Квир-личности

Глава шестьдесят шестая В ИСКУШЕНИЕ Краткое содержание: Еще больше проблем. Торонто, ноябрь 2003 года. Брайан «Ты открыл свою дверь, Я не мог поверить своей удаче. Ты в своих новых синих джинсах*, От которых у меня перехватывает дыхание. Колыбель мягкая и теплая, Не может причинить мне никакого вреда, Ты показываешь мне, как бывает В искушение, Прекрасно зная, что земля восстанет — В искушение. Путаница нервных слов Никогда не будет равносильна предательству. Предложение полностью принадлежит мне, Цена — наблюдать, как оно терпит неудачу. Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти Ты смотрел на меня полсекунды С открытым приглашением для меня пойти В искушение, Прекрасно зная, что земля восстанет — В искушение, В безопасности в широко распростертых объятиях ада…» *** — Привет, Брай! Просыпайся. На хуй все это. Еще слишком рано. Или уже нет? Я медленно открываю глаза. В номере отеля «Четыре сезона» полумрак из-за плотных штор, но даже при этом слишком светло. Черт. Должно быть, я старею. Слишком много выпивки. Слишком много дури. Слишком много секса. Полегче, Кинни. Полегче, старина. — Который, черт возьми, час? — Уже почти полдень. Мне нужны деньги. Могу я взять твою карточку? Мы уже проходили через это раньше, и мне это порядком надоело. — Я дал тебе деньги вчера. Что, черт возьми, ты с ними сделал? — Мы гуляли прошлой ночью, помнишь? Была суббота. И я купил травку. Помнишь? Я сажусь. У меня, блядь, голова болит. — На что тебе нужны деньги? Ван пожимает плечами. — Всякое такое. Мне нужна какая-нибудь одежда. И я хочу те новые кроссовки, которые я видел на днях. И нам нужно еще травы. — У тебя что, нет своей гребаной кредитной карточки? — Ты такой забавный, — он улыбается и приносит бутылку Абсолюта. Для водки рановато, но какого черта? Все это чушь собачья. — Давай, Брай! Дай ее мне. Мне нужны наличные. Я делаю глоток Абсолюта. И еще один. — Во сколько репетиция? — В три. Но мы можем отмахнуться от этого. Сегодня воскресенье! Я бы предпочел пройтись по магазинам. Иногда он такой маленький ублюдок. Или вообще-то все время. — Нет, мы не можем отмахнуться от этого. Дориан хочет, чтобы мы отрепетировали эти сцены до того, как начнем съемки. Чего я ему не говорю, так это того, что Дориан не уверен в актерских способностях Вана. И Ван ничуть не облегчает ситуацию, избегая репетиций. Или избегая репетиций со мной. Или даже не заучивая свои реплики. — Я ненавижу репетиции, — надувает он губы, — у меня свой актерский метод. Я не могу по-настоящему включить свои эмоции, пока не включится камера. — Актерский метод? Тогда используй этот метод — притворяйся, — прямо советую я ему, — это называется актерством, так что попробуй. Дориан — режиссер, и ты будешь делать то, что он скажет. — Я ему не нравлюсь, — Ван растягивается на кровати рядом со мной, как кошка. Он очень похож на кота во многих отношениях, особенно в том, как использует свой язык, — я думаю, ты должен быть режиссером картины. Это действительно заставляет меня смеяться. — Я — режиссер? — Почему нет? — он играет с моим членом, как с мышью — или, скорее, как с очень большой крысой. — Зачем нам нужен Дориан Фолко? Это твоя история. И ты — звезда. — Мне нужен Дориан, потому что я не гребаный режиссер, — напоминаю я ему, — у меня и так достаточно проблем с актерской игрой, не говоря уже о режиссуре. — Это глупо, — говорит он, — многие актеры режиссируют. Клинт Иствуд. Уоррен Битти. Спайк Ли. Вуди Аллен, — он делает паузу, — и этот толстый парень. Ты знаешь, кого я имею в виду — «Гражданин Кейн»! — Да! — фыркаю я. — Ну, я не гребаный Иствуд. Или Вуди Аллен. Или любой из этих парней. И уж точно не Орсон гребаный Уэллс. — Кто? — Толстый парень! Господи! Дети в наши дни ничего не знают! И Ван называет себя актером! — Я заставлю тебя посмотреть «Гражданина Кейна» и «Леди из Шанхая». и «Прикосновение зла». Он зевает. — Не заставляй меня смотреть какие-то черно-белые фильмы снятые миллион лет назад. Они слишком скучные. Кроме того, я уже смотрел «Гражданина Кейна». И заснул. — Ты, блядь, варвар, — говорю я ему, — не надо мне никаких «цурис»**. — Турист? — хмурится он. — Что, черт возьми, это значит? — Не турист, ты, маленький дикарь, — парирую я, — «Цурис» — это идиш. Рон часто так говорил. Это значит, не доставляй мне никаких хлопот. — Я никогда не доставляю тебе никаких хлопот. Итак… ты собираешься дать