Квир-личности

Глава сорок вторая ТЫ МЕНЯ НЕ ЗНАЕШЬ Краткое содержание: Нет, вы меня не знаете. Питтсбург, август 2003 года. Майкл «Ты протягиваешь мне свою руку А потом говоришь «привет», И я с трудом могу ответить Мое сердце так бьется, И любой может понять Ты думаешь, что хорошо меня знаешь, Ну, ты меня не знаешь. Нет, ты не знаешь того единственного Кто мечтает о тебе по ночам И жаждет поцеловать твои губы, И жаждет крепко обнять тебя. Для тебя я просто друг, Это все, чем я когда-либо был, Потому что ты меня не знаешь…» *** Все сделано. Всё. Приглашения были разосланы. Смокинги были подогнаны. Кольца с гравировкой. Дядя Вик и Эм держат прием под контролем, от цветов до еды и подарков. Сделано. Почти все. Но… это еще не конец. Это только начало. Свадьба или церемония посвящения. Или что бы это ни было, черт возьми! Это реально. Это произойдет. Завтра. О, черт. Я отправляю Эдвина домой пораньше и закрываю магазин. Только Хантер все еще околачивается поблизости, роется в подсобке, притворяясь, что переставляет вещи. — Ты можешь идти. У тебя нет причин задерживаться, — говорю я ему. Хантер только пристально смотрит на меня, — не забывай, что Эдвин главный, пока меня не будет. Он заплатит тебе в пятницу, но, возможно, придется напомнить ему. Иногда он немного забывчив, так что я рассчитываю, что ты проверишь, все ли в порядке. Хорошо? — но Хантер не отвечает. — Я не знаю, смогу ли написать по электронной почте из Франции. Мы будем путешествовать по окрестностям, и неизвестно, есть ли там доступ в Интернет. Вроде бы у них есть такие кибер-кафе, так что, если увижу одно из них, напишу тебе и Эдвину по электронной почте о том, как идут дела. Ты хочешь, чтобы я послал тебе открытку? Или купить тебе что-нибудь во Франции? У них там есть комиксы. Хочешь, чтобы я привез тебе французский комикс? Хантер качает головой и отворачивается. Этот парень иногда сводит меня с ума своим гребаным отношением! — Эй! Скажи что-нибудь! Что, черт возьми, с тобой не так? Хантер резко оборачивается. — Что, черт возьми, с ТОБОЙ не так, чувак? Как ты думаешь, что ты делаешь? — Закрываю магазин. Я снимаю деньги с кассы, с силой захлопывая ящик. — Не это, придурок! — Хантер сплевывает. — Я твой босс, так что не называй меня придурком! Хантер смеется. — Буду называть, если ты один из них! О чем, черт возьми, ты думаешь? — он подходит к стойке и опирается на нее, приближая свое лицо прямо к моему. — Ты знаешь, что это делает с Беном? Бен. Да, в том-то и дело. Я имею в виду, в нем все дело. Но я не думаю об этом. О Бене. — Это не имеет никакого отношения к Бену. Это касается Дэвида и меня. — Забавно, — фыркает Хантер, — я думал, Бен в фокусе — видел, что вы с ним трахаетесь с тех пор, как… о, уже несколько месяцев! Я, кажется, помню, что видел тебя в нашей квартире в субботу утром. Что ты сказал своему будущему мужу? Что забирал свое свадебное платье? Я морщусь. — Просто хотел узнать, придет ли Бен на свадьбу. Я имею в виду церемонию посвящения. — Ты же знаешь, что не придет! — взрывается Хантер. — Так что не ищи его больше, как сучка в течке, чтобы почесать свой зуд! Потому что это нечестно, чувак! На самом деле, это мерзко! Бен в мега-депрессии из-за всего этого бардака. Хотя почему ему не наплевать на твою жалкую задницу, это выше моего понимания. Он намного лучше! Это больно. Потому что я знаю, что он прав. — Блядь, заткнись! — Заставь меня! — Хантер заходит в офис и выходит со своей потрепанной кожаной курткой, перекинутой через руку. — Я ухожу. О, и, кстати, я увольняюсь! Скажи Эдвину, пусть наймет какого-нибудь другого раба, чтобы таскал коробки и мыл пол, и проследи, чтобы десятилетние дети не украли половину твоих запасов. Потому что с меня хватит! — Подожди! Ты не можешь сейчас уйти! — ною я. — Мне нужно, чтобы ты помог Эдвину, пока я буду в…в… — я