Землю и море бесплодное он в колебанье приводит, На Геликоне царит и на Эгах широких. Двойную Честь, о земли Колебатель, тебе предоставили боги: Диких коней укрощать и спасать корабли от крушенья. Слава тебе, Посейдон, — черновласый, объемлющий землю! Милостив будь к мореходцам и помощь подай им, блаженный!
Гомеровы гимны
XXII. К ПОСЕЙДОНУ.
— Здравствуй, мой дорогой Посейдон, — с ядовитой улыбкой произносит тот. На его лице блещет собственная для его существа молния, которая Чонгука заставляет вздрогнуть. Но это не страх, это неразрешимый гнев. Позади красота всего моря, а перед ним стоит этот ненавистный ему человек. Несуществующий. Желание водного царя проникнуть своими водами во все вены адского брата превышает даже эту незримую честь. — Хосок, — глаза цвета Марианского желоба всматриваются в ярость напротив. Именно сейчас ему хочется сделать всё, чтобы гнев имел свою силу. — Потом поговорим, уходи сейчас же, — зыркает, не сдерживая большую волну в море позади. — Хорошо, просто хотел узнать, от чего ты сегодня такой спокойный, — Зевс кивает в сторону моря, сразу же замечая находящегося в нём человека. — Это же твоих рук дело. — Я неправильно выразился? — брови Чонгука встречаются в переносице, а сам он скрещивает руки на голой груди. Тэхён же со стороны с изяществом видит то, как горячо сейчас выглядит Чонгук. Но он ни за что об этом дальше не будет думать, неприлично ведь. А Чонгуку только и хочется всего лишь одного: смерти Зевса. До безумия желается видеть его в смертных муках Кроноса. — Я же сказал довольно ясно. Потом. Хосок громко смеётся, а в тишине морского бушевания этот звук становится самым противным. Вены на его руках набухают, когда он проводит по своей шее, будто гипнотизируя Чонгука на симпатию, которую он никогда в своей жизни не получит. Чонгук же замечает это. Он готов залить Крит снова. — Не знал, что тебе нравятся люди, — ехидно смотрит, проводя языком по губам. Он явно намекает на Тэхёна, кичащегося в море с радостной улыбкой снова в нём находиться. — Твоё жёлчное отвращение видеть не хочу, — хмыкает. В его глазах до сих пор бушуют волны, они почти что чёрные, прямо как океан на дне впадины. — Встретимся наверху, и там я из тебя выбью всю твою спесь. Уходи, — кивая на другую сторону пляжа, Чонгук намеренно делает шаг назад, давая брату полную возможность уйти подальше. — Ты мне не указ, — Хосок также хмыкает, кладёт ладонь на плечо брата, мягко, но яростно и с искрами ненависти поглаживает его. И, кажется, там остаётся ожог. — Жаль, что оставил своего парня в море. Никогда не могу тебя в этом победить, знаешь же, что в море я его убить не смогу. Что ответит Чонгук? Скажет: «Это всё дело опыта». А как же? Если бы прежде не приходилось сталкиваться с такими ужасами, он бы не оставил Тэхёна в море, не держал бы наготове купол из волны, дабы накрыть им его сразу же, как появится опасность. Ведь он тоже атлант. И его он всегда будет защищать. — Уходи. В ответ на отвращение Чонгука Хосок громко смеётся, пожимает плечами и топает обратно, позволяя небольшому ветру пронестись над водой, которая несвойственно остаётся спокойной. Морской царь провожает его своим пронзительным тёмно-синим взглядом, пихая им его в бок и мысленно желая, чтобы тот споткнулся где-нибудь и умер. Зевс же назло проходит мимо дома Посейдона, кидая на него взгляд, который второй почувствовал как на себе. Противно. Оборачивается назад. Голубые глаза тоже врезаются в него, но Чонгук глубоко и со спокойствием вздыхает, медленными шагами заходит обратно в воду, кидая дежурную улыбку. Тэхён до сих пор видит этот тёмный оттенок его глаз – это ведь нельзя не оставить без восхищения, и правда. Безумство красоты Чонгука, для Тэхёна, слишком жестоко для этого мира. Есть безумные люди, а есть Чонгук. — Это будет нетактично, но кто это был? — хлопая глазами, произносит тот. Явно не хочет взблотнуть лишнего. — Один конченный идиот. — Я примерно так и понял, когда он назвал тебя «Посейдон», — хохочет, протягивая руку к Чону. — Не против сделать заплыв? Кто быстрее доплывёт до Луны? Чонгук тоже смеётся. Сначала обращает внимание на первую фразу Тэхёна про Посейдона, а потом на заплыв до Луны. Одно из этих выражений звучит бессмысленно, но не для Тэхёна. Для Тэхёна оба бессмысленны. И Чонгук, честно говоря, этому в некоторой степени даже рад. — Я не уверен. — Значит, тот человек сказал что-то обидное? — вскинув брови, Тэхён принялся исследовать неоднозначное выражение лица Чонгука. — Ты бы подписался на эту авантюру, если бы твоё настроение было таким же. — Подпишусь, если ты мне дашь тебя поцеловать, — Чон прикусывает нижнюю губу, смеётся на кашель неожиданности Кима и, мягко сканируя взглядом выпирающие ключицы парня, старается не быть очевидным. Тэхён ему нравится внешне. Внутренне ещё не знает. Ведь он атлант. И Посейдону никогда бы не понравился человек, поэтому теперь странным то, что ему симпатичен Тэхён, он не видит. Так вышло, что он любит только своих. Чуть позже Чонгук хотел бы разведать информацию о семье Тэхёна. Чем он вообще живёт? Узнать о других фактах тоже бы не помешало, хоть и Чон понимает, что такое делать не совсем красиво. Знать о жизни Тэхёна ему примерно также необходимо, как и защищать Атлантиду щитом от внешнего мира. Тем временем Тэхён уплывает в сторону, сплошь игнорируя желание Чонгука. Он ведь хотел поцеловаться, но если такого не хочет океанолог, конечно же он не станет этого делать. Кто Чон такой, чтобы нарушать личное пространство атланта? — Мне бы уже полететь в другую сторону… — выплывая вверх, Тэхён глубоко дышит. Он снова задыхается над водой. — В Атлантическом океане у меня будет экспедиция. Надо погружаться в воду. — Как же жаль, что больше времени ты со мной не проведёшь, — ехидничает, хоть и не хочет этим его расстраивать. Всё равно ведь Тэхён будет в его водах. — Я помогу с перелётом. — Чонгук, думаю… — Тэхён сглатывает, кидает секундный взгляд на очертания Чонгука, а потом рассматривает морскую воду, дабы собрать мысли воедино. — Думаю, что это должна быть наша последняя встреча. Я избегаю любви, избегаю всяческих отношений, и мне не нравится, что нас так тянет друг к другу. Лучше остановиться, пока не стало поздно. Сказал. Чонгук не вздрогнул. Разве ему не приходилось проходить через такие моменты в своей бесконечной жизни? Дайте это знать Тэхёну, который определённо удивится тому, что Чону не совсем почти тридцать, даже не совсем почти сто. Как бы то ни было, океанолог после достоверной информации о Посейдоне и правда подумает, что из-за подводной волны Средиземноморья он точно сошёл с ума. — Это решение, которое приняло твоё сердце? — немного щурясь, Чонгук пустил незначительную волну спокойствия моря в свою сторону. — Не подумай, что я тебя буду оставлять насильно. Я даже не предполагаю ничего: навряд ли у тебя ко мне развились какие-либо чувства, — мягко улыбаясь, мужчина уверил другого в обратном. — Ничего ведь страшного не произошло. Главное, чтобы тебе было комфортно со своими решениями. — В том-то и дело, — парень громко выдыхает, а потом мокрыми пальцами массирует переносицу. — Я не знаю, что происходит. — Не надумывай. Всё хорошо, — Чонгук добро кивает. — Я же сказал, что не буду использовать никакого рода насилия по отношению к тебе. Я уважаю твои решения и считаю, что смогу справиться с любыми из них. Мне важен твой комфорт, — глаза становятся голубыми снова, а сам Чон немало ослабевает и желает выплыть в Атлантиду после своих слов. Ведь Ноэсу важен комфорт этого океанолога. Он всё переживёт. Хоть и надеется сейчас, что уход Тэхёна ему пережить в любом случае получится.* * *
У богов с давних времён было одно правило между собой: не влюбляться. Скупые обещания Зевса перечить любви между богами обвенчались провалом. Вместе можно было только заводить детей. И то, боги не заводили их традиционным способом, всё происходило иначе: кто-либо изъявлял желание завести ребёнка в виде следующего управляющего какой-либо стихией, и это желание случалось сразу же. Мойры всегда играли свою важную роль. Примерно с того момента, как Чонгук обнял Чимина и сказал, что всё образуется, именно всё это и началось. Ни за что бы бедный Гермес не подумал, что свою податливую особенность изменит на любовь к водному царю. Между ними ничего и не было, они не могли бы и быть вместе, но именно к Посейдону Гермес и терпел свои чувства. Бывало, что водный царь просто проходил мимо и Чимин засматривался, отпускать его будто не хотел. Сейчас же Гермес одиноко сидит на берегу Крита, пьёт глинтвейн Диониса и размышляет обо всём, в чём ему придётся в скором времени поучаствовать: очередное заседание на высшем Олимпе, в котором уже не будет Посейдона. Никто теперь не знает, как дальше будут вестись эти никчёмной планеты богов дела. Всем страшно и непонятно, как дальше буду развиваться происшествия, ведь в любом-то случае нужен какой-то «движ». Без него всё потухнет. Глаза Чимина устремляются вдаль. Эта безупречная морская гладь, почему-то перебивающаяся мешающими волнами, так зацепила внимание, что и уходить совсем не хотелось. Он знал одно: в нескольких сотнях метров находился дом Чонгука. И сам бы Чимин соврал, если бы сказал, что его сюда не потянуло оказаться. Прямо здесь он и назначил встречу с Аидом, который на несколько дней затерялся на суше со своей дочерью и её другом. Хоть это и не имело значения для Гермеса сейчас, Гермес просто хотел, чтобы Посейдон обратил на него внимание. Чтобы полюбил. Чтобы полюбил, абсолютно не обращая внимания на то, кем они являются друг другу. Он и не станет отрицать то, что пребывание на суше за это долгое время сделало из него чувствительного человека. Он находился слишком большое время среди людей и наконец только сейчас начинал понимать, каково это быть этим самым человеком. Каково смотреть на того, кого любишь, и понимать, что Ваши пути никаким образом не сойдутся. В том-то боль и заключалась. — Грустным выглядишь, — дым сразу же доносится до Чимина. — Мелиноя, ты долго будешь спотыкаться на ровном месте?! Тебе вместо педикюра сделали маникюр?! Говорил же, не наращивать такие когти, а то цербер тебя с матерью путает, — мужчина садится рядом, продолжая покачивать головой, пока глаза устремляются на уклюжую дочь, рядом с которым спокойным шагом идёт Гипнос. — Этот запах противен! — Гермес искривляет лицо, обнимает Мелиною с Гипносом и хлопает глазами, пока на просьбу племянника Аид перестраивает свою сигарету на местную (людскую, не праха людей). — Человек на фабрике отработал пятьдесят лет. Слушал я его прошлое, жалко стало, — покачал головой, коротко смотря на фильтр сигареты. — Так вот и пообещал я ему бахнуть его прах на греческой земле, — протягивает сигарету уже с ананасовым вкусом. Чимин отказывается. Конечно же, что ещё он будет делать? Навряд ли все местные сигареты Аида чисты, ведь по-любому у него там от его губ останется человеческий прах, а его-то Гермес пробовал. И вот, чуть ли не отравился тогда. — Мы будем заходить к Чонгуку? — Мелиноя делает фотографии заката, чмокает губами для другого селфи и, закидывая в рот чупачупс, когтями светит перед Чимином. — Не знаю, как хочешь… — от одного имени «Чонгук» внутри Чимина что-то зажигается. — Чонгук один? Один ли Чонгук?* * *
Компания с громким смехом в своей особенности стучится в дверь дома Чона. Этот высеченный трезубец узнать можно даже и издали, но Гермесу он видится красивым настолько, что завораживает дух. Атмосфера океана пробирается к лёгким, когда эта самая дверь открывается, а перед ними стоит почти незнакомый человек. Глаза Гермесе в удивлении округляются, и он в голове проводит всякие доводы того, как этот парень здесь оказался. Гипнос в эту минуту смотрел на закатывающееся Солнце, Аид парил, так сказать, чуть ли не в лицо Мелинои, а сама Мелиноя стояла и скучала, будто лайки в социальных сетях после выложенной фотографии у моря не полились сразу же. — Тэхён? — Чимин вскидывает брови. Он совсем не хочет, чтобы это было то, о чём он думает. — Ой, — океанолог прикусывает нижнюю губу. Уж их он точно не ожидал увидеть здесь. — Вы к Чонгуку? — К кому ещё? — сложив руки на груди, Чимин щурится, пытается рассмотреть то, что стоит за Тэхёном, но ничего кроме синей тьмы и проживающего в камине света не видит. — Чонгук готовил еду, поэтому попросил меня открыть и… — хлопает глазами, а потом застывает, когда к нему лицом поворачивается Гипнос. Тот также в ступоре смотрит, периодически протирая веки, явно не веря тому, кто перед ним стоит. — Гипнос… — Тэхён? — откашливается, с застывшим на несколько секунд дыханием в мутности собственных мыслей разглядывая лицо Кима. — Откуда ты здесь оказался? Ты знаком с Чонгуком? — Я понимаю, что Вы почему-то удивлены друг друга увидеть, но я хочу внутрь, — цокает Аид, одним движением руки пропуская себе ко входу, от чего Гермес на секунду наклоняется направо, никак не спуская взгляда с итальянца. Вся компания заваливается в дом, делая вид, что не замечает, как на кухне кипит работа с готовкой любимых блюд Чонгука. Гипнос и Тэхён пока что продолжают смотреть друг на друга, но второй потом мягко улыбается, неловко тоже заходя и останавливаясь напротив Тэхёна. Дверь машинально закрывается, Тэхён всё также продолжает хлопать глазами. — Как давно ты не в Сеуле? — спрашивает Гипнос с былой нежностью засматриваясь на красоту Тэхёна. Его глаза проводят по золотым прядям, останавливаясь на голубых омутах, Гипнос не сможет забыть ту близость, которая была между ними. Особенно то, как в этих объятиях его собственного сумасшествия Тэхён взвывал от райского наслаждения. Гипнос помнит всё в мельчайших подробностях. И Гипнос понимает, что Тэхён был для него самым лучшим опытом. — Не так давно, — отвечает Ким. Он почёсывает затылок, продолжая себя вводить в заблуждение своими мыслями. — Ты… что здесь делаешь? — Я и Чонгук близки, мы близкие друзья, — мягко смеётся, не покидая вниманием это безупречное лицо океанолога. От красоты Тэхёна Гипнос до сих пор сходит с ума. — Но не с привилегиями! Тэхён успокаивается. И действительно, ему должно быть теперь плевать на друзей Чонгука. Он сам собирается разорвать это близящееся сближение. Он считает, что поступает правильно, а сам Чонгук, как оказывается, тепло относится к решениям Тэхёна. Хоть тот и связан тоже со всякими берегами морей и океанов, это не значит, что им стоит быть вместе. Тэхён также никаких друзей с привилегиями не ищет. Гипнос был единственным из них, так и останется им. Между ними был лишь секс без обязательств, и тут оба и правда не чувствовали ничего кроме этого желания удовлетворить свои сексуальные потребности. Ким ведь не поставил конец дружбе, он просто захотел убрать это продолжение в виде: «с привилегиями». — Мы достаточное время не виделись, — Гипнос делает шаг вперёд, дабы намекая Тэхёну тоже следовать за ним, потому что все уже тусуются на кухне, а там слышен громкий смех Аида с выходящим из его рта паром. — Как ты? — Пойдёт, — кивает, теряясь в мыслях в очередной раз. — Ты? — Тоже пойдёт. Парни оказываются на