мне карточку? — он пропалывает сорняки. — Если ты это сделаешь, я позволю тебе трахнуть меня в душе. — Я трахну тебя в душе независимо от того, дам я тебе денег или нет. А теперь иди туда, включи воду и намыль свою задницу. Тогда у нас еще будет время перекусить, прежде чем нам придется встретиться с Дорианом на репетиции. Он медленно встает, виляя передо мной задницей. Он точно знает, как использовать свои активы, гребаный маленький твинк. — И ты купишь мне эти кроссовки. Они в том магазине в Итон-центре. — Я знаю, где они. И подумаю об этом. — Ты сделаешь это, — заявляет он и скользит в ванную. Слышу, как включается душ, делаю еще один глоток Абсолюта. Знаю, что это полный пиздец, но мне насрать. Да, мне насрать на все. Я просто собираюсь плыть по течению — куда бы это меня ни привело. И неважно, сколько «цурис» это принесет мне — или кому-либо еще. *** Дориан странно смотрит на меня, когда мы с Ваном входим на репетицию. Мы пробыли в Торонто почти неделю, и съемки начинаются завтра. Он нервничает. Я нервничаю. Даже Ван нервничает — или должен нервничать. — Что? — Очки… — Дориан кашляет, — я никогда раньше не видел тебя в очках. — О, — я снимаю их. Это тяжелые очки ботаника в черной оправе, — я заказал их с обычными линзами. Они похожи на те, что носил Рон. Я просто начинаю к ним привыкать. — Мы не говорили о том, что ты будешь носить очки, — говорит он. — Рон носил их, и поэтому я ношу их в фильме, — сообщаю я ему, — и я собираюсь надеть это старое пальто. Я купил его в комиссионном магазине в Нижнем Ист-Сайде до того, как мы покинули Нью-Йорк. У Рона было точно такое же. — Он входит в роль, — ухмыляется Ван, — я думаю, что это чушь собачья. — А я думал, у тебя актерский метод? — говорю я, тыча его в ребра. Ван наклоняет голову в мою сторону. — Какое это имеет отношение к гребаному старому вонючему пальто? Это кожаное мне нравится гораздо больше, — он крутится перед Дорианом, как на подиуме, — неплохо, да? Брай купил его для меня. — Очень мило, — говорит Дориан сквозь стиснутые зубы, — Брайан, мы обсудим гардероб с Джульеттой. Я знаю, что у нее есть несколько предложений относительно того, что ты наденешь. — Я уже решил, что надеть. Я помню, что носил Рон, и это то, что надену я. И помню, что я носил — я имею в виду, что носил Джек — и это то, что наденет Ван. Я был там, и мне не нужно, чтобы какая-то гардеробщица говорила мне что-то другое, — Дориан свирепо смотрит в ответ, — давай не будем ссориться из-за этого, хорошо? Мы пришли сюда репетировать, так что давайте приступим к делу. Репетиция проходит не очень хорошо. Ван не знает реплик, и он больше заинтересован в том, чтобы расколоть меня, чем сосредоточиться на сцене. Дориан все больше и больше злится на нас обоих. — Ты хотя бы читал эту сцену? — спрашивает он Вана. — Мы обсуждали это вчера, — отвечаю я. — Я не спрашивал тебя, Брайан, я спросил мистера Пауэлла. Ну? Ван ерзает. — Ненавижу запоминать. Когда мы будем снимать сцену, я просто почувствую это. Все будет хорошо, правда, Брай? — Просто произноси реплики, — говорю я ему, — это хорошие строки, даже если бы не я их написал. Ван смеется, а мы с Дорианом — нет. Это становится неудобно. — Дай нам минутку, Дориан, хорошо? — я оттаскиваю Вана в сторону. — Слушай, ты, ебаный засранец. Я рисковал своей задницей, чтобы снимать тебя в этой картине, так что, по крайней мере, постарайся не облажаться. — Я пытаюсь! — фыркает он. — Мы собираемся куда-нибудь сегодня вечером? Я хочу пойти во «Флай». Мне нравится тамошняя атмосфера. — Забудь, на хуй, о клубах! Мы пытаемся снять здесь фильм! Ты хочешь, чтобы твою задницу заменили? Но он прижимается ко мне. Я мог бы злиться, но мой член — нет. Мой член находится именно там, где хочет Ван — в его гребаной ладони. — Ты собираешься меня уволить? А, Брай, ты уверен? Я колеблюсь. Я должен уволить его — хотя бы просто для того, чтобы напугать. Но я не… я… не могу. Помню, как Рон уговаривал меня пройти через ранние сцены в «Олимпийце.» Каким потерянным я себя чувствовал. Как я прикрывал это большой фальшивой бравадой. А я тогда был взрослым мужчиной, в то время как Ван — всего лишь ребенок. Я должен дать ему тоже преимущество сомнения, которое Рон дал мне. — Пошли. Давай еще раз пройдемся по сцене. И на этот раз — постарайся сосредоточиться! Мы, наконец, проходим через всю сцену, но Дориан кипит. И все же он ничего не говорит. Это