***
Высокий широкоплечий блондин с недоверием смотрел то на часы, что показывали двенадцать ночи, то на входную дверь, в которую кто-то настойчиво звонил. Наконец, он всё же подошёл к глазку, и, изумленно вскинув брови, впустил неожиданного гостя внутрь. Жан стоял перед Райнером слегка пошатываясь, уперевшись плечом в стену. Его щёки и нос раскраснелись от спиртного и холодного воздуха, шарф по-идиотски торчал из расстёгнутого ворота куртки, а шапка, похоже, застряла где-то в рукаве. – Что ты здесь делаешь? – спросил Браун, по привычке складывая руки на груди. – Райнер… – Жан старательно ворочал непослушным языком, – я оставил тут у тебя кое-что…». Тот посмотрел вопросительно. – Своё сердечко, – закончил Кирштайн, по-идиотски улыбаясь. Райнер скривился и опустил руки: «Мужик, серьёзно? Что за хуйн…». Он не смог закончить фразу, из-за того, что Жан, качнувшись вперёд, приник к его губам. На пару мгновений Браун поддался искушению, не стал прерывать жадный поцелуй, и даже уступил напору пьяного тела, уперевшись спиной в стену. Жан отстранился сам, опалив лицо Райнера запахом крепкого алкоголя и вишневых сигарет, шмыгнул носом, и проговорил: «Райнер, я хочу, чтобы меня трахнули. Жёстко выебали. И только ты мне сейчас можешь в этом помочь». Но теперь Браун решительно оттолкнул Кирштайна, не давая тому снова приникнуть к губам. «Послушай, я не буду врать и говорить, что не хочу тебя, – начал он, – но… я ведь понимаю, чем это закончится. Утром ты просто уйдёшь, точно так же, как и в прошлый раз. Знаешь, это всё не для меня. Я не любитель эмоциональных качелей. Тебе лучше уйти». Жан сник, прислонился виском к дверному косяку. Слова Райнера заставили осколки разума собраться вместе и начать мыслить относительно трезво (на сколько того позволяли литры выпитого алкоголя). «Я… прости. Я не должен был вот так врываться и…, и я вообще не должен был приходить… Это всё так стрёмно, и дико… и тупо. Чёрт, прости. Я… я такое говно», – закончив говорить, Жан закрыл лицо руками и застонал. «Рад, что мы разобрались, – Райнер довольно хмыкнул, – ну а теперь…». Но тут Браун, очевидно, понял, что если он просто выставит Кирштайна за дверь в таком состоянии, то тот заночует, вероятнее всего, в ближайшем сугробе. Блондин ушёл на кухню, вернувшись со стулом. «Жан, сядь, – сказал он, – а я пока вызову тебе такси». – Спасибо, – пробормотал тот. – Какой адрес? – Я… я, кажется, не помню, – Жан беспомощно вращал глазами, пытаясь восстановить в памяти нужное сочетание слогов и чисел. Райнер шумно выдохнул, закрыл глаза и потёр переносицу. Затем продолжил: «Ладно. Назови, тогда, тот, который помнишь. Кроме моего, конечно».***
Жёлтая машина с шашечками подъехала к небольшому дому на окраине города. Жан с трудом выбрался из автомобиля, попрощался с водителем такси и достал телефон, чтобы ещё раз – в четвёртый раз – позвонить Конни. Но тот уже появился на пороге, встречая друга. – Жан! Что с тобой? – Долго объяснять, Конни, выдели мне койко-место! – Ты нормальный вообще?! Заваливается в 3 часа ночи, в стельку пьяный… А что, если бы я тут не один был? – Ну ты же сейчас один. Спрингер бессильно вздохнул. – Ладно, проходи на второй этаж, я тебе сейчас постелю. Жан ещё около получаса болтал с Конни, жаловался тому на жизнь. А потом… Потом всё было как в тумане…***
