Квир-личности

Глава пятьдесят вторая ИМПУЛЬСИВНЫЙ Краткое содержание: Тед говорит — и поет. Озеро Кардинал, Огайо, август 2003 года. Тед Если бы вы спросили меня, какое место на земле я выбрал бы для проведения своего отпуска, это, безусловно, было бы не под пристальным и критическим взглядом мистера Брайан А. Кинни, Суперзвезды. Так что же я делаю здесь, посреди леса, под этим парализующим взглядом? Я не знаю, кроме… Я импульсивен? Эм спросил меня, не хочу ли я бесплатно провести некоторое время в коттедже у озера, и я ухватился за это, не задавая вопросов. В конце концов, нищие не могут выбирать, и никто не может быть ближе к нищите в данный конкретный момент, чем Теодор Шмидт, Наркоман. У меня нет лишних денег на отпуск, у меня едва хватает денег, чтобы оплачивать ипотеку и плату за квартиру, и остается лишь на еду и бензин — так что это был мой единственный шанс отдохнуть этим летом. И, Брайан Кинни или не Брайан Кинни, я ухватился за него. И хотя постоянно становлюсь объектом его ярости и подъебок по поводу всего, от сексуальной дисфункции до залысин, на самом деле я — смею ли я это признать? — не так уж плохо провожу время. Да, прилично провожу. Ладно, хорошо провожу время. Я хорошо провожу время. Никому не говорите. Пожалуйста. Особенно Брайану. Потому что тогда он найдет новые способы мучить меня. Он такой же импульсивный. Конечно, Брайан есть Брайан, а наша Вселенная — ироничное место, и я продолжаю натыкаться на него и Джастина, блядь, везде, куда ни повернусь — в лесу, на плоту, в гамаке, на коврике перед камином, даже в душе на открытом воздухе. Брайан и ебля — это то, чего я, кажется, не смогу избежать никогда. Это моя позорная судьба. Когда я очнулся от комы, услышав, как Брайан и какой-то мужчина-медбрат тяжело дышат и стонут на соседней кровати, я подумал: «Я в аду, и это мое наказание за грехи — целую вечность смотреть, как Брайан Кинни трахается». Конечно, некоторые люди сказали бы, что мне повезло. Я люблю порно, и смотреть, как одна из самых горячих кинозвезд — один из самых горячих парней — трахается в 3D, в живом цвете, во всем своем великолепии, должно быть привилегией. Но… это было бы прекрасно, если бы Брайан не заставлял меня всегда чувствовать себя идиотом. Может быть, я и тупица, но мне все равно не нравится, когда мне об этом напоминают. Постоянно. — Тедди! — Да, Эм? — Разве коттедж не сказочный? Разве озеро не сказочное? Разве плот не сказочный? Разве каноэ не потрясающее? — Да, Эм. Все это потрясающе. — Разве ты не прекрасно проводишь время? Потому что я прекрасно провожу время! — Да, Эм. Я прекрасно провожу время. Сказочно. Что бы делал Эммет, если бы слово «сказочно» внезапно запретили? Сказочное время. Самое смешное в этом, что… вроде так и есть. — Ужин с лесбиянками! — воркует Эм по дороге на ужин с лесбийской парой, с которой подружился Джастин. — Разве это не как в шоу «Food Network»? — Это гребаное приглашение к кислотному несварению желудка, — ворчит Брайан. — На самом деле они хорошо готовят, — подхватывает Джастин, — я ел их выпечку. И все еще жив. — Какой гребаный вотум гребаного доверия! — фыркает Брайан. — Мы поедим, позволим лизуньям поболтать о пустяках, а потом уберемся оттуда к чертовой матери, ладно? Нам же не придется всем участвовать в программе? — Я согласен, — говорю я. Что бы ни говорил Брайан, лучше всего согласиться и не навлекать на себя его гнев. — Да ладно, ребята, это будет весело! — настаивает Джастин. — Они действительно милые дамы. — Милые, — ворчит Брайан, — ненавижу это гребаное слово. Некоторые конкретные слова мне нравятся. Член. Отсос. Трах. Девять дюймов. Но «милый» — это не одно из них. — Девять