Квир-личности

Глава семьдесят пятая МЯТЕЖНЫЙ ПРИНЦ Краткое содержание: Джастин ненавидит удивляться. Питтсбург, декабрь 2003. Джастин «Где мой повелитель, мятежный принц? Кто закроет все эти окна? Именно эти окна окружают меня, Именно эти окна велят мне Избавить мой грязный разум от всего прекрасного. Где мой повелитель, мятежный принц? Бьюсь об заклад, крушит все на своем пути, пытаясь прорваться Ко мне в этот грошовый отель, Ко мне одному, прежде чем этот подоконник Избавит мой грязный разум от всего прекрасного. О, теперь я его вижу, Хоть он так далеко, Он пробивается сквозь толпу, Идет против движения, Смирив гнев и пылая любовью ко мне…» *** На хуй, на хуй, на хуй. И еще раз на хуй! Почему все просто не оставят меня в покое? День рождения! Господи Иисусе! Теперь я понимаю, почему Брайан ненавидит гребаные дни рождения. Никчемное дерьмо. Нелепые надежды. Я должен был выбраться оттуда. Пришлось. Гребаный Эммет. — Джастин! Подожди! Нет. Я не хочу с ними разговаривать. Не хочу их слушать. Не хочу их видеть. — Джастин! — кричит Итан. — Ты забыл куртку. — Мне насрать. Я отворачиваюсь. — Двадцать градусов на улице, — говорит Дилан, — не будь мудаком. — Кого это волнует? Ты что, метеоролог? Да, не нужно быть метеорологом, чтобы знать, в какую сторону дует ветер. — Давай вернемся в «Вуди». Или можем вернуться домой, — говорит Итан, дергая меня за рукав. — Я не собираюсь домой. И к тебе я тоже не пойду, — я вырываюсь из его рук, — у тебя воняет, и это заставляет меня чихать. Я сказал вам обоим отвалить, так что сделайте это! Я бегу по Либерти-Авеню. Идет снег, но я не чувствую холода. Я ничего не чувствую. Не могу чувствовать… Не хочу чувствовать. Это больно — чувствовать. Я бы предпочел оцепенеть, закрыться в гребаной бетонной коробке, где никто не может прикоснуться ко мне. «Вавилон». Прямо передо мной. Я бросил свою куртку, но у меня все еще есть бумажник. Достаю членскую карточку, чтобы показать парню у двери, но он просто пропускает внутрь. Он знает меня. Он уже должен меня знать. Я хожу сюда с семнадцати лет. А теперь мне двадцать один. Еще на год старше. Еще на один год глупее. К черту дни рождения. К черту всю концепцию. Больше никогда не буду праздновать день рождения. Я закончил. Музыка такая же громкая, как и в первый раз, когда я пришел сюда с Дафной. Огни мигают одинаково. Мальчики гоу-гоу танцуют на своих платформах точно так же, как тогда. Экраны показывают одни и те же клипы с парнями, танцующими, плавающими и целующимися. Ничего не изменилось. Здесь ничего не меняется. Это как искривление времени откуда-то из девяностых. Или, может быть, даже из восьмидесятых. Парни тоже выглядят так же, только это другие парни. Прически немного меняются. Покрой их джинсов, цвета их рубашек. Впервые я пришел сюда в сентябре 2000 года — все были одеты в блестящие рубашки или блестки. Я тоже. И Брайан тоже. Этого я никогда не забуду. Мы, должно быть, выглядели смешно, но я думал, что это была самая крутая вещь на свете. Даже Дафна была одета в какую-то блестящую хрень. Я был на главном этаже, когда увидел Брайана, танцующего с парой парней. У меня в кармане лежала старая вавилонская карточка Вика, и я понятия не имел, что делать, чтобы привлечь внимание Брайана. Вот каким наивным я был. Мне хотелось поджать хвост и убежать. Хотелось убраться отсюда. Но Дафна остановила меня. — Мы только что пришли! — сказала она. Она уже была соблазнена всем этим — и она была девушкой. И даже не геем! Я должен был следовать своим инстинктам и уйти прямо тогда. Уйти домой. Моя жизнь была бы совсем другой, если бы я это сделал. Я бы, наверное, сейчас учился в Дартмуте. Может быть, собирался отпраздновать свой день рождения с друзьями. У меня, вероятно, было бы около десятка разных парней, каждый из которых был бы «Любовью всей моей жизни», пока я не встретил бы следующего. Брайан Кинни и та ночь в лофте, когда я потерял девственность, была бы историей, которую я рассказывал бы парням, когда напьюсь. Вот и все, что было бы. И Брайан забыл бы мое имя быстрее, чем