не могу произнести это слово. — В медовом месяце? — Хантер натягивает куртку. — Это отстой, чувак. Это жестоко. Ты думаешь, мне нужны твои вшивые заморские комиксы? Или твои электронные письма из гребаной Лягушачьей Страны? Ты собираешься написать по электронной почте о том, как здорово проводишь время с доктором Большим Долларом? Пьешь вино и все такое дерьмо? Пока Бен слоняется по квартире, гадая, что он сделал не так? Дай мне гребаный перерыв! — Послушай, — пытаюсь объяснить я, — это… это сложно. У нас с Дэвидом есть общая история. Мы пытаемся… построить отношения. И поднять Хэнка. Я люблю Дэвида. И люблю Хэнка. — Как угодно, — говорит Хантер, закатывая глаза. — Я знаю! — Да, ты знаешь, — фыркает Хантер, — продолжай повторять это, чувак. Тогда ты не сдохнешь, когда скажешь это своему новоиспеченному мужу! Может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы жениться на человеке, которого ты любишь, а не на парне, с которым ты живешь. Эй, я был шлюхой, но даже я не стал бы притворяться и женитьсяна каком-то парне только потому, что у него много денег, или большой дом, или потому, что он подарил мне гребаную дурацкую машину! — Я не поэтому женюсь на Дэвиде! — возражаю я. — Я люблю его! — Скажи это себе, — говорит Хантер, — ты живешь с доктором Дейвом, но ебешься с Беном. Ты действительно любишь кого-нибудь из них? Я имею в виду, по-настоящему? — он отпирает дверь и открывает ее, но останавливается в дверном проеме. — Или ты только обманываешь себя? Потому что у тебя никогда не будет парня, которого ты действительно, по-настоящему любишь. Потому что он не любит тебя так. И… читай по губам! — и никогда не полюбит! Подумай об этом, босс! Он никогда этого не сделает! О, и желаю вам счастливого медового месяца! Хантер захлопывает за собой дверь, и звонок дико звенит. Я бегу к двери и открываю ее, пытаясь придумать, что бы крикнуть ему вслед. Но уже слишком поздно. Он ушел. Слишком поздно. Закрываю дверь и снова запираю ее, опуская штору. Затем иду в офис и открываю свой сейф. Я достаю конверт и вытаскиваю книгу комиксов. Мой экземпляр «Детективных комиксов 27» от мая 1939 года. Первый Бэтмен. Я сижу над ним почти два месяца. Положил его в сейф и никому не сказал — ни Дэвиду, ни Бену, ни даже маме. Сделал кое-какие исследования и, скорее всего, эта книга может продаваться на открытом рынке или на аукционе за 200 000 долларов. Или больше. Блядь! Я все еще не знаю, что делать. Сохранить его? Продать? Отдать его Хэнку? Или Хантеру? Пожертвовать его на благотворительность? Я хочу поступить правильно, но не знаю, как именно. Не знаю, что, черт возьми, делать. Смотрю на комикс, а затем засовываю его обратно в конверт. Я действительно не знаю, что делать — и я не имею в виду комикс. Завтра тот самый день. Сегодня вечером Дэвид ведет Хэнка на ужин, только они вдвоем. Хэнк уезжает в хоккейный лагерь, пока мы едем во Францию, но Дэвид хочет убедиться, что Хэнк не чувствует себя обделенным. Я продолжаю убеждать Дэвида, что с Хэнком все в порядке. Он не чувствует себя обделенным — с ним все прекрасно! Не Хэнк чувствует себя обделенным, не Хэнк. Я еду домой. Да, домой. Дом Дэвида. Я езжу на машине Дэвида — или на машине, которую мне подарил Дэвид. Я ношу одежду, которую купил мне Дэвид. Сплю в кровати Дэвида. Ем еду Дэвида. Все, чем я не хотел становиться, когда мы были вместе в прошлый раз — это именно то, чем я стал. Маленькая женушка. Женушка. Единственное, что принадлежит мне — это «Красный Плащ», и Дэвид настаивает, чтобы я избавился от него. Он говорит, что это отнимает слишком много времени, а нам не нужны деньги. А это значит, что ему не нужны МОИ деньги — единственное, что принадлежит мне. Мой магазин. Даже Бен не… мой. Не то чтобы он когда-либо был моим. А сейчас… Все кончено. Вот почему я пошел туда в субботу, чтобы сказать