Весь четверг Жан провел в трудах и самоуничижительной рефлексии (точнее, вторую его половину, ибо встал Кирштайн только в полдень). Сначала нужно было отмыть квартиру Конни, терпеливо снося все подколы и глупые шутки последнего. Затем поговорил с Микасой, которой он, как оказалось, тоже звонил накануне, пообещав ей больше никогда так не нажираться, по крайней мере, без её надзора. «Надеюсь, – Жан усмехнулся, – я никаких глупостей тебе не наболтал». «Да нет, – ответила Микаса, – ну, только то, что ты в меня был влюблён в средней школе, и научился рисовать только ради того, чтобы изобразить меня голой, но я это и так знала, да и давно это было, так что… Жан? Жан, ты здесь? Алло! Алло!». Дома Жана ждали грязный пол, немытая посуда, гора не постиранной одежды и начинающий подгнивать мусор. Работы было много, но она неплохо отвлекала от скверных мыслей. «Ничего, – решил парень – нужно просто пережить пятницу, а там уж выходные – отдохну, погуляю, порисую. В общем, приду в норму, а с понедельника – начну новую жизнь и точно тогда перестану быть долбоебом…».***
Однако пятница сходу продемонстрировала Жану, что чёрная полоса не только не отступила, но, напротив, готова выкинуть ещё немного испытаний на его долю. Кирштайн проспал три будильника, случайно сжёг свой завтрак (благо, дым не успел дойти до гостиной), опоздал на автобус и сорок минут прождал прибытия следующего (Жан ведь решил экономить на машине, а привести порядок велосипед он забыл). В итоге он пропустил утреннюю пару, а вместе с ней и важный тест, устроенный преподом, замещающим Ханджи. Жутко злой, Жан медленно шагал по коридору университета. Казалось, для полной картины не хватало только кометы, которая упала бы его на бедовую голову. К несчастью, такая комета действительно появилась на горизонте. И у неё было имя – Марко Бодт. Его усеянный веснушками профиль мелькнул в толпе, а затем выплыл на лестницу, соединяющую холл и второй этаж. Сегодня темноволосый парень ещё сильнее походил на молодого сектанта, раздающего сомнительные книжки о Боге на центральных улицах – к привычным белой рубашке и чёрным брюкам добавился зеленый галстук и компактный рюкзак под цвет штанов. «Долбанный католический мальчик!» – Жан страдальчески закатил глаза – «Ну конечно, сегодня же пятница, его день. Я ведь уже почти забыл о нём». Вспомнив сцену на парковке, Кирштайн злобно фыркнул. «Нет, я совершенно не намерен разговаривать с ним сегодня», – размышлял он – «Просто буду держаться подальше от него, вот и всё. Надеюсь, этот парень имеет представление от том, что такое личные границы». Но, кажется, «католический мальчик» о таком понятии не слышал, и имел на Жана какие-то свои планы. Выйти из аудитории, в которой ему пришлось выдержать очередной «приятный» разговор, на этот раз с преподом, по поводу отработок, Жан почти нос к носу столкнулся с Марко. Тот явно поджидал его здесь, и улыбнулся, неловко и добродушно, когда они встретились взглядами. Свежий вид брюнета раздражал уставшего и помятого Жана. Но и приковывал внимание тоже. Ни одной складки на одежде, ни одного прыщика на лице. Нет, он не простой фанатик, тут явно не обходится без колдовства! Их одежда тоже создавала контраст – сегодня Жан надел чёрное худи и светло-бежевые брюки. Наверное, со стороны они выглядели как чёртов значок Инь-Ян. Марко держал в руках небольшую картонную подставку с двумя стаканчиками кофе, на одном из которых виднелась буква «J», и Жан понял, к своему неудовольствию, что сейчас его будут пытаться задобрить. – Привет, – робко начал Марко. Жан не ответил, и, стараясь всем своим видом выразить недовольство и нежелание разговаривать, начал отступать с места событий. Марко двинулся вслед за ним. Его голос зазвучал увереннее: – Жан, постой! Можем мы поговорить? Пожалуйста. – Зачем? Мне кажется, тебе стоит держаться подальше от грешных «созданий» с пирсингом и крашеными