Сокджин

Юнги вытягивает свои худые (на самом деле они стройные, просто изгибами слишком девичьи, стыдно, блин) ноги, подставляя острые коленки солнцу через прорези джинсов. Уже почти совсем тёплому, по-весеннему. - Хён. Он каждый раз будто смакует это обращение. Такое редкое от него в их компании и лишь для одного человека. Джин залипает на те самые коленки в прорезях и сами ноги. Только на третьем "хён" откликаясь. - Уши заложило, эй? - Юнги смотрит из-под выбеленной чёлки своими вечно сонными кошачьими глазами, облизывается коротко и вот совершенно не помогает отлипнуть. Да и в голосе ни доли раздражения не слышно. Лишь расслабленная тягучесть. Пригрелся на солнышке, забалдел от ноток свежести в воздухе. Вот-вот уснёт. Джин всё же на всякий хлопает себя ладонями по ушам и головой трясёт, хотя надо бы глаза протереть. И по всему отвести их подальше от коленок. От пальцев этих, которыми Мин шапку свою, вечно сползающую с ушей вверх, поправляет. От, вот же ж задница, губ, что сохнут слишком быстро. - Я же дарил тебе бальзам, почему ты не пользуешься, ну, Мин Юнги! Притворный занудно-ворчливый налёт в голосе, так удачно пригождается во все эти моменты, когда хён чувствует себя совершенным мальчишкой. Не зря же всё лето на актёрские курсы ходил. А потом ещё немного осень. Но потом подготовка к экзаменам вообще всё время отняла. И Мин Юнги отнял, которому ещё целый год тянуться следом за хёном свой выпускной класс. Джин комично трясёт пальцем и волосами, но итогом просто чуть вздыхает, потому как тот самый ленивый и разморённый кот в ответ только пожимает плечами и давит улыбку в уголках губ. Произнося так спокойно и серьёзно, что у Кима просто стирает любые мысли в голове, оставляя сопровождающей мелодией шуршание голых ветвей и перекрики птиц в солнечном воздухе марта: - Хён. Научи меня водить машину. И, если совсем по чесноку, всё, что дальше "хён, научи", доходит как будто на иностранном. - Нет, ну ты точно оглох. Что, поступил в универ и старость пришла? Наверное, столкновение земли с луной будет не столь разрушительным, как видеть лицо Юнги всего в пятаке сантиметров от своего собственного носа. Определённо! Однозначно. Без вариантов. - Да ты можешь наконец намазать свои губы? Совсем искусал. До крови хочешь добраться? Молодец, хён, сменил тему. Отличная выдержка. С такой не берут в педагоги. Джину хочется по щекам себя отхлестать, пока непрошеная усмешка сама на губы лезет, будто действительно доволен тем, как из ситуации вывернулся. (нет) Однако Юнги его опережает. Смехом своим хриплым по каждому позвонку пересчитывая и между лопаток прочёсывая. - Хорошо, хён. С меня бальзам, с тебя уроки вождения. Идёт? Или мне кого другого попросить? А то не уверен, что ты достаточно уравновешенный для такого занятия. Наглый тонсэн всё же неохотно поднимается со скамейки под ошарашенным взглядом старшего: "ну ты, Мин Юнги. . .от кого-кого, а от тебя такой подставы не ожидал". Запускает пальцы в задний карман штанов и шарит там в поисках завалящего бальзама. Клубничного (вот ведь спасибо-благодарности-отдуши, что тот бесцветный, а не розовый). Так-то он постоянно его таскает, только забывает пользоваться. Потому что? Ну потому что это подарок от хёна. А вдруг он закончится. И, наверное, нахождение Андромеды на нашу галактику, станет событием куда менее значительным, нежели осязание горячих пальцев Джина на тонком запястье. Без вариантов. Однозначно. Определённо! Юнги бровь вопросительно изгибает: "сам хотел, чтобы я бальзамом мазал, а теперь не даёшь это сделать?" и щурится, смешок давя зубами о кончик прикусанного языка. Сокджин смотрит серьёзно. На цепочку, что из-под толстовки выбилась, зацепилась за капюшон, неровной змейкой стекая по чёрной ткани. И бликует матовостью подвески с завитками юпитерских завихрений в лучах солнца. Он цепляет ту пальцем и аккуратно прячет её обратно под чужую одёжку, для надежности ладонью подхлопывая поверх. - Я научу, не надо никого другого. Только тебе придётся научиться ещё и губы не кусать, когда нервничаешь. А то я сам тебе их мазать, блин, буду.

시들었던 꽃이 피어나 마법이 풀릴 것 같아