тут вот другое. Я помню, нас с Дарьей на сеновале её мамка застала, меня чуть на вилы не насадила, а Дарью потом ремнём по спине отхлестала. По двенадцать нам было. Ну так-то молодые. Пробовали только. И чего мы там такого делали? Я её за сиську схватил, она меня за яйцо. И что? Что сиська, что яйцо тогда детские ещё были. А тут… Ох, бля, — снова вздохнул Хозяин Тайги. — Дожить до такого возраста и вот только сейчас узнать, как оно на самом деле бывает. Чего только не творил… — Григорий Иванович головой покачал. — Такое творил. Ебливый, говорю, — вздохнул напоследок Гриша, затушил окурок, кинул его на грядку, схватил бабочку за крылышки, кинул на землю и затоптал — не хрен жрать капусту, не для тебя она растёт! — подхватил скошенную траву и направился к небольшой куче перегноя. Отобедав и проверив Сашеньку, который за полдня даже позы не сменил, так и спал на животе, Григорий Иванович пинками выгнал Ваську из дома, закрыл дверь на ключ и отправился в Степановку. По дороге почувствовал нечто странное. Лёгкий ветерок донёс до него запах битвы. Сражения пахли по-особенному, не только кровью и потом, в воздухе задерживался запах эмоций и чувств, что испытывали сражавшиеся, будто гнев, злость, ярость и ненависть обретали тела и становились реальными существами, живущими в этом мире. — Добра тебе, Григорий Иванович, — встретил его Поликарп у калитки своей хибарки. Быстро поведал, что в «Багдаде всё спокойно», что Душин, помимо Кирилла, прислал ещё двоих парней и что они ничего не слышали, никаких сражений рядом не было. Охотники на вопрос Хозяина Тайги пожали плечами, подтвердил слова старосты, что ничего странного и опасного за эту ночь не произошло. — Мы прочесали территорию вокруг Степановки, — рассказал Кирилл, — но всё спокойно. Никто чужой к нам не захаживал. Григорий Иванович ушёл через час, распрощавшись с охотниками и Поликарпом у небольшой развилки в километре от села. Пройдя немного, обернулся тигром и обошёл свою территории. Тигр почувствовал запах случившейся битвы острее. И ветер нёс этот запах с востока. Григорий Иванович прошёл вглубь леса, остановился на границе своей территории. Дальше шла территория Полосатого. И если спуститься по этому склону, а потом обогнуть небольшой косогор, то можно выйти к Гранитовой сопке. Там, в расщелине на пологом склоне, и было городище чжурчжэниев. Хозяин Тайги зарычал, вызывая Полосатого. Тот явился лишь через некоторое время. Посмотрел на Григория Ивановича, порычал немного, а затем отвернулся и исчез в кустах. Григорий Иванович вернулся домой, когда на часах было пять вечера. Сразу же взялся за работу. Решил, когда стемнеет, пройти до сопки и глянуть, что там. Пока время шло, прополол лук, затем собрал ещё немного ягоды, поставил её в холодильник. Вспомнил про клубнику, засыпанную сахаром. Растопил заново печь, поставил на неё таз и направился кормить птицу и свиней. Когда на часах было восемь вечера, Григорий Иванович разлил варенье по банкам, накормил Василия, сам пожрал, принял душ и уже собрался пойти переодеться и отправиться к городищу, но в проходе на кухню столкнулся с Сашенькой. Григория Ивановича не удивило, что он не услышал шагов и того, что Сашенька проснулся. Теперь запах Сашеньки витал везде и, казалось, въелся ему в ноздри — если не напрягаться, то можно пробуждение сладенького и пропустить. Ну а шаги, это дело такое. Тоже относительное. Его удивило другое. Сашенька, кутаясь в покрывало, тут же прильнул к нему и потянулся за поцелуем. Хозяин Тайги удивился, остолбенел, но позволил Сашеньке коснуться своих губ. — М-н, Григорий Иванович, — сонно пробормотал Сашенька, закидывая руки ему на шею, чтобы обнять и прижаться сильнее. — Ты такой… хочу тебя… — бурчал он. Потом снова прильнул к губам Хозяина Тайги, и Гриша уже не мог проигнорировать этот призыв. Раскрыл свои губы и засосал Сашеньку, как последнее ничтожество. Ну а что оставалось делать! В груди вспыхнул пожар, дубина налилась кровью, встопорщилась. Голова пошла кругом. Мир заиграл новыми красками, и Сашенька вновь оказался таким горячим и соблазнительным, что держать себя в руках, несмотря на то, что стыд заливал щёки, было