дюймов — это два слова, — указываю я. — Заткнись на хрен, Теодор, — рявкает Брайан. — Затыкаюсь, как скажешь, Брай, — отвечаю я. Делаю мысленную пометку не быть таким импульсивным рядом с Брайаном в будущем. Лесбийское любовное гнездышко на самом деле довольно милое, если использовать слово, которое я больше не буду произносить при Брайане. Это старый летний коттедж, который был полностью реконструирован, со старыми переделанными деревянными балками и антикварными элементами. Похоже, они сделали все это сами. Бьюсь об заклад, они могли бы получить неплохую кучу наличных за это место при продаже. В наши дни многие люди хотят второй дом. И именно на тихом озере с густо поросшим лесом участком. Такое место, как это, было бы отличной инвестицией. Я должен предложить Брайану вложить деньги в какую-нибудь недвижимость для отдыха, подобную этой. Или в какую-нибудь недвижимость недалеко от Питтсбурга. В конце концов, с недвижимостью нельзя ошибиться. Это отличное дополнение к финансовому портфелю любого человека. Эти две женщины… милые. Как и сказал Джастин. Уютные. Удобные. Истинные лесбиянки, как сказал бы Брайан. Одна невысокая, пухлая и дружелюбная, в то время как другая высокая и худая, и почти не улыбается. Одна не такой уж буч, а другая слишком буч. Они обе очень рады видеть Линдси, Мелани и детей. И Джастина, конечно, и поднимают из-за него огромный шум. Но Брайан, Эм и я… Ну, они смотрят на нас как на троицу опасных, подпитываемых тестостероном преступников. И у них есть собаки. Около миллиона тявкающих собак ростом по ваши лодыжки. И Гас ныряет прямо в середину собачьей кучи, что мне кажется не совсем безопасным. — Милые собачки, — говорит Эм, когда одна тявкалка прицепляется к его правой лодыжке, — ой! — Дилан! — одергивает собаку невысокая, дружелюбная женщина Мисси, проводя нас в гостиную, украшенную множеством клетчатых подушек, клетчатых занавесок, клетчатых ковриков — как шотландский лесбийский бар. — Отпусти этого милого человека! Будь хорошим мальчиком! — Дилан? — фыркает Брайан, пока Эммет осматривает лодыжку на предмет каких-либо необратимых повреждений. — Это означает, что он кусается. Может еще отсасывает? — Брайан, ты обещал, — предупреждает Джастин, — у всех собак валлийские имена. Потому что они корги. — О, это все объясняет, — фыркает Эм, глядя на меня взглядом: «Какого хрена»? — Дилан Томас*, — говорит Брайан, хватает Гаса и тянет его к себе на колени, подальше от волчьей стаи, — «Не гасни, уходя во мрак ночной»**. — Я обожаю это стихотворение! А это Рианнон, — говорит Мисси, указывая на другую маленькую тявкающую дворняжку. — О! — воркует Эм. — Как Стиви Никс! «Она кружится на высоких каблуках»? — «Она богиня», — говорит Мисси, — а этот — Янто. А вон тот — мой Фануи. Я не вижу Моргана — должно быть, он пошел на кухню за Лидией. Морган любит поесть. — Мы тоже, — говорит Линдси, покачивая ребенка на руках, — что бы ты ни готовила, Мисси, пахнет просто замечательно, и этот дом — он прекрасен! — Лидия сделала бОльшую часть этого, — с гордостью говорит Мисси, подтверждая мои впечатления об этом месте. Умираю от желания спросить, когда они его купили и сколько заплатили за него, но это не совсем кошерно, даже между педиками, — она мастер обращаться с молотком и гвоздями. — Упс, — бормочет Брайан, и Джастин дает ему пинка. — Мы переделали наш чердак, — говорит Мелани, — по проекту «Сделай сам» — это пиздец, позволь мне сказать тебе. Лесбиянки начинают говорить о клеевых пистолетах и гипсокартоне, а я смотрю на часы. Боюсь, это будет долгий вечер. Наконец Мисси встает и направляется на кухню. Похоже, скоро ужин. Это… вегетарианская запеканка. Брайан с