Квир-личности

Глава тринадцатая ЧАСТНАЯ ВСЕЛЕННАЯ Краткое содержание: Большая Медведица действительно большая. Аризона, май 2003 года. «Нет времени, нет места, чтобы говорить о погоде. Обещание любви трудно игнорировать. Кто сказал, что шанс не стал лучше? Мы должны вынести труд любви. Самая высокая ветвь на яблоне. Это было мое любимое место. Я слышал, как они вырвались на свободу. Но они не могли меня увидеть. Я побегу в укрытие. Бесконечное лето снимет проклятие. Кажется, ничто не имеет значения. В нашей частной Вселенной. У меня есть все, что я хочу, это достаточно просто. Я думаю о гораздо большем. Каждый вечер около шести часов. Птицы возвращаются на ветку, чтобы поговорить. Они говорят со мной, птицы говорят со мной. Если я упаду на колени… Я побегу в укрытие. Бесконечное лето снимет проклятие. Кажется, ничто не имеет значения. В нашей частной Вселенной…» *** Автор — Посмотри на эти звезды. Они выглядят такими близкими. Как ты думаешь, почему они кажутся такими близкими? — Я не знаю. Оптическая иллюзия. Или, может быть, ты просто под кайфом. — Заткнись! Я не под кайфом! Я сделал только одну затяжку! И все! — Это не мои проблемы. Ты мог бы выкурить весь косяк, если бы захотел. То есть, если бы ты смог вырвать его у Пако. — Я не увлекался борьбой с Пако. По крайней мере, не сегодня вечером. Но ты ему определенно нравишься. Я вижу это по тому, как он смотрит на тебя. — Да, он горячий. И он был вполне ебабельным. Но это было тогда, как говорится, а это сейчас. Думаю, что он лучше как коллега, чем приятель по траху. — Пако так не думает. — Почему? Что он тебе сказал? — Он спросил меня, не интересуюсь ли я трехходовкой. — Вот ублюдок! Ну, а ты? — Не знаю. Не совсем. Во всяком случае, пока. Думаю, нам двоим нужно разобраться, прежде чем мы втянем в это кого-то еще. — Ты действительно все обдумал, не так ли? — Немного. Ты когда-нибудь думал об этом? — О чем? О тройничке? Все это гребаное время! — Нет! Засранец! О наших отношениях! — О, у нас есть отношения? Молчание. — Хорошо, может быть, так и есть. Какие-то неопределенные, нетрадиционные отношения. — Но это все еще отношения. — Что бы это ни было, черт возьми. Посмотри вон на ту большую звезду. — Я думаю, что это планета. — Откуда ты знаешь? По-моему, это похоже на звезду. — Планеты больше. Круглее. И они не мерцают. — О, так вот откуда ты знаешь? Геи знают о мерцании, да? — Заткнись! Я изучал это в Сент-Джеймсе. Посещал занятия по астрономии. Это было интересно. Видишь это созвездие? Прямо над нами? Это Большая медведица, Созвездие Большая Медведица. — Да, Солнышко. Я не идиот. Даже я могу узнать Большую гребаную Медведицу! — Прости! — Да, ладно. Гребаная звезда — это просто гребаная звезда, если только это не планета. Это не мерцает. — Знаешь, ты мог бы разделить косяк с Пако. — Знаю, но мне не хотелось этого. Может быть… когда буду готов. Я выкурю косяк и выпью, если захочу. Я даже могу обдолбаться, если захочу. Когда придет время. — Я ничего не говорил. — Я знаю, что ты ничего не говорил. И я не жду, пока ты что-нибудь скажешь или ничего не скажешь. Это не для кого-то другого. Не для Горовица и не для тебя. Это то, что я должен решить для себя сам. — Я знаю. — На самом деле это никогда не было о дури. Или выпивке. Я никогда не был влюблен ни в одну из этих вещей так, как некоторые наркоманы. Речь никогда не шла о том, чтобы делать дерьмо просто ради самого дерьма. Это было о чем-то