невозможно. — Григорий Иванович, — Сашенька оторвался от него и тяжело дыша потёрся о его плечо, — я пиздец как сильно хочу тебя, щас кончу, бля. Но я также хочу жрать и ссать. Вот не знаю, что первым сделать, а что вторым. А что третьим. — И кинул на Хозяина Тайги блудливый взгляд. Но, как ни странно, Григорий Иванович не дал в этот раз слабину. Посмотрел на сладенького строго, как ему показалось, и произнёс ни капельки не дрогнувшим голосом: — Сначала в туалет, потом в душ. Затем за стол. — Как скажет хозяин, — промурлыкал Сашенька. Лизнул нижнюю губу Григория Ивановича, поцеловал и отлип, будто стёк с него, как кисель. Основная часть утекла, а вот сладкий липкий след остался, и Хозяину Тайги так и захотелось слизать эту сладость с рук. Облизнулся, а когда вернулся в действительность, Сашенька уже вышел во двор. Пока Сашенька бегал в туалет и мылся, Григорий Иванович навалил ему тарелку борща, налил компот, вытащил из пакета парочку ватрушек. Положил ложку, выставил на стол сметану и майонез, Сашеньке на выбор. Когда сладенький вернулся, вновь закутанный в покрывало, Григорий Иванович смутился, но глаз не отвёл. Как тут оторвать от него взгляд, когда он такой красивый и сексапильный! Да и дрын торчком всё стоит, опадать не хочет, намекает на то, что планы у Григория Ивановича кардинально меняются. Сашенька кушал жадно, будто Хозяин Тайги не кормил его неделю. Конечно, после такого марафона всегда хочется жрать. Поедая борщ, Сашенька всё время смотрел на Григория Ивановича, блестел глазоньками, призывно улыбался, убеждая тем самым, что Гриша останется дома и за порог выйдет только утром. Что самое ужасное, Гриша ни капельки не был против, а Гришенька-младший так вообще всеми яйцами «за». Григория Ивановича это не пугало, лишь смущало сильнее. На задворках сознания вдруг мелькнула мысль, что Сашенька, несмотря на властную силу хозяина, в ночь гона проснулся и пришёл к нему. Почему? Как так получилось? Но решил этими вопросами задаться потом и потом найти на них ответ. Негоже слуге идти против воли хозяина, правда, удивляло не то, что слуга оказался непослушным, а то, насколько сильным он был, поборов власть господина. Как только Сашенька допил компот и слопал две ватрушки, сразу же вскочил с табурета и прильнул к Григорию Ивановичу, который хотел уже убрать со стола. Покрывало соскользнуло к ногам, и Сашенька остался голенький. Это был удар ниже пояса, и Григорий Иванович его не ожидал. Дубина протрубила конец всему спокойствию и загорелась таким желанием, что из головы вылетели все мозги. — Григорий Иванович, — прошептал Сашенька, обнимая Григория Ивановича за шею, — мы же продолжим, на чём утром остановились? Да? Хозяин Тайги зарычал утробно, не размыкая губ. Сашенька тихонько рассмеялся, оторвался от него гибкой змейкой, схватил за руку и потянул за собой, прихватив с кухонного стола бутылку с маслом. Григорий Иванович последовал за Сашенькой, забыв о делах насущных, вампирах, пришлых злодеях, обо всём, что существовало в этом мире. Кажется, и имя своё забыл. Сашенька повалил его на кровать, упал сверху, впился в губы. Принялся пошло вылизывать языком его рот. Григорий Иванович первое мгновение лежал бревном, но потом, когда отмер, положил лапищу Сашеньке на затылок и заставил Сашеньку наклониться, чтобы он был ещё ближе, настолько ближе, что на секунду показалось, будто они обратились в единое целое. — Грёбаная твоя борода, Григорий Иванович, — прошептал Сашенька, разорвав поцелуй. — Сбрить её к чёрту… или обрезать… — Он укусил Григория Ивановича за подбородок, фыркнул, отплёвываясь от волос. Хозяину Тайги стало неловко, однако он тут же забыл про бороду, потому что от Сашеньки пахло сладкой клубникой и потому что Сашенька вновь собирался делать с ним все те непристойности, что творил минувшей ночью. И Григорий Иванович не был против. Только щёки румянец залил, и всё. — Сегодня, Григорий Иванович, — Сашенька оставив несколько поцелуев на губах Григория Ивановича, потянул штаны с трусами вниз, — я буду объезжать тебя. Как думаешь, войдёшь в меня полностью? — И Сашенька так посмотрел на Хозяина Тайги, обхватив его бревно ладонью, что Григорий Иванович кончил.