отвращением смотрит на свою тарелку, а Джастин чуть не разражается смехом, но мы все чрезвычайно вежливы, когда едим. Хотя это довольно трудно. Запеканка представляет собой сероватую кашицу с кусочками чего-то зеленого — кабачков? — и чего-то не зеленого — баклажаны? — а также несколько коричневых комков, которые Мисси называет соевым белком, который в свою очередь «так же хорош, как мясо, но намного полезнее для нас и Земли». Эта дрянь выглядит точь-в-точь как собачье дерьмо — и я имею в виду именно это. Брайан, Эм и я с подозрением смотрим на Корги и подсовываем коричневую дрянь к краю наших тарелок. — К черту Землю, — бормочет Брайан, — мне нужен огромный гребаный стейк из филейной части, очень кровавый. — Это так вкусно! — Линдси с энтузиазмом жует, в то время как Гас откусывает кусочек и быстро выплевывает его. — Гас, милый, не делай так! — Держи, малыш, — говорит Брайан, — воспользуйся моей салфеткой. Линдси бросает на него взгляд, который говорит: пожалуйста, веди себя прилично! — Мы с Мел давно хотели стать полностью вегетарианцами, но трудно найти хорошие рецепты. — Я могу отправить тебе кое-что по электронной почте, — говорит более страшная женщина, Лидия. Она смотрит на Брайана, Эма и меня так, как будто мы собираемся взорваться или что-то в этом роде, — хорошая простая еда оставляет небольшой след. — Да, действительно похоже, что кто-то ходил по этому дерьму, — говорит Брайан, отодвигая свою тарелку. — Могу я взять еще немного хлеба? Пожалуйста, мэм? — Да, хлеб вкусный! — добавляет Эм. — Мисси печет его каждый день, — сообщает Джастин, — и она делает действительно замечательное печенье. — Человек не может жить на одном печенье, — шутит Эм, — но, может быть, лесбиянки могут? Никто не смеется. Это слишком болезненно. — Я голоден! — кричит Гас, бросая ложку на стол. — Съешь еще хлеба, сынок, — говорит Брайан, засовывая кусочек в его маленькую ладошку. После ужина, или как бы это не называлось, мы отправляемся на экскурсию по студии Мисси и Лидии. Она в большом сарае, и пахнет скипидаром и грязью. Лидия — гончар, а это значит, что у нее много посуды — горшки, чашки и тарелки, точно такие же, как те, из которых мы ели ранее. Они, безусловно… красочные. Но это горшки, давайте посмотрим правде в глаза. Хорошие горшки, но горшки. Конечно, Линдси и Мел охали и ахали из-за всего этого. Больше интересен маленький уголок Мисси. Она рисует акварелью маленьких животных, птиц и цветы, все в мельчайших деталях. И собак. Множество миниатюрных картин с собаками. Линдси договаривается, чтобы Мисси написала портреты детей, и к тому времени уже темнеет, Гас зевает, а младенец капризничает, так что мы все прощаемся, слава Богу. — Никогда больше, Солнышко, — клянется Брайан, когда джип выезжает с подъездной дорожки. — Эта так называемая еда была худшее, что я когда-либо пробовал! На этом фоне ужины Линдси кажутся вечерами с Вольфгангом Паком. Еда в гребаном фургоне посреди пустыни Сонора была гораздо лучше! Господи! — Ты видел лицо Гаса, когда он выплюнул овощную запеканку? — Джастин хихикает. — Я предполагаю, дамы имеют в виду, что простая еда полезнее. Но хлеб был хороший, согласитесь? — Хлеб был отличный, — говорит Брайан, — мило. — Я знаю, как спасти вечер, — восклицает Джастин. — Нет, — твердо говорит Брайан. — Ты даже не знаешь, что я собирался сказать! — парирует мальчик. — Знаю, — ворчит Брайан, — я всегда знаю, что ты собираешься сказать. — Нет! — Да! — Дамы! — кричит Эмметт. — Просто скажи уже! — Брайан не хочет, чтобы я рассказывал тебе о караоке-баре, — заявляет Джастин. — Караоке! — вскрикивает Эммет. — Поехали! — Черт, — говорит Брайан. — Мы ходили туда в прошлую