месте. Взгляд Тэхёна сразу же падает на Чонгука, который раскладывает рис по тарелкам. Аид же невнятно шутит про какую-то человеческую божественную еду, а океанолог сначала не совсем понимает, но потом вспоминает про особенности Чонгука. У него ведь комплекс бога. Значит, к нему все так относятся. Правда, сам Тэхён пока так не относился. Видимо, стоило бы, ведь на божественные обращения Чонгук с охотой отвечает. Будто сам является богом. — Чонгук, теперь познакомь нас, — Аид делает затяжку, кивая в сторону растерянного Тэхёна. Гипнос же рядом выглядит совсем как обычно, хоть Ноэс и чувствует что-то неладное. — Это Тэхён, океанолог из Сицилии, — глаза океана падают на сущность Кима, а Чимин при этом свете немного ревниво поглядывает. — Садитесь. — Он очень красивый! — Мелиноя улыбается во все зубы, продолжая скверно закручивать локон своих чёрных волос на палец. — У тебя глаза атлантские? Чонгук после слов племянницы откашливается, зыркая в её сторону. Видимо, та не должна была заводить разговор на эту тему, поэтому нужно что-нибудь придумать, дабы потерянный взгляд Тэхёна сменился на спокойный, ведь он завтра улетает навсегда. Как и хотел. Видеться с Чоном Ким больше не будет. — Это шутка такая, у атлантов из легенд были голубые глаза, — стуча по столу длинными чёрными ногтями, произносит Мелиноя. Её кожаная чёрная куртка дополняла её образ так, что каждый бы подумал о принадлежности её к тёмной мафии. Но она ведь сама дочь царя подземного. Тут уж точно в такое не поверишь, Тэхён-то никогда не поверит. — Я не знал, — облизывает губы, неловко отводя взгляд. Чонгук сразу же замечает эту застенчивость и умиляется ей. — Бывает, — Чимин надувает губы, заставляя океанолога почувствовать это незначительное поражение. Гипнос же помогает Тэхёну перестать так отчаянно теряться в новой обстановке. Видимо, с Чонгуком они до их прихода говорили о своём, хоть и на самом деле они обсуждали коралловые рифы, дабы не касаться последних тем ухода Тэхёна. Пока Ким принимает удобное сидячее положение, разум под давлением взгляда Чонгука теряется, а самому хочется провалиться под Землю. Но и там ведь его достанут: Аид сидит прямо напротив. Дальше уже только в Тартар. Хоть об этом Тэхён и не знает. — Где ты красился? Такое окрашивание прикольное, — Мелиноя продолжает, внимание своё наполняя теперь волосами океанолога. — Это его естественные волосы, — Гипнос отвечает сразу же, от чего в его сторону летит полный непонимания взгляд Чона. Оказался прав: между этими двумя и правда есть общее. И к этой драмочке несказанно хочет присоединиться Чимин. Раз Чонгуком он овладеть никогда не сумеет, то пусть лучше лишит у него внимание Тэхёна, дабы всё это поле досталось только ему. — Бред какой-то! Не может такого быть, — девушка пьёт из трубочки свежий мохито, пока из её уст вылетают потом маты, ради которых многие парни выстраивались раньше в очередь. Сейчас им почему-то такое неинтересно, их Мелиноя берёт другим путём: своей кучей страшных историй. Хоть люди и не верят в то, что её отец правда курит прахи настоящих людей, это не мешает ей пугать людских существ вокруг. — Ты столько болтаешь, идиотка, — Аид закатывает глаза, выпуская изо рта за последнюю минуту сотни клубов пара. Из-за этого Тэхён так и не смог полностью разглядеть его лица. — Вот бы делом занялась, курица! — делая последнюю на несколько минут затяжку, Аид кладёт на стол свою сигарету, с желанием потом берёт ложку и на наличие людской еды улыбается. — Пап! — Не папкай, — качает головой, проглатывая рис, пока в него врезается шокированный взгляд Тэхёна. Они ведь визуально одного возраста. Как этот человек может быть отцом? Ким совсем не понимает их отнюдь не светские беседы. Чонгук его не так сильно удивил своим комплексом бога, как сделали это сидящие напротив. — Церби поэтому и лает на тебя постоянно, надоела, — вместо воды Аид использует свою сигарету, делает очередную затяжку, проникаясь приятным апельсиновым вкусом. — Не оскорбляй мою Мели, — врывается Гипнос, заставляя Гермеса засмеяться. Чонгук же усиживается рядом с Тэхёном, протягивает ему тарелку со вкусной едой, давая возможность второму вдохнуть этот аромат свежих продуктов. Он никогда так не пробовал блюда из рук Чона, а о способностях в готовке даже не догадывался, пил только гранатовый чай. Притом сегодня его и пил. Что ещё могло произойти за этот день? Глаза Чимина бегают туда-сюда. Он знает, что между этими двумя и правда что-то есть, это ведь и отрицать уже невозможно. — Это Тэхён. Тэхён, а это Аид, можешь называть его Лукасом. Не удивляйся тому, что он постоянно курит, — только Тэхёну Чонгук улыбается, глазами океана исследует его атлантские черты и где-то вдали сознания помнит о естественной татуировке трезубца на спине. — Он мой родной брат, и я его очень ненавижу. — Любишь, — цокает. — Рядом Мелиноя. Это его дочь, — Чонгук понимает, что до такой степени мифологической Тэхён ещё не дорос, поэтому пытается по-другому объяснить родство этих двух: — Так получилось, что Лукас живёт только на операциях по омоложению, а Мелиноя является малявкой, играющей на старший возраст. — Ну вот ты тут загнул! — изо рта перед тем, как выходят слова, выходит пар, дым, всё вместе. В лёгких Аида ничего другого не найдёшь. — Я не живу на операциях, Тэхён. — Я сделаю вид, что поверил, — неловко сглатывая, Тэхён рассматривает свои пальцы под столом. — А это… — Чонгук потом щурится. — Это Гипнос. Откуда Вы друг друга знаете? — мужчина отодвигает стул подальше, потому что его объёмное тело не позволяет ему спокойно умещаться за столом: то нечаянно бёдра толкаются в сторону Тэхёна, то его плечо задевает чужое плечо. Что тут не сделаешь, Чонгук полон мышц. И Тэхён соврёт, если скажет, что на это он не загляделся. И не раз. — Мы друзья, — отвечает Гипнос. — Я и Тэхён… — Были внутри друг друга? — Чонгук сразу же понимает, а своим вопросом фыркает, подальше отодвигаясь. — Я понял, это тот друг с привилегиями. — Да, и что? Я, — Гипнос привык к такому от Чонгука. Он уже совсем не удивляется: сам никогда в жизни не видел улыбки с его стороны. Думать, что между Тэхёном и Чонгуком может быть что-то тёплое? Конечно нет. Хоть Гипнос и предполагал о происхождении Тэхёна, но глубоко мыслями туда совершенно не лез. Ему не был интересен Ким как личность, правда, это никогда не значило, что эту личность не надо было уважать. Конечно надо было. Именно это и делал Гипнос. Гипнос всегда уважал Тэхёна. И он не винит его сейчас. Да, Чонгук мог потянуть в свои чары, но дальнейшей похожей на любовь определённости ему не стоило ожидать. Гипнос бы предупредил об этом, но опять же, он устал лезть в чужие жизни в попытках что-либо там исправить. Поэтому он даёт Тэхёну помолчать, пока в его сторону летит мешающая обида Чонгука. Вот таким он бывает, и это должен видеть Тэхён. Видеть красоту картинки не стоит, надо эту картинку сначала стереть, все объёмные краски её превратить в плоскость. Только тогда. — Это Чимин. — Я знаю, мы виделись на Олимпе, — Ким старается подарить улыбку, но в ответ получает лишь высокомерный взгляд. Это сразу же его отталкивает. — Я хотел отдохнуть, — Аид снова парит в лицо Тэхёна, не чувствуя хоть капельку стыда за это. — У Чонгука здесь красивые комнаты, а уходить в свой дом я уже не хочу. — У меня тут только три комнаты, — закатывая глаза, Ноэс жуёт пищу, пробиваясь её человеческим вкусом. Приятно. — Одна для меня, другая для Чимина и Мелинои с Гипносом, — дым летит в лицо. — Оставаться со своей дочерью я не буду, она выносит все мозги своими когтями, — качает головой. — Ты видел её когти?! Как ты вообще ходишь в туалет? По-людски? — Болван, — Мелиноя закатывает глаза, продолжая сидеть в телефоне за чатами непонятных Аиду людей. Клубное сотрудничество настолько сближает, что у девушки в любую секунду ночи появится человек, у которого можно будет заночевать после общей «бухаловки». Божественная королева никогда не пьянеет, но делает вид, что один глоток пунша даёт ей энергию сходить с ума на вечеринках дальше. Разве не тот, который получает веселье без алкоголей, выигрывает? Только после эфиров Олимпа или же коктейлей подземелья она опьянеет. Людское на неё никаким образом не действует. — Тогда заселяйтесь, — Чонгук складывает руки на груди, прижимаясь к спинке стула, который под давлением его накачанных крыльев скрипит. — Я с Тэхёном буду спать в одной комнате. Подальше от Аида, а то табак с прахом на лёгкие океанолога подействует просто ужасно. — Молодец, я согласен. Утонуть ведь можно в этих зверских течениях водного царя! — громко смеётся, даже и не собираясь контролировать свою речь. Аиду абсолютно плевать на двусмысленность. — Особенно, когда канцлеры Атлантиды не могут впустить старика в свой дом. — Хадес, если будешь много курить, я вышвырну тебя отсюда сразу же. Зачитался ты этих сказок древнегреческих, — грубо говорит Чонгук. Тэхён не видел такой грубости по отношению к себе. Чонгук всегда говорил спокойно, мягко, даже шутил невесомо. То есть, от этих шуток не становилось обидно. Его взгляд не был рядом с ним хмурым. И впервые Тэхён почувствовал так называемую особенность? Ему правда захотелось поверить, что некие позитивные реакции он сам Чонгуку доставляет. Правда? Но для него это должно остаться бредятиной. Хоть и химическая реакция симпатии существует, для него это больше не будет иметь значения. Тэхён должен быть сконцентрирован на работе, думать о том, как внести вклад в знания об океане. — Я пошла спать, — зевает Мелиноя, вставая. — Не будите меня завтра, у меня рейс в Майами вечером. Аид тоже ничего не говорит, привык ведь. На колкую речь Чонгука он просто выдыхает уже малиновый пар, заставляя лицо того искривиться. Большими шагами он покидает тишину, забирая машинально Гипноса с собой, ведь тот устал уже целыми днями скитаться по улице, а дом Чона правда славился каким-то спокойствием. Только так, ведь в Атлантиду попасть совсем не получится. А это некий её «тест-драйв». Говорят, в Атлантиде приятно также, как и приятно находиться в доме Чонгука. — Мне всегда было удобно на диване, — смеётся Гермес, тоже уходя подальше. Свою боль в сердце он всеми силами игнорирует. Чонгук указывает на полную тарелку, этим намекая Тэхёну доесть положенную еду. Ради чего он так старался, всё-таки? Это предложение кажется Киму не совсем заманчивым: опять перебился. Новые знакомства для него мало как увенчались успехом, потому что среди этой компании был Гипнос. Тот самый друг с привилегиями, про которого Тэхён как-то раз блеснул Чонгуку. Удивление хоть и значительное, но больше его удивило это непонятное положение Чона. Откуда у него такой молодой брат с такой молодой племянницей? Только если она не была удочерена, и то, тут маловероятно, ведь такому курильщику-отцу отказали бы в опекунстве сразу же. — Я знаю, что ты сейчас потерян, — Чонгук на собственное сказанное хмыкает. — Я могу поспать на полу. В принципе, я не очень-то и сплю, но… — Нет, я тоже могу поспать на полу, — океанолог качает головой. — Да, у меня много вопросов, но сейчас они меня не волнуют. — Не волнуют? Не волнует то, что ты сейчас заснёшь в доме с незнакомыми людьми? — ухмыляясь, Чонгук проводит пятернёй по шёлковым волосам. — Один из них вообще друг… с привилегиями… — В чём плохого быть другом в привилегиями? — В том-то… — Чонгук удобнее усаживается, кидая взгляд на устроившегося под одеялом Чимина. Тот конечно же не спит, Чонгук идеально это понимает, но и опираться на его одобрение в контроле последующих слов не собирается. — Это была просто такая дружба. Специфическая, — устало выдыхает. — Не переживай, такого с тобой не будет. — Да, как ты и пожелал, я больше не окажусь рядом с тобой, — Чонгук закатывает глаза на очередную мозготрёпку. Он не планировал болтать о таких бессмысленных для него вещах. — Но у меня к тебе просьба. Тэхён на последующее немного немеет. Из кармана Чонгука достаёт перстень, на ребре которого высечен целый трезубец. Он не совсем сначала понимает, в чём дело, пока пальцами Чон теребит украшение, явно продумывая дальше тот, что скажет. — Носи его всегда, пожалуйста. На безымянном пальце оказывается кольцо. — Не бесись, — цокая, Чонгук большим пальцем нежно проводит по ладони Тэхёна, внутри радуясь тому, как кольцо идеально сочетается с этим человеком. Или же атлантом? — Как только окажешься в опасности, поверни перстень в правую сторону. — Опять Ваш суеверный бред, — Ким закатывает глаза, но кольцо принимает, в некой степени даже улыбаясь ему, ведь оно и правда было красивым. И даже древние легенды ассоциировали трезубец Посейдона с океаном, тогда почему бы не окунуться во что-либо символичное, как это? — Да, опять, — пожимает плечами. Как иначе ещё донести что-либо до учёного-атеиста? Чонгук этот перстень прежде никому не давал. Так получилось, что никто на суше не заслуживал его спасения, никто из людских существ не мог смягчить его и так суровое отношение ко всем. Тэхён же, ощущая на пальце это серебро, принялся рассматривать его под светом кухонных ламп. Да, безупречно красиво, но он определённо уверен, что пользоваться этим ненужным кольцом не станет. Пусть это останется напоминанием о Чонгуке, который спас его жизнь пару раз. А также дал испробовать вкус секса спустя некоторое время. Ким ведь не будет врать, он скучал по этому, удовлетворил своё желание. И всё. Двигаться дальше в этих непонятных отношениях смысла нет. Он уважает себя, а странность Чонгука не доставляет ему спокойствия. Тем более, они хоть и могут поговорить об океане, в любом случае эта тема не останется вечной. И Тэхён, рассматривая перстень, позволяет себе улыбнуться. Да, не взять этот подарок будет глупым. Он возьмёт. А завтра улетит во Флориду, погрузится там в Атлантический океан, поможет миру понять то, что скрывает океан. Даже если Тэхён думает о том, как много уже об этом чуде знает, он совсем не предполагает, что именно этим чудом владеет тот самый, который сидит рядом. Который сидит и впивается глазами в особенность парня. Он сам не хочет его отпускать, ведь атланта он всегда будет оберегать. Но вынужден. Решение Тэхёна для него является законом.* * *