***

Санька проснулся от томительного желания прикоснуться к Григорию Ивановичу. Член встал по стойке смирно и призывал Бойко к действию, вырывая из сладостной неги сна. Пошарив рукой по кровати и не найдя объекта своего обожания, Саня встал, закутался в покрывало и выполз из комнаты. Наткнувшись на Хозяина Тайги в дверном проёме, что вёл на кухню, не удержался от соблазна поцеловать любимого хозяина. Осознание того, что Григорий Иванович сводит с ума почище любого другого, пришло тогда, когда он жрал борщ. Так хотелось уже запихнуть еду в желудок поскорее и завалить Григория Ивановича, доесть эти проклятущие ватрушки — в общем, утолить обычный голод. Потому что если этого не сделать, то потом Саня может просто рухнуть от истощения, не доведя прекрасную ночь до конца. Поэтому, как только в желудок провалился последний кусок, Бойко тут же затянул хозяина в его комнату, повалил на постель и решительно пошёл в наступление. Сначала поцеловал, потом пожаловался на то, что борода мешает, затем стянул штаны и трусы, снова поцеловал. После стянул майку, откинул её в сторону. Оседлал бёдра Григория Ивановича и с радостью провёл по могучей широкой груди ладонями, путаясь пальцами в курчавых белоснежных волосках. Ах, как же прекрасно! У Саньки внизу живота всё скрутило, в голове загудело, а когда Григорий Иванович кончил, напустив своих феромонов, Бойко совсем потерял голову. Невыносимо захотелось, чтобы вот этот толстый, длинный и чуть кривоватый член протаранил его дырку, как бур землю. О-бал-деть! Саня скользнул ниже, лизнул головку продолжавшего стоять члена. Весь не поместится, прошлой ночью Саня пробовал запихнуть, хрен там. Такую дубинку только профессионал сможет заглотить, например, Борислав. У того с минетом, да и с оглоблями, проблем не бывает. Даже вроде любит большие и толстые. Впрочем, разве стоит сейчас думать о другом мужчине, когда перед Санькой такой смак, аж слюни потекли? Вот на кой Григорий Иванович такой соблазнительный?! И он хоть знает, что сплошной ходячий секс?! Лизнув пару раз головку, Бойко провёл языком по всей длине пульсирующего члена. Прижался губами к яйцам, пососал мягкую кожицу. Раздвинув ягодицы, поцеловал дрожащий анус. Григорий Иванович, захрипев, шире раздвинул ноги, позволяя Саньке властвовать. Саня тут же вернулся к яйцам, вылизал их с особой тщательностью, а потом отдался горячему пульсирующему члену. Скользнул по выпуклым венкам кончиком языка, прижался к одной из них, полизал так, будто хотел испить крови, а после вернулся к головке. Присосавшись к заветной вершинке, выпустил её изо рта, облизал под шляпкой, поигрался немного уретрой. Когда Григорий Иванович зарычал, Саня глянул на него, улыбнулся, а потом, не отрывая взгляда от подёрнутых пеленой похоти глаз хозяина, пошло опустился ртом на член. Вот только лишь наполовину. Однако Григорию Ивановичу и этого хватило. Несколько движений языком вверх-вниз, ещё вверх-вниз, затем попытка взять глубже. Саня чуть не задохнулся. Потянулся назад, и в этот момент Хозяин Тайги кончил. Спермы было много, Бойко едва не захлебнулся. Это было великолепно, как и то, что Санька сам чуть не кончил, но сдержался. — Григорий Иванович, ты такой быстрый и нетерпеливый, — промурлыкал Саша. Так и хотелось подразнить своего хозяина. — Но я тебя понимаю. Когда так сильно хочется — терпеть нет сил. — И Саня подтянулся выше. Обхватив свой член ладонью, скользнул по нему несколько раз, а затем, застонав и запрокинув голову, кончил Хозяину Тайги на грудь. — С ума сойти, — прошептал Санька и нагнулся, чтобы слизать сперму. Выглядел он при этом так пошло, что Григорий Иванович принялся порыкивать и даже сжал большими сухими лапищами его бёдра. Огладил поясницу, потом сжал в тигриных объятиях и поцеловал. Грёбаная борода! Всё удовольствие портила! О бороде Санька забыл через мгновение, потому что Григорий Иванович сунул ему в рот язык и принялся облизывать нёбо и дёсны, сплетаясь с Санькиным языком. Понимая, что окончательно теряет связь с реальностью и что желание ворваться в Хозяина Тайги