Хозяин Тайги

Сашенька уговорил Григория Ивановича отдохнуть. Хотя бы часок. Григорий Иванович упрямился, и Сашенька лёг на него сверху, придавив своим лёгким тельцем к матрацу. Надо ли говорить, что ни о каком отдыхе не могло идти и речи? Клубничка был таким клубниковым, что у Григория Ивановича хрен стоял колом всё то время, что Сашенька на нём лежал. Никакие уговоры и общение с внутренним голосом не убедили кабачок поникнуть хотя бы на время. Сашенька же, зацеловав Григория Ивановича в губы, щёки и в лоб, потёрся о его бедро своим перчиком — надо сказать, тоже готовым рассыпать семена зачатия, — и уснул, так и не рассыпав их. Григорий Иванович час пялился в потолок, рассуждая на разные отвлекающие темы, затем выскользнул из-под Сашеньки и направился в душ, предварительно налив в бачок три ведра ледяной колодезной воды, чтобы хорошенько охладить свою оглоблю. В туалете, куда он потом завернул, столкнулся с Василием. Кот явно шифровался, заделавшись партизаном. Правда, от кого он скрывался, Хозяин Тайги так и не понял, но выдавать Василия не стал. Вместо этого Григорий Иванович решил было поделиться с Васькой своими переживаниями, но передумал — много тут ушей стало. После того как сделал дело, Григорий Иванович всё же подхватил жалобно мяукающего Василия, зажав тушку под мышкой, и потащил в дом. Вася попытался выскользнуть из могучей хватки хозяина, но когда Григорий Иванович швырнул его возле пустых мисок, а потом налил в одну супа, а в другую молока, котяра успокоился. Быстро поел, расплёскивая и раскидывая кусочки вкуснятины, приготовленной Ханом, и умотал под куст смородины — новое тайное убежище. В усадьбе было тихо, все отдыхали. Григорий Иванович ещё раз обошёл территорию, проведал Бориса с Маней. Затем птицу, наседок. Поглядел, как обстоят дела у Рябушки с цыплятами. Потом обошёл огород. Вот тут не докосил, здесь надо дополоть, картошку уже пора окучивать. Спела вишня и красная смородина. Клубника уже отходила. Завтра бы собрать последний урожай да компот сварить. Постояв в дальнем конце огорода, послушав природу и попытавшись поймать дуновение лёгкого ветерка, Хозяин Тайги вернулся во двор. Налил в ведро воды, взял тряпку и пошёл к Алёнушке. Давненько он уже не протирал мраморную красавицу. — Очень красивая, — проговорил Хан, которого Григорий Иванович застал у статуи. Одет вампир был в штаны и рубашку, поверх — льняная кофта, на голове широкополая шляпа. Руки Хан засунул в карманы штанов, чтобы не обгорали. — При жизни была ещё краше. — Григорий Иванович поставил ведро на землю, кинул в воду тряпку, отошёл на метр в сторону, подхватил стремянку и поставил её рядом со статуей. — Это ваша матушка? — Нет. — Григорий Иванович взял ведро, принялся подниматься по ступенькам. Установил ведро на верхнюю ступень. — Дочь князя Чистилина, хозяина усадьбы. — Это не ваш дом? — удивился Хан. — Арендую, — отозвался Григорий Иванович, отжал тряпку и принялся смывать пыль с мрамора. Как ни странно, птицы на Алёнушку не садились, а потому и не гадили. Уважали и ценили. — И что же с ней произошло? — Отравили упыри, — коротко сказал Григорий Иванович. Говорить об этом даже ему было тяжело. А объяснять тому, кому больше тысячи лет и кто недавно пробудился от вековечного сна, было накладно. — Вампиры? — на всякий случай уточнил Хан. — Вампиры, — кивнул Григорий Иванович. — Какая трагедия. Очень красивая. Григорий Иванович ничего не ответил, но пока мыл статую, Хан стоял рядом. Потом Григорий Иванович спросил, не голоден ли гость. Тот сказал, что от крови не отказался бы, однако тут же добавил, что мог бы пойти в лес и поймать зверушку. Григорий Иванович согласился, но попросил Хана далеко не уходить. — Вы возьмёте меня с собой на обход? — спросил, перед тем как выйти за калитку, Хан. — Сам пойду. Ты здесь оставайся. — Я настаиваю на том, чтобы вы взяли меня с собой! — Хан смотрел прямо в глаза. — Мне тяжело сидеть здесь и ничего не делать. Этот ведьмак явился по душу моей ненаглядной Луань. И к вам я пришёл за помощью. Вы без сна и отдыха делаете всё возможное. Даже сразились с врагом. Я хочу хоть чем-то отплатить. Григорий Иванович немного подумал, потом сказал: — Хорошо. Возвращайся скорее. Ближе к вечеру пойдём. Через час проснулись охотники. Сашенька вылетел из комнаты в поисках Григория Ивановича. Когда нашёл его, снова прижался горячим телом и попросил больше так тихо из-под него не ускользать. А как не ускользать, когда Клубничка так сладко спит! Об этом Григорий Иванович Сашеньке не сказал, зато покраснел как помидор: Сашенька прилип к нему на глазах у бродивших по двору охотников, Хозяину Тайги было неловко. Когда отлип и умчался в туалет, а потом в душ, Григорий Иванович быстро вернулся к борщу, который варил. Хозяин Тайги выложил свой план на ближайший вечер, охотники, выслушав, согласились. Только Сашенька сказал, что пойдёт с ним. Григорий Иванович ответил, что Хан идёт, отчего Сашенька вдруг разозлился и твёрдо заявил, что пойдёт и точка. Остальные молчали, и Хозяин Тайги, подумав немного, согласился. — Мне тоже идти? — спросил Матвей, обращаясь то ли к Хозяину Тайги, то ли к Сергею. Сашенька ответил за них. — Ты остаёшься. — Постараемся вернуться до темноты, — сказал Григорий Иванович, когда вышли за калитку. Сергей кивнул, пообещал Хану приглядеть за спящей невестой. Григорий Иванович, перед тем как перекинуться, попросил Сергея кое-что сделать по хозяйству, и тот ответил, что ему это не составит труда. Григорий Иванович хотел сказать Сашеньке, чтобы тот не перевоплощался, но Сашенька уже начал процесс. Кости хрустели, Котёнок мявкал от боли, выплёвывал кровавую слюну. Потом некоторое время лежал на земле, тяжело дышал, но когда встал на лапы — мотнул головой и потянулся. От красивого вида леопарда у всех, а у Григория Ивановича тем более, сердца пропустили удар. Красивая тварь! Настолько красивая, что глаз не отвести. Гладкая и блестящая пятнистая шкура, длинный хвост, небольшие уши, милая мордаха, мощные и сильные лапы, важный вид. Котёнок был ростом с тигра, в которого Григорий Иванович тут же обернулся, чтобы никто не заметил, какое впечатление на него производит перекинувшийся Сашенька. Однако леопард ещё будет расти и вскоре станет выше Хозяина Тайги и, даст бог, сильнее. Вся важность с Котёнка сошла в тот момент, когда он решил почесать ухо, но не усидел на жопе и завалился набок. Постарался почистить зубами когти, но, тут же забыв об этом, начал играть своей лапой. Григорий Иванович ненароком вспомнил, что совсем недавно считал, что обратил дебила. Ух, Котёнку ещё расти и расти до умного и сильного оборотня. Хан Хи Ву не стал обращаться, видно, был ещё слаб после сна. Однако от Григория Ивановича не отставал, а вот леопард стал сдавать уже на пятом километре. Хозяин Тайги немного сбавил скорость, но Котёнок мявкнул, и Григорий Иванович понял, что тот просит не сбавлять обороты. Хозяин Тайги вновь ускорился, стараясь при этом показывать Котёнку, на что способны оборотни. Тихо двигаться, тихо ступать, ловко преодолевать препятствия. Как правильнее пригибаться, как правильно выпускать когти и взбираться на деревья. Хан молча следовал за ними, а когда они углубились в лес, немного приотстал. Не удержался и выпил лису. Затем извинился, зачем — не ясно, и они ускорились вновь. Остановились передохнуть у небольшого, почти пересохшего ручья только после часа сумасшедшего бега. Леопард тут же повалился набок и, тяжело дыша, прикрыл глаза и блаженно замурлыкал. Григорий Иванович старательно отводил взгляд, сохранял важный и суровый вид, смотрел вдаль, прислушивался к лесу, ловил дуновение ветерка, принюхивался. Хан отдыхал в тенёчке. Хозяин Тайги присел, вытянул шею и принялся лакать спасительную холодную воду. Чувствовал взгляд Котёнка, хотя несколькими секундами ранее тот лежал с закрытыми глазами. Не удержавшись, Григорий Иванович глянул на него. Котёнок сразу же вскочил на лапы, подбежал к хозяину, присел рядом, толкнувшись горячим боком в бок тигра, и, нагнувшись, тоже стал пить, иногда толкаясь мордой в морду тигра. Затем быстро и горячо принялся вылизывать Григория Ивановича, то и дело проходясь шершавым языком по тигриной морде. Затем полизал уголок глаза и укусил за ухо. Тигр — суровая реальность! — рыкнул, прижал нерадивого ученика лапой к земле, чуть не утопив несчастного в неглубоком ручье. После отошёл в