Квир-личности

Глава семьдесят третья ЭТО НЕ Я, ДЕТКА Краткое содержание: Брайан есть Брайан — хорошо это или плохо. Торонто/Нью-Йорк, декабрь 2003. Брайан «Уходи от моего окна, Уходи с выбранной тобой скоростью. Я не тот, кого ты хочешь, детка, Я не тот, кто тебе нужен. Ты говоришь, что ищешь кого-то Никогда не слабого, но всегда сильного, Чтобы защитить тебя и охранять тебя, Прав ты или нет, Кого-то, кто откроет каждую дверь — Но это не я, детка, Нет, нет, нет, это не я, детка, Это не меня ты ищешь, детка…» *** — Фантастика, Брайан, — говорит Дориан, — на сегодня все, народ. И Нил — очень хорош для тебя, тоже. Я знаю, что это была трудная сцена. — Все было прекрасно, — говорю я. — Это было приятно, — добавляет Нил, — правда приятно. Парень всегда ждет, что скажу я, или что скажет Дориан, ища утешения. Но ему не нужны все эти поглаживания. Он в порядке. Он хороший актер. И по сравнению с Ваном, он ебаный Де Ниро. Сцены между Джеком и Роном сложны. Они чувствуются странно. Гребаное дежавю. Но это моя собственная вина. Я написал их таким образом. Как помню и никогда не смогу забыть. У Дориана есть копия «Красной рубашки» Рона для справки. Он всегда проверяет все на язык, на внешний вид сцены. Дориан — художник, и внешний вид важен для него. Что касается меня, то мне всегда было насрать на внешний вид. Но я больше не уверен, на что мне насрать. Все стало странным с тех пор, как я вернулся из Питтсбурга. Не фактические съемки — это шло без сучка и задоринки. А я. Я странный. Мне трудно сосредоточиться. Трудно думать. И все же Дориан — и все остальные, если уж на то пошло — продолжают говорить мне, насколько я хорош. Это меня смущает. Я привык думать, что я дерьмо. Что живу своей внешностью, своей задницей. Что я обманываю всех, и они в конце концов поймут это и выпнут меня под задницу. Я продолжаю думать, что именно это произошло с «Восточным фронтом». Они все поняли. Знаю, что не правда, но это застряло у меня в голове, и я не могу от этого избавиться. И Дориан — он тоже стал странным со мной. Ну, может быть, не странным. Но стал со мной поласковее. Как ковбои на «Красной реке» были нежны и успокаивали лошадей, чтобы те не волновались во время определенных сцен. Я знаю, что чувствовали эти лошади. Как будто под каждым кустом прячется гремучая змея. И они были правы. Гремучие змеи готовые укусить тебя за задницу. Я привез кое-что из Питтсбурга. А вчера вечером показал его Дориану. Может быть, мне не следовало этого делать. Может быть, это было опасно делать. Может быть, это втягивало Дориана в то, во что его никогда не следовало втягивать, но я должен был. Он так, блядь, одержим тем, чтобы все было правильно, чтобы добраться до истины персонажа, чтобы знать все. Ну, теперь он знает все. Мы сняли несколько так называемых «порно» сцен с Ваном, но они были дерьмом. Прежде чем мы повторим их снова с Нилом, я знал, что должен раскрыть свою последнюю карту. Моя игра меняется. Или нет. Но я в долгу перед Дорианом. Правда, вы понимаете, что я имею в виду? Поэтому я пригласил Дориана в свой номер в «Четырех сезонах» и велел ему сесть. — Ты должен это увидеть, — сказал я, включая видеомагнитофон, — я хотел, чтобы ты посмотрел, прежде чем мы снимем большую сексуальную сцену завтра. Он с любопытством посмотрел на меня. — В чем дело? — ТО, что снимал Рон, — я делаю паузу, — из давних времен. В Нью-Йорке. И вот тогда он понял. Потому что я написал это в сценарий — и теперь мы собирались это снять. Частный порно-фильм Рона — в главной роли ваш покорный слуга. — Нет! — выдохнул Дориан. — Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть это! — Только несколько человек знают об этом, — сказал я ему, — мой адвокат. Старая подружка Рона Джейн. И Джастин, — я не стал добавлять, что Джимми тоже знал об этом. Или что он нашел его в видеомагнитофоне Рона после самоубийства, — Рон думал, что фильм был уничтожен много лет назад, но когда они решили сделать DVD «Красной рубашки», Джейн отправила ему все необработанные кадры — она хранила все в течение всех тех лет, когда в Нью-Йоркском