Квир-личности

Глава тридцать восьмая ЗУД Краткое содержание: Возвращение домой. Лос-Анджелес/Питтсбург, июль 2003 года. Брайан — Я хочу домой. Я не знал, чего я хочу, пока не произнес это. Но в тот момент, когда эти слова слетают с моих губ, я уверен. Как лосось, плывущий вверх по течению. Как гусь, летящий на север. Как гребаный лемминг, бросающийся со скалы в море. Это старый зуд. Я хочу вернуться в Питтсбург. Боже, помоги мне. Он смотрит на меня, нахмурившись, но затем улыбается. Одна из тех гребаных солнечных улыбок, которые проникают в мое сердце и взрывают его. — Правда? — он берет меня за руку. В моей холодной комнате тепло. Так оно и есть — мне холодно, а ему тепло. Лед и огонь. Он может растопить меня в любой момент. Но я не могу позволить ему узнать этого. Нельзя позволять ему видеть. — Ты хочешь поехать в Питтсбург? Я начинаю болтать о том, что хочу видеть Гаса и всех остальных. И он начинает нести какую-то чушь о свадьбе. Или свадьбах. Какого хрена. Я заканчиваю все тем, что хватаю его и целую, хотя от меня пахнет канализацией, а во рту отвратительный привкус. Но ему все равно. Трахаться — это элементарно. Это очень важно. Чисто и мерзко одновременно. После того, как я почувствовал себя таким затуманенным и одеревеневшим, внезапно все проясняется. Мне нужно вернуться к основам и решить, что, черт возьми, делать дальше. Это значит Джастин. Питс. Мои дети. И Майкл. С этим дерьмом, стоящим между нами, нужно разобраться. Все остальное бессмысленно. Я тащу Джастина наверх, в спальню, и мы трахаемся всю ночь. Я думал, что устал. Измучен. Но не сейчас. Это оживляет меня. Заряжает мои батарейки. Он — средство от моего неизлечимого зуда. Я смеюсь, когда думаю об этом, а сейчас около трех утра. — Что? — спрашивает он. — Ничего. — Скажи мне! Он шлепает меня по заднице. — Забудь об этом. — Скажи мне! — требует он. «Вот же властный маленький засранец. Властный боттом», — думаю я, но не осмеливаюсь сказать это вслух. Он ненавидит эту гребаную фразу. — Нам нужно немного поспать, если мы собираемся уехать утром, — говорю я. — Утром? — моргает он. — Мы уезжаем завтра? — Сегодня, — говорю я, — уже почти утро. Я хочу убраться к черту до того, как дерьмо от этого фиаско попадет в вентилятор. Что означает «КАК можно скорее». — Но… но… — бормочет он, — мне нужно собрать вещи! И нам нужно забронировать билет на самолет! И мне нужно позвонить маме! — Всему свое время, — я переворачиваю его на спину, — нам не нужен предварительный заказ. Я позвоню Джимми, и мы воспользуемся его самолетом. Он всегда предлагает мне его, так что я могу с успехом воспользоваться его вожделением к моей заднице. — Ха! — фыркает он. — Берегись — Джимми придет и будет чувствовать себя в лофте, как дома! — Я так не думаю. Закрываю глаза. Я планировал трахнуть его еще раз, но мне вдруг захотелось спать. Чувствую себя так, словно мог бы проспать целую неделю. И, может быть, я так и сделаю, как только доберусь до Питса. — Отдохни немного. Завтра у нас важный день, Саннибой. — Ты, должно быть, все еще пьян, — говорит он, — это единственный раз, когда ты предпочел сон! — Так и есть, — отвечаю я. Но он засыпает через несколько минут. Блаженны невинные. Я так сплю только тогда, когда вырубаюсь. Пьяный. Или под кайфом. Как мой старик. И как его старик до него. Прекрасная семейная традиция. Это то, чего Гас должен с нетерпением ждать? Я серьезно, это и есть наследие Кинни? К черту Линдси и ее дерьмовую лесть! Но теперь уже слишком поздно. Никаких сожалений, Кинни. Это то, что ты всегда говорил. Никаких гребаных сожалений. В итоге, я не могу заснуть, так что встаю и звоню Джимми. Странно, что он не так уж удивлен, услышав меня в гребаные четыре утра, или не так уж странно. Он бодр и весел, как всегда — вы должны задаться вопросом, спит ли этот парень когда-нибудь! Я