***
Леви снова в ожидании. Он сидит за обеденным столом в своей квартире и собирается с мыслями. Окна затворены, комнаты убраны. Краны в санузле и на кухоньке перекрыты. Все документы и деньги при нем. Самое важное и ценное покоится в чемодане, надежно переложенное тканью. Записка для ребятни аккуратным листком лежит на секретере. Теперь он может ехать, и ехать нужно поскорее. Леви не знает сколько времени у него есть в запасе, поэтому так нервничает. Оньянкопон наотрез отказался брать деньги за работу. А цена немалая, уж Леви то сумел разузнать у Хейза примерную стоимость материалов и труда. Хитро поставил условие, что возьмет деньги по возвращению Леви на Марли. Аккерман не стал спорить. Просто пошел в банк и оформил отложенную выплату на счет инженера. Любой труд должен быть оплачен. Этот постулат еще в детстве вдолбил ему дядюшка Кенни. Леви ловит себя на мысли, что в последний год все время вспоминает о мертвецах из прошлого. Что ж, если все сложится удачно, можно будет навестить хотя бы могилу Эрвина. Если нет, как и думалось ему раньше, увидится со всеми уже на небесах.***
Райнер, Пик, Энни и Фалько с Габи сидят в гостиной «Подземелья». — Какие вы молодцы, ребята! — подает голос Пик — Убрали все тут. Когда Леви вернется, ему будет очень приятно. Габи грустно вздыхает, Фалько заботливо поправляет на ее плечах плед. — Без него здесь так пусто. И совсем не тепло… — Браун ерзает на диване, пытаясь согреться. — Райнер, давай, читай уже! — Энни нетерпеливо стучит пальцами по столу. — Сейчас… — Райнер копается в своем чемоданчике с документами и наконец бережно извлекает небольшой конверт. Распечатав его и достав содержимое, мужчина прокашливается и начинает зачитывать вслух: «Ее королевское величество, Хистория Рейсс приветствует членов Альянса. Мы получили Ваше трогательное маленькое послание и приняли к сведению представленную в нем информацию. Благодарим Вас за редкую и ценную открытку. В нашей собственности имеется похожая, но в то же время иная. С ее помощью Мы попробуем отыскать ответы на ваши вопросы.С пожеланиями благополучия и заверениями в дружбе Ее Величество Королева Хистория Рейсс»
— Лаконично… — хмыкает качая головой Пик. — Твое секретное послание Хис нашла, как я понимаю… — протягивает Энни. — Да, судя по всему. И она согласна нам помогать. Это радует. — Что будем делать дальше? — Ждать. Как я уже говорил, я написал в посольства, четыре из пяти ответили согласием на сотрудничество. Пик поднимается из-за стола и идет к кухонному уголку. Ставит на плитку чайник и достает на всех чашки из шкафчика. — Надеюсь, Леви не обидится, если мы отдолжим его чай. — она бережно проводит пальцами по рельефу выпуклых букв на жестяной банке, думая о чем-то своем. В дверь громко стучат. Сидящие за столом оборачиваются. — Леви, у тебя открыто! Я вхожу! Дверь открывается, и на порог заходит невысокая рыжеволосая женщина в черном плаще. — Вы кто? — она недоуменно оглядывает компанию молодых людей — И где, черт его дери, Аккерман?***
Провожатый, присланный Оньянкопоном высок и худ. В первую их встречу он жутко не понравился Леви. Ему показалось, что видок у мужчины весьма бандитский. Мужчина пожевывает папиросу, забирая из квартиры чемодан. Его лысая голова тускло блестит на солнце. Леви окидывает свое «Подземелье» прощальным взглядом, не зная, вернется ли сюда. Провожатый торопит: — Поспешим. «Северина» отправляется через час. В порту не возникает никаких проблем. Старпом еще позавчера с радостью согласился принять пассажира за хорошее вознаграждение. Леви про себя