или же оседлать его дубину уже никакими силами не остановить, Бойко потянулся за маслом. Разорвав сладкий и пошлый поцелуй, он осмотрелся. Помнил, что брал бутылку с собой и она была в руках до того, как они рухнули на кровать. Попытавшись соскользнуть на пол, Саня был перевёрнут на живот и крепко прижат к матрацу. — Григорий Иванович, — повернув голову в сторону, Саша встретился с алчным, горящим взором хозяина. В глубине глаз плескалась власть, но Санька не чувствовал никакого принуждения. — Давай, вставь его в меня! — И Санька приподнял бёдра, потираясь о могучий кол Григория Ивановича. Хозяин Тайги зарычал, подсунул руку Бойко под живот, дёрнул его на себя, устраивая удобнее. Схватился за дрын и приставил горячую головку к дырке. Саня этих действий не видел, но ему казалось, что за этим актом он наблюдал со стороны. Мысль о том, что потерянную бутылку с маслом так и не нашёл, возникла тогда, когда Григорий Иванович дёрнулся вперёд. Вдоль позвоночника пролетела острыми иглами боль, Бойко против воли сжался. Выматерился. Хозяин Тайги вставил лишь головку, что будет, когда дрын войдёт хотя бы наполовину? — Блядь, — застонал Саня, заелозил, устраиваясь поудобнее. Надо было сначала разработать себя, а потом выпрашивать у Хозяина Тайги член в жопу. Но вернуться назад невозможно, Бойко это понимал и чувствовал. Тигр пошёл в атаку. Тигру всё ни по чём. Саша посмотрел на Григория Ивановича через плечо, отметил желание на лице хозяина, увидел то, чего не мог видеть вчера. Не видел, потому что гон затмевал и рассудок, и взгляд. Хозяин Тайги толкнулся снова. Саша заскрипел зубами. Надо расслабиться. Расслабиться! Подложить под живот подушку. В попытке сделать это Санька вдруг ощутил лёгкость и небольшое разочарование. Григорий Иванович отстранился, зарычал громче. Саня посмотрел на хозяина, но подозрение, что Григорий Иванович обернулся тигром, не подтвердилось. Хозяин Тайги по-прежнему был человеком. Пригладив лапищей вылезшие из косы волосы, он на мгновение завис, неотрывно глядя на Санькину жопу. Бойко уже хотел было перевернуться и раздвинуть ноги, попросить разработать анус, когда Григорий Иванович перехватил его за бёдра, вздёрнул выше, чуть Саньке шею не ломая, и сунулся лицом между булок. — Блядь, — шёпотом простонал Саша. То, что творил с его попой Григорий Иванович, можно было назвать безумием. Вот только после минутной лизанины, толкнулся в анус сразу двумя пальцами. Санька засопел в подушку, затем устроился удобнее, выпятив задницу так, чтобы Григорию Ивановичу было тоже удобно. В этот момент что-то скатилось под ногу, и Бойко наткнулся на бутылку с маслом. Сука! Он было потянулся за ней, но мысли вышибло одним лишь грубым касанием пальца о простату. Григорий Иванович сунул третий палец, и мозги расплющило от боли и дикого наслаждения. Саня шевельнул бёдрами, издал протяжный стон и снова глянул на хозяина. Григорий Иванович оскалился, выступили клыки, глаза стали ярче луны на небе. Он толкнулся глубже. Затем раздвинул пальцы, потом вынул их и лизнул дырку. — Бля, Григорий Иванович, — не удержался Санька, зашептав, — ты настоящий ходячий секс. Тебе не отдаться — это мировое преступление. Древние должны лизать твои лапы… — К чему это, Бойко не знал, но ему казалось, что эти слова сейчас слышатся как самая последняя пошлость. — Они должны сосать твой хуй и жопу тебе… лизать… Григорий Иванович, вставь уже мне, ну пожалуйста… Хозяин Тайги внимательно смотрел на него, слушая каждое слово. А потом прижался головкой к дырке и вошёл с разгону. Саня задохнулся и на мгновение увидел созвездие Андромеды. Из груди Григория Ивановича послышалось дикое рычание, Саня встрепенулся. По телу разлетелась жаркая истома. Ему показалось, что на шею надели ошейник. Вновь. Он туго стянул горло. От него к хозяину вела толстая цепь. Своим концом она пропадала во мраке комнаты, однако Саня знал, что, несмотря на то, что Григорий Иванович сжимает крепкими лапами его бёдра, он держит и цепь. Хозяин Тайги потянулся назад, натягивая удавку, затем толкнулся вперёд, ослабляя