сторону и прилёг у поваленного дерева, нервно дёргая кончиком хвоста. Вот на кой хрен Григорий Иванович взял Сашеньку с собой?! Леопард тут же подбежал к хозяину, улёгся рядом, начал вылизываться, то и дело заваливаясь на тигра, а после, играя с ним, легонько шлепал мощной лапой по морде. Затем перекатился с бока на бок, потом на спину, продолжая играться с длинными усами хозяина. Через несколько минут вернулся к вылизыванию гладкой шерсти — и своей, и тигра. Когда Котёнок потёрся мордой о шею хозяина и в следующую секунду, задрав заднюю лапу, начал нализывать мохнатые яйца, Григорий Иванович вскочил на лапы, рыкнул и стартанул по лесу так, что даже Хан за ним не поспевал. Наверное, потому, что думал Григорий Иванович в этот момент совсем о другом, а не о деле, он и пропустил ловушку ведьмака. Однако, когда чёрное облако вырвалось из земли, Хозяин Тайги успел в последний момент отпрыгнуть в сторону, ловко уцепившись когтями за ствол тонкой рябины. Взобравшись по дереву, перепрыгнул на сосну, потом на могучий многовековой кедр. Забравшись по нему выше, перепрыгнул с ветки на ветку и только после спустился вниз. Оказавшись на земле, тут же полететь прочь от опасности: гибкой и тёмной туманной змеи. Вспомнив о Котёнке и Хане, Хозяин Тайги обернулся. Резко сменил курс и устремился туда, где слышались тяжёлые шаги. Оказавшись почти рядом с леопардом, Григорий Иванович заметил, что Котёнок пусть и дышал тяжело, но ускользал от отравы, не позволяя ей коснуться себя. Рыкнув властно, Григорий Иванович метнулся в сторону и услышал, что леопард последовал его приказу. Хан ускользал от опасности в паре шагов от них, он и без помощи справлялся хорошо. Очередная ловушка встретила их через несколько метров, однако, избежав её, они тут же угодили в другую, потом в третью, затем в четвёртую. То за ними гнались огненные букашки, то облака отравы. Гибкая тёмная змея уже превратилась в нечто другое. Последней оказалась взрывная ловушка. На неё наступил Котёнок. Григорий Иванович предупреждающе рыкнул, но опоздал: Сашенька подпрыгнул, чтобы уйти в сторону, а земля уже зашипела и взорвалась. Куски земли, сухие ветки и листья, выкорчеванные кустарники и трава взлетели вверх, а вместе с ними капли зелёно-жёлтой субстанции, больше похожей на гной. Всё это, взлетев вверх примерно на полтора метра, тут же образовало круг, заискрилось, а потом сжалось до жирной точки, в следующий миг разлетевшейся тонкими нитями в стороны, и, окутав тело леопарда, сжалось. После исчезло. Котёнок упал набок, громко и протяжно замяукал. Рядом приземлился Хан, сорвавшись с вершины дерева, куда забрался, чтобы избежать опасности. Григорий Иванович тут же обернулся. Казалось, ловушек больше нет и вокруг воцарились тишь и благодать. Сашенька оборачивался ещё медленнее, чем раньше, и в какой-то момент обращение прекратилось. Перед ними оказалось нечто, напоминавшее и человека, и животное. Григорий Иванович почувствовал волну гнева и ужаса: проклятие ведьмака! Хан Хи Ву сказал что-то на своём наречии, быстро сунул руку в карман штанов. Через мгновение вытащил комочек и сунул его в рот Котёнку. Сашенька с трудом раскусил шарик и проглотил его. Обращение, казалось бы, прекратившееся, продолжилось вновь, но слишком медленно, и боль Сашенька испытывал сильную. Григорий Иванович отметил несколько чёрных пятен на его теле. — Хан, — обратился к гостю Хозяин Тайги, и голос его был таким спокойным и холодным, что вампир содрогнулся, — неси Сашеньку обратно. Скажи, чтобы охотники позвонили Марье Ивановне — это ведьма. Она должна прийти как можно скорее, а я продолжу поиски. — Хорошо, — Хан Хи Ву кивнул. — Постарайтесь найти убежище этого чудовища и вернитесь невредимым, Григорий Иванович. — Конечно, — сказал Хозяин Тайги. Однако в тот момент, когда он уже собрался обернуться, за руку его схватил Сашенька. Пальцы дрожали, взгляд метался из стороны в сторону, его живые прежде глаза сейчас были затянуты белой уродливой пеленой. — Не ходи… один… не… ходь…и… Григорий Иванович некоторое время смотрел на свою Клубничку, а потом поцеловал его в болезненно искривлённые губы. — Я вернусь, — сказал он, обернулся и быстро устремился прочь.