волосами. Бодт тяжело вздохнул, прикрыл глаза на мгновение. – Мне действительно жаль из-за той ситуации, – продолжил он – но я уверяю тебя, всё совсем не так, как ты воспринял. Давай сядем где-нибудь, и поговорим нормально. Я вот кофе принёс. Тут у меня черничный маккиато – специально для тебя… Жан замедлил шаг, поднял бровь и обернулся. «Чего? Как он узнал?». – Мне Саша сказала, что это твой любимый, – Марко закончил мысль, сияя довольным лицом. – Саша? Ты знаком с Сашей Блауз? – Жан окончательно остановился и позволил Марко подойти к нему. – Ага. С ней, а ещё с Конни. Мы познакомились вчера на парах. И они показали мне крутую кофейню недалеко отсюда… Кирштайн задумался, не дослушав собеседника. «Сначала Армин, теперь Конни и Саша. Что здесь происходит». Он взглянул на Бодта с подозрением: – Как интересно. Ты, может быть, ещё и с Эреном Йегером признакомиться успел? – Да, – радостно ответил Марко – он довольно приятный человек. Как и его сводная сестра… Микаса, правильно?». – Невозможно…, – произнёс Жан вслух, хотя в голове у него преобладал немой возглас: «Приятный человек?! Приятный человек!?». – Видимо, не так уж и невозможно, – Марко пожал плечами и легко усмехнулся. – Однако, – заговорил Жан, придя в себя после небольшого замешательства – я не понимаю, что тебе понадобилось от моих друзей? Марко нахмурился: «Я просто знакомлюсь с однокурсниками и пытаюсь наладить отношения с ними». Кирштайна такой ответ не устроил. «К слову об улучшении отношений. Что насчёт кофе?», – мягко улыбнулся Бодт, приподымая подставку со стаканчиками. Жан ещё раз оглядел его с недоверием, выпрямившись и опустив руки в карманы, задумался на мгновение. Маленький дьявол на левом плече подсказал, что сорвать всю накопившуюся за неделю злость на Марко – отличная идея. И парень пустился разнос. – Послушай, Марко, или как там тебя, я советую тебе просто заниматься своими делами и не лезть ко мне. У меня нет никакого желания заводить с тобой дружбу, мы с тобой слишком разные. А кофе я сейчас не хочу, спасибо. Выпей его сам, или отдай кому-нибудь, я не знаю. Бодт стоял неподвижно, смотря Кирштайну куда-то в грудь, и не проронил ни слова, даже когда тот закончил свою тираду. – Надеюсь, всё было понятно? – спросил Жан ледяным тоном. – Да. Понятно, – безэмоционально ответил потупивший взор Марко. – Отлично. Бывай. Жан небрежно махнул рукой и продолжил свой путь по коридору. «Я от него отделался, отлично. Теперь мне просто нужно побыть одному. Да, просто посижу в одиночестве, и всё придёт в норму...». Он уже почти дошёл до библиотеки, когда Марко нагнал его, спустя две или три минуты. Жан глянул на него исподлобья, инстинктивно сжал кулаки. В руках парня оставался лишь один стаканчик, подставка и второй кофе куда-то пропали. «Жан...», – начал было Марко. «Твою мать, да отвали ты от меня!», – вскричал парень. Он резко развернулся и оттолкнул Марко, явно не рассчитав силу. Тот отлетел сантиметров на двадцать, врезавшись в стену позади себя. Чёрная крышка слетела с креплений и содержимое бумажного стакана вылилось на белоснежную рубашку Бодта. Горячая жидкость проникла под ткань, и он издал короткий сдавленный хрип. «Вот блин», – всё, о чём успел подумать Жан в эту секунду. Марко отпрянул, схватившись за расползающееся бежевое пятно. Полуулыбка мгновенно пропала с губ, лицо стало серьёзным и даже суровым. Он посмотрел Жану в глаза и осторожно приблизился. «Прости. – голос Марко звучал тихо, но ровно и вкрадчиво. – Я просто хотел забрать свой конспект. Верни его. Пожалуйста. И я уйду». «Проклятье! Как я мог про это забыть! Какой же я дебил