кожаный ремень. Снова назад и вперёд. — Ха-х, — вырвалось из Сашиной глотки. Он приоткрыл рот, высунул язык, облизал губы. Григорий Иванович вновь потянулся назад, затем снова вперёд. Толчок был сильнее прежних, Санька пошатнулся. Чтобы не упасть, вытянул руку и схватился за металлические прутья изголовья. В голове сплошной туман, ошейник сдавил сильнее. Сердце забилось так, что не хватало дыхания. Весь мир перевернулся. Тело воспылало адским огнём, и Саше показалось, что он сейчас расплавится, как серебро от высокой температуры. Хозяин вновь потянулся назад, а затем вперёд. Снова и снова, увеличивая темп. Сжал лапищей шею Саньки, второй рукой продолжал держать за бедро. Трахал так, будто никуда не торопился и желание кончить совсем не испытывал. Ускорялся на какое-то мгновение, доводил до того, что Саня начинал задыхаться, а после резко сбрасывал темп и, вытягивая из него свою дубину, в очередной раз сводил с ума сладостной пыткой. Желание вбить в себя этот горячий и толстый кол становилось с каждым заходом нестерпимее. Саня стонал и хрипел, потом начал поскуливать. Схватился рукой за бедро Григория Ивановича, намекая на то, чтобы тот не выходил, чтобы был в нём, распирал изнутри. Но хозяин его не слушал, делал так, как хотел. Входил медленно, скользя по простате членом, будто издеваясь, выходил снова, а потом врывался со смачным шлепком, что аж яйца поджимались и коленки дрожали. Резко выходил и быстро врывался, и вновь ускорялся, заставляя Саньку задыхаться и терять рассудок. В какой-то миг Саня вдруг подумал, что он так трахать не мог. Подумал, что, по сравнению с Григорием Ивановичем, его умение в сексе — это так, пшикалка. Пусть член у Бойко что надо, однако сам процесс… И всё же он даже не спросил, понравилось ли Григорию Ивановичу. Впрочем, стоило ли об этом думать сейчас, когда ошейник стал совсем тугим, когда Саня слышит смешанный с пошлыми шлепками звук цепей, когда по комнате разносится утробное тигриное рычание, когда телу так хорошо, что душа вырывается из грудной клетки, а сердце заходится ходуном и стучит в ушах? Когда запах Григория Ивановича, кажется, впитывается в кожу, в каждую пору, когда реальность исчезает и на её место приходит лишь осознание того, что ты оболочка. Пустышка. И хозяин тебя сейчас наполнит до краёв. Но наполненности так и не происходит. Саша кончает обильно, сотрясается от оргазма, танцует постельный танец. Закатывает глаза от наслаждения и открывает рот, хрипло выдыхая. Перед глазами только звёзды. А хозяин выходит из Саньки, хватает его за бёдра и вновь принимается вылизывать задницу, потом вновь входит. И начинает сразу с быстрого темпа. И только что кончивший Саня возбуждается снова. На руках уже держаться не может, утыкается лбом в подушку. Но толчки такие сильные, что приходится снова принимать колено-локтевую. Вот Григорий Иванович замирает опять. Гладит Саню по спине, нагибается, кусает под лопаткой. Лижет, нюхает кожу. Сначала от лопатки до шеи, затем вниз, до самого копчика. Потом опять лижет жопу. Санька понимает, что если так продолжится дальше, то он свалится бревном и будет так и лежать жопой кверху. Когда Григорий Иванович немного отстранился, Бойко быстро перевернулся на спину и, схватившись за свои коленки, раздвинул ноги, приглашая хозяина продолжить на мгновение прерванный акт. Григорий Иванович на секунду завис, глядя на Санькин пах. Затем оскалился. Острые клыки порезали губы, глаза загорелись так ярко, что могли бы ослепить. Ошейник, ослабнув на короткий миг, затянулся крепче. Григорий Иванович подхватил Саню за бёдра и вогнал дубину по самые помидоры. Саша понял, что ночь только началась. Сколько раз кончал Григорий Иванович, Санька не помнил. Может, два раза это было, а может, и один. Бойко отрубился под утро, когда Григорий Иванович загнал так, что стало не хватать воздуха и перед глазами заплясала темнота. Однако, проваливаясь во мрак, Саня точно мог сказать: ему понравилось так, что следующей ночью они повторят. И потом повторят. И вновь будут повторять, пока этот мир существует.