***

Григорий Иванович летел по лесу быстрее молнии. От древа к дереву, от куста к кусту, по невысокой, но густой траве, перепрыгивая через овраги и поваленные деревья, пни и валуны. Он бежал вперёд, и казалось ему, что знал куда. Знал, потому что в тот момент, когда Сашеньку опутала ведьминская магия, он уловил едва ощутимый, тут же ускользнувший запах. Запах появился в тот момент, когда Григорий Иванович метнулся в гущу тайги, чтобы не остаться с Сашенькой. Гончарова надо было срочно найти и убить, оставаться с Сашенькой было бесполезно: он и ему не поможет, и ведьмака упустит. Идя по следу, Хозяин Тайги старался не думать о том, что будет с его Клубничкой. Хан доставит Сашеньку в усадьбу вовремя, а охотники вызовут Малинову, та приедет и быстро снимет проклятие. Никто не опоздает. Однако время от времени в сознании вспыхивала страшная мысль, что кто-то не успеет и тогда Сашенька... его Клубничка... Из-за этого Григорий Иванович выпадал из реальности и приходил в себя только когда понимал, что потерял след. Приходилось возвращаться и искать его снова, теряя драгоценное время. Солнце клонилось к закату. Жёлтый диск становился больше, вот-вот он коснётся горизонта и, опалив землю, растечётся жёлтой тягучей массой, убивая всё сущее своей красотой. Пока оно опаляет листву, скользит прощальными лучами по стволам деревьев, желает лесу спокойной ночи. И приход тёмной владычицы ощущается особенно остро в тот момент, когда кажется, что тигр вот-вот достигнет своей цели, успеет до того, как власть перейдёт к ночи и враг станет сильнее. Когда жёлтый диск опалил цветущую поляну своим огнём, Григорий Иванович вылетел на тропу. Не останавливаясь, он пролетел по лугу, свернул направо, обогнул небольшой бугор и вновь оказался на тропе. Пролетев вверх по склону, спустился вниз и вырвался к заброшенному маленькому селу. Он когда-то уже был тут. В стоявших вдоль заросшей высокой травой просёлочной дороги домиках когда-то жили геологи и шахтёры. За домиками высились сразу четыре сопки, между ними текла горная река. Сопки были испещрены шахтами: тут когда-то добывали уголь, гранит, кварц, мыли золото и даже был котлован, который сейчас заполнился водой и превратился в озеро — там добывали алмазы. Под ногами вспучивалась земля, в стороны летели трава и старая пожухлая листва с ветками. Григорий Иванович резко отпрыгнул в сторону, потом в другую. К нему стремительно двигалась чёрная змея, неся с собой медленную, а оттого мучительную смерть. Она то искрилась алыми точками, то пузырилась, то пружинилась, то разбрасывалась чёрными каплями. Григорий Иванович был быстрым и ловким. Уходя от опасности, он менял курс и вот уже оставил позади несколько домиков, пролетел по забытым и заросшим травой огородам, ворвался в окно дома, пробежал по двум маленьким комнаткам, вылетел в пустой дверной проём — двери по какой-то причине здесь не было — выбежал на дорогу и устремился дальше к цели, продолжая петлять и ускользать от несущей смерть змейки. Ощутив, что магия за спиной иссякла, но подозревая, что впереди его ждало нечто столь же ужасное, Хозяин Тайги пригнулся и заметался зигзагами по дороге, продвигаясь дальше. Мимо летели осиновые колья, и это пугало так же, как ведьминские заклинания. Вскоре колья закончились, но впереди, за стоявшей на дороге установкой для их метания, сделанной недавно и на скорую руку, мелькнула чёрная тень. Хозяин Тайги устремился к ней. Однако за несколько секунд до этого солнце окончательно зашло за горизонт, и пусть было ещё светло, но этого хватило, чтобы тёмные силы пошли в атаку. Будто по сигналу, отовсюду начали выпрыгивать вурдалаки и накидывать на него верёвки. Григорий Иванович сбрасывал их и крутился юлой, выскользая из опасной ловушки. Но тут кто-то шипяще запел, и верёвки, словно живые, стали опутывать тело и лапы тигра. — Ты опоздал, — противно засмеялся Гончаров. — Ты думал, что умнее меня?! Но я оказался лучше! Я поймал тебя и скоро буду творить с тобой всё то, что обещал ранее! Тигр, ты будешь мёртв! Ты будешь моим рабом! Григорий Иванович рыкнул. Верёвки натянулись. Вурдалаки, тупые существа, уже не живые, но пока и не мёртвые, держали их крепко, а кто-то продолжал шипящие выть. Заклинание шло от этого певца, и Хозяин Тайги обязан был что-то сделать, чтобы свернуть ему шею, оторвать голову и упокоить несчастного. Вот только этот