университете творилось юридическое дерьмо — и вот оно. Дориан сглотнул. — И он показал его тебе? — Да. Я не стал вдаваться во все дерьмо о том, что Рон показал его Джастину или почему я втянул в это Уолтера Урбански, моего акулу-адвоката. Дориану не обязательно знать каждую грязную деталь. — Ты уверен, что хочешь, чтобы я это увидел, Брайан? Я киваю. — Да. Но только если ты действительно этого хочешь. Помни, это технически незаконно, черт возьми. Мне было всего шестнадцать, когда Рон снял его. Но… — я пожимаю плечами, — что сказал Шекспир? Что-то вроде «Это было в другой стране, и девушка мертва.» — Я готов рискнуть. И я включил его. Никто из нас не сказал ни слова, мы просто смотрели. Я хотел отвести взгляд, но не мог. Рон смотрел это, чтобы возбудиться, но меня это не привлекало. Это не было сексуально для меня, это было больно. Мы с Роном были так молоды, и не знали о будущем. Это гребаная трагедия в процессе становления. Никогда не знаешь, что случится. Никогда не знаешь, как все обернется. Мы не могли знать. Но одно я уже знал тогда — это не продлится долго. Мы были обречены. — Мы должны показать это Нилу, — сказал Дориан, когда все закончилось. Это заставило меня рассмеяться. — Ни хрена подобного! Я не собираюсь показывать это парню! Дориан искоса взглянул на меня. — Ты показывал его Вану Пауэллу? Это остановило меня. — Господи, Дориан! Может быть, я и позволяю своему члену водить меня, как собаку на поводке, бОльшую часть времени, но я не ебнулся мозгами, блядь! — Но Джастин видел, — я не ответил. Затем он задал типичный режиссерский вопрос. — Где оригинал записи? — Предполагаю, что со всеми катушками «Красной рубашки» — в хранилище Калифорнийского университета. Или, может быть, Рон уничтожил его, хотя сомневаюсь в этом. Он был слишком увлечен… нами. Но какая, черт возьми, теперь разница? Рон мертв. Не похоже, что кто-то собирается преследовать его за развращение несовершеннолетнего — меня! — я горько смеюсь. — Это был личный дубль Рона. Если есть другие, я о них не знаю. — Я рад, что ты показал мне это, — сказал Дориан, вставая, чтобы уйти, — это недостающий кусочек головоломки. Он действительно был сложным человеком. — Это мягко сказано. Но я продолжаю думать, что это не должно было получиться так, как получилось. И в том, что Рон мертв — я виню себя. Я облажался на каждом шагу. Дориан кладет руку мне на плечо. — Ты не виноват, Брайан. Рон сделал свой собственный выбор. И ты тоже сделал свой выбор. Мы все делаем то, что хотим, а потом должны жить с последствиями. Рон не мог жить со своим выбором. Но ты можешь и должен. Это делает тебя сильнее. Жить со своим выбором и последствиями. Это ключ. Я всегда хватал то, что бросала мне жизнь, и мчался вперед, говоря: «К черту все это». Но сейчас… Я смотрю на то, что может ждать меня впереди, и задаюсь вопросом, стоит ли это того в долгосрочной перспективе. Я продолжаю тянуться, чтобы пощупать свое яйцо — и всегда останавливаю себя. Не хочу знать, что принесет будущее. Я только хочу закончить эту картину. Это моя единственная цель — на данный момент. И хочу, чтобы все было правильно. Хочу, чтобы все было хорошо. Не только для Рона, но и для себя. Хочу оставить после себя что-то, чем могу гордиться. Что-то, что я создал. Что-то… *** Итак, мы проходим мимо больших сексуальных сцен. Я боялся их. То, что было жарко с Ваном, с Нилом чувствуется… неловко. Это не я и Нил притворяемся, что трахаемся, это Рон и Джек. Вся странность того времени, тайна, страх — вот что я чувствую. И все это делает сцены лучше. С Ваном это было похоже на просмотр чьего-то плохого домашнего порно. Но с Нилом это так… актерское мастерство. Но кажется более честным. Дориан приглашает меня посмотреть ежедневные съемки, но не приглашает Нила. — Я не хочу, чтобы он стеснялся, — объясняет он. — Но это нормально, если даже я чувствую себя неловко? — шучу я. Дориан только смотрит на меня своим взглядом директора. Просмотр дублей — еще один случай дежавю. На самом деле я не похож на Рона, а Нил на самом деле не похож на меня в 1988 году, но это не имеет