прощается с Марли. С землей и городом, которые подарили ему четыре непростых но особенных года жизни. С новыми и старыми друзьями, с отстроенными заново скверами, улочками и джаз-баром. С отвратным чаем и с крепким кофе. С госпиталем, Огюстом Хейзом и Жанной. С прежним собой. Судно ощутимо покачивает. Леви борется с тошнотой. Его вестибулярный аппарат, о котором узнал от Армина только на тридцать четвертом году своей жизни, растерял за годы болезни былую стабильность. Раньше-то голова не кружилась от невероятных кульбитов на земле и в воздухе. Теперь, даже сидя, его мутит. Леви с легкой грустью думает о том, что уже не так молод. В его руках около месяца неустанными спутниками пребывают две толстые книги. Одна побольше а другая поменьше. Не то чтобы вдохновляющее чтиво, но очень необходимое для… «дела». Аккерман засыпает, устроившись на тюке с письмами, так и не дочитав главу про работу нейромедиаторов. Книга поменьше сползла с тюка, упав рядом с чемоданом. Ее плотная обложка серебрится надписью «Полный словарь медицинских терминов». Книга побольше обернута в самодельную обложку из куска картона и надежно прижата к груди спящего капитана. Если бы можно было заглянуть под плотный хром-эрзац, то стала бы видна истертая, выдавленная на ветхой телячьей коже надпись «Наркотические лекарственные средства и им подобные вещества»***
Неожиданное появление Жанны застаёт врасплох ребят, но неловкость и настороженность быстро проходят после знакомства и коротких объяснений. — Боже, я и не знала, что у Леви столько юных друзей! — гостья садится за стол между Райнером и Энни. — Спасибо! — она принимает чашку дымящегося напитка из рук Пик и благодарно кивает. — Ну так вот. Значит, я в ту пятницу пошла на ночное дежурство вместо Клары, у нее ребеночек заболел. Мы должны были встретиться с Леви в баре, как всегда. А я не смогла, потом хотела в понедельник зайти к нему в регистратуру, а там говорят — отпуск взял. За все два года-первый, представляете? Дел у меня много было, не смогла я на неделе зайти сюда. Да он и не звал никогда, так что я постеснялась. Ну, может отдыхает человек, что же я мешать буду. Все равно ведь в пятницу увидимся… Жанна делает глоток чая и Райнер замечает как дрожат ее руки. Зря он рассказал первым про кровь и следы драки. Эта милая женщина теперь будет переживать. Вот ведь плут, Аккерман. Завел себе прехорошенькую пассию, и даже словом не обмолвился ни разу. — В пятницу он не пришел в бар. Я сначала подумала, что мстит мне. Сам то он не очень любит всю эту суету и ночную жизнь, но, видимо, ради меня — терпит… Жанна грустно опускает взгляд на кружку чая и легонько улыбается. — Знаете, ребята, он удивительный. Я таких не встречала никогда. А я, поверьте, многих людей успела повидать за свои тридцать пять лет. Он особенный… Она вздыхает и поводит плечами. — Не отвлекаюсь! Я все-таки на следующий день заволновалась, что от него нет никаких вестей. Ни записки, ничего. Ждала, ждала. Потом плюнула на приличия, и вот – сама пришла. А тут вы. — И ничего он вам не рассказывал? Может, планы какие были? — Не поймите меня неправильно, ребята. У нас… Нае те отношения. Жанна допивает чай и снова печально вздыхает. Молодым людям несколько неловко осознавать, что у капитана есть своя личная жизнь, о которой они знать не знают. Никто никогда не задумывался об этой стороне Аккермана, и теперь каждый домысливает свое. — Так вы с ним не лю… — Габи! — Фалько резко пихает девушку в бок — Невежливо спрашивать о таких вещах! И нас это не касается! — Мы просто друзья, — щеки Жанны