Мгновение

      Сумико задыхается от переполняющего её гнева. Да как он смеет!.. «Смеет», — цедит про себя Хасэгава. Потому что богат. Потому что влиятелен. Потому что может. И ничего ты с этим не поделаешь, юная госпожа Камисато, сколько не поправляй слуг, прося обращаться к себе по девичей фамилии.       Аято лишь усмехается, когда она кривится, слыша новый титул. Сумико значит «думающий ребёнок», так прекрати быть ребёнком, Хасэгава, и начни думать, потому что твоя голова была явно где-то в другом месте, когда ты вызывала главу Ясиро на дуэль, а после «ничьей» посчитала, что сможешь просто уйти. Может и смогла бы.       Если бы не была его сбежавшей невестой.       Девушка в отчаянии стукает головой по стене, пытаясь собрать мысли в кучу. В какой момент её жизнь делает такой кульбит? Почему дурацкий Камисато Аято берёт себе в жёны дочку главы маленького клана? Их семья специализируется на искусстве владения катаной и подчиняется клану Кудзё. Потому что надеялся на послушную и покорную жену? Чёрта с два, она ему не собачка, чтобы вилять хвостом при каждом его появлении.       Сумико запоздало понимает, что пока скачет вокруг стены в надежде уцепиться за выступ, то не замечает молодого господина. Он наблюдает за ней из-под прищуренных век со своей наглой усмешкой.       Их первый раз проходит очень неловко, потому что Хасэгава с трудом сдерживает отвращение, а Аято — своих демонов. Но в итоге всё проходит не так уж и плохо, девушка правда думает, что могло быть и хуже. Например, он мог взять её силой, и пусть она не выражает особо желания, но он её хотя бы не травмирует.       Сумико кланяется гостям, у неё идеальная спина и выдержка на людях, этому её учат всю жизнь — будь достойной дочерью отца и матери. Не разочаруй нас. Но Хасэгава разочаровывает, потому что сбегает ради мечты стать первоклассным мечником. Блуждает по Инадзуме в одиночестве, оттачивая навыки, которые не может применить дома, где строгий запрет — никакого оружия в руках женщины кроме кухонного ножа.       И попадает в капкан хитрого лиса.       Дура. Просто дура. И с каждой её новой попыткой побега Аято становится всё мрачнее и мрачнее, пока не начинает отнимать у неё привилегии. Например, Сумико необязательно писать сестрам раз в неделю, а то и раз в месяц. Не нужно видеться с матерью, не нужно гулять за пределами усадьбы, не нужно разговаривать ни с кем кроме старшего Камисато. Если потребуется — не нужно есть пару дней.       Ну же, Хасэгава, будь послушной девочкой и завиляй наконец-то хвостом.       Девушка держится достаточно долго. Это одновременно и восхищает, и раздражает главу Ясиро. Такая хрупкая, а всё никак не поддастся и не сломается. Ты не нужна ему такой независимой, Сумико, пойми уже наконец. Ему нужна верная лояльная женушка, желательно с мозгами и блюдцами-глазами. Но ты упорно таковой не становишься.       Поэтому посиди недельку в изолированной комнате в одиночестве, откуда не будут слышны твои крики, но ты же всё равно слишком гордая, чтобы звать на помощь, да, Хасэгава?       Аято приходит рано утром, приносит завтрак, ставя поднос на ближайшую тумбу. Снимает перчатку и запускает пальцы в лавандовые волосы. Девушка дергается, сквозь сон узнает знакомый силуэт и по привычке отшатывается. Камисато цокает языком и мрачно улыбается: — Мне уйти? — Глава Ясиро готов воплотить своё предложение в жизнь, но на самом пороге его останавливают. — Нет, — всхлипывает Сумико, — поговорите со мной, господин Камисато.       Аято бы хотел хлопнуть в ладоши от осознания того, что выдержка Хасэгавы даёт трещину, но она говорит злополучное «господин Камисато», хотя он ясно даёт понять, что обращаться к нему надо на «ты».       Поэтому он уходит, оставляя девушку одну в плену тишины и собственных мыслей.       