и мудак...». – Марко, мне очень жаль. Я не хотел, чтоб всё так... Чёрт, я совсем идиот какой-то! – взволнованно протараторил Жан. – Ничего, – проговорил Бодт с едва скрываемой обидой– просто скажи, как пройти в прачечную. Мне нужно замочить рубашку. Кирштайн мотнул головой. – Ты её так просто не найдешь. Я тебя провожу, так гораздо быстрее будет. Не дожидаясь возможного протеста, Жан схватил Марко за руку и стрелой метнулся вниз по лестнице. Оказавшись в тесном помещении подвального этажа соседнего здания, он, наконец, ослабил хватку и отпустил своего однокурсника. «Вот», – Жан рукой указал на стройный ряд стиральных машин. Марко молча кивнул и принялся расстёгивать рубашку. Жан остался стоять рядом, переминаясь с ноги на ногу и беспокойно расправляя свои густые волосы. «Мне жаль, что так вышло, Марко, – наконец подал он голос – Я хотел бы попросить у тебя прощения и за эту хрень, и за то, что наговорил тебе всякого… У меня была тяжёлая неделя, но всё же – я не должен был так себя вести». «Да, кое-что из этого явно было лишним, – проговорил Бодт, косясь на грязные пятна на своей одежде, – но, в то же время, я понимаю, почему ты на меня злишься». Марко готов был скинуть рубашку, но бросил на Кирштайна беглый взгляд, который тот воспринял как смущение. Жан пробормотал «ой, извини» и развернулся к брюнету спиной. Марко быстро забросил рубашку в машину, вытащил из рюкзака медового цвета свитер и натянул его на себя, пока Жан царапал взглядом немытый пол прачечной. – Готово! – воскликнул веснушчатый парень, заправляя крест под одежду. Жан вновь повернулся к нему, оценивая новый вид своего знакомца. – Красивый свитер. – Спасибо, – добродушно ответил Бодт. Атмосфера напряжения, наконец, рассеялась. Жан даже почувствовал тепло в кончиках ушей, пока глядел на прояснявшееся лицо Марко. – Теперь-то ты выслушаешь меня? – спросил он. – Да, – ответил Кирштайн, неловко улыбаясь. – Там, на парковке, мой отец застал меня врасплох. Я был вынужден сказать именно то, что он хотел бы от меня услышать. Сам я, разумеется, так не считаю. Мне кажется, что ты хороший парень, Жан. Тот нервно усмехнулся, отводя взгляд в сторону. Он ещё не дослушал объяснение Марко, но на душе уже становилось теплее и спокойнее. – И я ведь с чего-то решил, что это всё было совершенно очевидно, – продолжил Марко, виновато почёсывая затылок – так что даже не подумал, что нужно поговорить с тобой по-человечески, объяснить ситуацию. Потом я спохватился, конечно, осознал, как это выглядело со стороны, но было уже поздно. Жан вспомнил о вечерних сообщениях Марко, которые он не стал читать, и слегка покраснел. – В общем, я тоже виноват перед тобой, Жан, и прошу у тебя прощения за ту отвратную ситуацию, – закончил брюнет. – Мне кажется, я всё-таки сильнее накосячил, – задумчиво сказал Кирштайн, и стукнул ладонью по корпусу сердито бурлящей «стиралки», воюющей с кофейно-карамельным пятном на белой рубашке. – Ничего, у меня таких рубашек много. – Всё равно, я повёл себя как агрессивный мудак. – А я как двуличная сволочь. – Окей, окей – усмехнулся Жан– давай сойдёмся на том, что мы оба сотворили какую-то идиотскую фигню, из-за которой мы теперь выглядим глупо. Мы оба виноваты, но мы извинились друг перед другом, так что этот нелепый конфликт – он щёлкнул пальцами – исчерпан. – Да, думаю, ты совершенно прав, – Марко заметно повеселел. Жан был готов покляться, что веснушки на его лице стали ярче. – Знаешь, – прищурился Жан – мне кажется, нам с тобой нужно перезапустить наши отношения. – Я за, – согласился Марко. Заметив, что все огоньки на стиральной машине