другом. — Управление болью. — Бинго! Дайте этому мальчику сигару! — Но если не больно, то не нужно обезболивание. — Такова теория. — Только теория? — Теория, пока она не будет проверена. Пока мне не придется столкнуться с каким-нибудь новым гребаным кризисом. Тогда посмотрим. А до тех пор… — Но ты столкнешься с этим не в одиночку. Больше никогда. — Может быть. — Что значит, может быть? — Никто не знает, что ждет нас в будущем. Вот почему никогда не стоит давать обещания. Ты не можешь знать, сможешь ли их выполнить. Никогда не можешь знать наверняка. — Слишком поздно. Я уже дал обещание. И ты тоже. Помнишь? Я никуда не уйду, и ты не станешь закрываться от меня или отталкивать? Звучит знакомо? — Да, это звучит знакомо. — Я не шутил. А ты? Молчание. — Неужели ты шутил? Мне нужно знать ответ. — Я не шутил. — Хорошо. Я так и думал, иначе меня бы здесь не было. — Я думал, ты здесь для бесплатного роскошного отдыха? — Какой на хрен роскошный отдых?! Я в вонючем спальном мешке с таким же вонючим парнем, лежу на грязи и камнях, под кактусом, а змеи в темноте, ждут, чтобы укусить меня! — Тогда оставайся в спальном мешке и не броди по пустыне в темноте. — Я запомню это в следующий раз, когда мне захочется поссать. Просто поссу прямо сюда, в мешок. — Можно подумать, блядь, ты это сделаешь! И я не вонючий. Я воняю не хуже тебя — или любого другого парня в этом лагере! — На самом деле, ты совсем не воняешь. От тебя немного пахнет… зрелостью. Но это не так уж плохо. Это… мужественно. — Да, как в Комнате для оргий в Банях Эверхарда в Ночь без полотенец! — Нет! Совсем не так! Как что-то земное. Потное, но фундаментальное. Что-то естественное, натуральное. — Ты хочешь сказать, что я должен полностью прекратить принимать душ? — Нет, конечно. Я просто говорю, что мне нравится, как ты пахнешь. Так пахнет МУЖЧИНА. Этот основной, человеческий, мужской запах. Пока ты был в «Спрингхерсте», я обычно надевал одну из футболок, которые ты оставил в корзине для белья. Я не стирал их, а сохранил, чтобы надевать на ночь. Потому что они пахли тобой. И в конце концов они впитали и мой запах. Как будто мы вместе. — Господи. Ты действительно так думаешь? — Как думаю? — Как гребаный романтик. — И что? Может быть, я и романтик. Но и ты тоже. Это секрет, который ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал. — Я такой же романтик, как и лесбиянка! — Тогда начинай лизать киску, потому что ты попался! — Съешь меня! — Киска! Эй… что это такое? Что-то происходит! Что-то интересное! — Прекрати. Подожди минутку. — Почему? Все спят. Или пьяны. — Я думал, мы договорились, что подождем до завтрашнего вечера, когда вернемся в трейлер? — Ты отвергаешь меня? Это на тебя не похоже! Я думал, ты тот парень, который живет на грани? — Жизнь на грани? Разве не так я оказался в реабилитационном центре? И, нет, я, блядь, не отвергаю тебя. Я просто не хочу злить этих гребаных ковбоев! — Это не значит, что они не знают о нас. Любой, кто когда-либо читал бульварную прессу, знает о нас! — Но это не значит, что они хотят слышать, как мы трахаемся. Это не задняя комната в «Вавилоне». Ни один натурал не хочет, чтобы это происходило у него на глазах. — На каких глазах? Мы за большой скалой, и парой огромных кактусов — кактусов, прости, Господи — и плюс все эти кусты. И с каких это пор тебя волнует, что думают натуралы? — С тех пор, как мне приходится с ними работать. А также с тех пор, как нам пришлось