Мгновение

      Ивон долго думает, правда думает о том, что произошло и происходит. Первая ночь с Леви оказывается… Довольно нежной? Блять, она звучит хреново даже в собственной голове. Не этого ты ожидала от капитана Разведкорпуса, да, Вайс? Ну так признайся себе, что изначальные отношения ради секса для снятия «напряжения» перерастает в… Это? А что такое «это»? Любовь? Привязанность? Надежда на совместное будущее?       Ивон горько вздыхает: нахуй она такая ему не сдалась. Строят отношения с девушками подобно Петре: они правильные, добрые и милые. Вайс была милой только в чьих-то влажных снах, и то, есть огромные сомнения. Поэтому девушка топчет внутри зародившиеся чувства. По крайней мере пытается.       Клин клином, верно? Потому Ивон идёт на свидание с каким-то парнем, который не умолкает ни на секунду. Утомительно. Аккерман, например, чаще молчит, давая Вайс отдохнуть после тяжелого рабочего дня. Если у девушки есть настроение поболтать — Леви поддерживает беседу, а если нет, то ничего не меняется: с капитаном всё также комфортно в тишине.       Её собеседник тянет Ивон под какой-то куст, ей богу, Вайс в душе не ебёт, что это за растение. И пахнет от него резко и слишком сладко. Девушка морщится, когда чувствует на своих губах чужие. Они слишком толстые, слишком холодные и слишком слюнявые. Просто фу. У Аккермана всё по-иному, куда более эстетично и привлекательно Стоп, Ивон, ты же хотела… — Объяснишься? — Леви выглядит подозрительно равнодушным.       Вайс морщится от собственных мыслей: подозрительно, блять, равнодушный. А каким ему ещё быть? Ему же наверняка плевать, потому что в отличие от тебя, дура, он умеет себя остановить. — Схуяли? — Огрызается девушка.       Острый язык никуда не спрячешь, да? Вот только пытаешься ты откусить пальцы, Ивон, от собственного отчаяния.       Капитан молчит. Смотрит так проникновенно, будто бы одним взглядом пытается вывернуть душу наизнанку. Глупый, достаточно лишь одного его слова, чтобы Вайс взорвалась потоком мыслей и эмоций, подобно водопаду. Аккерман такой, такой… Невыносимый, душевный, малоэмоциональный, милый, ненавистный и одновременно любимый. Девушка готова взорваться от бурлящих в ней чувств.       Не надо было идти на это свидание. Такое ощущение, что её дурацкая влюблённость только окрепла.       На самом деле проходит всего несколько секунд после обронённой ею фразы, как Леви хватает её за локоть, круто разворачивая в противоположную сторону. Опешивший спутник Ивон лишь непонимающе смотрит им вслед. — Много видел? — Решает нарушить молчание Вайс.       Хватка на локте усиливается, грозясь перерасти в вывих. То, что будут синяки — девушка уже смирилась. — Достаточно, — чеканит Леви, — объяснишься?       Настаёт черёд Ивон удивляться: какого, собственно, чёрта? — Тебя это ебать не должно, — Вайс пытается выдернуть руку, — отпусти, мне больно! Куда ты меня тащишь?       В ответ — молчание. Но хватка действительно ослабевает, и освободиться всё равно не получается. Ну, хоть избегает перелома, и на том спасибо. Но злиться девушка на мужчину не может. Потому что тупые бабочки в животе взлетают от одного его прикосновения. — Давай разбираться, — Ивон щёлкает пальцами свободной руки перед носом Аккермана, — например, какого хуя ты творишь?       С гулким стуком Вайс припечатывают к стене в каком-то захудалом переулке. Леви всё такой же невозмутимо хмурый, но вот взгляд… Тёмный, в нём читается ярость, о причине которой девушка даже не хочет думать. Всё равно разочаруется. — Давай, — подаёт голос мужчина, — у меня к тебе тот же вопрос: какого хуя ты творишь?       Ивон впервые видит Аккермана таким: злым, практически кипящим от тихого гнева. Становится страшно, потому что Вайс только слышала о том, на что способен Леви в ярости. Капитан, что может заменить целый отряд? Тот самый Аккерман, который режет титанов так, словно те были бумагой? И сейчас его негодование было направлено на неё. — Я была на свидании, — сплёвывает Вайс, — херовое решение и херовое свидание.       Леви сжимает её руку так сильно, что девушка не выдерживает и шипит, дёргаясь в тщетной попытке вырваться из захвата. Прекрасно, докатились. — Хорошо, что ты это понимаешь, — мужчина резко подхватывает её под бёдра, впечатывая в холодную стену, — и хорошо бы тебе выучить: я не делюсь своим с другими.       Если раньше у Ивон уходит земля из-под ног в буквальном смысле, то сейчас она ушла в переносном. Нет, конечно что-то внутри неё всё ещё недовольно ворочается, но… Это так Аккерман говорит о том, что они в официальных отношениях? Не просто секс без чувств?       Глаза предательски щиплет, словно её окатило песком. Чёрт, идиотский Леви, идиотская ситуация и идиотские взаимные чувства. Девушка тянется вперёд, накрывая горячие губы напротив поцелуем с привкусом слёз. — И чего сопли развела? — Ворчливо и по-тёплому спрашивает мужчина, — дура ты.       Ивон фыркает, пихает Аккермана в плечо, попутно шмыгая носом, а затем отвечает: — Иди ты, — Вайс утирает солёную дорожку на щеке, — и сама знаю.       