сделка, которую мы заключили — я могу выбрать Вана, а он может сделать все остальное. Но это становится все труднее. Мы ни в чем не сходимся во взглядах. Так было с тех пор, как мы приехали в Торонто. Как будто весь проект летит к чертям. — Завтра мы снимаем твои первые сцены с Карой, Брайан, — говорит Дориан. Кара Рестифо, которая играет подружку Рона, должна вернуться в Нью-Йорк на следующей неделе, так что сначала нам нужно убрать ее сцены с дороги. — Это означает, что я хочу начать первые сцены между тобой и Ваном до конца недели. Вы двое сможете подготовиться к этому? Ван пожимает плечами. — Конечно. Я готов, когда ты захочешь меня. Дориан закатывает глаза. — Постарайся выучить хотя бы некоторые из своих реплик. И Дориан выходит, не оглядываясь. — Хорошо! — говорит Ван. — Этот парень пугает меня. Я думаю, он хочет меня трахнуть. — Не каждый парень хочет твою тощую задницу, — отвечаю я. — Она не тощая, — он начинает расстегивать свои джинсы, — трахни меня прямо здесь, Брай, — он опускает свои 501-е, показывая мне голую задницу, — я смазал себя в ванной. И возбудился, засовывая пальцы в свою дырочку. Давай, Брай! Почувствуй меня — я милый и горячий! Настоящий маленький потаскун. Он будет трахаться где угодно и когда угодно. Ему все равно, кто может войти в репетиционный зал. Это часть острых ощущений. Другими словами, он такой же, как я. Или каким я был. Нет, я все еще такой. Мне насрать. Он протягивает мне презерватив, и я разрываю его зубами. Через мгновение я окажусь глубоко в его заднице. Черт, это так приятно. Плотный. Грязный. Неправильный. Но это так правильно. Вот в чем дело. В мерзости. Этот парень чертовски мерзкий. — Ты маленькая шлюха. Ты маленькая гребаная сучка, — напеваю я, врезаясь в него. — Тебе это нравится, ублюдок! — выдыхает он. — Растрахай мою задницу! В хлам! Трахай меня! Затрахай! Вот так! — Я выебу из тебя все дерьмо, ты, маленькая шлюшка! — он толкается в ответ, сжимая мой член своей задницей, и я кончаю, как гребаный товарный поезд. — Блядь! О, Боже! И я чувствую слабость в коленях. Мы оба опускаемся на холодный пол. Он стягивает презерватив с моего члена и слизывает с него сперму. — Это вкусно, — ухмыляется он, с его лица капает моя сперма, — ты не можешь насытиться мной, не так ли, Брай? Не можешь? Скажи это! У меня начинает болеть голова. — Да, я не могу насытиться тобой. — И ты хочешь меня? — его лицо прижато к моему. — Да, я хочу тебя. — Больше, чем эту маленькую белокурую сучку? — шепчет он. Я чувствую, как у меня сжимается живот. — Я же говорил тебе никогда не упоминать о Джастине. — Почему нет? Почему я не могу говорить о нем? Он не так уж важен, иначе был бы здесь. Но его здесь нет — а я здесь! Я медленно встаю. — Держи рот на замке насчет Джастина. Это не имеет к нему никакого отношения. — Конечно, имеет, — лицо Вана темнеет, — ты хочешь меня! Я знаю, что хочешь! — Не торопись, малыш, — предупреждаю я его, — подтяни штаны. И умойся. Потом я поведу тебя по магазинам. Он внезапно становится таким солнечным. — Отлично! Я хочу эти кроссовки. И мне тоже нужны новые рубашки. Он несется в ванную, чтобы привести себя в порядок, но я просто отряхиваю джинсы. Чувствую себя липким. Грязным. И я знаю, что, такой же мерзкий. Но именно так я хочу себя чувствовать. Грязным. Неправильным. То, что Джек когда-то чувствовал. До того, как Рон дал ему место, где можно было помыться, поспать и потрахаться в безопасности. Но для Джека это длилось недолго. Ничто не длится вечно. Только воспоминание. Темное, тревожное воспоминание. Цурис. Беда. Ничего, кроме неприятностей. Как будто я говорю на языке, которого на самом деле не знаю. Живу жизнью, которая на самом деле не моя. Но что это на самом деле значит, я, черт возьми, не знаю. И не знаю, пойму ли когда-нибудь. Или озабочусь ли этим когда-нибудь. Это просто то, что есть. И я чувствую себя свободным. Окончательно. *** «Мы можем отправиться в плавание, Спуститься вниз, Потеряться, когда ты задержишься надолго, В искушение, Именно там, где тебе и место. Виновные не спят В последние медленные утренние часы. Опыт стоит дешево Я должен был прислушаться к предупреждению. Но колыбель мягкая и теплая. В искушение, Прекрасно зная, что земля восстанет. В твои широко распростертые объятия, Нет способа разрушить чары — Молчи.» Нил Финн *В оригинале синее платье, и песня посвящена женщине. **Неприятность, проблема.