съесть эти чертовы ужасные телячьи яйца, чтобы нас приняли в банду. Ты хочешь снова пройти через это «посвящение»? Зная Суэйзи, в следующий раз он заставит нас съесть живую гремучую змею! — Фу. Я об этом не подумал. — Ну, так подумай. — Прости. — Правило номер один — никаких гребаных извинений. — Чушь собачья. — Что ты сказал? — Я сказал, что это чушь собачья. Это «никаких извинений, никаких оправданий». — Давай не будем поднимать эту тему. — Почему нет? — Потому что, если ты начнешь перечислять все случаи, когда мне действительно приходилось извиняться или оправдываться, или какой-то другой пример того, как я нарушаю свою собственную нелепую философию, тогда мне придется указать на все случаи, когда ты нарушал эти дурацкие гребаные «Правила», которые ТЫ создал. И к чему это нас приведет? К гребаному спору! — Пожалуйста, давай без споров! — Согласен. Никаких споров. — У тебя все еще стоит. — Угу. Что в этом нового? У меня всегда, блядь, стоит! — Я знаю. Расскажи мне о себе что-то такое, чего я не знаю. О чем никто не знает, даже Майкл. А потом я расскажу тебе кое-что о себе, чего ты не знаешь. — Ненавижу это. — Знаю. Вот почему ты должен это сделать. — Какого хрена? — Потому что это хорошо — делиться. — Ненавижу делиться. Ненавижу откровенничать. Ненавижу торговать секретами. Это похоже на гребаную пижамную вечеринку, а мы — пара хихикающих тринадцатилетних девочек! — Давай же! Это весело. Пары делятся секретами. — Забудь об этом. Неопределенные, нетрадиционные пары ни хрена подобного не делают! — Конечно, делают. — Моя жизнь — открытая книга. У меня нет никаких секретов… Ну, может быть, пара. Но это не значит, что я должен тебе говорить. У тебя чертовски большой рот! — Чтобы лучше заглатывать твой большой гребаный член! — Ха-ха-ха. — Пожалуйста? Только один. Он не обязательно должен быть большим. А как насчет того, кого ты трахнул, о ком никому больше не рассказывал? — Сколько у тебя времени? — Много. Я никуда не тороплюсь. — Ты хочешь, чтобы я что-то сказал только для того, чтобы ТЫ мог что-то сказать? Я слишком хорошо тебя знаю! Хорошо. Но ты не можешь сказать Майклу. Особенно Майклу. Потому что он бы, блядь, взбесился! — Ты имеешь в виду Вика? Я уже знаю об этом. — Откуда, черт возьми, ты об этом знаешь? — Как ты думаешь? Язык твоего тела, когда ты рядом с ним. Многозначительные взгляды, которыми вы обмениваетесь, когда думаете, что больше никто не смотрит. То, как он всегда интересуется всеми деталями твоей жизни, как бывший любовник. Тот факт, что он был горячим, возбужденным парнем, когда ты только осознавал себя. И кроме того, он рассказал мне все об этом однажды вечером, когда мы вдвоем сидели за кухонным столом у Деб после того, как она легла спать! — Блядь! У Вика тоже большой гребаный рот! — Я думаю, что это довольно мило. — Это было не мило, поверь мне. Вик чертовски силен! Или, по крайней мере, был. Он, блядь, измотал меня! — Я пытаюсь это представить. — Не беспокойся. И, к твоему сведению, я не собирался рассказывать тебе о Вике. Это кое-кто другой. — Кто-то, кого мы оба знаем? Ну, я уже знаю, что ты трахался с Эмметом. И ты вроде как чуть не трахнул Теда… — Чуть. Не забывай об этой части. Почти. Вроде. Это неофициально. — Хорошо. И ты трахнул Линдси. — Не напоминай мне! — Это не может быть Мел… — Не заставляй меня блевать! — Прости. И я знаю, что вы с Беном трахались на Белой вечеринке в Майами. — Очевидно. — Господи. Даже не