певец где-то прятался, а верёвки при каждой попытке порвать их зубами затягивались всё туже. И вот очередная потянулась к его пасти — сейчас она завяжется на ней тугой петлёй. — Тебе не уйти. Не сопротивляйся. Зачем? — продолжал всё тем же тоном Гончаров, ощущая превосходство. — К чему пытаться изменить то, что изменить уже нельзя?! Поверь мне, всё могло бы быть иначе, если бы не твой отец или дед. Кто он тебе, мать твою?! — прорычал в бешенстве Гончаров. — Кто?! Отец?! Дед?! Кто?! — Кажется, его это сильно волновало, но Григорий Иванович отвечать не собирался. Пусть мучается, бедолага! Тигр попытался мотнуть головой, но верёвка сильнее стянула шею. Тогда Хозяин Тайги припал на лапы, утробно зарычал, а когда та самая верёвка, что уже превратилась в петлю, полетела в сторону его пасти, Хозяин Тайги вновь зарычал, так же сильно и громко, как при первой встрече с Гончаровым. И рык его был наполнен такой властью, что сразу стало понятно, почему его называют Хозяином Тайги. Вурдалаки от силы власти тут же повалились на землю. Певец умолк, верёвки утратили магическую силу. Заклятие спало, но могло вернуться в любой момент. Вурдалаков, что держали его в плену, было мало. Где же остальные? Хозяин Тайги вырвался из капкана под противный вой ведьмака, полный ненависти и злости, снял с себя верёвки и разорвал их. Всё это он проделал быстро, и когда упырь подлетел к нему, чтобы вонзить в тело когти, Григорий Иванович спокойно отпрыгнул, уйдя от атаки противника. Потом обернулся в человека. Сумел ли Гончаров понять, что случилось? Хозяин Тайги не задавался этим вопросом. К чему? Ещё до того как обратился, подхватил с земли большую ветвь и теперь держал её в пасти. Что она тут делала? Может, была для чего-то принесена, а может, просто валялась. Но ветка оказалась не старой, пусть и кривой, с тонкими веточками и иголками. Недавно отломленная от сосны. Когда Григорий Иванович обернулся, он сходу размахнулся и ударил подлетевшего к нему упыря по голове своим орудием. Гончаров завыл. Его отбросило довольно далеко, обратно к установке для метания кольев. Он проскользил на спине до уродливой подставки, вписался плечом в валявшегося рядом с метательной машиной вурдалака. Григорий Иванович прокрутил ветку над головой. С виду она была тяжёлой, впрочем, для обычного человека так и было, но не для Григория Ивановича. Торчавшие веточки ломались, одна чуть не выколола ему глаз, но Хозяин Тайги на это не отвлекался. Отведя правую ногу назад, Григорий Иванович метнул ветку предположительно туда, где находился певец. Стену чердачного помещения ветка проломила легко. Брошена была с такой силой и скоростью, что летела будто пушечное ядро. К тому моменту когда Григорий Иванович подобрал осиновый кол, рискуя оставить на ладонях новые раны, Гончаров успел вскочить на ноги. Хозяин Тайги снова размахнулся и метнул кол в ведьмака. Перед ним тут же появился вурдалак, приняв на себя удар. Не упал, остался стоять, лишь по инерции протопал три шага назад, остановившись почти вплотную к Гончарову. Кол прошёл навылет, из спины вурдалака торчал его конец. Ведьмак продолжил колдовать, и пока Григорий Иванович подбирал другой кол — надо сказать, он потратил на то, чтобы отыскать и подхватить его с земли, считанные секунды, — Гончаров уже поднял силой магии упавших вурдалаков и призвал остальных. Через мгновение вокруг Хозяина Тайги замерла небольшая армия живых мертвецов. Гончаров больше ничего не говорил, но Григорий Иванович почувствовал, что ведьмак изменил свои планы. И пусть не чётко, но слышал, как «генерал» улепётывает от места битвы, оставляя свою армию. Конечно, если они скрутят Григория Ивановича или же убьют его, Гончаров так или иначе узнает — у него связь с каждым вурдалаком. И также он узнает, когда кто-то погибнет. В любой момент он сможет призвать своих воинов, правда, только тех, кого ещё можно воскресить. Хозяин Тайги лишь на мгновение задумался о том, что ему делать. Об отступлении и речи быть не могло. Он просто размышлял, обернуться или нет, однако уже через десять секунд крепче сжал кол. Давненько он не махал дубиной. И пусть осинка жгла ладонь, но упокоить несчастных заклинателей из далёкого прошлого, которые уснули во благо своей госпожи и собирались служить ей до конца жизни, а не ходить по миру в виде тупых вурдалаков, сейчас показалось Хозяину Тайги его долгом.