Сумико впервые горько плачет, обняв руками колени и шмыгая носом, совсем как в детстве, когда она что-то не могла поделить с братьями и ввязывалась в драку. И что, что она девчонка — гонора и сил ей было не занимать. Но сейчас всю спесь смывает, словно волной, поэтому, когда глава Ясиро приходит в следующий раз, Хасэгава ловит взгляд сапфировых глаз и приветствует правильно: — Мне тебя не хватает, Аято.       Камисато довольно улыбается, садится на кровать и вновь гладит фиалковые волосы. Девушка остригает их, когда сбегает из дома, но сейчас они уже отрастают по плечи. Парень думает, что ему нравится, когда волосы можно пропустить сквозь пальцы, а во время секса намотать на кулак. Поэтому он просит — правда просит — отрастить их. Но свои мысли, естественно не озвучивает.       К ужасу Сумико первым порывом было послушаться и только вторым — остричь назло. Сумико значит «думающий ребенок», — говорит Аято, словно слыша её колебания. И Хасэгава кивает, признавая поражение.       Лучше с длинными волосами и собеседником, чем в тишине и с никому не нужной гордостью. Камисато стучит пальцем по её кровати, подзывая, а девушка покорно садится к нему на колени. Внутри всё трепещет от страха, что он сейчас развернётся и уйдёт, но глава Ясиро лишь утыкает в её шею, Сумико кожей чувствует его улыбку, а затем слышит: — Мне тебя тоже не хватает, — выдыхает парень, — и никогда не будет хватать.       Хасэгава к своему глубокому разочарованию радуется. Это значит, что он её не бросит, что она нужна ему. Аято поворачивает её голову и целует, прикусывая губу и играясь с языком. Объятия становятся крепче.       Во второй раз не так противно, как в первый, но выходит грубее. Превыше всего Камисато ценит верность, поэтому сохраняет её своей непокорной жене. Потому и срывается, стоит ему вдохнуть её аромат, почувствовать тепло прикосновений и услышать заветные ноты в голосе.       Сумико постепенно возвращает обратно свои привилегии, вновь живёт в основном особняке — да, с Аято в одной комнате, но на что ты рассчитываешь, Хасэгава? — снова может писать матери и сёстрам, а младшая Камисато оказывается такой невинной и чистой, что девушка невольно любуется ею, окончательно понимая, что проиграла.       Глава Ясиро зовёт её на приём, где впервые после внезапной «болезни» Сумико выходит в свет. Хасэгава слышит перешептывания, в народе есть слух, что молодая госпожа Камисато — беременна.       Аято улыбается, как он умеет — слегка насмешливо и одновременно учтиво, но стоит ему посмотреть на Сумико, как взгляд его теплеет, и Камисато отвечает: — Пока только слухи, но мы намерены это исправить.       Словосочетание «мы» вызывает в Хасэгаве иррациональный и, казалось бы, давно позабытый гнев. Но он мгновенно стихает, стоит вспомнить помещение, где нет ни часов, ни окон. Где ты постепенно сходишь с ума.       Девушка крепче прижимается к главе Ясиро, когда они выходят погулять. Уже цветёт сакура, лепестки кружатся и опускают вниз, а аромат цветов разносится по округе. Парень встаёт за её спиной, сгибается и кладёт подбородок на голову, обнимая за талию.       Живот у Сумико пока не особо большой, но врач чётко говорит — будет ребёнок. Поэтому и без того малое количество времени без Аято и вовсе пропадает. Он нежен и учтив, верен до мозга костей и любящий так, словно у них всегда последний день вместе.       Он гладит её со всех сторон, окружает заботой и вниманием, заказывает лучшие игрушки из Фонтейна, покупает красивую мебель, чтобы оборудовать детскую. Они не знают, кто это будет, да и узнают только после рождения, но Камисато всё равно начинает готовиться заранее. Слуги тоже суетятся, словно в муравейнике, хоть их и направляет такой же суетливый Тома.       Аяка радуется, светится словно солнце, когда узнаёт, что станет тётей. Тянет руки к животу и некоторое время стоит, прислушиваясь к собственным ощущениям. Она восторженно говорит, что Сумико и Аято — идеальная пара, благословлённая Великим Сёгуном.       Глава Ясиро кивает и ласково целует Хасэгаву в губы, притягивая как можно ближе.       Сумико значит «думающий ребёнок», так что Хасэгава начинает вилять хвостом.