Девушка щурится, явно не желая оказаться под ярким светом в этом прохладном помещении. Тот, за которым она сюда пришла, не очень переносил жару, бушевавшую в Риме уже сколькие сутки. Из сумки она выхватывает блеск для губ и, останавливаясь у зеркала, намазывает его на свои губы. Хоть она себя и считает прекрасной в абсолютно в любом виде, тут ей хочется выглядеть более прекрасной для другого человека. — Я тебя вижу! — парень смеётся, прислоняясь к талии девушки ладонями. — Ты прекрасна в любом виде, красавица. — Эрос! — через секунду её руки обвевают шею высокого парня, прижимая всё ближе к себе. — Афродита, — нежась в объятиях, шепчет он. Его нос зарывается в белокурые волосы, вдыхая приятный сладковатый аромат с лёгким древесным тоном. Эти янтарные ноты придают её парфюму теплый, смолистый оттенок с пудровыми нюансами. Пара не стоит долго у зеркала. Эрос выхватывает из рук Афродиты её сумочку, а сам за руку ведёт к их общему столику. Ресторан «Mirabelle» признан одним из самых лучших и дорогих в Риме. Как всем известно: Эрос несказанно богат. В его владении целые курорты и круизные лайнеры по всему миру, а сам он бог любви, считающийся мягким и до перебора влюбчивым. Но нет. Бывает ли вообще любовь мягкой? Конечно не бывает. Она груба, грустна и ужасна. Все её тонкости придумал сам Эрос, всеми этими тонкостями заставил многих по миру страдать, чтобы каждый прошёл это испытание и наконец остался со своим спутником. Афродита никогда не обращала на него внимание. Он родился достаточно позже неё от одной дачницы на окраине Афин. Всё это время Афродита терпко относилась к людским переживаниям, но когда на пути встал Эрос, так отчаянно смотрящий на неё в молениях позволить её любить, она не смогла сдержаться. Афродита уже пятьдесят лет называла себя Саной. Её так уже всегда называл даже сам Чонгук, уж очень не желая такое красивое имя выговаривать при всех, кто не поймёт. Афродита была не против, пусть останется Саной. И пусть ей позволят быть с Эросом. Запрет на отношения между богами разбивал ей сердце. Зевс не давал повода радоваться бесконечности своей жизни, а она сама в очередной раз терялась, пытаясь найти собственное место в этом мире: как можно противостоять тому, что не контролируешь? Сама богиня любви влюбилась. Кто Зевс такой, чтобы ей это запрещать? Проблем Афродита не хотела, поэтому и выбрала быть тайной в этих отношениях с богом. Вместе с Эросом у них получалось скрыться от мира, даже от глаз Зевса с помощью Гипноса, который даже вдали мог лишить у грозного бога способности видеть сквозь сон. Но всё это не доставляло радость. Только Эрос доставлял ей эту радость. С ним она становилась собой. Той самой Афродитой, которой на самом деле просто не хватали любви и понимания. — Я надеюсь, что когда-нибудь у нас всё-таки получится связать друг друга узами брака, — делая глоток вина самого Диониса, Эрос поглаживает тыльную сторону ладони своей девушки. Его взгляд так и мечется в её сторону каждую секунду, и он понимает, насколько сильно он остаётся в неё влюблённым. — Для этого нужна только воля Зевса, милый… Эрос понимает. Воля Зевса в таких делах необходима таким же образом, как и любые другие дела на планете. Между ним и Афродитой любви быть не может, и от главаря они это умело скрывают. Но что будет, когда скрывать это всё дальше не получится? — Все говорят об уходе Посейдона из совета богов, — шепчет парень, переводя тему. — Насколько ситуация плачевна? — Очень плачевна, — поджав губы, девушка взглянула на красиво украшенный перед собой ореховый салат. Аппетит пропал сразу же. — Это значит, что начнётся война. Зевс радикально настроен… я не помню, было ли такое раньше. Имею в виду, было ли настолько ужасно раньше. — Ужасно? — Ты знаешь, все эти колкие слова не имеют значения, — мягко улыбаясь, Афродита позволяет Эросу дотронуться до её голого бедра. — Боги Олимпа всегда чувствуют. Им не надо слышать ответа, они почувствуют настрой, не ту энергетику. Поэтому и случаются все неразберихи на этой планете, — девушка уже чувствует, как хочет всплакнуть. — И… И это ужасно. Это ужасное бремя. — Я всегда буду рядом, — Эрос целует в висок. Он решает отречься от этой колкой темы: его всё же будоражит одна мысль о том, как дальше может развиться вся эта ситуация, хоть и безопасность Афродиты для него стоит на самом первом месте. Если все в мире говорят о том, что победит любовь, то как одна она может справиться с этой ношей? Афродита хоть и кажется сильной, но глубоко внутри она слаба. Эрос не раз успокаивал её от невзгод, не раз понимал, что вся эта людская ноша не для неё. Но она ничего с этим не поделает, так останется до всех бесконечных дней. И от этого и правда можно сойти с ума: если знаешь о факте своего бессмертия, разве нельзя не сойти с ума?* * *
Через два дня Тэхён уже оказался на восточном берегу США. Он чувствовал себя отдохнувшим, набравшимся сил, но в неком другом аспекте они всё-таки потерпели поражение. Весь полёт он размышлял о Чонгуке, временами вспоминая о новой компании людей. В ней состоял Гипнос. И это его смутило больше всего. Но с ним он так и не переговорил, ведь даже в дневное время, когда Чонгук заставил Тэхёна переждать в доме град, Гипноса дома не было. Только лишь из-под открытой двери был слышен храп Аида. И именно с мыслями всё поскорее забыть Тэхён и покинул едва знакомое ему место. Конечно же. Тут он переспал с одним и тем же человеком два раза, сюда же пришёл другой человек, с которыми у него были тесные сексуальные связи. И всё равно Тэхён ощущал к Гипносу эту привязанность: вот сейчас обнимет за талию, поцелует в губы и начнёт исследования по его телу, спешно называя его самым прекрасным. Эту непонятную дружбу Тэхён закончил, хоть и говорил, что остаться именно друзьями они могут. Всё же. Когда истории людей с привилегиями не перерастали в развитие романтических чувств? Телесная близость знает своё. Ведь сначала ты ощущаешь человека под весом собственного корпуса, видишь то, как он воздыхает, стонет и мычит в желании обрести это наслаждение в большем объёме. Незнатно появляются мысли взять из наслаждений что-то интереснее. И Тэхён понимал, что их дружба именно в такое и перерастала. И теперь он рад. Он вовремя положил этому конец: тогда Ким чувствовал, как одно лицо Гипноса заставляет его в жаре сердца вздохнуть. Но при этой встрече было совсем не так. Тэхён получил жар в сердце из-за того, что именно Гипнос появился в доме Чонгука так непонятно и так неожиданно. К самому человеку он не чувствовал абсолютно ничего. Будто каким-то магическим способом это произошло. Или же слова Гипноса о том, как в чувствах он абсолютно холоден, как-то перешли к нему. Не знает. И не хочет знать. Тэхён хочет немного отдохнуть перед заплывом. А весь Майами лишь в его руках. — Это удачно, что мы выплываем именно из Майами, я просто не хотел перебираться потом в Джэксонвилл, — смеясь в трубку, бегло на корейском говорит Тэхён. — Ты нескоро окажешься в стороне Пусана? Тётя со стороны отца просила забрать в Сеул рассады, но я в этом совсем не разбираюсь, поэтому напомнил себе, что твоя мама таким увлекается, можешь забрать. — Что ты, Тэхён, — парень громко хлопает дверцей машины, шипя после, ведь таковая малых денег не стоит. — Главное, не перестарайся на своей экспедиции! — по ту сторону слышится гул машин. Типичный шум центра Сеула. — Я ведь Ким Тэхён. — А я Хван, который потерять тебя не хочет, — закатывает глаза, позволяя всем занятым прелестям центра Сеула яро прогудеть по ту сторону линии. — Кто ещё будет моим научным руководителем? Других не хочу. Тэхён снова смеётся в ответ, пока под его ногами проходится сотая свежая плитка на какой-то красивой улице Майами. Вдали слышится пение пьяных людей из клубов, у машин стоят десятки полуголых девиц, такие же рядом блюют под пальмами, а альфа-самцы на тёмных кабриолетах так и ищут себе жертв на предстоящую ночь. Тэхён-то пройдёт сейчас рядом, но боится не сдержаться и сказать, что некоторые районы Майами через пару дней уже отправят на эвакуацию от угрозы цунами. Обрывать веселье он всегда любил: сам ведь вырос серьёзным учёным. Наверное. Закидывая телефон в огромный карман своих таких же огромных карго-штанов, Тэхён спешит пройти мимо пьяниц, откуда несёт перегаром за тридевять земель. Не зря ведь говорили, что этот район куда опаснее любого преступного места Детройта. Такова криминальная столица США. Перейти этот квартал становится несложным делом, пока перед его глазами не появляется огромная неоновая надпись «Hell of Hades», что буквально и переводится как «Ад Аида». По правде говоря, самого Аида он из мыслей не выпускал достаточно долгое время, ведь его электронные сигареты по всему дому так и оставили след в лёгких. И название этого клуба показалось особенным. Или же это смотря на то, что тёмно-красный стиль с акцентным оранжевым на фоне простеньких клубов, расположенных по всей улице, немного, да нет, во многом отличался. На улице никого не было именно у этого заведения, но парковка была заполнена до жути дорогими машинами, что даже обеспеченному океанологу успело свернуть шею. Не теряясь в моменте, Тэхён быстро поднимается по ступенькам ко входу, игнорируя эту незначительную боль в бедре, которая так и осталась, хоть и в присутствии Чонгука её совсем не было. У входа изнутри стояли два охранника, так надёжно выдерживающие дым с громкой клубной музыкой. Глаза их сразу же округлились, как только в поле зрения появился Тэхён. — Извините, Вы кто? — вежливо спросил один, в некой панике кидая взгляд на второго охранника. — У Вас вход по приглашениям, что ли? — закатывая глаза, Тэхён делая шаг вперёд, не получая никакой реакции в ответ. Заметив такой шанс, Ким сразу же использовал его и прошёл дальше. Сначала он успел подумать, что некое несоответствие дресс-коду позволило этим охранником начать вести себя не по-свойски, но, как только он прошёл глубже, на глаза уже попадались без умолку курящие люди, сидящие в мини-кабинках. Никакого разврата не было, хоть и чуть дальше проходил мужской стриптиз. Он попал в гей-клуб? Но почему тут были и девушки? Даже девушки в возрасте? Тэхён не стал додумывать, а сразу же пошёл к барной стойке. Желание выпить холодного мохито не оставляло его аж с самого Крита. — Мохито безалкогольный, — дежурно улыбнувшись, произнёс он, а бармен лишь успел хлопнуть перед ним своими огромными глазами, в немом удивлении принявшись за работу. — Вижу здесь Вас впервые, — откашлявшись, сквозь музыку слышно крикнул он. — Сюда только по записи? Прямо как в поликлиниках? — Тэхён откидывается на спинку стула, вдыхая сотни ароматов различных кальянов и сигарет. Кажется, именно этот вид развлечений тут был наиболее популярным. — Почти что да, — прикусывает нижнюю губу с тремя пирсингами на ней. — Вы прямо так и увидели клуб? — Я не слепой, — прозрачный большой стакан, по которому стекает холодная вода от больших кусочков льда в нём, оказывается перед Тэхёном, от чего он с облегчением выдыхает. Запах мяты сразу же ударяет в голову, как только он принюхивается к напитку. И правда безалкогольный. — Я так и понял, — парень начинает прочищать бумажной салфеткой стаканы и рюмки. — Безуспешное путешествие в Тартар? Тэхён смеётся, пожимая плечами. Можно и так назвать. Разве его посещение Крита не было безуспешным путешествием в Тартар? Вполне. Только в доме Чонгука он оставался в безопасности, ведь за окном постоянно бушевала нехарактерная погода. Всё было как в тумане, но он всё отчётливо помнит. Так помнит, что хочет об этом забыть поскорее. Кажется, как только окажется в глубине двух-трёх километров, успокоится. — Чем занимаетесь по жизни? — заводит разговор так, будто они знают друг друга сотни лет. И Тэхён хочет подтвердить, что такое ему нравится. Нравится эта непринуждённость. — Ловлю рыб в океане, — цокает. На эти слова бармен недоверчиво окидывает лишь взглядом. — Я учёный-океанограф. — Ого, — парень вскидывает брови, светясь искрами в глазах. — И как же ты оказался тут? — По делам, — снова дежурно улыбается. Понимает, что делиться своей жизнью с первым встречным совсем не стоит. И тут он сразу же вспоминает Чонгука. Но ведь с ним было по-другому: Чон его спас, спать, есть и говорить дал. А бармен лишь спрашивает о ненужности, будто нахождение сейчас Тэхёна напротив как-то насытит его жизнь. Поэтому долго он здесь не сидит, на последующие вопросы лишь холодно отвечает. Но на совсем иной как-то странно косится: — А откуда у Вас кольцо с трезубцем? — жгучий взгляд направляется на красоту, находящуюся на его пальце. — Подарили, — пожимая плечами, Тэхён старается не сильно своим поведением обижать человека, ведь тут он сначала был всем таким открытым и добрым, а сейчас разговаривает как немного последняя мразь. Самому бы было тоже неприятно, но если бы сам разговор ограничился на малом количестве вопросов о необходимых вещах, касающихся именно какой-либо работы по мохито, которое пока не испито до конца, то он бы понял. Но здесь прямо чувствует какую-то недоговорённость, даже неприязнь. — Такое просто так не дарят, — щурится. — Вы ещё и океанограф. — А Вам какое дело? — выдыхая, Тэхён убирает мохито в сторону. Он уже хочет уйти, оказаться в гостиничной постели с запахом лаванды, как он и просил до этого. — Если так посмотреть, то прямо такое же дело, как и Вам до океана, — загадочно произнося последние слова, бармен всё-таки отпускает Тэхёна уже как-то эмоционально, а сам он не медлит и топает дальше, смачно выходя из клуба под такое же непонятное наблюдение этих двух охранников. Наиболее странного похода в клуб он в жизни не совершал. Ему было до ужаса неприятно там находиться, и зачем он вообще туда пошёл? Сам не знает. Как-то потянуло, будто своим дымом Аид привлёк именно туда, хоть и видел Тэхён его лишь раз.* * *
Тэхён слишком много раз вступал в воду, чтобы говорить, будто он к чему-то там не готов. Абсолютно готов. Все его снаряжения спокойно устраиваются по карманам водного костюма, который он будет надевать чуть позже. Его желание спуститься в Атлантический океан преодолевает все остальные прямо сейчас, потому что именно так он и успокоится от всех собственных невзгод, которые каким-то образом на него навалились за последнюю неделю. Ким пока не успел сдружиться со всеми на флоте, ведь они сплывают с американской армией, с которыми общий язык найти довольно сложно. По правде говоря, он не совсем удивлён, что именно с обычными людьми у него получается общаться ближе, нежели с океанскими или морскими. Со вторыми общается немного по-другому: да, с учёными у него найдутся слишком много тем для обсуждений, но вот с другими связанными с океаном людьми это случалось иначе. Они будто не понимали его, не осознавали его эту одержимость именно водой, именно глубиной, именно той опасностью, которую она за собой несёт. То и кажется всем странным, поэтому в кругу океанологов Тэхён лишь знаменит своими блестящими исследованиями. В другом обзоре он не предпочитает быть увиденным, будто это что-то сокровенное. Его мини-комната вмещает ещё одного человека. А сам он, устроившись здесь, принялся рассматривать Тэхёна, явно как-то наблюдая за отличительными для азиата чертами лица. Хоть и в лицо Кима мало кто знает, но по имени узнает почти что каждый в обществе океанологов. И Тэхён предполагает, что тот, поняв факт удачного соседства, с интересом засматривался на всю его сущность, будто взглядом перебирал все пряди его волос. — Знали, что для полного появления субмарин потребовались семьсот лет? — парень, сидящий на своей мини-кровати, чуть шатается в сторону, когда лодка делает характерный заплыв, прямо как при турбулентности. — Слышал, — Тэхён в ответ почёсывает затылок. И с этим человеком ему придётся делить одну комнату почти что сколько-то там непонятных никому месяцев? Тэхён до ужаса надеется на то, как он будет занят работой до такого посинения и усталости, что ничего иного с этим человеком его связывать не будет. Он слишком устаёт от обычного разговора, а также и от бессмысленных вопросов, явно подвязанных тем, что человек кичится своими знаниями. — Первым упоминанием о далеком «предке» современных субмарин считалось германское сказание «Салман и Моролф», — хлопает глазами. — Моролф сумел построить лодку из кожи и скрыться от преследования вражеских кораблей, погрузившись на дно, где он там пробыл две недели, — Тэхён кивает, пропуская рассказ мимо ушей. — Всё это время Моролф дышал через длинную трубку. — Душещипательная история, действительно, — Тэхён проверяет зарядку на ноутбуке, откладывает его вглубь тумбочки, а потом начинает перебирать другие вещи, дабы не выглядеть до боли неловким во время разговора с каким-то Киро из Японии. — Я подумал, что мир настолько непонятен… что смысла исследовать сейчас это всё нет, — Киро грустно отводит взгляд, подведённые чернотой карандаша веки делают его более уязвимым в глазах Тэхёна. — Можно ведь попробовать, — пожимает плечами, не смотря на японца. Дела до этого человека у него сейчас совсем нет: он занят одними лишь мыслями насчёт сложной экспедиции. — А Вы так всё любите океан? Я думал, это только для показухи было. Тэхён смеётся. Ничего не отвечает. Конечно, всё было для показухи.* * *