не хожу вокруг да около. Рассказываю ему, что случилось с Броком Санто и фильмом, и гребаными продюсерами, и Симоной Мерль. — Такое случается, Брай, — говорит он. — Тоже самое сказала Симона. — Она права. В Голливуде нет ни одного актера, которого не увольняли бы из проекта. Забудь об этом! Видел бы ты меня после того, как я уступил главную роль в «Пеппер и Пэтси» Алеку Болдуину. Они уволили меня через три дня, потому что сказали, что мне не хватает сексуальной привлекательности! Мне — Джимми Харди! — Но тот фильм был куском дерьма, — указываю я, — он провалился. — Я знаю! — хихикает он. — Болдуин снялся без рубашки, и это все изгадило ему в театре! Поэтическая справедливость, Брай. «Восточный фронт» может быть новым «Унесенные ветром» — или может быть прыжком длиной в 200 миллионов долларов с короткого пирса. Это дерьмовая съемка, — он делает паузу, — теперь, когда ты развязался, почему бы нам не отправиться на Мауи? Провести пару недель на пляже с каким-нибудь Мауи-боем и напиться вдребезги. Бери блонди с собой, он сможет собирать ракушки. — Я думал, ты заканчиваешь последнюю эпопею Спилберга? — Это уже в кармане. Я могу уехать в любое время. Мы просто занимаемся постпродакшном. Ты же знаешь Стива — у него все будет готово только в июле следующего года. У меня достаточно времени, чтобы сделать повторные дубли. — Думаю, что я пас, — говорю я. Я, Джимми и Джастин на Мауи — это рецепт катастрофы! — У меня есть кое-какие семейные дела в Питтсбурге. Вот почему я звоню. Мне нужно поскорее вернуться домой. Я хотел спросить, свободен ли твой самолет? — Разве тебе вообще нужно спрашивать? — Джимми может быть придурком, но если тебе что-то нужно, он всегда готов, готов и способен. — Когда ты хочешь улететь? — Сегодня, если возможно. Но до понедельника. Я предполагаю, что в понедельник студия пустит слух о том, что мы с Симоной ушли. И хочу быть подальше от города, когда это произойдет. — Ты уверен, что не хочешь поехать на Мауи? Все уединение, о котором ты только мог мечтать! — Уверен. — Хорошо. Я перезвоню тебе через пару часов. Мне нужно позвонить своему пилоту и сказать ему, чтобы он разогнал птичку. Вы с Блонди должны быть дома к вечеру. — Спасибо, Джимми. Я ценю это. — Вот для чего нужны друзья, Брай, — говорит он. Да, как я уже сказал, Джимми может быть придурком, но он всегда рядом, когда нужен. И у него есть свой собственный самолет. Конечно, всегда есть подвох. Но я перейду этот мост, когда дойду до него. *** Поездка в Питтс оказывается проще, чем я себе представлял. Я разговариваю с Лесли, с моим адвокатом, с Хилли — моим бизнес-менеджером, и предупреждаю их о том, что происходит. Лесли говорит, что подготовит краткое заявление для прессы, но я советую ей повременить с этим. Возможно, было бы лучше вообще ничего не говорить — по крайней мере, до тех пор, пока это не станет достоянием общественности. Может быть, в этом не будет ничего особенного. Может быть, новости просочатся наружу, и будет какое-то уведомление, и тогда все участники смогут спокойно двигаться дальше. И, может быть, обезьяны вылетят наконец из моей задницы. В любом случае, лучше промолчать. Пока что. Или пока мы с Джастином не окажемся в безопасности в Питтсбурге. Джастин в спешке собирает вещи, но в основном я беспокоюсь о том, что надену на свадьбу Синтии. Я собирался купить что-нибудь новенькое, но думаю, подойдет один из моих винтажных смокингов. Если передумаю, у меня еще есть время купить что-нибудь другое. В крайнем случае я мог бы даже съездить в Нью-Йорк и купить что-нибудь там. В конце концов, это всего лишь гребаная свадьба. Свадьба натуралов. Жених и его шафер, вероятно, будут в фиолетовом бархате с золотыми шелковыми галстуками и поясами. В это все были одеты на последней свадьбе, которую я посещал… моего двоюродного брата. Думаю, это было