***

Волна боли летела по всем внутренностям и уже вскоре объяла всё тело, заставив сжиматься и поскуливать сквозь плотно сжатые зубы. Саньке было больно, как никогда. Зрение пропало в тот момент, когда Григорий Иванович обернулся в тигра и исчез в зарослях высоких кустарников, оставив его с Ханом. Хан что-то говорил на своём наречии, потом на русском, затем поднял его на руки и выпустил крылья. Он был уверен в своих силах, он был упрям и целеустремлён. Он отнесёт Саньку в усадьбу, и там его будут спасать от жгучей боли. В тот миг, когда Хан Хи Ву оказался в воздухе и Саня ощутил колючий жар лучей и лёгкий ветер, потерялись слух и ощущение реальности. Остались лишь боль и темнота. То ему казалось, что он в сознании, то — что проваливается в гиблую темноту, пытаясь удержаться хотя бы за соломинку. Странно, но в груди зародился страх, сложилось такое ощущение, что он прогнал боль, однако это было лишь секундой чего-то им непонятого. Острые иглы, что протыкали его тело, вернулись вновь, и Саня понял, что он ещё жив. Но темнота всё равно разевала пасть, каждый раз проглатывала его и пережёвывала. Он будто вновь и вновь получал удары и уже через мгновение подумал, что лучше бы умер. И когда в его воспалённой от боли голове появилась эта мысль, Бойко завис во мраке, а затем поплыл куда-то, и было ему чертовски хорошо. И ничего не болело. И тело не казалось тяжёлым, пронизанным тысячами игл и копий. — Стоять! — хриплый голос принадлежал ему, но он не открывал рта. Впрочем, не важно. Куда он собрался? Откуда это умиротворение? Почему боль ушла, стоило только подумать о смерти? Погоди, Саня, а как же жизнь? Как же дед? А Пулечка? О, Бог, как он соскучился по этой очаровательной пухленькой красоточке, которая всегда была с ним рядом. За юбкой которой он прятался от дедова гнева. Которая обнимала его ночью, когда он был маленьким и боялся страшных кикимор. Которая рассказывала ему милые и любовные истории, что сочиняла сама. Жаль, что ни одна из них не была напечатана даже в электроном виде — Пульхерия придумывала их для Саньки. Пулечка, которая рассказала ему о том, как занимаются сексом мужчина и женщина, а когда Саня сказал, что ему мужики нравятся, и как мужчины. Да, та самая женщина, от взгляда которой на сердце становилось тепло и хорошо. Она могла отругать, она могла уши надрать, она ставила его в угол и переживала, когда он уходил на охоту. И в то утро, когда Саня выходил за калитку дома, чтобы отправиться в поход с Августом Хофером, Пулечка стояла на крыльце и смотрела ему вслед. Улыбалась и делала вид, что Санька просто идёт на работу в офис компании «Рога и копыта» и вечером, ровно в семь, он придёт обратно, и она накормит его борщом или супом, а потом вкусняшками — печеньем или же пирогами, которые Саня так любил. Но в глубоких синих глазах читались привычное волнение и тёплая, словно лучи солнца, любовь. Пуляшик — это мать и отец, это сестра и брат, это друг и самый близкий человек после деда. Впрочем, Саня никогда их не сравнивал. Не видел смысла. Они оба были ему близки. Роднее и лучше людей на свете не было. Санька почувствовал приступ боли, встрепенулся. Темнота раскрыла пасть, готовая вновь поглотить его. Саша ощутил прилив радости и желания. Да, проглоти меня, перемолоти своими острыми зубами, верни к жизни, к прежним ощущениям. Потому что уйти вот так и больше ни разу не увидеть деда и Пулечку — это неправильно. Несправедливо! А как же Григорий Иванович?! Из густой темноты тут же выплыл образ хозяина. Его мудрые и добрые глаза, лёгкие морщинки, что расходились еле заметной сеточкой от уголков глаз, задумчивый вид. Вот Григорий Иванович хмурит брови и смотрит так, будто сейчас зайдётся в гневном крике... Вот сидит на крыльце, задумчиво смотрит на калитку, пытается решить сложную задачу, обдумывая, как сегодня трахнуть Саню... Вот чешет свою проклятущую бороду — да остричь её надо, длинная сволочь, ключицу кусать и оставлять на ней засосы Бойко сложно, вечно эти противные волосы в рот лезут и между зубов застревают! А тут Григорий Иванович в туалет идёт, и Саня, крадучись пригибаясь к земле и свято веруя в то, что он тихий, как самый тихий ветер, следует за хозяином на мощных лапах, чтобы посмотреть в щелку, как тот будет отливать. И не стыдно же ни