слегка розовеют. — Ладно, не наседай, ну правда! — Энни шикает на Габи, и та надувает губы, поглубже зарываясь носом в плед. — Что же теперь будет? — Жанна растерянно смотрит то на Райнера, то на Энни, то на Пик. — Не волнуйтесь пожалуйста. Поиск ведется уже несколько дней. Мы уверенны, Леви хотя бы жив. В принципе, крайне живучий он тип, — Пик дружелюбно улыбается и мягко касается стиснутой в кулачок руки Жанны. — Да уж. Леви такой. Помолчав с минуту, медсестра Штейн встает и надевает свой плащ. — Я пойду. Спасибо за чай и вашу доброту, ребята. Пожалуйста, держите меня в курсе. Они прощаются, и Жанна уходит в накрапывающий дождь. — Мда… Дела…– Райнер чешет затылок в растерянности — Капитан — одна большая загадка. Молодые люди еще ненадолго задерживаются в Подземелье, убирая следы чаепития. Потом гасят свет и закрыв квартиру на ключ, расходятся по домам.***
Микасе снятся ее странные сны. Опять она смотрит в эти «окна», не в силах остановиться. Вот Эрен, усталый, бледный, улыбается своей красивой улыбкой и умирает на ее руках. Они прожили остаток его лет вместе, спрятавшись от всего мира в лесу. Микаса горько рыдает, потому что так и не смогла понести от него ребенка. А вот другое, странное: под венец ее ведет Кирштейн. Все вокруг ослепительно сияет белизной. Лицо Жана преисполнено счастьем. Они живут в столице. Жан пьет. Ей приходится лечить его от пагубной привычки, и у нее получается. Они состариваются вместе и умирают, он следом за ней. У них четверо детей и десять внуков. Все в Жана. От нее совсем ничего. И снова ей снится зеркальная маска. Микаса силится разбить ее с размаху кулаком, но лишь проваливается в глубину вязкой амальгамы и тонет, погружаясь в черноту… Она просыпается от звонкого стука в окно. Сначала думает, что померещилось, но в стекло прилетает еще один маленький камушек. Микаса встает со своей узкой кровати и, стараясь остаться незамеченной, выглядывает в щель между занавесками. Внизу стоит человек. В темноте плохо видно, но когда он запрокидывает голову, Микаса понимает — это Фридрих. Она осторожно распахивает створки окна, лишь бы не шуметь, и высовывается наружу. — Фридрих, это ты? — шепотом спрашивает Микаса. — Я! — Шепчет парень и по водосточной трубе начинает залезать к окну. — Эй, ты чего!?— ей на секунду кажется, что парень собирается перемахнуть через подоконник, но он останавливается оперевшись локтями на раму окна. — Да не бойся, я же обещал вести себя достойно с тобой. — Обещал… — отпрянув от оконного проема, Микаса хватает одеяло с кровати и плотно заворачивается, оставляя открытыми взору парня лишь голые ступни. — Я тоже хочу от тебя честности, и задам только один вопрос. — Его глаза кажутся глубоко черными в ночной мгле. Без радужек и белков. Микаса с ужасом думает что ответить, если Фридрих спросит любит ли она его. — Кто тебе тот блондин? — лицо парня серьезное, брови сурово сведены. Микаса, даже в темноте подмечает так странно нравящиеся ей ямочки на его щеках, и гуляющие под ними желваки. — Какой блондин? — она недоуменно моргает, не понимая о ком речь. — Тот, со столичной каретой, с которым ты то на холмы ходишь, то в библиотеке часами сидишь. — Армин, что-ли? — Наверное Армин, он не местный, я видел что вы близки. Кто он тебе? Микасе немного жутко от спокойности голоса Фридриха. — Он тот самый друг детства, мой и моего брата. Я рассказывала тебе. — Правда? — а теперь Микаса удивляется, потому что спокойствие голоса ее ночного гостя сменяется на мольбу и надежду. — Правда-правда. Что за допрос? Ты мне не хозяин! — сердитые