Квир-личности

Глава двадцать вторая ВСЕ ЭТО УЖЕ БЫЛО СДЕЛАНО Краткое содержание: Полуразрушение. Аризона, июнь 2003 года. Брайан «Я встретил тебя до падения Рима. И я держу пари, что ты позволишь мне отвезти тебя домой. Ты была неправа, я был прав, Ты попрощалась, я пожелал тебе спокойной ночи. Все это уже было сделано, Все это уже было сделано, Все это уже делалось раньше. Я знал тебя еще до того, как был завоеван Запад. Я слышал, как ты сказала, что в прошлом было гораздо веселее. Ты иди своей дорогой, я пойду своей, но увидимся в следующий раз. Все это уже было сделано, Все это уже было сделано, Все это уже делалось раньше. Если я приложу сюда пальцы и скажу, что люблю тебя, дорогая, И если я сыграю те же три аккорда, ты просто зевнешь и скажешь: «Ах, я ненавижу это». Все это уже было сделано, Все это уже было сделано, Все это уже делалось раньше…» *** Это действительно гребаная адская неделя! Я серьезно. Дориан сказал мне забыть о том, чтобы прийти на съемочную площадку в понедельник утром. Он сказал, что я должен успокоиться. Расслабиться. Оставаться в постели. Дать отдых моей лодыжке. Потратить время на исцеление. — Брайан? Что ты делаешь? — Иду на съемочную площадку. Мы встали задолго до рассвета, чтобы выехать из Тусона. Вернувшись в фургон, я выпиваю немного сока, пока Джастин просматривает почту в поисках открытки ко Дню отца от Гаса, а также проверяет всю электронную почту. — Я распечатаю фотографии детей, — говорит он, — посмотри на Гаса. Посмотри, какое у него лицо. Он похож на тебя. — Ему должно быть так повезло! — фыркаю я. А потом я начинаю переодеваться. — О, нет, ты этого не сделаешь! — говорит Джастин. Он встает со стула и хватает меня за руку. — Садись! Ты никуда не пойдешь! — Я иду на съемочную площадку. На работу. Я могу им понадобиться! У нас осталось всего несколько дней здесь. Я уже опаздываю. — Забудь об этом! Ложись в постель! — он толкает меня и, должно быть, выводит из равновесия — он никогда не мог сбить меня с ног даже в свой лучший день! — потому что я с глухим стуком падаю обратно на кровать. — Ой! — моя лодыжка выворачивается подо мной. — Черт! Больно! — Брайан? Ты в порядке? Теперь он весь встревожен! — Нет. Помоги мне подняться, — я протягиваю руку. — Брайан… — Я иду на съемочную площадку! Либо можешь помочь мне, либо можешь помешать. Что ты выберешь? Он делает лицо «я-хочу-убить-Брайана-но-может-быть-не-сегодня», протягивает руку и поднимает меня на ноги. Затем подходит к телефону в трейлере и куда-то звонит. — Ави? Не мог бы ты прислать транспорт, чтобы отвезти мистера Кинни на грим? Я знаю, что сказал мистер Фолко. Да… Я знаю. Но он идет. Спасибо, — Джастин кладет трубку, — они будут здесь через пять минут. — Спасибо, пизденыш. Джастин бросает на меня взгляд, полный отвращения. — Не знаю, почему ты благодаришь меня за то, что я помог тебе покончить с собой! Мне нужен гребаный психиатр! — Ты ведешь себя как хороший личный помощник. А теперь помоги мне найти пару туфель, которые не повредят мою лодыжку еще сильнее, чем уже есть. В конце концов мы не можем найти пару, которая не была бы адом для моей ноги, поэтому я надеваю пару слишком маленьких шлепанцев Джастина. — Лучше бы никто не видел меня в этих отвратительных вещах! — Уверен, что папарацци прячутся за трейлером, ожидая, чтобы сфотографировать тебя в неподходящей обуви! — он выглядывает в окно. — Ави подъехал. И я еду с тобой. — Мне не нужна гребаная нянька! — парирую я. Джастин смотрит на меня с недовольной миной. — Даже не буду отвечать на это. Я еду с тобой. Точка. Конец истории! Упрямый маленький засранец. Дориан ждет меня в гримерном трейлере. У него тоже неодобрительное выражение лица. — Брайан! Возвращайся домой и отдыхай! Я же говорил тебе, что ты сегодня не нужен! Я игнорирую его. — А я думаю, что мне нужно быть на этой съемочной площадке. Я звезда, и это мое слово. — А я режиссер! — парирует Дориан. — И выше тебя по рангу! — Та-та, Дориан, — я усаживаюсь в кресло гримера. Я один — все остальные уже в пути на съемочную площадку, — увидимся через несколько минут. Дориан