Чонгук ясно понимает, что отсутствие какой-либо мысли в действиях Хосока довольно нормально. Уже столько времени он старается привыкнуть к этому отсутствию, и это получается лишь маленькими шагами, которые совсем не имеют значения. На «тот» свет попало тридцать человек сразу же. Массовый торнадо в Японии снова разразил все новости страны, многие семьи остались без своих любимых, а сам Зевс от этого лишь с радостью откусил кусочек рыбы в собственном доме Афин. Глядя на это, Чонгук бы его убил своим океаном сразу же: никто из богов не имеет права есть морепродукты. Но тут ясно тем, что Хосок просто хочет ещё больше ему насолить. Или же совместными силами гнева Посейдона сделать так, чтобы цунами на берегах востока Северной Америки разразило всё наповал. Стоя на границе людской видимости океана и Атлантиды, Чонгук рассматривал свои красивейшие просторы. За мостом в саму Атлантиду следовал до безумия красивый подводный город, красоты которого каждый раз с расстояния сражают самого Аида, вынужденно стоящего перед канцлером, дабы подтвердить свою личность. — Да Аид я, дебила ты кусок! — закатывая глаза, выкрикивает он, пока Чонгук жуёт атлантскую жвачку, громко смеясь. Аид снова воркует. — Извините, но в прошлый раз Вы, если Вы Аид, были с другим цветом волос. Как Вы понимаете, правила принятия в Атлантиду строги, мы обязаны следовать каждой инструкции, поэтому… — В миллионный раз это повторяешь! — пищит, цокая в агрессии. — Посей, тебе сложно мне помочь? Канцлер оглядывается назад, вспоминая, что только что он пропустил самого Посейдона, ведь ему никакие пропуски не нужны. Он сам их создал. — Ваше Величество, — канцлер кланяется, чему Чонгук закатывает глаза, жестом показывая ему этого не делать. Он таких царских «замашек» не любит. — Пропускайте Аида всегда вот так, — смеётся, медленно подплывая к их месту. — Я рад, что ты как положено следуешь всем инструкциям, за это тебе выдам премию. — Как же ты добр к своим рабам! — Аид не на шутку злится, а потом переходит через черту, облегчённо выдыхая. — Ты же понимаешь, что из-за таких случаев я тупо не могу попасть к себе домой? Сделай для меня исключение, будь добрым! — Исключение бы было, если бы в твоём внешнем виде каждый день что-то не менялось, — Чонгук качает головой, позволяя Лукасу пройти дальше, но в саму Атлантиду он ни за что не зайдёт. Подобие двери находится справа, куда он и смотрит. Только оттуда Аид сможет попасть в подземное царство, а в саму Атлантиду попасть никак не сможет по одной простой причине: он не атлант. Вот такие строгие правила принял здесь соблюдать Чонгук. Никто не имел права отрекаться от них, даже сами боги слишком давно не посещали подводный мир, так и интересуясь до ужаса тем, как всё там обустроено. Ведь с периода введения жёстких ограничений прошло достаточно времени. Что уж тут говорить, если сам Аид с такими сложностями проходит в подземелье? Не было бы рядом Посейдона, он бы стоял рядом с канцлером ещё час, всячески доказывая ему то, что он всё-таки курил прах его деда. Чонгук не смотрит, как Лукас уже уходит. У Чонгука есть крайне важные дела в столице, его резиденция кишит желанием поскорее увидеть своего хозяина. Дельфины так и плавают в радости, потому что хозяин здесь. С ним в Атлантиде все точно в безопасности. Три огромных, возвышающихся в семьдесят людских метров рыцаря стоять у ворот Атлантиды, пока по магистрали проплывают атлантские машины, лодки, байки. В них с радостными лицами находятся атланты, а светящийся приятными цветами кузов создаёт уютную гидросферу. Ведь чего только тут нет. Рыцари стоят с опущенной вниз головой, на них золотые доспехи, и Чонгук прекрасно помнит, как именно этот стиль он и выбирал для своей Атлантиды, ведь только местные должны этим довольствоваться. Только местные видят всю красоту, они ничего не создают на показ, лишь бы другие боги дозволенно для себя вздохнули в восхищении, планируя посещать это красивое место чаще. Чонгук же находится в своём атлантском и людском обличии, в настоящем обличии Посейдона его видят только в резиденции, а по самому городу он предпочитает проплывать обычным Чонгуком, чтобы не пугать местных, хоть они и сами догадываются, что царь на самом деле скрывается среди них. Чонгук понимает, что всё давление посейдонское заставило его сделать так. Он решил быть другим, дабы понять своих. Тут чётко вспоминаешь Зевса, который на высшем Олимпе сделает всё, чтобы «повыделываться» перед обычными богами. Оказываясь за воротами, Чонгук «паркует» собственный байк с маркой трезубца, чему дежурные сразу же выправляют спину, хлопая глазами. Это значит одно – здесь Посейдон. А видеть его в таком обличии они имеют право, но в этом нет абсолютного смысла, потому что Чонгук просто сотрёт им память. Одним щелчком пальца. — Ты приплыл знатно, не мог другую машину взять? — перед ним оказывается Сан, с раздражением рассматривающий дежурных, которые всё ещё стоят у ворот в полном атлантском шоке. Так просто Посейдона не увидишь. Но они об этом забудут. — Скучал по тебе, — закатывая глаза, Чонгук рассматривает столицу, её строящиеся север и восток. Он рад, что Сан так хорошо старается, следит за всем. А был он ведь обычным атлантом. Чонгук просто так с ним сдружился. И просто так занимался с ним сексом, что они и сейчас могут повторить, в принципе. Но у самого царя пока такого желания нет, да и времени на развлечения не будет, раз вся работы будет состоять из одного лишь укрепления защитных щитов Атлантиды. Притом всей, не только столицы, как это обычно бывает у Аида. — В резиденции много атлантов? — Чонгук кидает взгляд на аутфит Сана, в очередной раз удивляясь его вкусу в одежде. Хоть он и держит магазин атлантской одежды, каким-то образом ему удаётся сплести людские тренды с атлантскими, создавая что-то уникальное. — Достаточно, — кивает. — Они боятся. — Чего? — фыркая, Чонгук плывёт вовнутрь города с Саном. — Что ты пострадаешь в войне. — Бред, — снова фыркает. — Если они моя сила, я не пострадаю. Сан кивает, пока медленные заплывы Чонгука сопровождаются наблюдениями за строительством в столице. Неоновые вывески, вокруг которых плывут золотые рыбки, множество высотных зданий, кишащих атлантской музыкой, миллионы самих атлантов, на лице у них улыбки, пока они медленно гуляют по городу, по рынку и по своим родственникам. Сейчас в Атлантиде праздник независимости, длящийся три дня. И в эти дни Посейдон запрещает кому-либо работать, чёрную работу отдавая в руки провинившихся на суше людей. Именно так. Чёрную работу делают те, которые на суши провинились перед ним. Это обычно те же самые, сбросившие в воду миллионы тонн мусора или же словившие нелегальным путём тысячи маленьких рыбок, лишь бы поиздеваться над ними. Чонгук считает, что это вполне справедливо. Ведь тут тоже живут существа, кто в праве принижать их? Без воды, которая очищается атлантами, люди бы не выжили. И все это знают. — В Атлантическом открылась крупная экспедиция, я прошарил все источники и не совсем понял, почему там присутствуют военные, — Сан улыбается женщине, продолжая плыть рядом с Чонгуком, который с задумчивым взглядом водит по округе. — Военные? — брови сводятся в переносице. Сан кивает, на что Посейдон в гневе пускает мощную волну где-то в стороне Красного моря, и качает головой на такой жест царя. Привык. — Арес поддался Зевсу, думаешь? От чего им пускать долбанных военных в воду? Останавливается. Нет уж, эти новости сразили его наповал. — И я об этом думал, — Сан снова кивает. — Там другие учёные-океанологи, которых взяли для галочки. Через две недели объявят эвакуацию, эти самые учёные там умрут, потому что увиденное говорить никому не должны. — Увиденное говорить никому не должны? — повторяет слова, в голове прикидывая, как бы люди со страхом Атлантиды смогли бы в неё проплыть. Атлантский щит очень даже силён. — Ты думаешь, кто-то из них увидит Атлантиду? Не увидит, Сан. — В лодке какой-то важный человек, его имя горело неоном везде, — Сан массирует шею, плавно проводя по своим маленьким чешуйкам на ней. — Говорят, он очень живучий. Пережил саму волну Средиземного моря, понимаешь?! Это сколько же сил должно быть… — Ким Тэхён? — Чонгук вскидывает брови. Он ведь так и знал. Вот почему Тэхён так и мотался за этой экспедицией, его специально туда и взяли, потому что обычные знания из науки никому там не помогут, а наблюдая за прикосновенностью Кима к таким немного аж сверхъестественным вещам (учитывая ещё и то, каким живучим он оказался со всеми наводнениями, волнами и течениями), они и решили словить этот мини-джекпот. Получается, Тэхёна используют лишь для того, чтобы он увидел Атлантиду? А после просто так убьют? Умно. Чонгук бы сказал, что ему абсолютно всё равно, ведь информацию о прибытии чужих он теперь знает, а значит и проблемы бы их убить не было, но его отрицает один лишь факт: там Тэхён. А Тэхён является атлантом. Что уж тут говорить? Он дорожит каждой жизнью атланта, а вот так просто лишиться её не позволит, ни при каких-либо обстоятельствах. Он слишком их любит, чтобы так неряшливо обращаться с ними. — Твою мать, — Чонгук закатывает глаза, прижимаясь пальцами к переносице, дабы помассировать её от этого ужасающего давления. — Что-то не так? — Сан хлопает глазами, прежде он не видел такого Чонгука. Впрочем, это невиданное явление: из-за людей Посейдон себя никогда так не вёл. — Ким Тэхён… он… — цокает, пытаясь собрать мысли воедино. — Он полукровка. — Что?! На весь район доносится крик Сана, и он, поняв, что немного себя обличил, с удивлением принимается всё также рассматривать столь уверенное лицо Чонгука. И до ужаса надеется, что это какой-то бред, ведь полукровок в помине существовать не может, запрет был наложен достаточно давно, а порицание карается. — Его мама из Атлантиды, отец кореец, — пожимает плечами, делая это настолько очевидным, насколько можно. — А сколько ему лет? — изо рта выпускаются пузыри, Сан чувствует себя немного потерянным. — Двадцать пять, вроде… — Уж видишь как судьба мойр сыграла тут, — хихикает, подмигивая на определённость этих ведьм. — Будто ты вовремя его узнал, теперь знает, что он атлант, да? Чонгук качает головой. Как бы он учёному-атеисту-океанологу сказал о том, что он на самом деле атлант? Тот бы с ума сошёл, если бы дело ещё дошло до Атлантиды, которую бы Чонгук Тэхёну показал. Ведь она является Родиной его матери, не хотел бы он её тоже посетить? Чонгук подумал, что сделает это чуть позже. Ну или вообще никогда не сделает, раз парень сам пожелал прекратить этот непонятный секс (нет, непонятное общение, всё-таки). Просто будет помогать Тэхёну, спасать его от невзгод, ведь с первого взгляда он понял: Ким обожает приключения, даже на смертельное цунами подпишется, лишь бы исследовать, что находится в волнах. — Не знает, он атеист. — Порой, атеистов убедить легче, чем верующих, — снова хихикает Сан. Уж слишком он сейчас весёлый, наверное, выпил эфира. — Никто не принуждает поклоняться нам, — закатывая глаза, Чонгук продолжает плыть по улочкам города. Прелестные атланты улыбают его, а по грудной клетке проходит приятный жар любви к своим радостям этой бесконечной жизни. — Пусть вообще нас не знают. Мы не боги. — Умора, — парень смеётся, подкалывая бога, прямо как в его стиле это делать. — И что ты собираешься делать с тем, что атлант в этой лодке? Его убьют, используют его видение и убьют. — Что ты прикажешь? — Чонгук облизывает губы, переправляя ответственность за решение Сану, который в божественных делах такое мало понимает. — Спрашивает сам Посейдон, — фыркая, Сан складывает руки на груди. — Тут есть вариант… — Какой? — Страх? — Идиот, он страха перед Атлантидой не почувствует, — Чонгук грустно выдыхает, яро понимая, что так и есть. — И я уверен, что люди Зевса подготовились. Не могу поверить, что Арес согласился на такое. — Куда бы Арес делся? — и Чонгук соглашается. Арес бы не смог противостоять давлению Зевса, он сам заставлял Зевса обдумать такой ужас на высшем Олимпе. Но это уже не играет никакой роли, раз военные оказались в водах, а предательская лодка с атлантом-атеистом уже исследует все жабры его рыб. — Ладно, я давал Тэхёну перстень. Но зная его, он ни за что не воспользуется им, — Чонгук хочет найти какое-то заслуженное решение. — Может, использует, кто знает? Мы можем послать силы Атлантиды, чтобы люди не проникли сюда, но это лишь обличит наше наличие. — Наличие Атлантиды? Или же обрадуем их фактом того, что они наконец нашли правильный вход? — Чонгук нервно смеётся. — Тэхён ведь не поймёт, он просто скажет, что где-то там какой-то непонятный заброшенный город. Он предположит, будто сталкеры развесили по этому городку украшения, которые светятся сразу же в глаза. Он не поймёт. А защитный щит Атлантиды только и держался на том, чтобы её никто не увидел кроме атлантов. — Тут дело в одном лишь Тэхёне, — хмыкает, внимательно посматривая на такое же задумчивое лицо Чонгука. — У Вас была какая-то близкая связь? — Не твоё дело, — отрезает Посейдон, получая взгляд, который оказался полон неожиданности. — Иные идеи? — Иной идеи, помимо той, что кто-то просто отключит мотор лодки и всем придётся эвакуироваться на шлюпки, не вижу, — миролюбиво уклоняет. Сан всегда славился своим острым умом. Не зря ведь он стал правой рукой самого Посейдона. Поначалу такая честь была для него чем-то до ужаса немыслимым, но потом он понял, что Посейдон оказался до безумия добрым, одно нахождение рядом с ним не давало повода бояться за свою жизнь. И даже сейчас такие значимые решения принимает он, разве такое не заслуживает похвалы? — Молодец, через десять дней так и сделаем, — хитро улыбаясь, Чонгук тыкает пальцем в ребро Сана, этим показывая, что идея положила своё начало. — Спасибо, — искренне улыбаясь на очередную победу, Сан кивает вперёд, где находится резиденция. На огромном здании так и написано: «Дом Посейдона». И никакими смертельными ограждениями это место не обложено. Сюда мог зайти любой атлант, а боязни, по которой хоть какой-то атлант мог бы с группой других устроить бунт, не было. В Атлантиде всё устроено по-другому. Здесь атланты друг другу доверяют. И Чонгук рад. Перед ним гуляют остальные, заглядываясь на огромную резиденцию, а у кого-то из них он слышит: — Надеюсь, его Посейдонское Величество рад нами. Он заслуживает и дома побольше, покрасивее. Чонгук трогается этими словами, а Сан, который также слышит всё, кивает ему, заставляя поверить в то, что сказанное атлантом – чистая правда. Где же ещё Посейдон получит столько любви, если не в Атлантиде, если не от своих атлантов?* * *