слова, сорвавшиеся с ее языка, смущают. — Я так рад! — выдыхает кузнец, игнорируя ее вспышку, и лицо его расплывается в милой улыбке. — Тебя могут увидеть. И мне тоже достанется, между прочим! Микаса немного рассержена и машет рукой прогоняя парня с подоконника. Он ловит ее кисть в свою и медленно прижимает горячие сухие губы к ее ладони, прямо в ямочку у запястья. Его дыхание задевает пушковые волоски на руке Микасы, и по всему ее телу пробегает волна дрожи. — Фридрих… — ошеломленно шепчет она, но парень уже опускается в прыжке вниз, бросая на лету: — Добрых тебе снов! Микаса смотрит на свою ладонь, словно та чужая и моргнув прижимает ее к груди. В ее голову лезут несуразные мысли о крепких плечах и руках парня, на которых он так легко удерживался на ее подоконнике.***
«Северина» швартуется нестерпимо долго. Леви успевает докурить последнюю папиросу в пачке, пока матросы возятся с неподдающимся ржавым трапом. Ему помогают спустить багаж, перед тем как начать выгружать почту. Он медленно добирается до здания морского вокзала и отыскивает уборную. Управившись с утренним туалетом, он смотрится в зеркало. — Тьфу, ну и рожа… — бурчит себе под нос. Он шевелит влево-вправо верхней губой, придирчиво разглядывая растительность на лице. А ведь не брился неделю специально, и теперь, с недовольством снова убеждается, что с двадцатилетнего возраста ничего не изменилось. Борода по прежнему если и растет, то негустыми темными островками. Потому и брился всю жизнь ежедневно начисто. Усы, впрочем нормальные, только нужно подравнять. Покопавшись в чемодане, Леви достает свой бритвенный набор, ровняет усы до приличного состояния и избавляется от бороды, оставив лишь небольшую полоску под нижней губой. Конечно, мало что может скрыть главную его отличительную черту — глубокие бледные шрамы через все лицо. Но те, от кого нужно скрыться, помнят его, как раз таки, без шрамов. — Вот и славно. Он отряхивает одежду и прибирает мелкие волоски, смывая все водой. От здания морвокзала до вокзала железнодорожного он добирается пешком. Путь занимает полчаса, но Леви не замечает времени. Его поражает как разрослась бывшая марлийская пристань. Теперь это полноценный портовый город, с промзоной и отдаленным пляжем. Повсюду кипит жизнь, люди прогуливаются и бегут по делам. А он все бредет, помогая себе костылем и наслаждается твердостью земли под ногами. Город красив, здания новые, улицы чистые, кругом клумбы и деревья. Словно и не было шествия титанов через всю эту землю. Леви останавливается и дышит полной грудью. Ему хорошо, до щекотки под ребрами. Хочется бросить все и полежать на песке, поплавать в соленой воде, сладко выспаться… Воин должен быть спокоен и собран и никогда не должен ослаблять своей хватки. Строки из первой, прочитанной им на поверхности книги, всплывают в голове. Эрвин заставил прочитать, если уж быть честным. Книга понравилась, совпала почти везде с личными убеждениями Леви, цитатами въелась в подкорку, словно писали с него самого. Да, хватку терять нельзя… Он отряхивает странный морок весеннего утра с плеч и снова идет. Шаг за шагом, поворот за поворотом. Вот и здание вокзала. С чемоданом и костылем карабкаться по ступеням чертовски неловко, но капитан непреклонен. Воин берет свою судьбу, какой бы она ни была, и принимает ее в абсолютном смирении. Он в смирении принимает себя таким, каков он есть, но не как повод для сожаления, а как живой вызов. Интересно, Эрвин принял свое увечье? Или же не сумев принять, тайно искал любую возможность уйти? Ступени и тяжелые двери