капли! Хрен там подглядел! Григорий Иванович не козявка на заборе — ручищей за шкирку берёт и отбрасывает в сарай, к Борьке. Несчастный хряк тут же вскакивает и начинает суетливо носиться по своему загону, громко визжа, леопарда чуть копытами не прибивает… А вот Григорий Иванович курит, снова на крыльце сидит и опять щурится, на солнышке греется… Саньке становится невыносимо больно. Ощущение того, что его тело разрывают на куски, вернулось в тот момент, когда сердце пропустило несколько ударов и когда Григорий Иванович обнял его и прижал к себе. Не целовал, не гладил, не домогался. Просто стоял так и дышал в макушку Бойко, и аромат Григория Ивановича распространялся, как семя одуванчика, по всему миру. Санька будто сидел на спине орла, и птица летела низко: над берёзовой рощей, над полями и лугами, над горами и деревеньками, над реками и озёрами. Над Россией. Саша кхекнул. Темнота приготовилась сомкнуть свою пасть, но откуда-то из глубины вынырнула рука. Кисть с тонкими грязными пальцами потянулась к нему, схватила за грудки. Из густой черноты появилось перекошенное злобой лицо. Удивлённые глаза смотрели не на него, куда-то в сторону. И Саньке показалось, что человек его не видел. Страшный человек. Ведьмак. Гончаров. Что он тут делает? Почему смотрит куда-то поверх Санькиного плеча, злится и пытается что-то сказать? Уродливый рваный рот то открывался, то закрывался. Иногда до Саньки доходили какие-то звуки, порой мычание. А потом по хлопку, который Саня услышал отчётливо, будто рядом кто-то стоял и ударял в ладони, Гончаров исчез. Бойко застонал. Снова дикая боль. А когда появился ведьмак, она будто бы отступила. Однако он уже понял, что когда его выкручивает от огненной пытки, это лучше, чем плыть в темноте, отрываясь от земли, или же наблюдать за уродливой маской Гончарова. Саня некоторое время лежал, потом понял, что под ним не темнота, а пол. Чувствуя адскую боль, попытался подняться. Ему удалось лишь приподняться на локтях. Вокруг были стены, на полу половики, в стороне кровать, кресло, стол… Комната была знакомой. Кажется, та самая, в которую его определил Григорий Иванович. Это была усадьба Чистилиных. Однако сидящая у двери женщина с бледным лицом, красными глазами и синими губами явно не вписывалась в антураж уже ставших дорогими сердцу декораций.

***

От пола веяло прохладой. Санька точно помнил, что на улице стояла духота. В лесу нечем было дышать. Он едва поспевал за Григорием Ивановичем, но и это радовало — ведь Саня думал, что его лапы не настолько быстрые, — шерсть лоснилась от пота, морда была в мыле. Так и хотелось окунуться в реку. Но встреченный на пути ручей по какой-то неясной причине был Санькой проигнорирован, и только потом, когда Хозяин Тайги решил испить водицы, Бойко присоединился к нему. Хотя не об этом сейчас речь. Саша окинул комнату взглядом. То ли что-то не так было с домом, то ли ему всё мерещилось. Боль продолжала скручивать тело и органы, заставляла заваливаться на прохладный дощатый пол, укрытый половиками. Затем отпускала на короткий миг и вновь закручивалась в тугой узел. Из уголков губ текла слюна, из глаз — слёзы. Сане казалось, что не было на свете такого обезболивающего или лекарства, которое могло бы унять эту предсмертную агонию. Он уже начал думать, что с болью родился и она с ним всегда. И сидящая у входа женщина, изначально показавшаяся спасением, была лишь сном. Саня вновь приподнялся на локтях, посмотрел на женщину, попытался подползти. От пробившей ноги острой боли взвыл. Сложилось такое ощущение, что их вырвали. Саша даже оглянулся, но те были на месте, однако двигать ими не мог. Он вновь глянул на женщину. Ну чего она там сидит и просто смотрит?! С застывшим бледным лицом. Зрачки — красные угольки — так опасно застыли в бездонной чёрной мгле, что была вместо белков. Синие губы — тонкие и маленькие — плотно сжаты, и казалось, если она откроет рот, то из него вырвется нечто опасное. — Кто ты? — вопросил сдавленным хриплым голосом Бойко. И показалось ему, что он подумал, ведь его губы были так же плотно сжаты, как и у женщины. Вдруг в голову пришла шальная мысль: это смерть, она пришла за ним и сейчас спокойно наблюдает за тем, как он мучается в диком танце боли, готовый вот-вот испустить дух. «Ещё немного, ещё