в 1986 году. Какая на хрен разница? — Брайан? Ты слушаешь? — говорит Джастин, поднимая рубашку. — Эта? — Конечно. В самый раз. Бери все, что, по твоему мнению, тебе понадобится. Это самолет Джимми. Ограничений в багаже нет. Джимми пришлет водителя забрать нас и отвезти в аэропорт. Сюрприз! Сам Джимми за рулем своего похожего на танк «Кадиллака Эскалейд». — Обслуживание с улыбкой! — говорит он, ухмыляясь. — Уверен, что ты, парень, не захочешь передумать? — По поводу чего? — Джастин хмурится. — Я введу тебя в курс дела позже. Мы складываем все в кучу и уезжаем. — Надеюсь, ты не думаешь, что едешь с нами, не так ли? — В Питтсбург? — Джимми корчит рожу. — Ни за что. Даже ради тебя и Блонди! Джимми доставляет нас в аэропорт, к маленькой полосе в округе Ориндж, в целости и сохранности. Самолет ждет, двигатели работают. Он даже стоит на летном поле и машет рукой — пока-пока. Должен признаться, я вздыхаю с облегчением, когда мы поднимаемся в воздух и направляемся на восток. — Что это было? — спрашивает Джастин. — Ничего, — говорю я, — но радуйся, что мы не едем на Гавайи с Джимми Харди. — Слава Богу! — фыркает Джастин. Но Джимми был прав в одном. Мы приземляемся в Питтсе как раз на закате солнца. *** Гас видит меня раньше Линдси. — Папа! — кричит он. Через несколько недель ему исполнится три года. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я видел его в последний раз, но он выглядит крупнее. Старше. Этот круглый, неясный детский вид быстро сменяется насмешливым, угловатым лицом. Таким же, как у меня. Лицом реального человека. Я почти вижу человека, которым он однажды станет. Высокий. Темноволосый. Длинные пальцы. Выразительные брови. Тот, кто не принимает никакого дерьма. Тот, кто всегда будет звонить мне по телефону. Он улыбается мне счастливо, но застенчиво. Он уже поддразнивает. Уже разбиватель сердец. — Брайан! — восклицает Линдси. У нее на бедре ребенок, завернутый в розовое одеяло. — Что ты здесь делаешь? — Пришел повидаться с тобой, — я подхватываю Гаса на руки, — провести время с этим большим мальчиком! — я наклоняюсь и смотрю на свою дочь. Она спит, ее маленькое личико такое же розовое, как одеяло. — И с этой маленькой засранкой тоже. Линдси на это не купится. Она слишком хорошо меня знает. — И? — Скоро свадьба Синтии. Через пару недель. Много подготовки. Я веду к алтарю невесту, а это чрезвычайно важная роль. — И? Малышка шевелится, и Линдси перекладывает ее на другое бедро. Какого черта я жду? — Я ушел с «Восточного фронта», поэтому вернулся домой, чтобы зализать свои раны. Линдси наклоняет голову. — Что такое «Восточный фронт»? Разве это не замечательная книга? Мел читала ее в прошлом году. Вот в чем дело-то, что является центром моей гребаной жизни, не имеет никакого значения для Линдси. Она занята детьми, работает неполный рабочий день в галерее и ведет несколько занятий в Центре геев и лесбиянок. И с продолжающимся праздником стерв, который также является праздником Мелани Маркус. «Испытания и невзгоды Брайана Кинни в Голливуде» — это шоу, которое она не смотрит. — Это фильм. Я должен был сниматься в нем. — Оу. Я думала, ты снимаешься в вестерне? — спрашивает она. — Джастин прислал нам по электронной почте фотографии лошадей и кактусов. — Кактусы? Линдси закатывает глаза. — И Патрика Суэйзи! Что случилось с тем фильмом? — Я закончил его. Дориан сейчас его редактирует. Вероятно, он выйдет в начале следующего лета. Уже была новая картина. — О, не мог бы ты захватить эту сумку для подгузников, пожалуйста? Я как раз направлялась на игровую площадку. — Я подумал, что мог бы взять Гаса с собой, — говорю я, следуя за ней к тротуару, — в лофт. На несколько часов. Джастин там, распаковывает вещи и наводит порядок. — Разве кто-то из его друзей не жил в лофте? Я киваю. — Да. Парень из ПИФА. Но он в отпуске со