Леви сейчас кажется таким красивым, таким родным и ласковым, словно лучи солнца, что вечно мрачная девушка не может не тянуться к нему, такому же хмурому мужчине, который представляется ей ярче любой звезды на небе. Ивон утыкается лицом в плечо, ведёт носом по его шее, оставляя смазанный поцелуй, и лишь после этого тянется обратно к губам. Такой невозможный и вызывающий покалывание в кончиках пальцев, такой комфортный и ставший родным, что Вайс на мгновение спотыкается о собственные мысли, чтобы вновь не разрыдаться.       Девушка запускает пальцы в чёрные волосы, треплет причёску и тянет несколько прядок, ногтями проходясь по коже, мягко, хоть и несколько дёргано. У Аккермана что не место — то эрогенная зона под пальцами Ивон, чем она непременно пользуется. Губами мажет по мочке, кусает шею и языком ведёт вдоль ворота рубашки прямо по пульсирующей вене.       Леви некоторое время бездействует: просто принимает ласку и молча плавится от горячих прикосновений. Вайс, кто бы что не говорил, была до жути нежной и сентиментальной, какой бы сукой она не пыталась себя выставить в чужих глазах. Фасад, за которым скрыты бушующие чувства.       Мужчина покрепче перехватывает женские бёдра, оставляя девушку сидеть только на одной руке, а вторую запускает под просторную блузку. Кожа у неё нежная, теплом отдаёт в подушечки пальцев. Вся Ивон была такая мягкая и бархатная, словно дурацкая детская игрушка. И эта игрушка полностью принадлежит ему.       Аккерман оставляет засосы на ключицах, пальцами сжимает левую грудь и ладонью ощущает рваное сердцебиение. Вайс выгибает спину, ловит ртом воздух и тихо стонет сквозь зубы, стоит Леви зажать один из сосков. Такая отзывчивая… Мужчина нарочито медленно расстёгивает пуговицы, отчего девушка недовольно ёрзает у него на предплечье. Аккерман целует ямку между ключицами, оставляет засосы на обеих выступающих косточках, посасывает один из сосков, пока другой перекатывает между пальцами.       Ивон дышит через раз, оставляет краснеющие полосы на бледной коже шеи и призывно стонет. И как бы тихо она не старалась себя вести — её голос всё равно эхом разносится по тёмному переулку. Вайс не было стыдно, но чертовски не хотелось, чтобы их прервали. Поэтому девушка затыкает себя, чем может — то рукой, то чужой кожей.       Член оказывается внутри одним размашистым толчком, без предварительной подготовки пальцами. Девушка понимает без слов — Леви всё ещё злится. Но всё равно шипит, норовя соскочить с руки скорее инстинктивно, чем действительно всерьёз пытается убежать. Мужчина хмыкает, вдалбливаясь так, что шлепки бёдер о бёдра разносятся по всему закоулку.       Ивон хнычет, зажмуривает глаза, но тут же распахивает веки, чтобы столкнуться с пронзительным тёмным взглядом. Её всю трясёт, кроме нецензурной брани в голове ничего не возникает. А в душе так тепло, практически обжигающе горячо и хорошо. Вайс покрепче обхватывает ногами торс и дарит горячий поцелуй, в котором они едва не стукаются зубами и лбами, но на это плевать. Настолько, что девушка тянется к губам напротив вновь, посасывая и кусаясь, зализывая и оставляя метки, словно дикий зверь.       Аккерман имеет опыт до Ивон, ровно как и Вайс до него. Но они оба слишком нелюдимы, чтобы он был действительно обширным. Если честно, то Леви никогда не позволял рабочим отношениям перерасти во что-то подобное, поэтому зачастую довольствовался вниманием проституток и разовыми встречами со случайными девушками в баре. Дальше одной встречи это никуда не заходило.       С Ивон всё по-другому. С ней хотелось быть вместе, глаза постоянно искали её силуэт в толпе и первым, к кому он хотел возвращаться после вылазок за стену — это к ней.       Вайс сжимается слишком сильно вокруг его члена, заставляя Леви рвано выдохнуть и зарычать сквозь зубы. В ней и с ней хорошо. Комфортно. Как и должно быть дома.       Мужчина до синяков сжимает бёдра и бока, на груди алеют засосы и отпечатки его пальцев, на его собственной шеи наливаются краской царапины. Это эстетика их любви — дикой и всепоглощающей. И одновременно с этим такой тёплой и уютной, что Леви впервые задумывается о том, что так, должно быть, и выглядят нормальные отношения. Когда от одного только взгляда на душе легко, а от прикосновения — жарко.       Ивон кончает сумбурно, сжимаясь ещё сильнее и застонав слишком громко. Звон её голоса разносится по переулку эхом, отчего мужчина не может сдержать улыбки. Оргазм накрывает и его, Аккерман едва успевает вытащить, когда сперма разливается по ближайшей стене. — Спасибо, что не на шорты, — фыркает слишком быстро пришедшая в себя Вайс, — я заебалась их стирать.       Леви усмехается, поправляет на них одежду и всё же морщится, когда оглядывается по сторонам и замечает кучу пыли и грязи: — В следующий раз предлагаешь кончать в тебя? — Мужчина передёргивает плечами от отвращения из-за окружающей обстановки, — я запомню. — Ребёнка дам назвать Ханджи, — смеётся Ивон, — будет тётей. Но всё же предпочту наших будущих детей видеть исключительно на простынях, полотенцах и стенах, а не в пелёнках.       Аккерман кивает, соглашаясь с подобным заявлением.       Ну так что насчёт чувств, Вайс? Настолько ли они были безнадёжными?