чуть-чуть» — как поётся в песне. И от этой мысли стало совсем хреново и обидно. Избежать одну погибель, чтобы попасть на крючок другой. Саня, ты идиот! Сейчас Григорий Иванович тебя не спасёт. Опять нашёл свою смерть, так что нечего на других полагаться. Твой срок настал. Будто ожидая именно этого вопроса, женщина, сидевшая неподвижно, неожиданно подняла руку, вытянув её вперёд, щёлкнула пальцами, и вокруг Саньки зажглись свечи, которых раньше не было, а может, он их не заметил. Вот тебе и сюрприз. Вернее, догадки оказались верны. Осталось только найти гроб. Так, и где же он? Осмотреться… Ах ты ж, как больно!!! Саша упёрся лбом в пол, вдохнул пыль половика. Красивый. Самотканый. Саньке нравились такие, в них был дух Руси, что существовала давно, задолго до его рождения. Той Руси, которой принадлежит Григорий Иванович. Женщина заговорила. Язык, на котором она говорила, показался Саньке незнакомым, но он уже слышал что-то похожее. Подняв голову, он с болезненным стоном посмотрел на женщину. Прищурился, не совсем понимая, как так получается: незнакомка молчала, но он точно знал, что она говорит. Губы её были сомкнуты, но казалось, что отовсюду, со всех сторон, с нарастающим звуком и гулом раздаются слова, и произносит их именно она. Саня дёрнулся. Что-то погладило его по спине. Он обернулся, вскрикнул и выгнулся дугой от судороги. Упал на спину, на мгновение забывшись. Тяжело дыша, посмотрел в тёмный потолок. Из мрака вынырнула рука, бледная и костлявая, почудилось даже, что без кожи. Вот она коснулась груди, погладила Саньку от ключицы до паха. Бойко вновь выгнулся дугой, заорал, потом заскрипел зубами, плотно сжимая их. Сознание уплывало, но уже через пару секунду возвращалось вновь. Женщина произнесла последнее слово, а затем хлопнула в ладони. Рука погладила Саню снова, заставила его вновь выгнуться от боли дугой, закусить сильно, до крови, губу. Затем кисть проникла в его тело и вырвалась из него, потянув за собой чёрную, будто сама бездна, верёвку проклятия. Появилась вторая рука, и они начали закручивать проклятие, будто складывая верёвку и собираясь делать из неё лассо. Саню выгибало, ломало морально и физически, ему казалось, что он сходит с ума. Пытка была настолько мучительной, что ему хотелось одного — умереть. Почему бы и нет, раз он всё равно оплошал! В прошлый раз на пороге смерти позвал Григория Ивановича и попросил его о спасении, и Григорий Иванович согласился преступить для Саньки закон, а теперь звать было некого. Да и что делать в такой ситуации, вряд ли кто-то из присутствующих на данный момент в усадьбе знал. Хозяин сказал Хану отнести Саню в усадьбу. Тот отнёс. Попросил передать охотникам, чтобы связались с Малиновой. Те связались… Или нет? Малинова? Саша, упершись руками в пол, поднялся на колени и, ссутулившись, глянул на сидящую перед ним женщину. Та неожиданно раскинула руки, белоснежные одеяния встрепенулись, Санька засомневался в правильности своей догадки. Хоть он никогда не видел Малинову, однако вряд ли секретарь Древних похожа на смерть. Саша смотрел в красные глаза, на бледную кожу лица, синие губы. Губы… Вот они приоткрылись, женщина издала шипение, показались острые клыки. Она с трудом, но уверенно и грубо произнесла несколько слов, будто вбивая в Саньку гвозди, затем хлопнула в ладони… …и Бойко резко открыл глаза, задохнувшись. — Саня… — позвал кто-то, касаясь его плеча. Прикосновения были горячими, человеческими, живыми. — Оболтус… Санёк, слышишь… — Серь…о…кха, — хрипло выдавил Саша, затем моргнул и посмотрел в обеспокоенное лицо командира особого отряда охотников. — Блядь… О, Чур меня, — пробормотал Серёга, — живой. Давайте поднимайте его… Сане казалось, что он до сих пор пребывал в бреду. Он думал, что комната вот-вот исчезнет и он вновь окажется в плену адской боли. Но боль ушла, оставив после себя мертвецкую слабость. Серёга что-то говорил, а мужики несли Саню к кровати. Они и правда были у него в комнате. Свечи не горели, но половики были всё те же. Саня повернул голову, прикрыл глаза, справляясь с подступившей тошнотой. А когда открыл глаза и посмотрел в сторону дверного проёма, увидел сидящую на коленях женщину. Рядом с ней был Хан. Он ласково укрывал её тёплым одеялом и прижимал к себе. — Невеста, — выдохнул Саша.