значения. Они кажутся реальными. Подлинными. — Это хорошо, — говорю я в основном себе. — Да, — соглашается Дориан. — ты, кажется, удивлен. — Да. По крайней мере, что-то работает в моей жизни. Повисает неловкая пауза. — Скажи мне, Брайан, — подталкивает Дориан, — скажи мне, что тебя беспокоит. Ты можешь довериться мне. Я хочу рассказать ему. О Джастине. О Вике. И о… себе. О моем гребаном яйце. Но я не могу. Я не могу этого сделать. — Ничего. Я только хочу, чтобы все было правильно. — Так и будет, — говорит Дориан, вставая и потягиваясь. — в субботу мы переезжаем в Нью-Йорк и заканчиваем съемки там. Потом мне нужно вернуться в Лос-Анджелес и поработать над «Красной рекой». Но редактирование не должно быть слишком сложным. Я снимал точно по сценарию, как Хичкок! — смеется он. — Ты должен снять фильм по Хичкоку, Дориан. Парень в беде, бежит от закона, таинственная блондинка, много погонь. — Возможно, в следующем году. У меня сейчас достаточно забот и без этого. Какие у тебя планы, Брайан? Я просто пожимаю плечами. Нью-Йорк — две недели. Потом… назад в Лос-Анджелес и Рождество. А после этого… Кто, черт возьми, знает? В своем номере я наливаю себе двойную порцию Джим Бима. Бурбон предназначен для питья в одиночестве. Я должен позвонить Горовицу. Он тот, кому я могу доверять. В конце концов, он мой гребаный психиатр. Но он захочет, чтобы я вернулся в «Спрингхерст» на «курс повышения квалификации». Я прошел реабилитацию. Я пережил Вана Пауэлла и его гребаную дурь. Пара напитков после работы меня не убьет. И пара косяков тоже. Я сижу с мобильным телефоном в руке, уставившись на него. Даже если бы он ответил, это было бы бесполезно. Джастин сделал свой выбор. И я не могу с этим не согласиться. Это мужское решение. И если это правильно для него, я не собираюсь стоять на его пути. Я бы никогда не хотел стоять у него на пути. Или, черт возьми, тащить его вниз. Раздается стук в дверь. Я должен был догадаться, что это проблема. Стук в дверь гостиничного номера после полуночи — это всегда неприятности. На мгновение, прежде чем открыть дверь, надеюсь, что это Джастин. Что это должен быть Джастин. Кто еще может появиться сейчас, когда я больше всего в нем нуждаюсь? Кто еще? — Привет, Брайан, — говорит Нил. Он моргает, как олень, пойманный фарами. И выглядит до смешного молодым, хотя он старше, чем был Джастин — в тот первый раз. — Чем могу быть полезен? Держись официально, Кинни. Вежливо, но официально. — Я… я… — заикается он, — могу я войти? Поговорить. Поговорить. Я слышал это раньше. — Поговорить о чем? — О некоторых… вещах. Я задерживаю дыхание. Я должен закрыть дверь. Запереть ее на двойной засов и придвинуть комод. Но вместо этого я впускаю парня. Потому что я гребаный идиот. *** Я забронировал тот же номер в отеле «Гранд», что и перед отъездом в Торонто. Небольшая преемственность всегда хороша. Да, многие вещи хороши. Но многие вещи чертовски плохи. Пью слишком много. Слишком много курю. Слишком много травки. Слишком много секса. В Нью-Йорке легко быть плохим. Слишком легко. К счастью, Нил Уинн — не Ван Пауэлл. Во-первых, как только мы возвращаемся в Нью-Йорк, я узнаю, что у него есть бойфренд, Джейми, тощий рыжий, который танцует в каком-то бродвейском шоу. Они были в ссоре, когда Дориан привез его в Торонто, поэтому он решил, что влюблен в меня. Но как только оказывается на своей территории, Нил, к моему большому облегчению, отпускает ситуацию. Его влюбленность рассеивается, и бойфренд прочно возвращается в кадр. Я не то, что нужно этому парню. Я не то, что кому-то вообще нужно, особенно какому-то ребенку. Господи. Когда, черт возьми, я стал магнитом для твинков? Или куриным ястребом. Это пугает меня, потому что заставляет чувствовать себя чертовски старым. А я не готов чувствовать себя старым в тридцать два года, блядь. Но тогда я вспоминаю, что Рону было всего около двадцати пяти, когда я встретил его. Странно думать об этом — он казался намного старше меня, но разница была всего в девять лет. Всего девять лет! Это пиздец! Я примерно на двенадцать или тринадцать лет старше