нашел нового траха. Все было бы по-другому. Вы когда-нибудь хотели вернуться и стереть свою жизнь? Перемотать назад к моменту, когда все изменилось? Сделать все иначе. Сделать все правильно. Но Фиона сказала, что жизнь состоит из потоков — всех ваших различных выборов, всех ваших возможностей. Так почему же я должен застрять в этом? Какого хрена? Почему? — Привет. Хочешь потанцевать? Я пожимаю плечами. — Почему бы и нет? Почему нет, почему нет, почему нет, почему нет? Разве не все равно? Этот парень или следующий? Дилан или Итан? Кто-то, чье имя я еще даже не знаю? Кто угодно, только не Брайан Кинни. Кто угодно. Кто угодно, кто угодно, кто угодно. Или никто. *** -Эй, ты. Вставай. Я чувствую, как кто-то подталкивает меня. Ногой. У меня чертовски болит голова. Я медленно открываю глаза. Комната, которую я не узнаю. Парень, которого я не помню. — Я сказал, пошевеливайся, — он встает с кровати и начинает суетиться, поднимая одежду с пола, — мне нужно быть на работе меньше чем через час, так что тебе пора уйти. Я сажусь. Теперь я вспомнил. «Вавилон». Слишком много «Маргарит». — Который час? — Кого, черт возьми, волнует, который час. Вставай и двигайся. Он хорош собой — высокий и темноволосый — но в плохом настроении. Он исчезает в ванной, и я слышу, как включается душ. Он не пригласил меня с собой. Никаких проблем — я думаю. Не могу вспомнить его имя, если я вообще его спрашивал. И бьюсь об заклад, он не спрашивал мое. Господи. Зачем я это сделал? Почему я не пошел с Диланом и Итаном? Или не вернулся в «Вуди» и не попросил Эммета отвезти меня домой? Ищу свою одежду, но не могу найти один из носков. К черту все это. И куртка. Да, я оставил ее в «Вуди». Или нет, Итан принес ее мне. Но я не взял. Смотрю в окно. Идет снег. Дерьмо. -Ты все еще здесь? Теперь парень действительно раздражен. -Я как раз одевался. Он закатывает глаза и выходит из спальни. Я слышу звуки из кухни, как будто он готовит завтрак. Одеваюсь — я все еще не могу найти этот другой носок — и выхожу. Это хорошая квартира. Хорошая мебель. ИКЕА. Конечно, не так хорошо, как у Брайана. И картины на стенах довольно общие, хотя пара штук оригинальны. — Можно мне кофе? — спрашиваю я. Он неохотно протягивает мне пустую чашку. Я наполняю ее и пью. Кофе хороший и горячий, что приятно, потому что в квартире холодно. И на улице тоже холодно. Что ж, я могу рискнуть. — Ты не мог бы подвезти меня? — он молча смотрит на меня. — Видишь ли, я забыл куртку… — Я еду в центр города, — вежливо заявляет он. Я понимаю, что понятия не имею, где мы находимся. — Там я могу сесть на автобус, — говорю я, — спасибо. — Не за что. А теперь поторопись. Этот район я не знаю. В основном многоквартирные дома и торговые центры. Движение медленное. Он включает радио. Мы трахались прошлой ночью, но нам нечего сказать друг другу утром. Мы останавливаемся на светофоре. — Приехали, — говорит он, — убирайся. Я выхожу. Мои кроссовки тонут в слякоти на обочине дороги. — Спасибо за… — начинаю говорить я, но он срывается с места, заводя двигатель. Спасибо и пошел на хуй. Я тащусь к ближайшей автобусной остановке. Господи, Джастин, с гребаным днем рождения! *** Когда я был ребенком, я так радовался своему дню рождения, не только по обычным причинам, но и потому, что это означало, что Рождество почти наступило. Раньше я любил Рождество. Да, Рождество. Еще один гребаный праздник. У меня почти закончились деньги, и я не получу следующий платеж из своего траста до января, а это означает, что после того, как я переехал, купил еду и оплатил обучение в ПИФА за весенний семестр, у меня не останется денег на приличные подарки для мамы и Молли, не говоря уже о ком-либо еще. И ситуация с автомобилем становится отчаянной. Это самый холодный декабрь в недавней памяти Питтсбурга, и сесть на автобус — мой единственный вариант. — Джип просто стоит мертвым грузом, — пиздит Дилан, когда мы дрожим на автобусной остановке. — Ты идиот, если не используешь его. — И не буду, — да, я упрям. Так что, черт возьми, подай на меня в суд, — в прошлом