своей семьей. И он оставил полный гребаный бардак! — Я могу пойти? Мамочка! Могу? — Гас ерзает от возбуждения. Линдси делает серьезное лицо. Я знаю это лицо — лицо Мамочки. — У нас уже есть планы, Брайан. И ты знаешь, как расстраивается Мел, когда мы… что-то меняем. Особенно ради тебя. Она обходит меня стороной, стараясь не оторвать мне яйца, потому что я ей не позвонил. Да, мне следовало быть на связи, но я был немного занят! — Дай мне передохнуть, Линдс! Я не видел детей с тех пор, как уехал из города в мае! Неужели ты не можешь изменить свои гребаные планы — хоть раз? — Позвони мне завтра, и мы все устроим, — чопорно говорит она, — может быть, он сможет провести с тобой ночь. Одну ночь. Я стараюсь не кипятиться, но это не легко. Но у нее в кулаке мои яйца. И она это знает. Считай до десяти, Кинни. Медленно. — Хорошо. Я позвоню, и мы все уладим, — опускаю Гаса на землю и целую его, — увидимся позже, чемпион. — Папа? — нижняя губа Гаса дрожит. — Я хочу пойти с тобой! — В следующий раз, — коротко говорю я. Я быстро ухожу, пока не сказал чего-нибудь, о чем потом пожалею. Гас плачет, и это будит Чарити, которая тоже начинает хныкать. Пусть Линдс разбирается с этим сама! Ладно, значит, я самый дерьмовый отец в мире. Большой, блядь, сюрприз! Но, по крайней мере, я пытаюсь! Я, блядь, стараюсь. Поворачиваю джип в сторону Либерти-Авеню. Мне нужно понюхать эту вонючую старую улицу. Почувствовать себя прежним Брайаном, хотя бы на пять минут. Сегодня чертовски прекрасный день. Солнечно и жарко, и все парни в спортивных шортах и майках. Демонстрируют свои загорелые, накаченные руки и мускулистые ноги, и смертельные грудные мышцы. Господи, они все выглядят такими молодыми! Когда они успели стать такими молодыми? Или просто я старею? Дерьмо! Мне тридцать два года! Это не старость, даже в Голливуде. Питт старше, а Круз еще старше! И Клуни! И гребаный Иствуд — самый старый из всех. И самый важный из всех. Помню, когда-то я думал, что тридцать лет — это конец моей гребаной жизни. Оказалось, что это было только начало. И я понятия не имел об этом. Вообще ни хрена не понимал. — Привет! Разве ты не Брайан Кинни? — Да, — бормочу я. Я чувствую знакомый зуд в своем члене. Этот парень мега сексуален — развратный блондин в почти прозрачных нейлоновых шортах и жилете, который даже не пытается прикрыть его грудь. Я репетирую неубедительный ответ. Извини. Сейчас нет времени. У меня есть отношения. Спасибо, но нет, спасибо. Он улыбается мне. — Ух ты! Я знал, что ты из Питтсбурга, но никогда не думал, что увижу тебя здесь, на Либерти-Авеню! — Ну, ты же знаешь, как это бывает… — Боже! — он роется в своих коротких шортах и достает маленькую записную книжку. Эй, Кинни! Помни — никаких имен, никаких номеров! — Не могу поверить, что встретил тебя! Я смотрел «Олимпийца» раз двадцать! Ты был великолепен! — Спасибо. Что ж, может быть, у меня есть немного времени… — Могу я получить ваш автограф, мистер Кинни? Если это не доставит вам слишком много хлопот? — он протягивает мне записную книжку. — Ой! У меня нет ручки. — У меня есть, — я расписываюсь, вытаскивая ручку из внутреннего кармана своей кожаной куртки, — вот. Подписываю свое имя и «С наилучшими пожеланиями». Господи. — Спасибо, сэр! — парень сияет. — Подожди, пока я не расскажу об этом своему парню! Он будет ревновать! — Конечно, — говорю я, возвращая записную книжку, — наслаждайся. Я смотрю, как он подпрыгивает, его задница трясется, как желе. Сэр. Он назвал меня «сэр». И он не кожаная задница. И я не кожаный папочка. На хуй. Мне нужно вернуться домой. В лофт. Прямо сейчас. У меня есть дела, которые нужно сделать. И у одной вещи в верхней части моего списка задница получше! Зуд не становится слабее. И он в том месте, куда может добраться только один человек. Так что давай двигайся. Да, Кинни, двигайся.