Вана и Нила. И Джастина тоже. Это определенно заставляет меня чувствовать себя старым. Может быть, я все-таки грязный старик. Нил перестает приходить ко мне, что тоже хорошо. Секс был в порядке вещей. Не вина парня, но моя. Даже когда мое сердце не задействовано, я обычно выступаю лучше, чем средний педик — вот почему я Брайан, черт возьми, Кинни, в конце концов! Но все равно что-то не так. Это боль в паху. Может быть, проблема только в моей голове, но я чувствую себя так, как никогда раньше. И мой член сопротивляется. После оргазма, я уже не могу поднять его так, как раньше. И как-то ночью я дрочил и почувствовал боль, когда случайно задел яйцо рукой. Я думал, что моя голова взорвется, вот как это больно. Я знаю, что должен обратиться к врачу, но… не могу этого сделать. Лезу в Интернет. Я, блядь, умею читать. Шишка на яйце может означать пару вещей, не все из них трагичны. Но я ни за что не увернусь от этой пули. И ни за что не буду жить свою жизнь как однояйцевое чудо. Брайан Кинни — поврежденный товар. Брайан Кинни — конченный педик, блядь. В Нью-Йорке идет снег, и это именно то, о чем молился Дориан. В первый день, когда мы снимаем фильм на улицах Нижнего Ист-Сайда, точно такой же, как в январе 1988 года -холодный, ветреный и несчастный. Разница в том, что у меня есть теплое пальто, шарф и перчатки. Нил и другие актеры, играющие хастлеров, в тонких куртках и кроссовках. Гребаный ветер пронизывает нас насквозь. У команды есть обогреватели, чтобы актеры грелись между дублями, но все равно чертовски холодно. Я дрожу, и это не игра. Помню, что сегодня день рождения Джастина. И вообще, что за хуйня с днями рождения? Еще один гребаный год, еще один день в календаре, который ты предпочел бы забыть. Ему двадцать один. Он взрослый мужчина, официально, хотя он был мужчиной уже в течение долгого, долгого времени. Сегодня утром мне позвонил Хилли. Очевидно, Джастин съехал из лофта. Хилли получил письмо, уведомляющее его, что лофт свободен. Он все еще ездит на джипе, но написал Хилли, что это только до тех пор, пока он не купит «альтернативный транспорт». Что это за хрень? Он собирается кататься по Питтсу на гребаном велосипеде, как Бен Брукнер? Я должен отправить ему его Круизер. Ему нужен приличный автомобиль, особенно зимой. Не хочу, чтобы он управлял какой-то ненадежной кучей дерьма. Но Джастин, вероятно, подумает, что я пытаюсь контролировать его. Как будто я пытаюсь его контролировать! Я не могу контролировать даже себя. Какого хрена. Так лучше. Если я заболею… Блядь. А я всегда был так осторожен… Ну, если они не поймают тебя одним способом, они поймают тебя другим. Я иду по Бауэри — меня снимают. Оглядываюсь и вижу Марка Гераси за камерой. Слишком странно. Слишком. Это не я. Это кто-то другой. Другая жизнь. Но я должен заявить об этом. Если бы я знал, как сказать то, что ты хочешь, чтобы я сказал, Джастин, как сделать то, что ты хочешь, чтобы я сделал, я все еще не могу гарантировать, что смогу это сказать или сделать. Это не я. Таким, каким я был. Такой, какой я есть. Таким я буду в течение оставшегося времени. Как будто я действительно знаю, кто я. Или как долго. С днем рождения, пизденыш. У меня не осталось ничего, что я мог бы дать тебе, чего бы у тебя еще не было. И разве не так и должно быть? *** «Осторожно спускайся с уступа, детка, Ступай легко по земле. Я не тот, кого ты хочешь, детка, Я только подведу тебя. Ты говоришь, что ищешь кого-то, Кто никогда не захочет расставаться, Кого-то, кто закроет глаза для тебя, Кого-то, кто закроет свое сердце, Кого-то, кто умрет за тебя и многое другое — Но это не я, детка, Нет, нет, нет, это не я, детка, Это не меня ты ищешь, детка. Возвращайся в ночь, детка, Все внутри сделано из камня. Здесь ничего не движется, И в любом случае я не одинок. Ты говоришь, что ищешь кого-то, Кто будет поднимать тебя каждый раз, когда ты падаешь, Постоянно дарить цветы И приходить каждый раз, когда ты зовешь, Любовник на всю твою жизнь и ничего больше — Но это не я, детка, Нет, нет, нет, это не я, детка, Это не меня ты ищешь, детка.» Боб Дилан