знаю о ком еще думать. Если только у вас с Дебби не было интрижки, о которой никто не знает? — Я даже не удостою это ответом. Но ты забываешь кое о ком другом. — Кто-то, о ком ты не хочешь, чтобы Майкл знал? И о ком я должен думать… Подожди! Нет! Ни за что, блядь! — Ага. — Ты не сделал этого! Нет… Дэвид? — К сожалению, да. — Черт! Где? Когда? Как? — Помнишь, прямо перед тем, как ты якобы выиграл конкурс «Король Вавилона»? — Что значит якобы? Я выиграл честно и справедливо! — Ага. Конечно. В любом случае, я думал, что тебя только что приняли в гребаный Дартмут. Примерно тогда же. И пошел в баню, как обычно. В частности, в «Аполлон». Боже, каким магнитом для троллей было это место! Чертовы полы были так залиты старой спермой, что это было похоже на музей доноров спермы! — Эй, придерживайся основного повествования, хорошо? — Я просто констатирую! В любом случае, это была долгая ночь. Действительно долгая. Я уже собирался идти домой, когда решил совершить последнюю экскурсию по парилке. Поговорим о Последнем Круге Ада! Увидел группу полу-прилично выглядящих парней в дальнем углу комнаты, подошел и стянул полотенце с одного из них… и… — Это был Дэвид? Срань господня! — Ага, сам Добрый Док. Он сказал Майки, что был на какой-то встрече или что-то в этом роде. Какая-то гребаная жалкая ложь. Он смотрел на меня так, словно я был самим дьяволом, пришедшим, чтобы раскрыть его во всей его обманчивой славе! — Но ты этого не сделал. — Конечно, нет! Я не занимаюсь этим дерьмом. Если Дэвид хочет избавиться от своих гребаных камней, то пусть избавляется. Но тогда не лги об этом. Особенно Майклу, который ему доверяет. Я и раньше знал, что он мерзавец, но, увидев его в бане, подтвердил это. Не помогло и то, что я тоже был под кайфом. Какой-то парень дрочил ему, так что я просто протянул руку и взял все на себя. Ты же знаешь, что никто не умеет обрабатывать член парня так, как я. — Не знаю никого, кто был бы лучше. — Так что Дэвид, блядь, чуть падал в обморок, конечно. И он накончал целое ведро. Для старика в нем, несомненно, было много сил. Затем он слегка покачнулся, как будто у него закружилась голова. Поэтому я толкнул его на колени — и он отсосал мне прямо там. После того, как кончил ему в рот, я вытер свой член его полотенцем и ушел. Проснувшись на следующее утро, я подумал: «Господи! Это было пиздец!» Позже, увидел его и Майкла в закусочной, я знал, что Дэйв думал, что я что-нибудь скажу. Но я этого не сделал. Что я мог сказать? «Эй, Майки, твой любовник вчера вечером отсосал мне в бане! Это было потрясающе!» В конце концов Майкл узнал, что он был в «Аполлоне», но я никогда не говорил ему о том, что случилось. Я мог бы, но это была одна из тех ситуаций, когда лучше солгать, чем открыть гребаную банку с червями. Кроме того, я полагал, что Майкл и Дейв уже были на пути к разрыву, так в чем же смысл? — И теперь они снова вместе. — Да. До тех пор, пока это будет продолжаться. Интересно, в какую баню сейчас пойдет Дэвид? Итак, какова твоя история, Солнышко? — Ничего лучше этого нет. Но это то, о чем я никогда никому больше не рассказывал. Кроме Дафны. Потому что она была в этом замешана. Это был Хэллоуин, когда я учился на втором курсе в Сент-Джеймсе. — На втором курсе? Сколько тебе было лет? — Давай посмотрим. Мне было пятнадцать, вот-вот должно было исполниться шестнадцать. — Ты, должно быть, тогда выглядел как гребаный зародыш! В семнадцать, ты выглядел на