Для Тэхёна проходит слишком много времени, чтобы понять одно: вся установка, вся организация работы в лодке ему совсем незнакома. Каждый день он сталкивается со своим «рум-мэйтом» Киро, наблюдая за его очередным, довольно непонятным отношением к нему. Но это не так важно. Больше времени Тэхён проводит за работой, помогая экипажу ориентироваться в водах. Не раз ему сказали, что у него слишком зоркий глаз для океанолога. На это Ким лишь посмеялся, пожав плечами. Мало ли что могут ещё сказать? Он тут просто выполняет свою работу, не забывая наслаждаться любимым океаном. И правда, под водой он будто дышит. Но это никто не понимает. Даже на озвученное желание Тэхёна свалить из лодки в воду все озадаченно посмотрели. Единственный, с кем он успел здесь сдружиться, – это Сэм. Это военный из США, у которого все родственники проживают в Риме. Зная ужасный навык Тэхёна в итальянском, он ничего не высказал, лишь не очень понял, как за столько лет жизни в Сицилии парню не удалось хорошо заговорить на таком лёгком языке. — Где инженеры? — Сэм вскидывает брови, рассматривая всё вокруг, но один лишь Тэхён перед ним стоит с таким же выражением лица. — Я слышал, что они пошли в носовой турбинный, — пожимая плечами, Тэхён взбалтывает колбу с водой внутри. Он всматривается в микроорганизмы, которые освещены на стекле под микроскопом. Некоторые из них отдают неоновым, из-за чего Ким вспоминает любимых фитопланктонов, которые очищают прекрасный океан от всякой грязи. На такую отважную и интересную деятельность военный с интересом подглядывает. Биологи и химики его всегда пугали, а тут так оказалось, что Тэхён – всё в одном. Он биохимик, инженер, физик, но только в сфере океанологии. Но и это его удивляет, заставляя застыть за Тэхёном, который внимательно печатает всякие данные в ноутбуке рядом с ним. — Я рассматриваю эукариот, — смеётся. — Вау, я ничего не понимаю… — завороженно смотрит, ловя на себе взгляд Тэхёна тоже. — В армии не учили такому? — Я тупой, знаю только то, как выстрелить в мишень, — хмыкает. — Учитывая то, что морскую практику я прохожу только сейчас. Океаны для меня удивительны. — Не боишься глубины? — спрашивает Тэхён. Конечно, если бы именно его об этом спросили, он бы посмеялся. Куда ему боятся глубины? — Боюсь, — кивая самому себе, Сэм снимает фуражку, поджимает под себя колени, удобно устраиваясь в лабораторной Тэхёна. — Расскажи хотя бы… что ты там рассматриваешь? — Эукариот, — хихикая, Тэхён возвращается к микроскопу. Ему нужно мало времени собрать мысли воедино, чтобы рассказать про то, что он исследует сейчас. — Эттема, мой коллега, нашёл этого крайне необычного представителя архей в рамках экспедиции, — закрывая крышкой стекло, продолжает Тэхён: — В образцах воды и грунта, извлеченных со дна у так называемого "замка Локи" – своеобразного семейства из нескольких подводных вулканов на глубине в 2,5 километра от поверхности моря – он нашёл следы жизни крайне необычных архей, чей геном они восстановили по обрывкам ДНК. Так вот, это была архея «Локи». — Интересно, а зачем Вам всё это изучать? Разве такая информация что-то даёт в жизни? — хлопая глазами, Сэм сглатывает. — Это тебе мозги в армии промыли, теперь ты думаешь, что все проблемы жизни можно разрешить войнушками, — цыкая, Тэхён переводит на него взгляд. — Я этим занимаюсь, потому что мне это нравится. Мне нравится знать, что я смогу вложить какой-либо вклад в развитие науки. Наука лишается себя с развитием этих сверхъестественных вещей. Сэм кивает. И да, крестик, висящий на его шее, ни о чём ему не говорит. Он до сих пор помнит, как его насильно заставляли ходить в церковь, а этот крест на его шее остался как в привычке: он себя неполноценно ощущает без этой цепочки. И Тэхён ничего, конечно, против не имеет. Он знает многих верующих и религиозных людей, которые положительно относятся к его науке, не смешивая её с религией. Но вот тех, которые ставят свои верования на уровень выше научных, он презирает. Терпеть такое не может совсем. — Мы тут всего неделю, а я уже думаю о смене деятельности, — Сэм хрипло смеётся. Насморк его в глубине одолел сразу же. — Мне всего двадцать один, но хочется уже заняться делом. — Ты наконец совершеннолетний, почему бы не пойти и не напиться в хлам? — У меня аллергия на алкоголь, — пожимает плечами, пока в памяти проносятся воспоминания о неприятном случае в доме друга пару лет назад. — Как-то раз меня заставили выпить водку, а я не смог потом выбраться из туалета… Тэхён смеётся. Да, эта информация его не совсем удивляет, но в некоторой степени Сэма становится жалко. — А ты пьёшь? — спрашивает тот, засматриваясь на научные приборы вокруг. Лаборатория Тэхёна выглядит безупречно. — Могу выпить, но странное дело есть. — Какое? — Я совсем не пьянею, — говорит Тэхён задумчиво. — Моё здоровье всегда на высоте, всё заживает как на собаке, — подмигивает, будто ощущает некое преимущество перед обычными смертными. — Пару недель назад у меня был разрыв мышцы, от этого оправляются месяцами, так ведь? — Сэм кивает. — Так вот, сейчас у меня осталась совсем незначительная покалывающая боль. Разве не заживает как на собаке? — Мне бы так после всех пуль, которые прилетели по неуклюжести. Парни смеются. И правда, в этой суровой атмосфере подводной машины они находят хоть какую-то радость. Тэхён ведь понимает, что он здесь почти что на несколько месяцев, а на сушу они выберутся только пару раз, и то, смотря по обстоятельствам. Как и получалось прежде всегда: Ким лучше общается с людьми вне его сферы деятельности. Ну или же он пока не встречал тех, кто не смотрел бы на него только как на океанолога, который поучаствует в совместной деятельности. Но нет, невзначай Тэхён вспоминает Чонгука, хорошо разбирающегося в простых океанских вещах. И не будет отрицать, что в этом аспекте ему нравилось с Чонгуком болтать. Тот правда был единственным, кто его понимал и кто мог послужить достойным собеседником. — Ты профессиональный учёный? — Да, раз я уже числюсь во всяких реестрах, — бормочет. — Меня часто приглашают теперь на экспедиции, но в начале игнорировали. — Почему? — как такого учёного можно было игнорировать? — Называли меня парнем со смазливой внешностью, — смеясь, Тэхён вспоминает те времена уже с теплом. — У людей обычно стереотип: учёные должны выглядеть сумасшедшими. — Честно говоря, я тоже так думал, пока не увидел тебя, — Сэм хмыкает. — Моя девушка учится на доктора, и я понимаю, как связь с наукой может сделать человека сумасшедшим, но она не выглядит таковой. — Надеюсь, твоя девушка станет хорошим врачом. — Спасибо! Тэхён хочет поработать в тишине, но и Сэма огорчать ему совсем не хочется. Тот его выслушивает по большей части в силу того, что ему самому скучно скитаться по лодке, пока она всё ближе оказывается в глубине Атлантического океана. Военным не совсем разрешено рассматривать воды, но через небольшое окно он заглядывает в темноту океана, всякий раз пугаясь тому, как тут людям нестрашно находиться. — Я пойду за инженерами, — шмыгая носом, Сэм привстаёт. — Сколько сейчас времени? — На суше около полночи. — Вау, — хлопает глазами. Сэм совсем не привык к этой новой обстановке, ему страшно. Возможно, поэтому он так часто посещает Тэхёна, который сможет его успокоить. Не говоря об этом, у Сэма боязнь оказаться усопшим. Вдруг такое правда здесь произойдёт? Ким не думал о таком. И не будет думать. Смерть в океане его не настигнет никогда, и он в этом почему-то очень уверен. Он даже уверен, что в океане ему безопаснее, чем на суше. И, возможно, это так и есть. Посейдон это подтвердит.* * *
Вся работа в лодке не была взвалена на Тэхёна, но большую часть временных исследований проводил именно он. Дайверы приносили ему различные образцы микробов со всяких рифов, а Ким смотрел на это с желанием оказаться на месте дайверов, дабы те ещё лучше бы выполняли свою работу. Уж давно он не плавал в океане, особенно в такой глубине. В последний раз он сумел в полной темноте проплыть в Тихом океане, когда сзади него на аппарате ждал коллега, не решавшийся подписываться на такую авантюру. Тэхён за эти две недели ни разу не побывал в воде. Это его до ужаса бесит. Будто по телу что-то непонятно болит, так ведь и хочется быть в воде. Он просто оставался в своей лаборатории, редко переговариваясь с Сэмом, хотя и успокаивая его, когда непонятный дрифт лодки воздействовал на фобии. Сэм очень скучал по своей девушке, думал о семье, которая осталась на двух континентах. Его боязнь увеличивалась с каждым днём, пока не настигла того, что он пришёл в лабораторию с километровыми мешками под глазами. — Я не спал, — сквозь дрожащий вдох произнёс. — Тэхён, ты сможешь уговорить их не плыть глубже? — слеза потекла вниз. — Мы точно умрём! — Странно, почему опять все боятся? — вскидывая бровь, Тэхён надувает губы. — Хэй, это просто твоя фобия. Не обращай внимания. — Нет, это точное ощущение, что внизу нас ничего не ждёт! Нет там никаких течений! — Поспешу опровергнуть, там есть течения, — фыркая, Тэхён закрывает сейф с образцами. — Ладно, — океанолог опускается на колени, всматриваясь в глаза напротив. Они полны страха, разбитых капилляров и горьких слёз. — Ты чувствителен к изменению атмосферного давления, твоя девушка не давала тебе какие-нибудь таблетки? Знаешь, они бы… — Нет, — отрезает. — Тэхён, мы все умрём, ты не понимаешь! В один момент лодка шатается в сторону, от чего стекло микроскопа успевает разбиться. Это приводит Тэхёна в шок, учитывая то, сколько стоит этот прибор. Но не менее устрашённые глаза Сэма его настораживают, и он быстро выходит, раскрывая лабораторную дверь в коридор, по которому также ходят люди, абсолютно идентичные Сэму. Все они до ужаса напуганы. И Тэхён не понимает: почему? Ведь вся экспедиция шла гладко. Не учитывая, конечно, того, что с образцами вод работал только он, пока два других учёных-человека занимались непонятно чем. Хмыкая, он возвращается к Сэму, протягивает ему бутылку воды. Успокоить таких людей остаётся тщетным. Ничего не выйдет. Ким вспоминает то же самое, что произошло некоторое время назад. Как только лодка оказывалась у абиссальной равнины, все сходили с ума, поднимали панику, командик-подводник, не принимая собственные предубеждения в счёт, сразу же перенаправлял аппарат, взывая в своей панической атаке. Как Тэхён давно знает: поразить подводную лодку можно глубинной бомбой. И её непривычное действие сказывается и сейчас, датчики отказываются работать, и от лейтенантов, выбегающих за спасательными шлюпками (разве они им сейчас помогут на глубине четырёх тысяч метров?), он слышит, что в некоторых областях лодки образовывается поражение электроники. И такое заставляет думать лишь об одном, в чём Тэхён уже несказанно уверен. Они могут утонуть. Или уже тонут. Фыркая на странность ситуации, Тэхён большими шагами следует по коридору в свою комнату. Он сам не знает, что делает, но плавательный костюм с двумя баллонами воздуха он находит сейчас самым приемлемым решением в этой ситуации. Он уверен в одном: он сможет доплыть до воздуха, ему это совсем не доставит труда, учитывая его всегда выделяющиеся на фоне других плавательные особенности. Но одно его останавливает. Как тут оставить Сэма, полностью полагающегося на него? Надежда на то, что двух баллонов им на двоих хватит, его не покидает. Но в океане сейчас полная темнота, а Сэм скорее умрёт от страха, чем от нехватки воздуха. Ведь фонарик у Тэхён лишь один, плавательный костюм тоже лишь один. И учитывая то, с каким энтузиазмом он направлялся на эту экспедицию, ему поскорее уже хочется о ней забыть и оказаться в доме в Сицилии, изредка появляясь там, пока его тело сушится в море без океанографической работы. Хватая всё нужное и понимая, что другого выхода сейчас нет, Тэхён бежит в лабораторную. Странно говорить о том, как в таких ситуациях его паника отключается сразу же. Он просто действует разумно, будто эмоций в нём совсем нет. Дверь всё также была открыта, и он прошёл внутрь лаборатории сразу же, замечая лежащего с закрытыми глазами Сэма. — Сэм! — парень трясёт его за плечо, но тот совершенно ничего не отвечает, а Тэхён лишь без эмоции проверяет его пульс. — Как ты умер? Ким вскидывает брови, понимая, что времени сейчас совсем нет, а неожиданная смерть военного из-за сердечного приступа его никак не спасает сейчас. Что он может сделать? Плакать определённо не станет, ведь это совсем не в его стиле, не совсем и хочется. В моменты паники он всегда действует молча, и сейчас это спокойствие в движениях также не меняется. — Покойся с миром, — хмыкая, произносит он. — Позволь своим атомам обрести вечную жизнь в виде массы или энергии. Но для этого сначала должна распасться Солнечная система, — пожимает плечами, говоря с мёртвым человеком. Он постепенно натягивает на себя плавательный костюм, пока в коридоре мутно проносятся крики людей. Почему ему совсем не страшно? Будто люди так боятся Атлантиду, но он ведь не человек. — Я возьму твой бейдж, — вытягивая из кармана на груди пластиковую карточку, он произносит. — Я позабочусь о твоей девушке, Сэм Уитфилд. Тэхён знает, что потом найдёт его девушку, отправит ей букет красивых цветов с ужасающей в них запиской с новостями о смерти любимого парня. Иначе никак. Он не будет страдать по усопшему, не будет плакать, нести кресты. Тэхён скоро забудет это, ведь ему осталось всего лишь выплыть на поверхность, но даже некоторая уверенность остаться под водой на долгое время его совсем не покидает. Ухмыляясь самому себе, Тэхён с готовой экипировкой покидает лабораторную, в последнюю секунду своего нахождения в ней грустно улыбаясь Сэму. Жаль его жизнь, не так он ведь планировал её закончить. А Ким понимал, что вести военных сюда было бесполезно. Точнее, он не совсем понимал, зачем они здесь были нужны. Сэм даже сомневался, что может плавать, тогда о чём вопросы, собственно говоря? Сглатывая, Тэхён идёт к люку, пока весь экипаж плачет, трясётся и носится везде. Будто бы над ними производится психическая пытка, а Ким наблюдает за этим, неудобно себя ощущая. Правда не понимает, что происходит, но времени думать над такими вещами абсолютно нет. Океанологу хватает и пяти минут дойти до люка, наиболее безопасно его открыть, почувствовать сразу же эту волну воды, которая проникает в специальный отсек лодки. Никого он затапливать не собирается, ведь вода из этого отсека автоматически уйдёт обратно в океан. Но нет, наконец он чувствует себя свободным. Два баллона кислорода крепко держатся как рюкзак, хоть он и чувствует, что как-то бы обошёлся без него. Но рискнуть на такое невозможно. Тэхён включает фонарик, делает глубокий заплыв, ногами ощущая поверхность равнины. Ему нужно разобраться с приборами, пока подводная лодка перед ним чуть ли не проваливается в самое дно. Киму страшно предполагать, что все эти люди и правда умрут, но с самого детства он привык думать о себе в первую очередь, а рисковать собственной жизнью он пока не готов, как бы эгоистично это не звучало. Он ведь хотел помочь Сэму, но тот погиб. Тэхён качает головой на свои мысли, не медля в заплыве вверх. Ему придётся проплыть ещё четыре километра, увидеть многих рыб, о которых он с улыбкой на лице всегда вспоминает. Этот процесс он воспринимает как медитацию, теперь он наконец может побыть наедине с собой, пока руки и ноги умело двигают тело вверх, несмотря на кромешную темноту, в которой он всё равно интуитивно всё видит. Киму искренне жаль, но он обещает себе, что когда-нибудь найдёт причину, по которой люди чувствуют ужасающий страх именно на этой глубине.* * *