пятницу, и даже Брайан вышел и спел! Джастин подталкивает Брайана локтем. Это мило. Опасно, но мило, как маленькая птичка, сидящая на спине носорога и клюющая его. — Ты маленький засранец! Я, блядь, тебя убью, — выдыхает Брайан. — Итак, мы едем? Мальчик ухмыляется своему парню, если мне будет позволено использовать этот термин для Брайана А. Кинни. — Я сделаю так, чтобы это стоило твоего времени позже. Пять минут спустя мы останавливаемся перед придорожной забегаловкой. Линейка пикапов и мотоциклов припаркованы на стоянке. — Это не может быть тем местом, — говорю я, — или может? — Это то самое место, — отвечает Брайан. — Это так… по-деревенски! — говорит Эммет, выпрыгивая из джипа. — Послушай. Ты меня слушаешь? — Брайан хватает Эма за руку. — Пара основных правил, прежде чем мы войдем внутрь. Первое — никакого «Космо», никакой «Пина-Колады». Это строго пивное и виски заведение. Понял? Эммет закатывает глаза. — Понял. — И никакой гребаной Барбры! — предупреждает Брайан. — Никаких «People», никаких «Не проливайте дождь на мой парад», и никаких гребаных «В ясный день ты можешь видеть вечность». Понял? — С тобой совсем не весело! — фыркает Эммет. — Но я понял. Ничего такого, что кричало бы: «Феи прибыли!» — Эй, я такой же, как и все в этой гребаной стране, — говорит Брайан, — но я не хочу вытягивать тебя за задницу из огня. Никогда нельзя быть уверенным в таком месте, как это. В один раз все может быть хорошо, а в следующий — не так хорошо, в зависимости от того, кто там находится. — Может быть, это не очень хорошая идея, Эм, — говорю я, — может быть, нам всем стоит вернуться в коттедж. — Не будь слабаком, Тедди, — Эммет тянет меня за руку, — покажи местным жителям, что ты потрясающий! — Но не слишком сказочный, — Брайан дышит нам в затылок, — не будь там импульсивным мудаком. — Только настолько сказочным, насколько это необходимо! И я буду контролировать свои порывы — насколько это в моих силах! И с этим Эммет ныряет в придорожную закусочную, и мы следуем за ним. Это похоже на декорации из плохого фильма Патрика Суэйзи — бар, бильярдные столы, музыкальный автомат, головы животных на стенах и волосатые мужчины, которые выглядят не очень дружелюбно. Из задней комнаты — но не из такой задней комнаты! — я слышу, как какая-то женщина поет «Ты не присылай мне больше цветов» в караоке. — А как насчет дуэтов? — Эм спрашивает Брайана. — Если я Нил Даймонд, это нормально? — К черту это! — Брайан вздыхает. — Делай, черт возьми, что хочешь. Но не проси меня о помощи, если попадешь в беду! Брайан и Джастин идут за напитками в бар, а мы с Эмом направляемся в караоке-зал. Там все женщины, кроме нас. Эммет марширует вперед. — Привет, дамы! — объявляет он. — Эммет Ханикатт здесь и готов выступить! — Привет, Эммет Ханикатт! — крупная женщина в футболке с надписью «Призрак оперы» встает, как будто она вожак стаи. — Я Корал, а это мои подруги — Ванда, Иди, Анита и Оливия. Вы большой поклонник караоке? Эммет в восторге. — Самый большой! А это мой друг, Тедди. — Привет, — говорю я, махая рукой. — Тедди, садись рядом со мной, — говорит Ванда. Она выдвигает стул и манит меня. Она похожа на старшую сестру Долли Партон***, особенно волосы, платиново-светлые, заколотые красным бантом на макушке. Поэтому я сажусь. Эм плюхается рядом с его новой лучшей подругой, Корал. — Обожаю «Призрак», — говорит Эммет, указывая на ее рубашку, — у меня есть компакт-диск с лондонским составом! — Мы видели его в Торонто, — признается Корал, — мы все поехали в автобусе и остановились в отеле. И обедали в Хард-Рок-кафе! Это было чудесно — отправиться в чужую страну. Люди были действительно дружелюбны. И они прекрасно