остаются позади. Зал железнодорожного вокзала встречает Леви гулким эхо под высокими сводами потолка. Вокзал пуст. Только одинокий кассир сидит вполоборота к окошку и клюет носом. Леви смотрит на огромные часы, висящие на стене справа: семь утра. — Один билет до Митраса. Кассир вздрагивает, нехотя стряхивает сон с опущенных век. Смотрит на Леви осоловело, окидывая взглядом с ног до головы. — До Митраса прямого нет. Только с пересадкой в Каранесе. — Хорошо, один до Каранеса. — Сидячий? — Да. Леви рассчитывается с кассиром и забирает свой билет. Он уже и подзабыл курс местной валюты. Все то нужно вспоминать. И он вспоминает, только вот совсем не то, что следовало бы. Он вспоминает краткое письмецо, которое оставил своим товарищам. В нем он прощался, не уточняя вернется ли, но и не отбрасывая эту идею. Ему не хотелось называть свой отъезд побегом. Просто так нужно. Он исчезнет из поля зрения своих друзей, закончит начатое и… Там видно будет. Для воина, у которого нет личной истории, нет необходимости в объяснениях, его действия не могут никого рассердить или разочаровать, а самое главное — он не связан ничьими мыслями и ожиданиями… Никому не рассказывай о том, что в действительности делаешь. Потом расстанься со всеми, кто тебя хорошо знает. В итоге вокруг тебя постепенно возникнет туман. Леви следует этому правилу, чтобы получить свои нужные и важные ответы. Здесь его никто не ждет, а значит и мешать не станут. — Дьявол… — Аккерман шипит, хлопая себя по нагрудному карману. Сигареты закончились, а он совсем забыл об этом. Он возвращается к окошку кассы и задает вопрос. — Тут продают табак? — Нет, на вокзале это запрещено. Продажа только в городе. Ближайший магазин в квартале отсюда. Что ж… Вот и повод окончательно завязать с этой привычкой. Все на пользу. Леви перехватывает чемодан и костыль поудобнее и направляется на перрон. Воин живет действием, а не думанием о действии или думанием о том, что он будет делать, когда закончит действовать. Его разум собран. Леви четко знает план, которому собирается следовать. Поезд подают через три часа, а до того времени, всё, что ему доступно из действий — выжидать.***
«Какие только вещи не происходят в нашей маленькой пекарне!» — думает про себя Микаса, вспоминая недавно приходивших цыган. Шумная толпа пыталась надурить бедного Клауса, однако тут же ретировалась, завидев фирменный угрюмый взгляд девушки, вышедшей к кассе с большой скалкой наперевес. Она сидит на привычном низком стульчике в укромном уголке домовой кухни. В печи потихоньку поднимается вечерний хмелевый хлеб с тыквенными семечками и морковью, в ее руках пекарский фартук и иголка с ниткой — оторвалась одна из завязок. Клаус сегодня за кассой, а она работает в цеху. Погода на удивление холодная, хотя в эти дни всегда бывало уже тепло. Микаса греет спину о горячую кладку печи и просит небеса смилостивиться над хрупкими цветочками, которые она вчера полола в палисаднике. Ночью их может подбить морозцем и ветром. Вечереет, близится закрытие пекарни. На заднем дворе голоса Валле и его невесты Гретхен все повышают свой тон. С каждым словом громче и громче. Вот уже и слышны обрывки фраз. Микаса сто раз зарекалась не подслушивать, и теперь старается игнорировать происходящее. Молодые люди переходят на крик. Микаса испуганно вскидывает голову, услышав звонкий шлепок пощечины. Через пару секунд задняя дверь цеха распахивается и в помещение вбегает заплаканная Гретхен. — Иди ты к черту, Валле! — девушка пробегает мимо Микасы в сторону торгового зала, минует прилавок и