погасли, он поставил пальцы на кнопку, снимающую блокировки дверцы. – Раз уж эта ситуация с рубашкой нас сблизила, предлагаю считать нашей перезагрузкой окончание стирки, – с улыбкой сказал он Жану. Тот, рассмеявшись, подошёл к Марко. Они вместе нажали на кнопку, завершая свой акт примирения. Бодт приобнял Кирштайна по-приятельски, всего на долю секунды, но Жан до конца дня держал в памяти крутой запах «имени Марко»: приятный и ненавязчивый аромат лавандового одеколона, к которому примешивались, по вине самого Жана, лёгкие нотки кофе, корицы и сладкой карамели. Поднявшись в библиотеку, они стали ждать начала вечерней пары. Присутствие внимательного слушателя заставило Жана забыть все заботы и невзгоды, и пуститься в пространные рассказы о своей жизни. Кирштайн рассказал Бодту обо всех злоключениях прошедшей недели, не упоминая лишь поход в гей-клуб и ночной визит к Райнеру Брауну. История не оставила Марко равнодушным: он то понимающе кивал, то фыркал и морщился, то смеялся. – …в общем, такая дичь могла произойти только с полным идиотом, – подытожил свой монолог Жан. – Да ладно тебе. У всех в жизни бывают чёрные полосы. Я уверен, следующая неделя у тебя пройдет хорошо. – Я тоже на это надеюсь. – Слушай, – карие глаза Марко блеснули воодушевлением – мы можем сгладить впечатление от плохой недели, если сходим сегодня после пар в кофейню «Марли», она недалеко отсюда. – А тебя разве не должен забирать твой жуткий батя? – Нет, сегодня нет, – живо ответил Бодт. – Ладно. Но только мы там будем не вдвоём, а с моими друзьями – мы с ними об этом ещё на прошлой неделе договаривались. Ты ведь не будешь против? – Да что ты, главное, чтобы они не были против, – Марко замахал руками. – Не будут. Ты им понравишься, – подмигнул ему Жан – Впрочем, ты ведь уже. Бодт лучезарно улыбнулся и почесал свой усыпанный веснушками нос. В шесть вечера большая компания студентов вошла в двери кофейни «Марли». Длинноволосая девушка, дав друзьям указание найти подходящее место, ловко пронеслась мимо столиков и подскочила к прилавку. Бариста – кучерявый блондин с серьёзным и сосредоточенным лицом – расплылся в широкой улыбке, лишь встретившись с ней взглядом. – Саша! П-привет, давно не виделись. – Ага, часов десять, или типа того. Я тут тебе привела новых посетителей. Мне же будет за это какой-то бонус? Работник кафе густо покраснел: «Б-бонус? Эм…ты имеешь в виду…ну…эээ». – Ну, какое-нибудь пирожное, или хотя бы дополнительную кружечку кофе. Не тормози, Николо! – Саша обескуражено развела руками. – А-а, такой бонус, – Николо издал нервный смешок – будет, обязательно будет! Тем временем товарищи Саши, оставив вещи на большом угловом диване возле окна, встали в очередь за заказами. Марко вновь приобрёл Жану черничный маккиато, взамен того, что отдал кому-то днём. Жан купил для Марко карамельный латте с корицей, взамен того, что вылилось на Бодта, а также, в качестве моральной компенсации, небольшой пакетик шоколадного печенья с красивыми рисунками из белой глазури. Последние были довольно дорогими, но Марко назвал эти печенья милыми и был безумно рад тому, что заполучил их, поэтому Жан решил, что покупка стоила того. После ребята уселись есть, как всегда громко галдя и отпугивая этим, к досаде Николо, других посетителей. Сам не понимая почему, Жан был счастлив, что Марко так удачно вписался в их разношёрстную команду. Он даже испытал гордость за нового друга, когда тот, вежливо прервав спор Конни и Эрена о вегетарианстве, предложил компании послушать его историю. «Я родился в очень религиозной семье, – начал Бодт свой рассказ – таковой она