ему это. Выражение его лица говорило само за себя. Он знал, но не хотел верить, что я соглашусь на свадьбу. Поэтому мне пришлось сказать ему, что я так и сделал. Я должен был. Это мое будущее. А Бен — мое прошлое. Сказал ему, что не ожидаю, что он придет на церемонию. И не хотел снова заниматься с ним любовью — еще раз — но… это просто случилось. Но это было в последний раз, клянусь! Я клянусь. Так что Бена не будет на свадьбе. Но… есть кое-кто еще, кого там не будет. Он не верит в свадьбы. Или обязательства. Или любовь. Или еще какую-нибудь гетеросексуальную чушь. Я знаю, что Брайан в городе. Он приехал на свадьбу Синтии, которая была в субботу. Дядя Вик и Эм обслуживали ее. Она был большой — намного больше нашей. Церковное венчание с приемом в роскошном поместье. Наша пройдет на нашем заднем дворе, который Эммет и его команда украшали сегодня весь день. Я получил ответную открытку от Джастина, но имя Брайана было вычеркнуто. Дэвид посмотрел на нее и сказал: «Это понятно! Что ж, теперь меньше поводов для беспокойства.» Мне пора домой. Готовиться к завтрашнему дню. Но все уже готово. Все уже сделано. Дэвид позаботился об этом. Он обо всем позаботился. Мне больше нечего делать. Нечего. Кроме как появиться там. *** Я оказываюсь перед зданием Брайана. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я был здесь в последний раз. Паркую «Миату» прямо у двери. Это напоминает мне о том раннем сентябрьском утре, когда я приехал за Брайаном перед работой. Мы веселились прошлой ночью, как обычно. И я вел джип, потому что он был слишком обдолбан, как обычно. Но одна вещь была необычной. Ребенок. Джастин. Вот тогда-то он и появился. Брайан подобрал Джастина накануне вечером. О, подождите… двое детей. Это было совсем другое дело, это было необычно — в ту же ночь родился Гас. Каковы шансы? Они оба вошли в жизнь Брайана в одну и ту же ночь. И все изменилось. Действительно. Всё. И к чему это привело меня? Ни к чему. Я понимал это уже тогда — или, по крайней мере, у меня было странное предчувствие по этому поводу. Ничто и никогда не будет прежним. «Шоу Брайана и Майки» закончилось. О, шоу не было отменено сразу. Оно просто постепенно исчезало, сменившись «Шоу Брайана и Джастина». Дерьмо. Набираю код входной двери. Он тот же — Брайан никогда его не менял. 6463462437*. Девять дюймов. Это была старая шутка из средней школы — Брайан всегда говорил, что хотел бы, чтобы это был номер его телефона, когда у него будет своя квартира. «Слишком много цифр», — указал я ему. «Ты жалок, Майки, — отвечал он, — ты так охуенно буквален!» Поднимаюсь по лестнице, чтобы у меня было время подумать. Что я могу ему сказать? Почему я на самом деле здесь? В чем смысл? — Майкл, — говорит он, открывая дверь, — заходи. Как будто он меня ждет. — Я… Я был по соседству… — И ты подумал, почему бы не зайти поздороваться. Он улыбается мне. Как в старые добрые времена. Хорошо выглядит. Нет, отлично. Я понимаю, что не видел его несколько месяцев, и впечатление от встречи с ним, от того, что я снова стою рядом после всего этого времени, почти ошеломляет. Хантер прав. Чертов сопляк прав. Неважно, с кем я, неважно, что происходит в моей жизни, я всегда буду любить Брайана. Всегда. И я никогда не смогу заполучить его. Никогда. Это осознание почти сбивает меня с ног. У меня кружится голова. Я протягиваю руку, и он поддерживает меня. — Ух ты, Майки, — ухмыляется он, — только не говори мне, что ты напился? В ночь перед свадьбой? Ты сбежал со своего мальчишника? — Не было никакого мальчишника, — говорю я ему, — Дэвид считает, что это незрело. — Это в его духе, — говорит Брайан, закатывая глаза, — док всегда был гребаным убийцей кайфа! — он подводит меня к белому дивану и опускает на него. — Хочешь шипучку? Я бы предложил тебе настоящую выпивку, но здесь как в стране амишей в