Парень кидает монетку в огонь, поджимая при этом губы, пока собственный огонь не проглатывает металл, превращая его в себя. Карие глаза наливаются огненным цветом: впрочем, как всегда. Всегда это бывает. Ему очень скучно, а в отражении зеркала, стоящего по диагонали, он видит себя в этой рваной джинсовой куртке, которую он одолжил у друга. Ему не хочется признавать, что при деньгах он предпочитает небрежно размышлять о другом, пробовать на себя эту нищету, пока очередная дверца в его доме не скрипит от ожидания вновь сломаться и упасть. Сглатывая, он набирает другой номер, явно не пользуясь при этом своими способностями (в них он давно отчаялся). — Привет, мой хромой брат, — трубку сразу же поднимает тот самый, который записан в телефоне как «Псих-блондин». — Аполлон, у меня к тебе просьба, — выдыхая, парень закидывает голову на спинку кресла-качалки. — Я снова слышу этот хруст костра? — тот также со звуком закатывает глаза, пока рядом Артемида что-то бормочет. — Ты снова поджигаешь свой дом? Вот ты и дэдинсайдик. — Кокнись, — цокая, парень выпрямляется. — Завтра я выезжаю из Сеула в Тэгу. Мне предложили работу. — Зачем тебе работать? — недоумённо спрашивает тот. — Юнги, ты самый чуть ли не богатый из всех нас. У тебя ответственность за все дома на высшем Олимпе, в царстве отца… Считай, что везде! А ты работаешь в людских местах? — Аполлон раздражённо говорит, ладонью затыкая непрекращающийся шёпот сестры-Артемиды. — Одной недавней встречи на Олимпе мне хватило, — громко выдыхает, уже жалея об этом звонке. — Не включайте меня в эти ненужные вещи. Я не желаю участвовать. Аполлон и правда не понимает, почему брат так делает. Они всегда были близки, несмотря на все ссоры, через которые Зевс заставлял как-то в юношестве их проходить. Юнги вырос на дне моря, за ним ухаживала Фетида, а Посейдон был самым близким на всём свете человеком. Аполлон смеет предполагать, что именно уход водного царя заставил огненного бога так сделать. Ведь полный отказ от собраний говорит лишь об одном: бог уходит из совета, тем самым разряжая ещё более крепкую войну. И это Аполлону не нравится. Он сильно любит Гефеста (того же Юнги). Он дорожит им, переживая за его уличные похождения по странным улицам Южной Кореи каждый раз. Ему кажется, что Гефест правда потерян в себе, раз не желает нигде участвовать. И это ранит его сердце, несмотря на то, как он хвалится его отсутствием. — Юнги, послушай, — Аполлон отходит от Артемиды, позволяя ей закончить свой шёпот с кем-то другим по телефону. Пятернёй он заправляет свои длинные волосы назад, всматриваясь в тусклый свет афинских лампочек по узким аллеям кафе у парка. Он взволнован. — Я правда люблю тебя, ты же знаешь об этом? Ты можешь поговорить со мной о чём угодно, мы можем вместе оценить музыку, ты ведь так любил оперные представления… почему теперь они тебе так ненавистны, Юнги? — у глаз выступают слёзы. — Я очень хочу вернуть наши былые отношения, я очень скучаю по тому, как мы неосознанно гуляли по Риму, пока отец всякий раз наставлял на нас молнию… мы и сейчас молоды, мы всегда будем такими. И ты сам знаешь, насколько я наивный… насколько я предпочитаю думать, что это всё снова повторится. — сглатывая, Аполлон шмыгает носом, носиком туфли пиная камушек далеко в траву. — Ты мне очень дорог, сколько я должен это повторять? Юнги в ответ снова выдыхает. — Мы уже не те, — фыркает. — Если бы ты тогда не сотворил… — Остановись! — вскрикивая, Аполлон позволяет реке слёз пройтись по щекам. — Мне до сих пор больно, Юнги. Я понимаю, что я поступил как самая последняя сволочь. — Разве мы боги не всегда поступаем как сволочи? — усмехаясь, Гефест придаёт внимание огню, который продолжает красиво для него развеваться. Как он только пожелает. — Я ничего общего не хочу иметь с Олимпом, Аполлон. Ты очень эгоистичен думать, что все те времена вернуться. Нет, не вернутся. Никогда больше не вернутся. — А что, если мы попробуем? — Нет. Аполлон всхлипывает. — Юнги… я просто хочу быть с тобой рядом. — Быть с тобой рядом, это как вспоминать то, какой ужасной подстилкой Зевса ты являешься, — в пламя летит очередная греческая монета. — Пожалуйста, Аполлон, закончи. Я звонил тебе предупредить, что приезжать тебе надо теперь в Тэгу. Я же знаю, ты не отстанешь. И Аполлон прекрасно понимает. Он и правда не отстанет. Сколько бы боли своими словами ему не причинил Гефест, он всегда его будет любить, потому что он знает, что брат никогда намеренно не причиняет боль. Юнги для него является олицетворением дома. Он вырос в условиях куда ужаснее, был под опекой морских царей. И даже под водой он стал богом огня. Гефест преодолел слишком много всего, чтобы довольствоваться теми богами, которые его всё это время ни во что не принимали. Он построил им Олимп, соорудил слишком огромное количество нужных вещей, но они всё также принимают в счёт лишь его звание, а не его самого. И поэтому Гефест лучше будет жить как человек, изредка заявляться в Атлантиду к дяде, видеться с Аполлоном, позволяя ему себя обнимать по ночам (огненный никогда не посмотрит на того, который крепко держит его в своих руках), пока по телевизору идёт романтическая комедия. Но нет, они не изображают эту романтическую комедию сами. И, возможно, в тот день, когда огненные глаза наконец встретятся с солнечными, он его простит.* * *
Тэхён признаёт одно: он всегда отменно плавал. Он участвовал в некоторых соревнованиях по плаванию, из-за чего его хотели выбить в спортсмены, надеясь на хорошие результаты. Но сам Тэхён этого совсем не желал, ему нравился океан, он его любил. Он хотел всегда думать лишь об океане. Откуда у человека может быть такая любовь? Если бы у Кима спросили, кто его вторая половинка, он бы ответил сразу же: «Океан». За час он добрался до воздуха, с жалостью вспоминая об оставшихся внизу людях, которые теперь выберутся отсюда только с помощью спасателей. И он не исключает того шанса, что спасатели сами же испугаются этой глубины и умрут от страха также. Единственным странным тут ему кажется не отсутствие боязни, как у всех остальных, а то, что люди сами боятся. Неужели это и есть то самое подтверждение сверхъестественного, как многие говорят? Неужели Тэхён нашёл эту отгадку? Неужели? Правда, блондин будет до самого последнего опираться именно на науку. Он лучше проверит гормональный фон человека в глубине, посоветовавшись с докторами, лучше проведёт всякие опыты (вдруг какие-то существа глубины воздействуют через воду на противников океана?). Но об этом стоит подумать потом. Тэхён истратил половину одного баллона, грустно вспоминая о том, что второй баллон и правда хватил бы Сэму. Но времени нести мёртвое тело не было бы. Да и зачем? Тэхён сам остался жив. Где-то там берег острова, который под мрачность восходящего Солнца светится своими диодами. Парень не знает, где именно это находится, но факт того, что он выплыл именно к суше, его улыбает сразу же. Он быстро останавливается у берега, делает глубокий вдох, чувствуя неприятный воздух, который оказывается сразу же в лёгких. Ему правда кажется, что под водой дышать становится легче. Приоткрывая плотный карман, он проверяет своё удостоверение, радуясь его сохранности. Паспорт он бы точно не взял под воду, он находится в станции во Флориде, но сейчас он очень рад наличию одного лишь удостоверения, которое он успел захватить в последний момент. Тэхён совсем не устал после такого интенсивного плавания. Стягивая с ног ласты, он падает на песок, прикрывает глаза, позволяя ушам насладиться шумом волн. Ему всё равно, что с ним случится потом, ведь он и понятия малейшего не имеет, где оказался, но на данный момент это волнует его в самую последнюю очередь. Он выжил, но так и не осуществил своей цели оказаться на глубине Атлантического океана. Так и не смог исследовать эти подводные течения, и, возможно, на радость самому себе позволить этой подводной волне пройтись по частям его тела со всей своей могущественностью, – Тэхён совсем не боится. Он не может думать о чём-либо другом, его мысли запутаны в одном лишь плену глубинных вод. И он себя за это уже давно перестаёт винить. Ему абсолютно всё равно, он любыми путями попадёт на самое дно Атлантического океана. Так, чтобы твёрдость ощущалась босыми ногами, чтобы он наконец стянул маску с лица и попробовал подышать под водой, убрав свою предосторожность никчёмно умереть. — Не двигаться! — яркий свет фонарика обжигает лицо Тэхёна, он щурится, слыша томные шаги. — Не двигаться, предупреждаю! «Я влип?» Тэхён зевает. — Вы кто такой?! — мужчина в военной форме продолжает светить в лицо, а Ким из-за неприятности этой не может толком раскрыть глаза. Скорее, тот потом это понимает и убирает с лица свет, проводя им по телу, дабы лучше рассмотреть профессиональный костюм лежащего. — Я не убью Вас, не бойтесь, — выдыхая, Тэхён протягивает удостоверение. Ему наплевать. — Как Вы оказались на этой земле? — мужчина округляет глаза, заставляя Тэхёна засмеяться на веселье этой картины. — Я спрашиваю Вас! — Подводная лодка утонула, я выбрался, — закатывая глаза, Ким принимает сидячее положение. Флаг США на форме мужчины заставляет его подумать, что он всё-таки приплыл в сторону самой страны, но нет. Следующими словами его мужчина немного огорчает. — Вы на острове Вознесения, — щурится. — Сюда легко попасть нельзя, молодой человек! — А я легко попал? — хмыкает. — Нет. Я ночью плыл вверх. Несколько километров, — качая головой, он протирает свои глаза. — Если я Вас так пугаю, то скажите, где мне скрыться. Мужчина стоит ещё так минуту, жуя внутреннюю сторону щеки. Что сказать? Он сам также удивлён, что кто-то оказался на его территории в такую рань. Он совсем не ожидал увидеть чужую личность на своём пляже, пока горький кофе обжигал его внутренности. Особый утренний воркаут его взбодрил тоже, но больше всего взбодрил таковой непонятный Ким Тэхён. — Если скроетесь в другом месте, Вас убьют, — мужчина ахает. — Я позволю остаться в своём доме, пока Ваша проблема не разрешится. — Какой же Вы святой человек, — Тэхён улыбается во все тридцать два, чувствуя подступающий голод. От еды бы он тоже совсем не отказался, но только если военный соизволит такую радость предложить. — Вы обязаны мне объяснить, как попали сюда, — мужчина кивает за собой, жестом показывая дом, стоящий прямо напротив. Тэхён улыбается. Он сможет всё рассказать, лишь бы этот человек его не убивал. Не специально же он здесь оказался. И даже в такой панической ситуации, когда ноги ведутся за незнакомцем в дом, в котором он бог знает что может сделать, Тэхён спокоен. Возможно, это как-то заложено в характере. Не знает. Больше всего Тэхёна удивляет красующийся справа от военного тёмно-синий дом, так яро напоминающий что-то, что он сейчас точно уже не вспомнит. На это он выдыхает, кидая очередной секундный взгляд на тот самый дом, когда он и военный проходят во внутренний двор. Тут много цветов, различных растений. Такая озабоченность ландшафтом Тэхёна немного пугает, потому что он сразу же вспоминает своего отца. И сразу же ударяет мысленно себя за то, что давно с ним не контактировал, ведь отец и сам никогда первым не позвонит и не напишет. Пошёл в него. Ким вдыхает приятность мини-сада. И правда, тут точно есть чужая рука. Он уверен, что незнакомец-военный со своей суровостью американского флага на груди такого бы не сотворил. Хотя, кто знает? Мужчина останавливается под навесом, где в углу играет маленький фонтанчик. А Тэхён очень даже непонятливо для себя ощущает боязнь. Ему становится страшно, хочется укрыться снова водой, один вид военного его пугает. Почему на стороне того маленького и милого домика тёмно-синего цвета было так спокойно? — Ким Тэхён? Кивает. — Предупрежу тебя сразу же: тут находиться опасно, — военный присаживается, массируя переносицу. — Ты попал на наш остров, он принадлежит военным США. Тут проводятся секретные работы. — Вау… — всё, что вываливается из Кима. — У тебя гражданство Италии, — проводит пальцем по удостоверению. — Через два часа взлетает самолёт в Рим. Это хорошо, что тебе так отчаянно повезло. — То есть, я смогу улететь? — почти что хлопает в ладоши, но сразу же осознаёт, что при такой серьёзности это окажется неприемлемым. — Переоденешься в форму служителей и так. — Служителей? — океанолог вскидывает правую бровь. — Служителей главного, — закатывая глаза, мужчина возвращает удостоверение в руки Тэхёна. — Твои голубые глаза тебя спасли. — Правда, я впервые слышу о таком, — хмыкает. — Но ладно, я согласен на всё, лишь бы вернуться домой. Тэхён пожимает плечами. И правда, ему довольно-таки повезло, что мужчина оказался адекватным, а через минут десять притащил тёмно-синюю одежду, состоящую из рубашки и брюк с серой буквой «А» на них. — Держи, больше тут не появляйся, — раздражённо качает головой. — Я отвезу тебя до аэропорта, — Тэхён продолжает глазами следовать по вышитым узорам, до безумия красивым пуговицам и необычным швам. — Вы очень добры ко мне, спасибо Вам! Мужчина ничего не отвечает. Так получается, что Тэхёну даже незачем узнавать его имя, после сегодняшнего дня он его не увидит, так ведь? И этому он рад. Рад тому, что ему так повезло и что оказаться дома оказалось проще. Видимо, одежда служителей прямо создана для него, так как ткань существенно отличается от обычной. И Тэхён не понимает: что за главный? Его имя начинается на «А»? Понятия не имеет. — Спасибо тебе, главный… ты мне спас жизнь, — шепчет про себя, пока на шее приятно шуршит воротник рубашки. Взгляд Тэхёна потом падает на перстень, который он так и не снимал. И он в очередной раз понимает: Чонгук и правда оказался наивным, подумав, что даже в такой ситуации Тэхён бы суеверно повернул кольцо в правую сторону. Никакой магии нет. И это реальность, через