является, прежде всего, из-за моего отца. У него итало-испанское происхождение, так что, можно сказать, ему сам Бог велел быть верующим католиком. Нас со старшей сестрой вырастили в лучших традициях иезуитского воспитания, когда абсолютно вся информация о мире подаётся через призму христианского мировоззрения. Какое-то время наша семья жила на ферме недалеко от Джиная, достаточно изолированно, но потом отец унаследовал приличное количество денег от кого-то из родственников и решил отрыть своё дело, здесь, в Тросте. После переезда в город наша жизнь заметно изменилась: мы с сестрой постепенно вышли из-под безраздельного контроля родителей, у нас появились альтернативные источники знаний о мире. Клара, моя, сестра увлеклась психологией, а я – историей и искусством. Однако, нам приходилось – и часто до сих пор приходится – скрывать большую часть своих интересов. Впоследствии Клара закончила школу, удачно вышла замуж и съехала от нас. Меня же отец отправил в католический колледж, когда мне исполнилось четырнадцать. Там бы я и учился до сих пор, если бы мне, при поддержке сестры и мамы, не удалось уговорить отца дать мне возможность поступить в университет. И вот, всё прошло удачно – отец смог договориться, а я успешно сдал все нужные минимумы и теперь вот учусь здесь!». «Это круто! Ты большой молодец, Марко!», – ласково улыбнулась Микаса. Веснушчатый парень благодарно кивнул. «М-да уж, – задумчиво проговорил Эрен, – я не сказал бы, что с гуманитарным образованием тебе все дороги открыты, но «выпускник католического колледжа» – это звучит как-то совсем бесперспективно…». «Вот именно! – согласился Марко. – Мы на это и напирали, когда убеждали отца. На самом деле, я вовсе не хочу насовсем отказываться от своей идентичности, своих убеждений. Но я не такой, как мой отец, и я не стану закрываться от внешнего мира в раковине религиозных предрассудков времён Контрреформации». «П-с-с, что такое «Контрреформация?», – шепнул Конни Саше. «Не знаю, мы такого ещё не проходили, я б запомнила», – тихо ответила она. «Однако мой папа заключил со мной что-то вроде уговора. Он хотел удостовериться, что я не попаду под дурное влияние или вроде того. Поэтому первые две недели учёбы он каждый вечер заезжал за мной, прямо после занятий. Именно по этой причине я убежал в позапрошлую пятницу, даже не заговорив ни с кем из вас». – И, я так понимаю, ты прошёл проверку, показав своему бате нашего Армина? –спросил Жан. – Именно! – Марко щёлкнул пальцами. – А вы ещё говорите, что я манипулятор. Вот кто здесь мастер, – поднял многозначительный взгляд Армин. – Теперь отец, кажется, убедился, что я не попал в плохую компанию, и перестал контролировать меня настолько сильно. Хоть и по-прежнему запрещает «бродить неизвестно где в вечернее время». – Тогда как ты здесь сейчас с нами сидишь? – поинтересовался Конни. – Ну, официально я ночую у сестры – Марко потёр шею, сдвинул губы в слегка грустной улыбке. – О-о, отстой, – проговорил Эрен участливо – но ничего, он со временем отмякнет, вот увидишь. Мой папка всё хотел меня врачом сделать, столько лет с ним воевали. Говорю, мол, «да не моё это совсем!», а он, значит, орёт «нет, это твоё предназначение!». Только вот сейчас более-менее успокоился. Марко прыснул с ужимок Йегера, его смех оказался заразительным и быстро охватил всю группу. «В общем, у нас у всех тут есть свои траблы с предками, так что ты особо не переживай по поводу своих. Мы обязательно поболтаем о них, но – Эрен взглянул на часы, большая стрелка которых уже приближалась к восьмёрке – как-нибудь в другой раз». Все согласились с