поворачивается к Джастину. — Он самый невыносимый человек! Я думаю, ты заслуживаешь медали за то, что терпишь его! — Он делает это, потому что подсел на мой член, — комментирую я. Гримерша сдерживает смех. — Заткнись! — приказывает мне Джастин. — Я поговорю с ним. Увидимся снаружи, — говорит он Дориану, который качает головой и уходит. — как же ты любишь создавать проблемы, Брайан! — Слушай, засранец. Я не хочу, чтобы кто-нибудь сказал, что Брайан Кинни проебал съемочный день, потому что у него немного болела нога, — визажистка колеблется, поэтому я пододвигаю ее поближе, — продолжай. Я не брился сегодня утром, поскольку не был уверен, какую сцену мы снимаем. Джастин бросает на меня еще один взгляд, потому что я сменил тему, но, в конце концов, все дело в работе. Это самое важное — работа. После того, как я заканчиваю грим и надеваю костюм — с ботинком бОльшего размера на мою паршивую левую ногу — Джастин и Ави ждут меня снаружи в джипе. — Вы уверены в этом, мистер Кинни? — спрашивает Ави. — Я могу отвезти вас обратно в ваш трейлер. Я осторожно забираюсь в джип. — К черту это! Отвези меня на съемочную площадку! И там, на съемочной площадке, большой, как жизнь, и вдвое горячее, главная причина, по которой я не хотел пропустить сегодняшнюю съемку — Джон Генри Джеймс. Только что прибыл в Аризону и рвется в бой. Этот ублюдок ростом по меньшей мере шести футов и четырех дюймов*, с плечами, как у гребаного быка. Он был профессиональным футболистом, но выглядит так, как будто мог бы заменить всю команду один. И теперь его готовят — именно это слово использует студия — как новую звезду. Герой боевика. Что-то вроде симбиоза Джима Брауна с Билли Ди Уильямсом и Уэсли Снайпсом. Джеймс только что закончил малобюджетную хрень в Канаде. Ходят слухи, что этот кусок дерьма станет огромным хитом. Вот почему студия хочет, чтобы он снялся в «Красной реке» — чтобы испытать его с основным актерским составом. Посмотреть, как он выглядит. Как ведет себя. Поговаривают, что Джон Генри Джеймс чертовски самонадеян и считает себя Следующей Большой Звездой. И, может быть, так оно и есть. Но это МОЙ фильм. Ну, мой и Иствуда. Двух звезд более чем достаточно. Нам не нужно, чтобы кто-то приходил с пятью строчками и думал, что он новое дерьмо. Парень чертовски горяч, я не могу отрицать. Горячий, как большая, красивая сторона мясного пирога. Но он не возьмет на себя этот фильм. Ни за что, блядь! — Брай! — кричит Пэт, подбегая и хлопая меня по спине. — Как, черт возьми, у тебя дела? — Неплохо, — я слышу, как Джастин хихикает позади меня, — выживу. — Я не ожидал увидеть тебя сегодня, — признается Пэт. Его взгляд устремляется туда, где Джон Генри Джеймс разговаривает с Иствудом. Джеймс играет одного из ковбоев — Бэнка, который восстает против режима Дансона. Когда Дансон приказывает их повесить, мой персонаж, Мэтт, вмешивается и берет на себя управление скотоводством, вытесняя своего отчима с поста босса. Именно тогда Дансон клянется убить Мэтта, устраивая большую конфронтацию, которая является кульминацией фильма. Роль невелика, но она имеет ключевое значение в сюжете. И я уверен, что Джон Генри Джеймс планирует извлечь из этого максимальную выгоду. — Я вижу, у нас на съемочной площадке появилось новое мясо, — говорю я Пэту. Он хохочет. — Он расхаживал с важным видом все утро, ощупывая свой овес. Что скажешь, Брай? Может, нам заставить его съесть жареную телятину? — Почему бы тебе не подойти и не предложить ему это? — я легонько толкаю Пэта локтем. — Ты, должно быть, шутишь! — глаза Пэт расширяются. — И попасть под этот товарняк? Может, я и деревенщина из Техаса, танцующая балет, но моя мама вырастила не идиота! — Джентльмены! — прихывает Дориан через мегафон. — Может быть, мы закончим кое-какую работу сегодня утром? — затем он кивает мне. — С возвращением, мистер Кинни. Надеюсь, твоей лодыжке сегодня лучше. Я выставляю левую ногу. — Свежа, как дождь. И в этот момент начинается дождь, гремит гром и сверкает молния. Вот на что похожа моя чертова лодыжка. Но я бросаюсь вперед. Один гребаный день за раз. Если смогу