двенадцать! — Я НЕ выглядел на двенадцать! — Хорошо, тогда — одиннадцать. — Что это говорит о вас, мистер Цыплячий Ястреб? Ты подцепил парня, который выглядел на одиннадцать? — Я не цыплячий ястреб! Я был под кайфом и не понимал, что делаю. — Это твое вечное оправдание. Могу я теперь закончить свой рассказ? — Конечно. Это о том, как Дафна одела тебя в платье и отвела в бар для натуралов, где ты притворялся девушкой, верно? — Что? Откуда, черт возьми, ты об этом знаешь? Я никогда тебе не говорил! — Ты забываешь, что у Дафны рот даже больше, чем у Вика — или у тебя! — Черт! Ничего невозможно утаить! — Не тогда, когда твоя местная педерастическая ведьма тоже невъебенно влюблена в меня и расскажет все, что угодно. Так скажи мне, после этого небольшого эксперимента с переодеванием, что заставило тебя подумать, что Дафна все еще не считала тебя законченным педиком? — Потому что это был Хэллоуин! Это был костюм! Это было ради забавы! — Да, каждый гетеросексуальный пятнадцатилетний мальчик одевается в платье просто для удовольствия! — Хэллоуин! Это был Хэллоуин! — Тогда как получилось, что вы двое пошли в какой-то бар на другом конце города, чтобы никто вас не узнал? И почему ты не сказал парням, которые к тебе приставали, что ты действительно парень и все это было в шутку? Как так получилось, Джастин? — Я отказываюсь отвечать на том основании, что это не твое гребаное дело! Тишина. — Эта Большая Медведица… она действительно большая. — Да. Я полагаю. — Как и это. Почувствуй, Солнышко. — Я думал, мы здесь ничего не будем делать. — Ну, уже довольно поздно. И здесь больше никого нет. Только мы. В этом вонючем спальном мешке. — Больше никто. Мы и пустыня. — И Большая Медведица. — И это тоже. — Может быть, несколько гремучих змей. — Заткнись на хуй. — Иди сюда. — Я не могу подвинуться еще ближе! Мы и так здесь прижаты друг к другу, как сардины в банке! — Я имею в виду, на меня. Только на минутку. Да, вот так. — Этот спальный мешок не предназначен для двух человек. — К черту спальный мешок! Я немного расстегну его. Как тебе это? — Лучше. Гораздо лучше. Хм. Это приятно. Тишина — Ты спишь? — Нет. Как я могу спать? Я лежу на тебе, а у тебя стоит, как камень! — Завтра мы вернемся в трейлер. Тебе лучше найти большую банку «Криско», потому что твоей заднице понадобится вся возможная помощь! — «Криско»? Кто, черт возьми, использует эту хрень, когда есть «Суперскольжение» премиум-класса? — Я не имею в виду буквально! Это гребаная метафора! — Прекрати говорить метафорами и трахни меня. Буквально. Прямо сейчас. — Хорошо, но тихо. — Как можно тише. Если кто-нибудь что-нибудь услышит, мы скажем им, что это был койот. Или один из лонгхорнов. — У тебя и есть лонгхорн прямо здесь под тобой! — Вечный романтик! — Ты хочешь романтики, Солнышко? Тогда целуй меня. И никого другого. Никогда. Это ТВОИ гребаные «Правила». — Это легко. Потому что больше никого нет, верно? Только мы. Больше никого во всей вселенной. — Кроме звезд. Но я скажу им, чтобы они смотрели в другую сторону. — Мне все равно. Пусть смотрят. Может быть, они чему-нибудь научатся. — Может быть, они так и сделают. *** «И это удовольствие, которое я знал. И это сокровище, которое я обрел. И это удовольствие, которое я знал. Это трудно, но я не отпущу. Время лежит на столе, а ужин остыл. И я побегу в укрытие. Бесконечное лето снимет проклятие. Кажется, ничто не имеет значения. В нашей частной Вселенной.» Нейл Финн