Мгновение

      Сумико вздыхает, провожая взглядом уходящую Аяку. Юная госпожа Камисато должна отбыть на встречу по поводу организации праздника, а Хасэгава обязана сопровождать мужа на встрече с неизвестными ей, но очень важными личностями. Девушка жмурится, вздрагивает, стоит ей вспомнить крепкие объятия и мрачные стены, как вдруг образ перед глазами рассыпается, а липкое ощущение на коже пропадает.       Сейчас она на свободе.       И Сумико ни за что не попадёт обратно в эту психологическую пыточную, где помимо глухого стука собственного сердца и хаотичных мыслей в голове ничего не слышно. Поэтому Хасэгава кланяется гостям и послушно садится подле Аято, по традиции проводя чайную церемонию, за которой льётся непринуждённый разговор. Девушка вздрагивает каждый раз, когда слышит ту самую нотку в голосе, тот самый лёгкий нажим и провокацию, которая заставляет незнакомцев выдать все свои тайны, предоставляя главе Ясиро новые карты на руки.       Камисато замечает мелкое подёргивание рук Сумико, участливо улыбается, но за этой улыбкой Хасэгава видит угрозу. Нет, он не ударит её, Аято слишком горд для того, чтобы поднять руку на женщину. Он действует иначе — заставляет стать зависимой от его личности, пытается научить девушку просыпаться и засыпать с мыслями о нём.       Ведь именно это происходит с ним.       Так почему же ты, Сумико, не испытываешь того? Неужели он так плох? Абсурд, он весьма незаурядная личность, и глава Ясиро об этом знает. Он с ней нежен, участлив и ласков, так почему ты, Хасэгава, всё никак не начнешь откликаться на «госпожа Камисато»?       Девушка старательно сверлит взглядом пол, в сотый раз пересчитывая количество завитков и волн, изображённых на расписном кимоно. Встречи всегда скучные, а Камисато всё не может ею нахвастаться, выставляя напоказ, словно трофей. В глубине души ярость и несогласие с новым статусом копошатся, словно червяки, заставляя Сумико беспомощно сжимать кулаки, сминая нежную ткань одеяния. — Хорошего Вам пути, — Хасэгава кланяется в знак уважения, склонив голову, — и пусть милость Сёгуна сопутствует Вам.       Встреча наконец закончена, слуги уже успевают пробраться в зал для приёмов, но почему-то оставляют травы для заварки, чайник и чашки. Девушка достаточно сообразительна, чтобы понять — Аято приказывает оставить принадлежности в зале.       Показушно спокойный, старательно делающий безразличный вид, глава Ясиро даже не смотрит на неё, рукой махнув в сторону приборов: — Приготовишь?       Будь у Сумико яд… Она бы ничего не сделала. Не потому что до самых костей боится, не потому что это раз и навсегда лишит её свободы, а возможно и жизни. А потому что испытывает иррациональную привязанность. Почему Камисато больше не кажется таким отвратительным тираном и манипулятором. Нет, он всё ещё им является, но… Это больше не вызывает такого яркого негативного отклика в душе.       И это пугает.       Хасэгава разливает напиток по чашкам, ловко придвигая посуду прямо к Аято. Тот, наконец-то, решает посмотреть на неё. Весь его вид говорит о полном равнодушии. И, честно говоря, девушку это, вопреки здравому смыслу, задевает. Глава Ясиро ничего не делает, а она уже нервничает, бессознательно сгрызая губы.       Камисато молча пьёт чай, продолжает читать документы и, когда Сумико начинает копошиться, чтобы наконец-то сбежать от давящей атмосферы, произносит: — Мне рассказали, что ты вновь бродила вдоль стен, — Аято намеренно откладывает документы, — это правда?       Тогда она умудрилась перелезть через стену. И девушка совершает свою первую ошибку — прячет глаза, выдавая себя с потрохами. — Правда, — тихо соглашается Сумико, — ходила.       Глава Ясиро цокает языком: — Зачем?       Хасэгава теряется. Это было минутное помутнение, она подошла к ним сперва из желания посмотреть поближе цветы, растущие вдоль стен, а затем… Забылась, вспоминая прошлые побеги и то, как мир выглядел в её глазах до того дня, когда она вызвала Камисато на дуэль. Там, за ограждением, был мир, полный приключений и различных людей с необыкновенными судьбами.       