дожить до конца этого дня, до конца завтрашнего дня, до конца этой недели, тогда у нас будет несколько выходных, пока все переедут в Марфу, штат Техас. Там мы снимаем основную последовательность движения фургонов и внешний вид города, где заканчивается перегон скота. Там же к съемкам должен присоединиться печально известный Берр Коннор. До конца июня мы в Техасе, затем возвращаемся в Лос-Анджелес, чтобы закончить внутренние сцены. На этом «Красная река» должна завершиться. Если повезет, у меня будет перерыв на пару недель, прежде чем начнутся основные съемки «Восточного фронта». Из того, что мне сказали вытекает, что фильм займет целый год, прежде чем выйдет. Целый гребаный год! Это вызов. Марафон. Самое сложное испытание, с которым я когда-либо сталкивался. Я буду сниматься по всей Европе. Совершая действия. Занимаясь романтикой. Изображая какую-нибудь тяжелую актерскую игру, если то, что я делаю сойдет за актерскую игру. Это, блядь, Вторая мировая война! Множество декораций, множество костюмов, огромный актерский состав — и я собираюсь быть в центре всего этого. И я до смерти напуган. — Брайан? — говорит Дориан. — Думаю, что сегодня мы в основном будем снимать твои крупные планы и реакции. Тебя это устроит? — Конечно, — говорю я ему чопорно, — ты же режиссер. Дориан очень хорошо знает, что на самом деле я не могу ходить, и даже ездить верхом будет трудно в эти первые несколько дней, поэтому он изо всех сил старается не привлекать внимания к этому факту. Он отправляет меня работать с Пэтом и Иствудом, делать вставки и держать меня подальше от любых петушиных боев с мистером Джоном Генри Джеймсом до конца недели. Заключительные сцены, которые мы снимаем в Аризоне, будут в пятницу. Мы должны успеть подготовить их. Противостояние. Конфронтация. Результат. — Кинни, — говорит Джеймс, когда мы выходим из гримерки в тот последний день. Я хожу лучше. Все еще немного напряжен, но справляюсь. Мы снимаем сцену, где Бэнка и его напарника чуть не повесили — пока я не вмешиваюсь, — у меня не было возможности поговорить с тобой на этой неделе. — Я был сосредоточен, — коротко говорю я. Так и есть. В этой сцене у меня несколько тяжелых диалогов, как с Джеймсом, так и с Иствудом. Большая конфронтация, которая приводит к разрыву между Мэттом и Дансоном. Я не хочу все испортить. — Вчера ты отлично справился в сцене со Суэйзи, — продолжает он, — много репетируешь? — Не особо, — пожимаю я плечами. Я прекрасно понимаю, что мы с Джеймсом вообще не репетировали. Но он никогда не подходил ко мне, и Дориан никогда не предлагал этого. Чтоб меня — если это так. — А с Большим Человеком? — Джеймс бросает взгляд на Иствуда, который выходит из костюмерной палатки, поправляя шляпу. Иствуд придает большое значение наклону своей шляпы. — Вы много репетируете с ним? — Нет. Клинту нравится быть спонтанным. Он считает самыми лучшими первые несколько дублей, так что ты должен быть готов к выходу, — я делаю паузу. Чувствую агрессивный жар огромного тела Джеймса прямо рядом со мной. Парень сексуальный, это точно, но гетеросексуальные парни с характером — это не мое. Уже не мое. — Я повторяю свои реплики со своим партнером накануне вечером. Люблю безупречность в словах, когда прихожу на съемочную площадку. — Твой партнер, — темные глаза Джеймса устремляются на Джастина, который всю неделю внимательно следил за мной, за тем, чтобы я не покалечил свою лодыжку еще больше. Он и Ави примостились в стороне, но всегда в зоне видимости. Всегда готов, если мне что-нибудь понадобится, — ах, да. Малыш. — Его зовут Джастин, — отвечаю я, — извини, но я нужен на съемочной площадке. Это не совсем мордой в пол, но близко к тому. Он смотрит на меня сверху вниз — слегка свысока, в конце концов, я не Том Круз! — и я вижу, как его гребаная грудь вздымается. Должно быть, он делал это во время футбольных матчей. Сокрушительный удар, выводящий противника из равновесия. Пытаюсь превзойти его в мужественности. Выставляю напоказ свои большие, плохие вещи. Отвлекитесь от психологии, мистер Джеймс. Я могу это пережить. Я играю в эту игру с