которую проходит сейчас Тэхён. Так жалостно. — Простите, раз у меня есть ещё время, я могу прогуляться по берегу? — хлопая глазами, Тэхён сглатывает. Одна лишь мысль о суровости военного его пугает, но тот, однако, сначала недоверчиво на него взглянув, кивает. Разве не сам он запрещал ему находиться на берегу? Хоть это сейчас и не имеет значения, но всё же. Тэхён ведь просто выходит из сада, в полный счёт понимая то, что в его спину может прилететь и пуля, а сверху могут из-за его незаконности лететь вертолёты. Правда, сейчас это его совсем не волнует. Его ноги сами ведут его к берегу, в левую сторону. Прямо туда, где находится домик. Тэхён и правда не был в бреду: домик есть, он тёмно-синий. И Ким даже немного рад видеть этот цвет, который сразу же навеивает странным теплом. Он находится в нескольких метрах от крыльца, рассматривает плотно закрытые окна, огромную запертую дверь. Одно он не замечает сразу же: высеченный на двери трезубец, который покрашен в золотистый цвет совсем чуть-чуть. Сглатывая, Тэхён громко дышит, но в его состоянии совсем не найдёшь непривычного страха. Тэхёну до безумия спокойно. И он понимает, что это до безумия может самого его довести до правдивого безумия, ведь пальцы оказываются на поверхности двери, так отчаянно желают постучать по ней, но он понимает, что в такую рань никто дверь не откроет. Решив попытать удачу, Ким дёргает за ручку вниз. Странно одно: дверь была открыта. Будто его так и ждали внутри. Тэхён вдыхает приятный океанский запах, слегка щурясь, так как кромешная тьма в помещении его вводила в некомфортное положение. Каждый бы испугался этой темноты, в которой правда ничего не видно, но кто он такой, чтобы бояться? Тэхён не испугается, если за углом выберется маньяк и задушит его. В океане, глубоко в четырёх километрах вниз он был в большей опасности. Его спокойно могла съесть абсолютно любая рыба, учитывая все опасности такой глубины. Но он преодолел этот путь, должно ли сейчас ему быть страшно? Отнюдь нет. Тэхён многого в жизни повидал. Он делает шаги вперёд, в темноте пытаясь разглядеть интерьер. Дверь из-за ветра закрывается, но он на это не обращает внимания, а идёт дальше по длинному коридору, подошвой плотных туфель ощущая приятность пола. Таковое ощущение, будто он сейчас плывёт, подушечками пальцев дотрагиваясь до своих любимых рифов, нежно поглаживая какую-нибудь медузу, один взор которой вгоняет его в счастье тысячных лет. Тэхён уверенно шагает вперёд и наконец рассматривает блеск мрачного света на полу. Это гостиная. Он делает пару шагов вперёд, чтобы оказаться в дверном проходе. Его будто так и тянуло сюда, будто океан его не оставил даже на этой проклятой суше. И сейчас Тэхёну просто хочется кричать. Ему хочется заплакать, проклиная собственный мозг. Тэхёну хочется понять, почему это происходит, но кроме стеклянных глаз он не выдаёт ничего. Человек сидит на стуле в полном мраке, опираясь взглядом на единственный луч тёмного света из окна, откуда волны выдают себя напряжёнными разговорами. Маллет чёрных волос, сжимающие мышцы ткань рубашки и необъяснимая аура стреляют в нутро Тэхёна. Этот человек пока не смотрит на него, но достаточный шум дыхания океанолога привлекает океанный взгляд к себе. И так всё застывает на минуту. Пока на губах другого не сверкает искренняя улыбка. — Я тебя ждал, — хлопая глазами, хриплым голосом говорит он. Тэхён же не совсем обращает внимания на красиво накрытый стол, который полон здоровой еды; Тэхён не совсем обращает внимания на нежный ветерок со стороны другого; Тэхён не совсем об этом думает, и да, напротив, он просто смотрит в тёмно-голубые глаза напротив, пока по его существу не перекатываются сотни клубов волнения от происходящего. — Чонгук? Какого чёрта? — нервно выдыхает. — Какого чёрта, мать твою? — Ким качает головой. — Что это, блять? По щеке течёт слеза. Учитывая то, что Тэхён крайне редко плачет, увиденное его поражает больше всего. — Ангел, не пугайся, всё хорошо, — снова улыбаясь, Чонгук кивает на стул. Он замечает плаксивое состояние парня, начинает ощущать за это вину, но не придаёт вида. — Ты наверняка голоден после такого тяжёлого заплыва. — Чонгук! Объясни мне, что происходит? — вспыхивает. — Какого чёрта ты здесь? Какого чёрта ты здесь прямо сейчас? Скажи ещё, что не знаешь, от чего же там подводная лодка потерпела аварию, — истерически смеётся, приближаясь к Чону. — Я скоро сойду с ума, ты меня преследуешь? Что я тебе сделал? Если тебе так нужно моё тело, то, блять, найди какого-нибудь другого блондина с голубыми глазами, который позволит тебе делать с собой всё желаемое! — коротко рукавом плотной рубашки вытирая слёзы, уже переставшие гулять по щекам, Тэхён откашливается. — Что тебе нужно?! — Тэхён, — опустив взгляд, Чонгук пытается подобрать наиболее подходящие слова. — Я же тебе говорил, что моя работа исключительно связана с берегами. — Но здесь! — кричит. — Это остров Вознесения, сюда так просто не попадёшь, Чонгук! — А как ты сюда попал? Не по визе же, — смеясь, Чонгук жалко рассматривает Тэхёна. — Не бесись, малыш. Это чистая случайность, я был здесь по работе. Ким пытается принять сказанное, но после всего случившегося его мозг отключается. Никакие умные мысли его сейчас не преследуют кроме прерывистого гнева в сторону Чонгука. Тэхён ужасно хочет отдохнуть, ему бы сейчас оказаться в свой постели в Сицилии, сжимать любимую подушку и забывать обо всей боли. Но как он забудет Чонгука? Чонгука невозможно забыть. — Я понял, — успокаивается через пару минут, всё также громко выпуская из себя воздух. — Я не хочу выглядеть истеричным, прости, если обидел, — прикусывает нижнюю губу, пока в лицо продолжает дуть приятный ветер океана (то ли от Чонгука, то ли из полуоткрытого окна). — Нет, ты устал, — грустно улыбаясь, Чонгук в очередной раз кивает на стул. — Тебе нужно поесть, Тэхён. Океанолог садится за стол, вдыхая аромат открытой бутылки вина. Во многих случаях он бы отказался пить, но он понимает, что глоток алкоголя поможет ему смягчить себе это ужасное состояние. В каком ещё большем шоке ему стоит оказаться? Да, он не видел Чонгука пару недель, и его больше всего пугает то, что он в отчётливости помнит это океанное лицо, эти голубые глаза и пухлые губы, которые пару недель назад целовали его, шепча приятные слова в ухо. Тэхён в отчётливости помнит это здоровое тело, до безумия приятные на ощупь мышцы, твёрдый пресс и величественная татуировка трезубца на ребре. Тэхён также помнит его голос, зоркий взгляд, линию челюсти, шею, пахнувшую морским бризом. Тэхён ещё напомнит себе о том, каким милым Чонгук был с ним всегда: при встрече Гипноса, Аида, Мелинои и Чимина он совсем не был таким, он действительно казался злым. А чем заслужил это доброе отношение он? Вот о чём ещё думает Тэхён, пока в голове мысли о всём существе Ноэса танцуют энергичный вальс. — Я не хочу пьянеть, — наблюдая на наполняющимся от руки Чонгука бокалом красного вина, Тэхён выставляет ладонь вперёд. Чон же мягко улыбается, кидая такой же взгляд, которым он пользовался при Киме всегда. — Ты не пьянеешь, Тэхён, — фыркает, ставя перед парнем глубокую тарелку салата. — Такие, как ты, не пьянеют. — Такие? Кто? — хлопает глазами. — Океанологи, — очевидно указывая, Чонгук протягивает ему салфетку. Конечно, океанологи. Ведь на самом деле, это атланты не пьянеют. — Пожалуйста, поешь. Тэхён на загадочность Чонгука тоже фыркает. Он правда бы хотел понять, что происходит со всем этим сейчас, но у него действительно нет сил. Ким еле как держит вилку в правой руке, еле как втыкает её в лист капусты, пока желудок беззвучно болит, унизительно напоминая о еде, которой не было в организме уж слишком давно. Он только и планировал после лаборатории с Сэмом поесть сэндвичей. Но не смог. И только сейчас неожиданная смерть всего экипажа ударяет по нему. Только сейчас он понимает, что произошло. И только сейчас осознаёт, что он пережил нечто ужасное, о чём говорить он точно не захочет в ближайшие несколько лет. Головная боль врезается в существо, в этой боли сжимая виски. Он ничего говорит, пока в организм отправляется еда, которую есть становится противно, но из-за биологического удовлетворения от всё равно её пихает. Тэхёну больно, и это определённо видит Чонгук. — Что произошло, Тэхён? — невинно хлопая глазами, Чон наклоняет голову вбок. Конечно, Чонгук прекрасно знает, что случилось, но выдавать себя он никаким образом не планирует. Кто это станет делать? — Целый экипаж погиб в чётырехкилометровой глубине, — шмыгает носом, пытаясь вобрать в себя слёзы. Его сожаление видно за огромное расстояние, Чонгук теряется в этих морских глазах, боль в которых своим профицитом уже влияет на него самого. — У всех снова появился страх. — У тебя этого страха не было? — вскидывая брови, произносит он. — Не было, конечно, — хмыкает Тэхён, тоже делает это очевидным. — Мне непонятно, почему такое происходит. — Ангел, не мучай себе ненужными мыслями. Самое главное для меня то, что ты жив, да? — С чего бы? — после глотка вина Тэхён смеётся без доли истерии, как это было ранее. — Ну, подумай разумно, — груз с плеч Чонгука опускается. Он видит на лице Тэхёна даже эту малую улыбку и сглатывает долой волнение. — Мы спали вместе. И да, сколько бы я это тебе не говорил, это так и останется фактом. Сколько бы ты не старался этот факт забыть. Мы ведь учёные люди, верим в достоверность, так? — оба кивают, а на лице Кима сверкает мягкая улыбка, которой Чон тоже нелепо хихикает. — Думаешь, я забыл про всю красоту твоего нагого тела? О, Тэхён, ты правда прекрасен. Я безумно восхищён тобой, — смущается. — Но опять же, я уважаю твоё решение держать эту дистанцию. Во-вторых… или во-скольких..? — посмеиваясь, продолжает: — Эта физическая связь, давай не будем отрицать, дала своего рода эмоциональную. Я взрослый человек, от таких детских разговоров бегать не буду. Нет, я не влюбился в тебя, конечно, насчёт этого можешь не волноваться, — утверждает. — Я начал переживать за тебя, ведь ты встречаешься с такой сложной работой. Ты мог и правда погибнуть, но оказался молодцом. Я горд тобой, — сглатывая, Чонгук радостно кивает Тэхёну. — Твоя жизнь важнее всего сейчас. Да, те люди умерли, но ты не должен чувствовать вину за то, что не спас их всех. Тебе бы в любом случае не удалось это сделать, понимаешь, солнце? «Ты ведь атлант. Я всегда буду тебя защищать». — Спасибо, что ты мил со мной, — глаза Тэхёна сияют от застывших слёз, а пробуждающийся рассвет с палящим Солнцем делает его волосы светлее. Воздух океана проникает в помещение (Тэхён его и до этого чувствовал). Хорошая еда оказывается внутри, ей он позволяет сделать его радостнее, подарить эту сверкающую улыбку, пока океанный голос Чонгука мягко давит на уши. Все эти моменты, собранные вместе в одной ситуации, заставляют Тэхёна выдохнуть. Что может быть ещё лучше? Он жив. Вот. Он правда жив, разговаривает сейчас с Чонгуком, который неожиданно всегда оказывается в нужном месте. Но это можно назвать работой матрицы, и если говорить о квантовой физике, о таком Тэхён тоже не против поболтать. — Мне всё ещё стрёмно, — Ким прикрывает глаза. — В лодке были военные. Зачем, вопрос, зачем отправлять военных туда, где они сразу же умрут? Одна темнота океана их убьёт… — Любишь темноту океана? Она тебя не пугает? — игриво двигая бровями, Чонгук вызывает у Тэхёна очередную улыбку. — Не пугает, мне в ней, наоборот, хорошо, — океанолог пожимает плечами. — А военные… — глаза синевы становятся темнее. — Их было много? — Сто пятьдесят военных, три учёных, — смеясь от своих слов, Тэхён откидывается на спинку стула. — Это невообразимо… отправлять на важную экспедицию трёх учёных! Нас пихнули в огромную лодку в самый последний момент, до этого мы собирались опуститься лишь к желобу, пока судны бы следовали по району течений… — И правда невообразимо, — фыркает, напрягая желваки в нарастающей агрессии. — Не думай об этом, Тэхён. Чонгук ведь всё знает и понимает. Говорить об этом Киму, конечно, не станет. Предательство одного ещё Ареса в нём вызывает убивающую тоску по хорошим временам, и Ноэс ничего поделать с собой не может. — Постараюсь. Но мне нельзя задерживаться у тебя, мой самолёт взлетит совсем скоро. — Хорошо, ангел, — мягко улыбаясь, Чонгук одобрительно кивает. — Не переживай. Ты вернёшься домой в целости и сохранности. — Почему ты так мило меня называешь? — нюхая вино, пока оно играется в бокале, Тэхён в наслаждении от приятного вкуса спрашивает, тем самым и внимания на заинтересованный взгляд Чонгука не обращает. — Какое вино… — Не против, если я буду называть тебя так? — смеётся. — И да, вино? Дионис хорошо постарался. — Не против, ведь мы навряд ли встретимся ещё раз, — пожимает плечами. — Я всё ещё настоятелен на своём выборе, Чонгук. — Я не буду указывать, — вяло улыбается, а в лице блестит полное непонимание. — Но разве тебе сегодняшнего случая не хватило понять, что мы по-странному часто видимся? — вскидывает брови. Чонгук не будет думать о таком, хоть самому ему совсем непонятно, от чего Тэхён этими решениями о прекращении общения хочет гореть. Чонгук ведь идеально понимает, что Тэхён от него никуда не денется. Он атлант. — Совпадение, случайность, — хихикая, Тэхён аккуратно ставит бокал на место. — Я не верю в судьбу. Судьба – это набор страхов. Чонгук сглатывает. Да, он поражён. Тэхён действительно надеется, что даже после сегодняшнего происшествия на острове Вознесения он выйдет сухим из воды? В плане того, как Чонгук охватывает его сейчас своим вниманием. Ведь насчёт военного они подумают потом. — Хорошо, — кивает, опуска взгляд на нетронутый бокал для вина. — Я прощаюсь, — Тэхён встаёт с места, проводит по швам формы своими длинными пальцами, слегка очерчивая приятные узоры. Его глаза часто падают на незамысловатую букву «А». Чонгук же замечает это и скрытно усмехается. — Тебе идёт, — и не будет Чон сейчас отрицать то, как его взгляд сам Кима пожирает с ног до головы. — Сказали, что это форма какого-то служителя главного, — Тэхён недоверчиво смеётся, одаривая одежду своим взглядом. Он всё так и не понял, кто такой главный, зачем ему быть здесь на острове Вознесения, раз здесь находятся одни лишь военные. От чего на форме эта буква? «Америка»? Какая? Северная или Южная? — Да, здесь есть главный, — Чонгук прикусывает губу, таинственно разглядывая стоящего перед ним океанолога. — Ткань совсем будто не людская, да? Ким кивает. — Она заменяет плавательный костюм, но ещё и пропускает воздух так, чтобы в ней не было жарко. Если захочешь, можешь сделать заплыв в нём. — Бредятина, — закатывает глаза. — Скажи ещё то, что ты являешься этим главным. — Возможно, — Чонгук встаёт, станом возвышаясь наравне с Тэхёном. Второй же снова замечает эту разницу между ними и сглатывает, пока глаза проводят вниз по шее к оголённой части груди без застёгнутых трёх пуговиц. Чонгук огромный. — Ладно, — откашливается. Тэхён старается не выдать себя, потому что один вид Чонгука заставляет его вспомнить те два раза на Крите, после которых стандарты на секс возвысились в сотни раз. И сейчас, когда Чонгук почти что также желанно смотрит на него, врезаясь океаном глаз в его существо, ему хочется бросить всю свою гордость и поддаться. — Я пошёл, — сглатывая, Тэхён делает шаг назад. В силу своей усталости и давления Чонгука он старается не упасть, но кружащаяся голова его предаёт сразу же. Ким спотыкается снова, готовясь уже врезаться лицом в пол, но его вовремя подхватывает Чон, крепкими руками сдерживая и слегка обнимая. Их лица, как обычно, находятся в нескольких сантиметрах друг от друга, чем Чонгук пользуется, нахально рассматривая испуганное лицо Тэхёна. — Ты устал, ангел, — хмыкает, сдерживая себя. Чонгук впервые хочет так поцеловать эту персону. Ему до безумия желается почувствовать эти атлантские губы на своих, вдохнуть приятность океанской родины, смешанной с людским черством. Для него это изысканно. — Да, — Тэхён отходит, освобождая себя от рук мужчины. Холод сразу же окутывает его, но он контролирует себя. Самодисциплина важна, так ведь? — Тебе идёт эта форма со значком Атлантиды, — ухмыляется. — Это какая-то компания? — вскидывая бровь, Тэхён отвлекает себя формой. Он мысленно благодарит Чонгука за то, что он перевёл тему. Сближаться с океаном он сегодня не планировал. — Наверное, компания, — Чонгук смеётся, — Естественно, что не эта греческая Атлантида, — а потом складывает руки на груди, также нахально это делает по отношению к взволнованному Тэхёну. Океан его глаз снова рассматривает блондина, пробегается по этим волосам, глазам, скулам и крепким мышцам, выделяющихся из-под одежды. Ведь ткань прилично облегает торс Тэхёна. У него также выделяются мышцы спины, рук. Конечно, они ничто по сравнению с достоинствами Чонгука, но разве это отменяет то, как многими часами плавания Тэхёну удалось такой формы достичь? Не отменяет. И Чонгук тоже восхищается парнем напротив. Тому, который отвергает всё, но наивно верит в то, что мир и правда устроен «без задних мыслей». Именно сейчас этого учёного ему и нужно отпустить. Теперь ведь он точно может быть уверен в том, что тот будет гулять где-то в Италии. Хоть Зевс и не оставит в безопасности. Это факт. * * *