подскочившего Клауса. — Сама катись! — слышится из дверного проема голос молодого Меллера. — Гретхен, милая, что стряслось? — Клаус недоуменно смотрит на девушку. — Простите за шум! — всхлипывает та и выбегает прочь, громко хлопнув дверью. Младший Мёллер вваливается в цех. Волосы взъерошены, на щеке горит отпечаток ладони. Его лицо хмуро и озлобленно. Он бросает на Микасу гневный взгляд и та непроизвольно вжимается в свой закуток. На улице, уже со стороны витрины слышатся нестройные голоса, поющие песню на старый мотив. «Опять кто-то напился и буянит под окнами. Хоть бы сюда не зашли!» — безразлично думает девушка. — Валле объяснись! Клаус с встревоженным видом выходит из-за прилавка и уперев руки в боки смотрит на сына поверх очков. — Не твое дело! — Валле… Она твоя невеста, почти жена! Нельзя, в принципе, так обращаться с женщинами! — Невеста… Тьфу! Это потому что вы с ее родителями так решили?! Да вертел я на жерновах такую жену! Микасе все отлично слышно, но плохо видно. Она тянется, пытаясь выглянуть из-за угла печи, готовая в случае чего, броситься разнимать мужчин. — Я тебя такому не учил, — в голосе Клауса слышится разочарование. — Не надо нотаций, отец! Я сам буду решать как мне жить! — младший Меллер вновь закипает от гнева. Его туфли стучат в тишине торгового зала гулким эхом. — Мика, подойди! — все еще злым и громким голосом рявкает Валле. Глаза Микасы округляются от неожиданности, а голова вжимается в шею. «Господи, я то тут причем?» — бормочет себе под нос, откладывая иголку и фартук. Острие неаккуратно вонзается в указательный палец и Микаса вздрагивает. — Ай… — она заторможенно поднимается с табуретки и опасливо крадется на зов, посасывая уколотый кончик пальца. Под ярким светом уютных ламп пекарни Клаус стоит у кассы, а Валле, раскинув ноги восседает на стуле у дальней стены с нарочито нахальным видом. Микаса проходит в торговый зал, ближе к входной двери, чуя неладное. Атмосфера накалена. Мужчины провожают ее пристальным взглядом. Пение на улице становится все громче и ближе, слышны залихватские присвистывания и мужской гогот. На фоне слышны задорные звуки концентрины. — А знаете что? — Валле закидывает ногу на ногу и оглядывает Микасу взглядом, каким на рынке выбирают лошадей или коров — Нахрен Грету! Мика будет моей женой! Глаза Микасы и Клауса синхронно широко распахиваются. Девушка в который раз испуганно вздрагивает и мечется взглядом между Клаусом и Валле. Палец так и застывает у нее во рту. Свист и гогот с громкими аккордами веселой песни звучат совсем под окном витрины. — А что? Смотри, отец. Мика молодая, работящая, сильная, и уверен, детей от нее будет много и здоровых… — сын злобно смотрит на отца и нагло растягивает губы в улыбке. — Да ты же пьян как свинья, — презрительно шипит Клаус. — Я вам не какая-нибудь кобыла на рынке! — возмущенный тихий голос Микасы тонет в звоне колокольчика открываемой двери. Задорная песня залетает в звенящую тишину, разбивая ее о пол пекарни, столики и стулья. Микаса отскакивает от входа, буквально вжимаясь в стекло внешней витрины. В зал вбегает ярко наряженный гармонист и тянет со всей дури меха своего инструмента. За ним следом входит Фридрих под руку с незнакомым мужчиной средних лет. Фридрих великолепно выглядит: белоснежная рубаха заправлена в черные брюки с острыми заглаженными стрелками, поверх — черные же подтяжки и пиджак длинного кроя. Туфли молодого человека начищены до блеска и сияют в свете ламп. Волосы аккуратно и красиво уложены, лицо гладко выбрито. Ямочки на щеках, как и прежде, привлекают