пятницу вечером — никакой гребаной выпивки. — Наверное, — говорю я. — Рутбир**? — Как насчет диетической колы? Это то, что пьют крутые девченки, чтобы сохранить свою девичью фигуру, — он подходит к холодильнику и открывает его, — я присоединюсь к тебе. — Где… Джастин? — спрашиваю я. — Ужинает с мамой и сестрой, — Брайан достает две банки и открывает их, наливая диетическую колу в стаканы для пива, — но не волнуйся, ты увидишь его завтра на своей казни. — Это не казнь — это церемония принятия обязательств. Брайан возвращается и протягивает мне один из стаканов. — Та же херня, чувак! — он стучит своим стаканом по моему. — Давай выпьем за счастливую пару — кем бы они ни были! — На днях ты не казался таким уж противником брака, — замечаю я, — на свадьбе Синтии. Ты даже вел ее по проходу. Вик рассказал мне все подробности. — Это Синтия, — говорит он, садясь рядом со мной на белый диван, — они гребаные натуралы. Жених и невеста. Не жених и жених в одинаковых белых смокингах, пытающиеся копировать гребаных натуралов! — Мы не надеваем белые смокинги! — говорю я, не подумав, как глупо это звучит. — Мы наденем темно-синие костюмы. Брайан смеется, как осел. — Как два маленьких человечка на вершине свадебного торта. Это так мило, Майки! Я знаю, ты будешь оооочень счастлив! — Пошел ты! Я хочу встать и уйти. Но не могу. И не хочу этого делать. Просто быть здесь, с Брайаном, слишком хорошо, даже когда он ведет себя как полный придурок. Собираюсь дать еще один язвительный ответ, когда слышу знакомую песню, доносящуюся из телевизора Брайана с гигантским экраном. Песня Нила Янга «Long May You Run». Песня из «Олимпийца». Я так хорошо знаю эту песню. Я смотрел этот фильм около миллиона раз — даже больше, чем «Бэтмена» или «Людей Икс». Конечно, смотрел, когда Дэвида не было рядом, но все же. Брайан поднимает глаза, проследив за моим взглядом на телевизор. — Оу. Это! — смеется он. — Это только что произошло. Канал HBO его запустил. Знаешь, он не так уж и плох. Конечно, главный актер удивительно горяч, так что это помогает. В фильме Брайан идет по экрану в коротких шортах для бега в стиле 1970-х, его грудь обнажена и влажная от пота. Он прав. Этот парень удивительно горяч. — Полагаю, ты бы трахнулся с ним? Брайан пожимает плечами. — Конечно. Хотя он не в моем вкусе. Теперь моя очередь смеяться. — С каких это пор? — Я не знаю, — он отводит взгляд от экрана, — некоторое время. Было время, когда любой горячий парень был во вкусе Брайана. Темный или светлый. Невысокий или высокий. Мускулистые качки или гладкие пловцы. Копы, эльфы, клерки, бизнесмены, кожаные папочки. Хиропрактики. И профессора. И кинорежиссеры. Брайану все это нравилось, и он всех их трахал. За одним исключением. — Это отличный фильм, — говорю я, — и ты в нем великолепен. — Фильм великолепен, в основном из-за Рона. Я — так себе. Я не знал, что, блядь, делал. Но подожди, пока не увидишь «Красную реку», — отвечает он, его глаза сияют, — я и Иствуд! И Патрик, блядь, Суэйзи! У нас с Пэтом есть отличная сцена, где мы сравниваем стволы. Я чуть не выплюнул свою диетическую колу. — Сравниваете… стволы? — Это метафора, Майки. Он просит показать мой пистолет, а я прошу показать его. Его оружие — длинноствольный револьвер Кольт, весь серебряный, с резной рукояткой из слоновой кости. Я медленно поглаживаю его и говорю: «Это красота, но мой больше». Мы едва могли сохранять невозмутимые лица, снимая эту сцену! — Не могу поверить, что Дориан позволил тебе это сделать! В фильме Клинта Иствуда! — Эта сцена, точно такая же, как в оригинале, — говорит он, — так что… Думаю о Брайане и Патрике Суэйзи в одном фильме. Кто бы мог себе представить, когда мы столько раз смотрели «Грязные танцы»? И «Точку разрыва». И «Дом у дороги»! — Ну, скажи мне — чей больше? — Мы никогда по-настоящему не сравнивали, — говорит