Синева города подчёркивается неоновыми вывесками, множеством горящих огней, лампочек, которые освещают узкие проулки. Уже много лет сюда никак не могут попасть люди, что и делает это место особенным. Только атланты. Атлантные зонты – это крыши маленьких магазинов, где можно приобрести всё. Так как из бедствий тут может появиться лишь мусор от людей (от которого Посейдон успешно защитил в этот раз), ни под какой волной они не уплывут. Каждый зонтик подсвечивается особенным цветом, позволяя атлантам различать, к какой области продаж относятся магазины: розовые – продукты; фиолетовые – бытовые изделия; чёрные – одежда и ласты; красные – игрушки для детей. Несмотря на популярность этих зонтов, по всему городу распространены торгово-разлекательные центры, кинотеатры которых настолько разнообразны и велики, что людям бы пришлось такому позавидовать. Тут Посейдон радует атлантов: далеко до официального релиза фильмов они могут посмотреть всё, сотворённое людьми, за бесплатно. Он понимает, такое не совсем бы понравилось существам на суше, но после всего причинённого царству вреда, это меньшее, что они могут сделать. На скалах многие атланты любят строить себе дома, и Чонгук ни разу им этого не запрещает делать. Хоть там и опасно жить, он решил увеличить защиту вместо того, чтобы их оттуда выселять. Радостные глаза атлантов ему видеть лучше и приятнее, на сердце становится тепло, а океанные глаза наливаются счастливыми волнами. Вместо людских небоскрёбов в Атлантиде популярны абиссальные дома, которые при случае могут и достать своим кончиком до уровня абиссальных равнин. Небоскрёбы лишь взывают к облакам, этим же царя этих облаков заставляя злостно смеяться, и зачем же так пытаться дотянуться до Зевса? Так глупо. Дорог в Атлантиде нет, между зданиями есть достаточно места проплыть. Атланты любят пользоваться машинами: черепаховидные аппараты, которые своими боковыми ластами изящно рассекают водный воздух. Настоящие же черепахи тоже много времени проводят в городе, всячески давая возможность атлантам примерить на себе наряды. Многие красиво одеваются к фестивалям, из-за чего в Атланне проводят недельный показ мод, в котором выигрывают те, кто лучше сочетает одежду в синеве. У атлантов, как и людей – дышать, есть почти такая же способность: они плывут с умопомрачительной для суши скоростью. Как и рыбы в воде, атланты за долю секунды могут оказаться в сотнях километров от места оплыва. Как-то раз, сотни лет назад, на суше оказался один атлант, выиграл огромное количество соревнований по плаванию среди людей, оставив для всех них пожизненный шок. В итоге, Посейдон лишил его этого титула, запретив какие-либо похождения атлантов к суше. Это опасно. Посейдон понимает, что изоляция ни к чему хорошему не приведёт, но сейчас это является единственной мерой безопасности. Только так они смогут спастись от людских существ, до боли не оставляющих атлантов в покое. Чонгук всегда будет их защищать, хоть это и будет стоить лишения атлантов к походам на сушу. Именно поэтому сплочённость жителей Атлантиды не сравнится ни с чем. И правда, их миллиард и пятьсот миллионов, но они не разделяют между собой ничего: все разговаривают на одном языке лишь с некоторым количеством диалектов, которые особо не различают смысл сказанного. Хоть самое главное царство и находилось в Средиземном море тысячи лет назад, Посейдон разрешил Атлантический океан сделать центром Атлантиды, но в неё можно попасть и из всех океанов, она едина. Столица «по качеству» не отличается от других городов подводного. Все ресурсы распределены по частям Атлантиды одинаково, что даже в Индийском океане не найдёшь чего-нибудь лучше, чем в Атлантическом. И Посейдон этому рад. Именно так он и работал. Именно так и хотел, чтобы всё работало. Хоть его резиденция и находится в Атланне, он в любой момент сможет оказаться и в Атлантиде Тихого океана, главный город которой называется Элладис. Атланты также могут в абсолютно любой момент навестить своих родственников в другой части Мирового океана, в этом никогда не было особой проблемы, ведь на суше человеку нужно преодолеть сотни этапов получения виз, перелётов и иных разборок не только с документами. Самопровозглашённые главари территорий Чонгука всегда раздражали. Он прекрасно понимал, что будь все боги в ладах друг с другом, такого бы и не было. Но сам Зевс не был в таких ладах с собственными детьми, которые также контролировали огромную часть планеты. Посейдон никогда не был против положить вечное перемирие со всеми царями, хоть и понимал, что их гордость такого никогда не позволит. Именно тогда Посейдон и решил понаблюдать: смогут ли боги без него обойтись? Ясен ответ, что не смогут. Никогда не смогут, и все это прекрасно знали. Он контролирует все воды планеты, мимо него никогда не пронесётся предательство водных имён, потому что его сила превосходит чуть ли не всех богов Олимпа. И один лишь Зевс встаёт на его пути, пользуясь тем, как им был побеждён суровый отец Кронос слишком много лет назад. Чонгук поглаживает акулу, одетую в золотые доспехи, потому что она сама об этом попросила у хозяина магазина одежды рядом. Чёрный зонт, светящий, естественно, таким же цветом, не позволял Чону разглядеть атлантов лучше, но акулья одежда ему до безумия понравилась, за что он решил поговорить с теми, кто обладает такими красивыми руками. — Добрости океана, — на лице сверкает улыбка. — Акула в очень красивой одежде. Атлант смеётся, благодаря неожиданного гостя сразу же. Да, бывало, что он Чонгука видел по этим улицам, плывущим вместе с ещё одним человеком. И не раз атлант задумывался о том, кем работает Чонгук, ведь его голубые глаза всегда были устремлены ввысь, будто он рассматривал все постройки как какой-то хозяин. — Хотели бы что-нибудь себе подобрать? — улыбаясь, атлант делает глоток воздушного сока. — Нет, спасибо, — качает головой, рассматривая товары. — Я просто хотел Вам пожелать удачной торговли. — Благодаря нашему Посейдону всё идёт гладко, спасибо Вам, — улыбается снова, мечтательно смотря вдаль. — Вы говорите это искренне? — Конечно, — глаза округляются, атлант расстраивается на такой вопрос. — Мы не говорим это с целью увеличить богатства, мы благодарим Посейдона. Он помогает нам жить, несмотря на угрозы людей. — Это интересно, — хмыкает, а глазами слегка щурится. Но потом на лице снова сверкает огромная улыбка. — До скорых встреч, Пестис! Чонгук уплывает за долю секунды, оставляя атланта в немом шоке. — Но я ведь не говорил своего имени… мы не представляемся по именам… — в шоке хлопая глазами, атлант откашливается. — Мелинда, иди сюда! Я тебе сейчас такое расскажу! Чонгук слышит торговца, радостно усмехаясь после. Он никогда не сможет описать эту любовь к атлантам, эту любовь к своему океану, который он будет охранять всегда. И действительно, на суше он чувствует себя грустно, подавленно, а именно в Атлантиде он радостен, ему хочется совершать подводные кувырки каждый раз, когда его глаза встречаются со счастливым взглядом атланта. — Чонгук! — Сан подплывает ближе, призывая этим отплыть к углу, дабы посторонний их не услышал. — Тэхён в нашей форме спокойно добрался до Италии. — Ура, — облегчённо выдыхает, пока воспоминания об упрямом океанологе дразнят его мысли. — Всё прошло хорошо? — Военный хорошо поработал, — Сан смеётся. — Теперь Тэхён в Риме, там уплывёт в Сицилию, думаю, всё будет хорошо. — Хосок про него знает, поэтому на воздухе парню находиться опасно, — Чонгук оглядывает проплывающих мимо черепах, одаривая их милой улыбкой. Затем глаза снова возвращаются к атланту. — Он глупый, Сан… Глупый в том, что не понимает, какая опасность ему грозит. Но он под защитой моего перстня, хоть я и не уверен, что эта игрушка ему не надоест и он её выбросит. Самодовольный же упрямец. Сан почти хохочет, смотря на задумчивое лицо Чонгука. Тот, видимо, ужасно переживает за потерявшегося на суше атланта. И Сан прекрасно понимает это, ведь не раз ему удавалось удостовериться в этой несносной любви Посейдона к своим. — В любом случае, он атлант. Жил бы в Атлантиде, был бы таким же бессмертным… но он на суше, — нервно вздыхает, хлопая глазами в сторону танцующих вдали женщин. — Сан, будь всегда на чеку. — Буду, — уверяет. — Лодка упадёт во дворе Аида, как ты и просил, — осклабляясь, шепчет Сан. — Он меня возненавидит, — Чонгук кивает помощнику и, позволяя ему уйти первым в резиденцию, выплывает из угла. Есть много дел, которые нуждаются в его внимании, но голова забита одним Зевсом с его дебильным характером. А ещё забита Тэхёном, который должен находиться в Атлантиде, где безопасность будет его окружать до бесконечности лет. И Чонгук понимает: на всё это нужно время. Он не может застать парня врасплох, рассказав ему о настоящей сущности. Узнать о матери Кима он планировал позже, обсудить весь этот вопрос он тоже планировал на потом, но скрывать свои способности он постарается до самого последнего. Надеется. Испуганный взгляд Тэхёна на острове Вознесения с итальянским стилем жестов при возмущениях сразу же воспроизводится в голове, и Чонгук, покачивая голову с оскаленными зубами, перемещается на место телепортации, чтобы вернуться на сушу.* * *
— Тэхён! Идиота ты кусок, — парень подбегает к другому, чуть ли не спотыкаясь на неудобной Римской плитке, рельефность которой чувствовалась на тонкой подошве. — Я и твой отец чуть с ума не сошли! Джэ одет в длинную блузку со штанами цвета каштана. На плече висела большая сумка, в которую он запихал вещи первой необходимости, ведь из Сицилии в Рим нужно было перелетать сразу же, как позвонил Тэхён. Тот уже несколько часов находится в Риме, в той же самой одежде, которая была предоставлена ему военным, с тем же самым уставшим видом, ведь самолёты он до ужаса не любит, а спать там никогда не собирается. — Джэ, успокойся, — вяло смеётся. — Я не просил тебя сюда приезжать, я бы и сам смог поехать в Сицилию… вполне. Парень закатывает глаза на самоуверенность Кима, подхватывает его под плечо, пока тот не успевает упасть посреди дня у посольства Греции. Что он там делал? Никто не знал. — Я в порядке, — делая глубокий вдох, говорит Тэхён. Джэ аккуратно усаживает его на скамейке, поглаживая по спине, дабы непривычное состояние друга пришло в норму. — У тебя только от океана может быть так, — приходит в изумление. — Что-то случилось в воде? — Лодка потерпела аварию, я плыл вверх четыре километра. Парень удивляется, характерно округляет глаза, но в ответ молчит. Ему хватает лишь этих слов, чтобы понять, насколько уставшим Тэхён является на самом деле, насколько болючей сейчас может быть его душа. Он всегда знал, что за проваленные миссии Ким себя ненавидел, винил в ошибках и проклинал. И Джэ понимал одно: оставлять Тэхёна в таком состояние категорически нельзя. Ему надо помочь. После его бормотаний о том, как ему некомфортно на суше, как даже в Риме он чувствует себя в опасности, Джэ сглатывает, явно не понимая, что делать дальше. Тэхён сильно изменился. И да, возможно, это на него так повлияли все суровые течения моря, хладнокровность океана и боль от того, сколько смертей ему пришлось оставить в той глубине. Джэ, естественно, поддержит своего лучшего друга, уложит его в любимой постели Сицилии, накроет одеялом матери, которое он до безумия обожает. Эти вещи смогут принести Тэхёну комфорт. Но сам Джэ не сможет никогда его понять. Определённо была ещё одна вещь, впечатавшаяся в сердце Кима, не оставляющая его в покое мыслей. Что же это было? Джэ знал, что к вопросам таким Тэхён всегда был крайне взвинчен, разве у него могла появиться какая-то зависимость в виде человека? Конечно, не могла бы, хоть и предположения о ней сбивали рассудок Джэ с правильного пути. — Был кто-то ещё? — прикусывает губу, пока Тэхён после глотка воды приходит в себя, укрывая лицо в тени старого дерева. — Не был. — Нет, ведь кто-то был, Тэхён. — Не был, Джэ, — раздражённо выдыхает, проводя пятернёй по волосам. — Даже если и был, то какая разница? Я не собираюсь больше с ним контактировать. Никаким образом. — Почему? — Джэ настойчиво спрашивает, ладонью успокаивает Тэхёна по его плечу, прекрасно соображая, что под этой маской скрывается большее. — Меня испугало это. Испугало то, что мы сможем стать близкими. Я не хочу боли. — Теперь я понял, — кивая самому себе, Джэ выдыхает. Вскоре он прижимает океанолога к себе, заворачивая их энергии в крепкие объятия, которые для Тэхёна настолько значимы и любимы сейчас, что иного он делать не желает. — Скоро самолёт в Катанию, будь готов, хорошо? Тэхён не знает: рад ли он? Рад ли вернуться на Родину ни с чем? Ведь он так и не исследовал абсолютно ничего стоящего, не позволил голосу океана им заговорить: он лишь искалечил себя, разбил себе сердце, вытащив из тела душу, недавно принадлежавшей дну океана. Кто он теперь? Может ли называть себя тем, который сделает всё ради этой радости воды?