парнями с тринадцати лет, только по другой причине. И я думаю, что у меня это получалось лучше всего. Эй, займись любовью, а не войной, детка. Я поставлю свои большие плохие вещи против этой вкусной говядины в любой день недели. Сцена проходит хорошо. По правде говоря, вся неделя проходит хорошо, лучше, чем я когда-либо надеялся. Вся неделя была больше посвящена реальной игре и в меньшей мере галопированию по пустыне, как идиот, пытаясь не упасть с моей лошади. Когда мы доберемся до Техаса, начнутся более серьезные драматические сцены. Трюки в основном закончились, слава Богу. Но настоящая, жизненно важная работа над фильмом, и актерская игра, начнется всерьез. *** — Ты сегодня отлично справился, — говорит Джастин, когда мы готовимся ко сну. Завтра мы встаем рано и летим в Техас. Один из водителей в выходные привезет наш фургон с машиной Джастина на буксире в караване со всеми остальными грузовиками и прицепами. Но самое замечательное в том, что, когда мы доберемся до Марфы, мы будем жить в отеле. Мы по-прежнему будем пользоваться фургоном днем, но нам больше не придется в нем ночевать. У нас будет настоящая кровать, настоящая ванная и ебаное обслуживание номеров! Полное блаженство! — Спасибо, — вздыхаю я, растягиваясь на кровати. Я чувствую, что сделал чертовски много. На этой неделе я по-настоящему играл — впервые на этой съемке — и это приятно. Но что касается хорошего самочувствия в других отношениях… Я чертовски устал. И у меня все болит так, что даже джакузи не может стереть эту боль. — Можно мне таблетку? Джастин хранит запас Перкосета в конверте в своем чемодане. Джастину насрать на это. Он знает, что я бы не просил, если бы мне действительно не было нужно. — Только одну? Я киваю. — Одной достаточно. И после этой недели, я думаю, что больше не понадобится. — Твоя лодыжка все еще опухшая, — указывает Джастин. — Не так уж сильно. Я справлюсь. Джастин достает таблетку и приносит ее мне с водой. Я проглатываю ее и высасываю почти всю бутылку воды. В Аризоне так сухо, что у меня всегда пересыхает горло. Я выпиваю галлоны воды, но все равно нахожусь на грани обезвоживания. И я немного похудел. Костюмеры упоминали об этом, но я ничего не могу поделать. Я работаю изо всех сил на стоградусной жаре, это слишком жарко, чтобы много есть. — Ты в порядке? — спрашивает Джастин. — Конечно. Я потрясающий. Джастин выключает свет, и мы лежим в тишине. — Я слышал, как ты разговаривал по телефону с Лесли, — наконец говорит он. — Тебе не обязательно прятаться за дверью, когда я говорю по телефону. Если хочешь что-нибудь узнать, просто спроси. — Это было по поводу съемок «Восточного фронта»? — Да. — О. И он больше ничего не говорит. Вот оно. Большой розовый слон в комнате. Эта долбаная долгая съемка. Эта гигантская гребаная картина. Как только я начну этим заниматься, меня не будет бОльшую часть следующего года. Еще один гребаный год, когда мы будем разлучены по нескольку месяцев. Он хочет поехать со мной. Не скажет этого, но ему и не нужно. Я слишком хорошо знаю Джастина. И правда в том, что я хочу, чтобы он поехал со мной. Хочу, чтобы он был рядом. Но дело не в том, чего я хочу. Речь идет о том, что лучше для него. Он гребаный художник, но ему нужно закончить образование. Это сейчас самое важное. Как только он закончит, станет свободным человеком. Но эта степень — она необходима. Я знаю, что это так. Диплом Пенсильванского университета был моим пропуском из этой гребаной семьи. То, что давало мне равенство с теми придурками, которые смотрели на меня свысока, потому что я был из рабочей семьи. Из Питтов. Мик, чьи родители оба были падшими пьяницами. Первый человек в семье Кинни, поступивший в колледж, не говоря уже о том, чтобы закончить его. Я знаю, что сейчас это не имеет значения. Актеры не тратят время на свое образование. Никто не хочет знать, какая у вас специальность на прослушивании. Но в реальном мире это имеет значение. Я хочу, чтобы у Джастина был этот листок бумаги за пазухой. Это то, чего никто не сможет у него отнять. Никогда. — Я хочу быть с тобой, — говорит голос в