говорили по-английски! — Тедди, мы должны поехать в Торонто! — говорит Эммет, хлопая в ладоши, как дрессированный тюлень. — Обязательно, — говорю я, замечая, что Ванда сидит ужасно близко ко мне. — Ты из Кливленда, дорогой? — спрашивает она, сжимая мою руку. — Из Питтсбурга. — Питтсбург! — кричит она. — Корал, эти парни приехали аж из Питтсбурга! — Вообще-то, мы в отпуске с друзьями, — объясняет Эм, — на озере Кардинал. — О, там так хорошо! — восклицает Ванда. — Это частное озеро. Твои друзья, должно быть, богаты. Коттеджи стоят дорого. — Мне нравится озеро! А мы с Тедди катались на каноэ! Эммет рассказывает им несколько забавных анекдотов о гребле на каноэ, но потом встает, очень целеустремленно. — Ну что, дамы, мы пришли сюда поболтать или попеть? Потому что мои миндалины готовы к тренировке! Женщины улюлюкают и кричат, когда Эм запрыгивает на сцену и смотрит на список песен. — Для начала, я исполню кое-что из Мисс Ареты Франклин! И он пускается в оглушительную версию «Respect», когда женщины сходят с ума. — Твой друг забавный! — говорит Ванда, хлопая меня по спине с силой лесоруба. — О, он очень забавный, — отвечаю я. — Я следующая! Я люблю Арету! — кричит Корал. Она подпрыгивает рядом с Эмметтом и начинает петь «Think». Это одно из фирменных блюд Эма, и он остается рядом и исполняет свою версию бэк-вокала с множеством жестов руками. — Что ты собираешься петь, Тедди? — Ванда, моя новая подружка, пускает слюни мне в ухо. Она больше, чем немного пьяна — и да, мистер Кинни, она пьет «Пину-Коладу», вот так! — Держу пари, тебе нравятся романтические песни. Потому что я люблю романтические песни! — Думаю, что я пас, — я убираю ее руку со своего плеча, — если только у них нет никакой оперы. — Опера? — Ванда визжит. — У них есть «Призрак оперы»! Эй, девочки! Тедди хочет петь «Призрака»! — Нет! — поправляю я. — Не «Призрак оперы». Опера! Как Верди. Или Россини. Но уже слишком поздно. Ванда толкает меня к сцене, и Эм тащит наверх к нему. Я вижу Брайана и Джастина, стоящих сзади. Брайан качает головой, в то время как Джастин свистит и хлопает в ладоши. — Если ты не хочешь, Тедди, — шепчет Эмметт, — тебе не нужно этого делать. Я пожимаю плечами. Это моя импульсивная натура в работе. — Меня здесь никто не знает, так какого черта? Я смотрю на список песен. Знать их — это не то же самое, что петь их. Давным-давно я брал уроки пения. Раньше я мечтал петь в Метрополитен-опера. Но этого никогда не должно было случиться. Так я стал бухгалтером. Нет никакого импульса, когда ты бухгалтер. Никогда не придется беспокоиться о том, что будет дальше. Ты никогда не делаешь величественных жестов. Ты никогда не действуешь в соответствии со своей страстью. Ты просто… делаешь что нужно. Тебе никогда не придется покидать свою маленькую шкатулку. — Давай, Теодор! — я слышу знакомый голос, зовущий меня. — Покажи натуралам, что, черт возьми, у тебя есть яйца! Показать им, что у меня есть яйца. Поэтому я выбираю «Музыку ночи». Она начинается условно… — …Медленно, плавно разворачивается ночь своим великолепием… Улови это, ощути это — трепетное и нежное… Отверни свое лицо от кричащего дневного света, Отверни свои мысли от холодного бесчувственного света — И прислушайся к музыке ночи… Мой голос дрожит, но потом я понимаю, что могу это сделать. Я знаю, что умею петь, умею. Я просто боялся. Но я могу. Я могу показать им, что у меня есть яйца. Музыка усиливается, и мой голос усиливается вместе с ней: — Закрой свои глаза и отдайся своим самым темным мечтам! Забудь то, что ты знала о жизни прежде! Закрой свои глаза, пусть твой дух взлетит парить! И ты заживешь, как ты не жила никогда прежде… Мягко, ловко, музыка