тем, что пора собираться. Выйдя наружу, Жан подставил лицо морозной свежести, осторожно вдохнул носом, очищая лёгкие от застойного воздуха. Ему давно не было так хорошо и комфортно. Общение всегда помогало Жану отвлечься от негативных мыслей, но вечер, проведённый рядом с Марко, казалось, даровал полноценный душевный покой. Кирштайн не мог поверить, что ещё утром он на него злился на Бодта. Им оказалось по пути, и какое-то время парни молча шагали по хрустящему свежему снегу. Жан, решив нарушить тишину, стал раздумывать над темой для разговора. Он рассмеялся, выпуская клубок пара из носа и рта: – Это так странно. – О чём ты? – Ты так легко нашёл общий язык со всеми. Со мной, конечно, пришлось повозиться, но всё же. А ещё, – Жан расплылся в глуповатой улыбке – твоё хорошее настроение. Я готов покляться, что оно заразно. – Хм, – задумчиво протянул Марко – Я думаю, всё дело в католическим обаянии. – Католическом обаянии? – Да, – ответил Марко серьёзным тоном – католическом обаянии. Как, по-твоему, испанские и португальские миссионеры смогли обратить в свою веру целые континенты? Только с помощью него. – Какая интересная теория, – сказал Жан, едва сдерживая смех. – Это не теория, это чистая правда, – Марко продолжил куражиться, но всё-таки хихикнул в конце фразы. – Ну-ну, Закклаю об этом расскажи, он точно оценит, – весело проговорил Кирштайн. Они дошли до перекрёстка около сквера, и Марко развернулся направо. – Куда ты теперь? – К сестре. Я же типа у неё проводил весь вечер. Завтра утром вернусь домой, к родителям. Кирштайн посмотрел на него с оттенком грусти. – И ты так всю жизнь шифруешься? – Пожалуй, да, всю сознательную, – Марко потупил взор и сдвинул ботинком тонкий слой снега рядом с собой. Октябрьский холод не позволял его рукам вылезти из карманов и почесать нос. – Стрёмно это, – Жан вынес свой краткий вердикт, задумчиво смотря вдаль. Марко заметно помрачнел и отрешённо кивнул: «Угу. Так и есть. Я знаю, что нужно из этого выбираться, но...». Бодт поднял голову и, встретив, по-видимому, понимание, а не презрение в глазах собеседника, чуть-чуть приободрился: «но мне пока не хватает смелости». Жан поежился. Его собственная сепарация от матери произошла быстро и внезапно, но довольно болезненно. «Да ладно, не переживай слишком сильно по этому поводу. Всякое в жизни бывает. Я как-нибудь при удобном случае расскажу тебе свою историю. Там тоже не всё так радужно, как может казаться». Марко взглянул на него скептически, но всё-таки, к удовольствию Жана, облачко грусти на его лице рассеялось. Когда они махнули друг другу на прощание, Бодт был таким же весёлым, как и до этого. Жан возвращался домой, напевая «…because I’m happy…» себе под нос. Приятно проведенный вечер преображал наскучившие пейзажи и интерьеры, они больше не казались серыми и постылыми, напротив, создавали своеобразное ощущение уюта. После вечернего душа Жан залез в свой смартфон. Он вновь занёс в список контактов номер Марко, стёртый в пылу неумной обиды. Пальцы ловко набрали слова: «Святой Марко». Готово. Но нет, чего-то не хватает. Жан, не задумываясь, добавляет в конце имени фиолетовое сердечко. Смотрит на надпись с секунду, слегка качает головой и стирает значок. Парень пробегает глазами по голубоватой вкладке с эмодзи и выбирает звезду. «Будем считать, что это Вифлеемская – Жан с довольным лицом распрямляет шею и плечи, – тогда всё в тему и ничуть не странно. И образ полностью завершён». Мысли о звёздах настраивают на поэтический лад, заставляют выйти на балкон с кружкой горячего крепкого чая, любоваться ночным небом и думать о прекрасном.