Девушка молчит слишком долго, когда наконец вздрагивает и отвечает: — Я скучаю по внешнему миру.       Врать Аято — подписать себе приговор. На что — известно только Архонтам. Поэтому Сумико даже не старается увиливать — глава Ясиро видит её насквозь.       Атмосфера внезапно меняется: Камисато встаёт со своего места, садясь позади Хасэгавы и аккуратно обнимая её за талию. Мимолетное прикосновение к груди, шее и наконец к щеке, заставляя девушку запрокинуть голову, что видеть сапфировые глаза. — Я могу время от времени брать тебя в деловые поездки, — мягко предлагает Аято, — но ты должна мне кое-что пообещать.       Выдержка Сумико трещит по швам, потому она не может сдержать оживления. — Перестань в тайне принимать ту траву, — глава Ясиро прищуривается, отчего у Хасэгавы бегут мурашки вдоль позвоночника, — она обладает противозачаточным свойством, верно?       Девушка пристыженно опускает глаза, практически их закрывая. — Откуда ты?.. — Договорить Сумико не успевает. — Неважно, — прерывает её Камисато, — ну так что, ты согласна? И знай — я всё равно узнаю, если ты не сдержишь обещание.       Хасэгава кивает, прикрывает глаза и ещё раз кивает — на этот раз для самой себя.       Внезапное ощущение чужих губ на своих собственных пугает девушку, но она быстро приходит в себя, послушно поддаваясь навстречу. Лучше расслабиться и перестать сопротивляться, к тому же, с каждым разом Сумико всё меньше и меньше испытывает отвращение к самой себе. Это ведь правильно? Заниматься сексом с собственным мужем?       Аято углубляет поцелуй, исследуя её рот и играясь с языком. Его руки в это время проникают под кимоно, оглаживая покатые плечи и выступающие ключицы. Глава Ясиро особо не церемонится, развязывая оби и оголяя Хасэгаву удивительно быстро. — Ты холодная, — дыхание опаляет кожу чуть пониже подбородка, — замёрзла?       Девушка кивает, нервно сглатывая. Камисато хмыкает, отдаляется, чтобы снять одежду, но тут же возвращается, прижимаясь горячей кожей и делясь теплом. Сумико передёргивает, но к её огромному сожалению не от отвращения, а от внезапной волны желания.       От Аято приятно пахнет чем-то терпким, его тело крепкое и он так чувственно её касается, что Хасэгава плавится под его руками, отвечая взаимностью. Тянется ближе, целует кадык, который тут же подскакивает вверх и оглаживает широкие плечи. Такой тёплый, такой знакомый и единственный.       Девушка раздвигает ноги, когда всё также сидя на мужских коленях, широкая ладонь мнёт бёдра, перемещаясь ко внутренней стороне. Сумико стыдливо прячет лицо, вжимаясь носом в ключицу главы Ясиро, ведь вопреки своим убеждениям намокает.       Камисато хмыкает, но это не насмешливо. Скорее довольно и горделиво, отчего Хасэгава лишь сильнее сжимается, но колени не сдвигает обратно.       Первый палец проникает легко, задевая что-то внутри, отчего девушка мелко дрожит. Большой же палец стимулирует клитор, заставляя Сумико задышать чаще и поверхностнее. Второй растягивает и подготавливает, пока Аято наконец не вводит головку. Над ухом раздаётся краткий глубокий стон, сменяющийся тяжёлым дыханием. Хасэгава откидывается и полностью подчиняется блуждающим по телу рукам и заданному темпу.       Глава Ясиро с удивительной лёгкостью подкидывает её бёдра. Стонет, дышит и рычит на самое ухо, периодически кусая нежную кожу. Темп постепенно набирает скорость, становится более рваным и хаотичным, из-за чего девушка теряется в ощущениях. Чувство натяжения, заполненности и что самое страшное — правильности происходящего. Всё так, как должно быть. Камисато продолжает стимулировать клитор, отчего Сумико сжимается ещё сильнее. — Тс, — задыхается не только Хасэгава, — такая тугая.       Стенки влагалища сокращаются, обхватывая член и давя со всех сторон, отчего Аято глубоко стонет, сжимая бёдра до красных отметин пальцев, после которых образуются фиолетовые синяки.       Девушка стонет. Тихо, но проникновенно. Вся дрожит в послеоргазменной судороге, а глава Ясиро доходит до пика от одного её голоса.       Вопреки всему, Сумико принимает тепло, исходящее не только от тела, но и от поступков.