взгляд изумленной Микасы. В руках его пышный букет белых роз и бутылка сидра, а на скулах отчаянный румянец. Его спутник одет в старинный костюм, все с теми же подтяжками, гетрами и короткими брюками, чуть открывающими колени. Куртка его странная — на правое плечо пристрочен третий рукав. Микаса сглатывает, заторможенно осознавая что значит все происходящее. — Ой, а как наварили мы каши чан! Каша наша славная! Богатая и сытная! Густая — холостая! — Нараспев зычно тянет гость в старинном костюме, подпихивая Фридриха на середину зала — А вот маслице ваше, да в нашу бы кашу! — трехрукавый тянет растерянную Микасу за плечи, ставя ее лицом к Фридриху на расстоянии вытянутой руки. Концентрина надрывно сипит, толпа молодых парней и девушек, оставшаяся в дверях и за стеклом уличной витрины, улюлюкает, гикает и присвистывает. Микаса с ужасом замечает краем глаза среди них Дитриха и Эмму. «Какой стыд…» — сокрушенно думает про себя она. — Станет наша ка-а-аша еще гуще, еще слаще! — ряженый трижды хлопает в ладоши, музыка замолкает, замолкает и толпа. В пекарне повисает тишина, только дверной колокольчик позвякивает на сквозняке. Фридрих с громким стуком ставит бутылку сидра по центру, на столик справа от себя, не отрывая пристального взгляда от расширенных зрачков девушки. Микаса замирает, как ей кажется на целую вечность. Теплые пальцы молодого человека вкладывают в ее ладонь пышный букет. Она успела разглядеть наряд Фридриха, понять, как он красив и до дрожи в коленях магнетичен в этом образе. Его статная фигура почти нависает над Микасой, и до нее доносится аромат одеколона: шалфей, телячья кожа и фиалки. В его глазах горит задорный огонек нежность и надежда, а горящие щеки и приоткрытые губы заставляют что-то сладко сжиматься в груди Микасы. Ей странно: стыдно, горько, нежно, восхитительно. Почти как в тот момент их первого поцелуя. «Неужели это все происходит…так? Так внезапно…» — Микаса смаргивает непроизвольно выступившие слезинки, и в их пелене ей на секунду мерещится вместо Фридриха её милый Эрен. Клаус ахает и резво вытягивает из-под витрины два граненых стакана, горячо шепча: «Мика, сейчас же ставь рядом с бутылкой!» Микаса с трудом отрывает взгляд о глаз парня, поворачивает к Клаусу голову и недоуменно шепчет в ответ: «Зачем?» — «Так надо! Бери, давай, и ставь!» — старший Меллер таращит глаза и тянет к ней через витрину стаканы. — Да что за толчея?! Разойтись! Микаса Аккерман здесь? Сердце Микасы пропускает удар. Голос, который она так давно не слышала, слегка изменившийся, надтреснутый, мужественный, заполняет ее разум. В висках начинает гулко стучать. До носа девушки долетает резкий запах подгорающего хлеба. «За что мне это все?!» — Микаса зажмуривается, не вынося сумбурности обстановки вокруг себя и избытка разных, визжащих в груди наперебой чувств. На грани сознания всплывает образ капитана, кривящего губы в презрении и бросающего грязную фразочку про распутных женщин и их собственный цирк. Девушка медленно оборачивается, натыкаясь глазами на обладателя этого густого баритона. Мужчина в дверях, оттеснивший своим грозным видом зевак от прохода с грустной усмешкой оглядывает ее и всю процессию. — О, у вас тут сватовство… Микаса сглатывает подступающие так не вовремя слезы. Все в зале испуганно молчат. — Ты еще кто такой? — Фридрих оттесняет ее за свое плечо, словно пытаясь защитить. Пришелец окидывает парня оценивающим взглядом, смотрит на Микасу и устало произносит: — Микаса Аккерман, вас призывает ко двору королева Рейсс. Ответ нужно дать незамедлительно.