темноте. — Я знаю, что хочешь. И это все. Сию минуту нет никакого способа выйти за рамки этого. Если мы заведем разговор на эту тему, у нас получится глупый спор, а мне сейчас не нужны споры. — Завтра важный день, — говорю я, переворачивая его и доставая презервативы и смазку. — Важный день, — отвечает он, раздвигая ноги. *** Я знаю, что это сон. Он слишком яркий и в то же время слишком размытый. Что-то в этом было не так. Я чувствую себя бестелесным. Участвуя и наблюдая одновременно. Голубой океан. Бесконечный пляж. Белые здания и каменные лестницы, каменные дороги. Лимонные деревья. Ибица. Я никогда там не был, но знаю, что я именно там. Я читал об этом и видел достаточно фотографий, чтобы узнать это место. Или как я это себе представляю. Идеальное средиземноморское место. Одно из главных мест назначения для геев. Это место, куда я всегда хотел попасть. Прекрасная погода, красивые пейзажи, красивые мужчины. Совершенство. Может быть, следующей зимой. Может быть, на Рождество. У меня должно быть немного свободного времени от съемок «Восточного фронта» на каникулы, и Джастин тоже будет свободен в ПИФА, так что мы могли бы поехать туда. Тусоваться на пляже все утро, трахаться весь день во время сиесты, есть паэлью, а потом танцевать всю ночь. Да, совершенство. Но в этом сне я здесь один. На охоте. Брайан Кинни, хищник. Мужчины темные. Темные волосы, темные глаза. И все одеты в белое. Ветерок доносит запах лимона. Я чувствую тепло воздуха, туман океана. Я на небесах. Или я должен быть там. Но что-то здесь не так. Я не знаю, что. Что-то. Я устал. Чувствую боль внутри. В моем сердце. И еще где-то. Я в замешательстве. не понимаю, почему я здесь. Не знаю, что случилось. Но это что-то глубоко внутри. Я принял решение. Я не могу вернуться. Красивые мужчины. И вино. Много вина. Очевидно, я вышел из завязки. И я принимаю наркотики. Беру все и вся, что мне предлагают. Кокс, Е, особый К, героин. Еще один глоток вина из темной бутылки. Рюмка виски. Все, что у них есть. Почему мне это снится? У меня нет ни малейшего гребаного понятия. Но я знаю, что это сон. Мечта. Или… Что-то еще. Что-то, что должно произойти. Или может случиться. Я не знаю, что это такое. Видение будущего? Или предупреждение? Я под кайфом. Очень, очень сильно. И дико усталый. Сейчас полночь. Я трахаюсь с безликим мужчиной. Его тело горячее. Песок горячий. Прибой плещет по нашим телам, холодный и бодрящий. Я кончаю сильно, но это больно. У меня болят яйца. Это чертовски больно. Охуенно больно. Я иду по пляжу. Никого не видно. Снимаю свою белую хлопчатобумажную рубашку и белые льняные брюки, бросая их на песок. Затем вхожу в воду. Все глубже. Продолжаю идти, а потом плыву. Плыву в темноту. Плыву до тех пор, пока не устаю слишком сильно, чтобы плыть дальше. И вот тогда я отпускаю себя. Последнее, о чем я думаю, последнее, что вижу — это лицо Джастина в моем сознании. А потом вода забирает меня. — Джастин! — Что? — спрашивает он. — Что с тобой? Брайан? Я сажусь и оглядываюсь вокруг, мое сердце бешено колотится. Мы в трейлере. Кондиционер жужжит, но в основном тихо. — Брайан? — Я в порядке. Дурной сон. Спи. — Хочешь поговорить об этом? Он нежно гладит меня по плечу. Так нежно, как будто успокаивает ребенка. Но я не ребенок. Никогда в жизни не чувствовал себя менее похожим на ребенка. — Нет. Уже поздно. — Ты уверен? Я чувствую его дыхание на своей коже. — Да, — я откидываюсь на подушки, и Джастин сворачивается калачиком рядом со мной, как кот, — я сказал, что я в порядке. Все в порядке. Просто отлично. За исключением холода, который пробегает по мне, как арктический ветер. Но я не знаю, почему. Господи, помоги мне, я не знаю почему. *** «Одинокий и скучающий ночью В тринадцатом столетии. Увижу ли я тебя в «Правильной цене»**? Буду ли я плакать, буду ли я улыбаться, Когда ты бежишь по проходу? Все это было сделано, Все это было сделано, Все это было сделано раньше.» Стивен Пейдж *Чуть больше 195 см. **Возможно автор имел в виду телевизионное игровое шоу. Есть несколько версий этого шоу, выходивших в разные годы и в разных странах.