Брайан, улыбаясь, — Пэт настолько натурален, насколько это возможно. Кроме того, я не хотел ставить его в неловкое положение. Я киваю. — Ты не хотел разбить ему сердце. Некоторое время мы смотрим фильм, ничего не говоря. Это сцена, где Бобби и Гай, его тренер, которого играет Джимми Харди, встречаются в гей-баре. Парень наглухо заперт в шкафу, поэтому даже боится там находиться. Но он не может держаться подальше от Бобби. Он следует за ним к бару и заходит внутрь. Эта сцена убивает меня, потому что это совсем не Бобби — это все Брайан. Рон, очевидно, написал роль специально для Брайана — рваные джинсы, белая майка, кожаная куртка, длинные и лохматые волосы Брайана. То, как он стоит, выставив вперед одно бедро, как бы говоря: «Да, ТЫ! Я собираюсь трахнуть тебя сегодня вечером.» И крупным планом Брайан пьет из бутылки пиво, его губы обхватывают край бутылки, как будто он ее сосет. Эту сцену я столько раз наблюдал в реальной жизни, но увидеть ее на экране — это… это… ну, это возбуждает меня каждый раз, когда смотрю. В этой сцене в музыкальном автомате играет песня. Старая песня в стиле кантри. Я не знаю, кто ее поет, но она проникает в меня — каждый раз. «Ты протягиваешь мне свою руку А потом говоришь «привет», И я с трудом могу ответить Мое сердце так бьется, И любой может сказать Ты думаешь, что хорошо меня знаешь, Ну, ты меня не знаешь.» Я хватаю пульт дистанционного управления и выключаю телевизор. Больше не могу этого выносить! Я не могу на это смотреть! — Эй! Зачем ты это сделал? — спрашивает Брайан. — Как раз подходит к хорошей части — сцена, где Джимми отсасывает мне в переулке! — Я… не могу, — говорю я, — «Ты меня не знаешь» — иронично, да? Брайан неподвижен. — Я знаю тебя. Я всегда знал тебя. Лучше, чем кто-либо другой, знает тебя. Потому что я знаю твою тайную личность, Майки. — Не думаю, что знаешь. Не совсем. — Испытай меня, — взгляд Брайана тверд, — я знаю тебя лучше, чем ты сам знаешь себя. — Я пришел сюда, чтобы спросить тебя… кое о чем. Брайан кивает. — Я и не думал, что ты пришел сюда смотреть фильмы. Предполагаю, что ты пришел, чтобы отчитать меня за то, что я не приду на твою фальшивую свадьбу. Верно? Ладно, начинай ныть. Я даю тебе пять минут, — он делает вид, что смотрит на часы, но часов нет, — время пошло! Вот оно. — Почему ты не хочешь прийти? Я хочу, чтобы ты был там! Ты мой самый давний друг! А потом я останавливаюсь. Не знаю, что еще сказать. Брайан качает головой. — Это все? Это больше похоже на пять секунд, чем на пять минут. Это жалко, Майки. Действительно жалко. Я надеялся на лучшее, чем это, — он тянется к пульту дистанционного управления, — вернемся к фильму. Меня еще не убили. Но я не даю ему пульт. Я хочу, чтобы он смотрел на меня, а не на фильм. Чтобы поговорил со мной. — Пожалуйста, Брайан. Разве ты не хочешь, чтобы я был счастлив? Он пристально смотрит на меня. Эти глаза. Это лицо. Я почти не могу на него смотреть! — Да, Майкл, — говорит он наконец, — я хочу, чтобы ты был счастлив. Вот почему я не могу быть там. Я могу, но не буду. Потому что слишком сильно люблю тебя, чтобы смотреть, как ты совершаешь настолько глупую гребаную ошибку, как женитьба, или что бы это ни было, черт возьми, на ком-то, кого ты не любишь! — Ты любишь меня? Я думал, ты не веришь в любовь? — тихо говорю я. — Ты знаешь, что я имею в виду! Не повторяй мою старую чушь и не добавляй ее к своей новой чуши! — он вскакивает с дивана и начинает расхаживать взад-вперед. — Ты же знаешь, что всегда был исключением из моего правила. — Я… и Джастин, — говорю я, — за исключением того, что Джастин — исключение из исключения. Потому что ты любишь его по-другому. Так, как ты никогда не полюбишь меня. Я знаю это. Всегда это знал. Так почему бы тебе не позволить мне тоже кого-нибудь завести? Кого-то, кто любит меня, кто хочет меня. Кто