будет ласкать тебя… Внемли ей, почувствуй, как она тайно овладевает тобой… Оставь свои предрассудки, позволь своим фантазиям расцвести В темноте, которую, как ты знаешь, тебе не побороть — Темнота музыки ночи… Теперь женщины уже на ногах, ликуют. А Эммет хлопает в ладоши, как бешеный морской лев. Так что я иду на это. Я действительно иду на это! — Пускай твой разум начнет путешествие по странному, новому миру! Оставь все житейские мысли, которые ты знала до этого! Пускай твоя душа Увлечет тебя туда, где ты жаждешь быть! Лишь в это время можешь ты принадлежать мне… Плавающее, падающее, приятное опьянение! Дотронься до меня, доверься мне, насладись каждым ощущением! Пусть твоя мечта начнёт оживать, Дай своей темной стороне поддаться власти музыки, Которую я пишу — власти музыки ночи… Только ты можешь дать крылья моей песне — Помоги мне сочинить музыку ночи…**** На три минуты я Паваротти! Я Пласидо Доминго! Или, по крайней мере, я Майкл Кроуфорд… Отвешиваю поклоны, в то время как все дико аплодируют, и я замечаю, что даже у пары волосатых мужчин появилось желание зайди из бара, чтобы посмотреть, из-за чего весь сыр-бор. И они тоже аплодируют. Я спускаюсь со сцены, стараясь не подставлять спину. Брайан, Джастин и Эммет ждут меня. Эм крепко обнимает. — Ты был тааак хорош, Тедди! Кто знал, что ты можешь так петь? — Да, — невозмутимо отвечает Брайан, сжимая в руке холодную бутылку имбирного эля. Он протягивает его мне. Он тоже в завязке и не так давно прошел реабилитацию, как и я, — кто знал? — но потом Брайан наклоняется ближе, так что только я могу его слышать. — Ты хорошо поработал, Тед. Действительно хорошо. Ты показал им. — Спасибо, Брай, — говорю я. А затем, к моему удивлению и определенно к его, я импульсивно обнимаю его, — это очень много значит. И это так. Это действительно много значит. Это приятно. Такое чувство, что я вернулся. И это правда. Я вернулся. *Дилан Марлайс Томас (27 октября 1914 — 9 ноября 1953) — валлийский поэт, прозаик, драматург, публицист. Дилан Томас родился в приморском городе Суонси на юге Уэльса. Его отец был писателем, имел учёную степень по английскому языку. Дилана воспитывали так, чтобы он знал только английский язык, хотя валлийский был родным языком его матери. **Не гасни, уходя во мрак ночной. Пусть вспыхнет старость заревом заката. Встань против тьмы, сдавившей свет земной. Мудрец твердит: ночь — праведный покой, Не став при жизни молнией крылатой. Не гасни, уходя во мрак ночной. Глупец, побитый штормовой волной, Как в тихой бухте — рад, что в смерть упрятан… Встань против тьмы, сдавившей свет земной. Подлец, желавший солнце скрыть стеной, Скулит, когда приходит ночь расплаты. Не гасни, уходя во мрак ночной. Слепец прозреет в миг последний свой: Ведь были звёзды-радуги когда-то… Встань против тьмы, сдавившей свет земной. Отец, ты — перед чёрной крутизной. От слёз всё в мире солоно и свято. Не гасни, уходя во мрак ночной. Встань против тьмы, сдавившей свет земной. Вариантов перевода этого стихотворения множество, но мне больше пронравился этот. ***Долли Ребекка Партон (19 января 1946 года, Севьервилл, Теннесси, США) — американская кантри-певица и киноактриса, которая написала более шестисот песен и двадцать пять раз поднималась на верхнюю позицию кантри-чартов журнала «Биллборд». У себя на родине признана одной из самых успешных певиц в своём жанре, получив при этом титул «Королева кантри». Только она и Реба Макинтайр являются исполнительницами кантри, которые поднимались на вершину чарта за четыре разных десятилетия ****Перевод взят с сайта: https://lyricshunter.ru/phantom-of-the-opera-the-myuzikl/the-music-of-the-night.html