хочет… заботиться обо мне. Даже когда я говорю это, я понимаю, на что это похоже. Как это жалко. — Как маленькая гейская женушка? — Брайан наклоняется и тычет мне в грудь длинным пальцем. — Трофейная невеста? Это то, чего хочет добрый доктор? Комнатная собачка, чтобы ходить за ним повсюду и вилять хвостом каждый раз, когда он гладит тебя по голове? Это то, что ты называешь любовью, Майкл? — Нет, — шепчу я, — но я не могу… не могу иметь того, кого я действительно люблю. — Я знаю, что ты трахался с Беном, — категорично говорит Брайан. — Ты… ты знаешь? — я пристально смотрю на него. — Обо мне и Бене? — Мы все знаем, — говорит Брайан, — единственный, кто кажется невежественным — это док. Но он всегда был немного туповат. Я знал это давным-давно, но Эммет, он же Шпионка Харриет, наконец-то все понял около месяца назад и проболтался Джастину. И если он написал об этом Джастину по электронной почте, я полагаю, что все, кто был в трех футах от него, тоже знают. Посмотри правде в глаза, Майкл — у тебя даже приемный сын Бена работает в магазине. Почему бы тебе просто не повесить большую гребаную вывеску? Я встаю и подхожу к окну. Смотрю на улицу. В нескольких кварталах отсюда находится Либерти-Авеню. А еще в нескольких кварталах дальше находится мамин дом. Дальше моя старая квартира, которая теперь принадлежит Эммету. Когда-то давно весь мой мир заключался в этих нескольких кварталах Питтсбурга — дом, квартира, лофт, Либерти-Авеню. Но теперь… моя жизнь — это мир Дэвида. Сын Дэвида. Друзья Дэвида. И Бен… Я попрощался с ним в субботу. Я принял решение. Это правильное решение. Я так думаю. Поворачиваюсь и смотрю Брайану в лицо. Сейчас — или никогда. Мой последний шанс. А потом все будет кончено. Всё. — Брайан, ты знаешь, что я чувствую к… к тебе. Ты всегда знал. Мне не нужно произносить эти слова, потому что, как ты говоришь, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой в мире, включая маму. Завтра мы с Дэвидом женимся. Но прежде чем это произойдет, я хочу, чтобы ты дал мне одну вещь. Считай это своим свадебным подарком мне. Моя последняя просьба, прежде чем мы разойдемся в разные стороны — навсегда. — И? — говорит Брайан, приподнимая бровь. Он подходит ко мне и встает рядом. Очень близко. Я чувствую его горячее дыхание на своем лице. — И что это, Майки? Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня. *** «Я никогда не знал Искусства занятий любовью, Несмотря на боль в моем сердце От любви к тебе. Испуганный и застенчивый, Я упустил свой шанс, Шанс, что ты можешь Полюби меня тоже. Ты протягиваешь мне свою руку А потом говоришь «прощай», Я смотрю, как ты уходишь Рядом со счастливчиком. Ты никогда, никогда не узнаешь Того, кто так тебя любит, Ну, ты меня не знаешь.» С. Уокер/Э. Арнольд*** *Не нашла вообще никакой связи между последовательностью цифр и девятью дюймами. Понятно, что это логическая задача, и я знаю такие на русском языке, а в английскиом понять не могу. Может кто в курсе? Сообщите, пожалуйста. **Корневое пиво (от англ. root beer, «рутбир») — это популярный в Северной Америке сладкий безалкогольный напиток, который традиционно готовят из корня дерева сассафрас и/или коры корня смилакса, как основных вкусовых ингредиентов. **Синди Уокер (20 июля 1918 — 23 марта 2006) — американский автор песен, а также певица и танцовщица кантри-музыки. Ричард Эдвард Арнольд (15 мая 1918 — 8 мая 2008) — американский кантри-певец, выступавший на протяжении шести десятилетий. Был новатором нэшвиллского саунда (кантри/популярная музыка) конца 1950-х годов и записал 147 песен, уступив только Джорджу Джонсу. Продал более 85 миллионов пластинок. Член Grand Ole Opry (начало 1943 года) и Зала славы кантри-музыки (начало 1966 года), Арнольд занял 22-е место в списке кантри-телевидения 2003 года «40 величайших людей кантри-музыки».