я достаточно отсасывал у Брайана. Все кончено. — Я бы отсосал у него, если бы меня подвезли на этом милом теплом джипе! — заявляет Дилан. — Он ненавидит тебя, — напоминаю я ему. — Но он бы меня трахнул, — говорит Дилан. И он прав. Брайан трахнул бы его. Иногда ненавистный трах — самый горячий. По крайней мере, это то, что я слышал. — Что собираешься делать на Рождество? — спрашиваю я. Дилан пожимает плечами. — Поеду домой. Мама ожидает, что я буду там. Ничего, кроме семьи и кучки скучного дерьма. Но что тут поделаешь? А ты? — То же самое. По крайней мере, у матери будет хорошая еда, а в ее квартире тепло. Этот гребаный хозяин еще не включил отопление в моем доме. Дилан фыркает. — Не задерживай внимание на этом. Ты уже несколько месяцев в этой дыре. Он не будет делать для тебя реверансы. — По крайней мере, это лучше, чем у Итана. — Но не так хорошо, как в лофте, — отвечает Дилан. — Но мы не можем трахаться в лофте. Дилан бросает на меня взгляд. — Конечно, можем. Всегда могли. Ты был единственным, кто этого не хотел. О чем ты думаешь? Что у Кинни были скрытые камеры, отслеживающие каждое твое движение? Это поражает меня. Я думаю о Роне и его скрытых камерах в доме у бассейна. Жутко вспоминать об этом. Прошел почти год с тех пор, как Рон покончил с собой. За неделю до Рождества. Мне просто не везет с Рождеством. Может быть, мне нужно что-то, чтобы взбодриться. — Я хочу купить елку. Не знаешь, где можно найти подешевле? Дилан смеется. — Парк? Чей-то передний двор? Не спрашивай меня. Подожди до Сочельника и возьми одно у Чарли Брауна из кучи отбросов. У тебя что, денег не осталось? Я думал, ты купаешься в деньгах. — Да, блядь, купаюсь, — саркастически говорю я, — я потратил слишком много денег в этом семестре, плюс обещал Майклу, что отложу что-нибудь для «Рейджа» — но это пока подождет. — Ты жалкий случай, Джастин, — говорит Дилан, — ты всегда можешь найти другого богатого пожилого джентльмена, чтобы финансировать свою начинающуюся карьеру. Это сработало один раз, почему не сработало снова? — Заткнись на хрен. Но Дилан только громче смеется. Он придурок, но он хороший трах. Не могу поверить, что я когда-то думал, что он будет потенциальной заменой Брайану. Как трах-приятель он в порядке, но это все. Он полностью погружен в себя, думает, что он Божий дар миру, и постоянно любуется на себя в зеркало. И он знает все мои заморочки. Это хуже всего. Я не могу притворяться с Диланом — он видит меня насквозь. Приходит автобус, и мы садимся в него, направляясь в центр города. — Субботний вечер — ночь твинков и кинков в «Вавилоне», — говорит он, — официально ты слишком стар, чтобы быть твинком, но думаю, что ты можешь сойти в темноте. Хочешь проверить? — Конечно. Мне больше нечем заняться. Будет какое-то соревнование? — Не знаю. Хочешь выиграть немного денег, чтобы пережить месяц? Я думал, что Король «Вавилона» был началом и концом твоей карьеры мальчика-гоу-гоу? — Так оно и есть. Я просто спросил. — И что же ты выиграл в том состязании? — спрашивает он. — Я должен был получить путевку, но учился в школе и не мог принять ее сразу. Потом меня избили. После этого я так и не удосуживался проследить за этим. — Значит, они у тебя в долгу! — восклицает Дилан. — Я бы хотел отправиться в какое-нибудь теплое место. Куда была путевка? — Багамы или что-то в этом роде. Но забудь об этом. Это было пару лет назад. Кроме того, я только что сказал, что у меня нет денег на рождественскую елку, и ты думаешь, что я могу позволить себе поехать на гребаные Багамы? Дилан обнимает меня. — Разве у тебя нет кредитной карточки Кинни? Используй ее. Он никогда ничего не скажет. — Нет, — твердо говорю я ему, — забудь об этом и иди к черту. — Ты слабак, Джастин, — ухмыляется Дилан, — полный слабак! А потом он начинает покусывать меня за ухо. — Прекрати, — говорю я. Старик, сидящий напротив, свирепо смотрит на нас. — Педики, — слышу я его бормотание. — Что ты сказал, дедуля? — Дилан бросает вызов. — Это общественный автобус, — огрызается старик. — Ревнуешь? — Дилан огрызается в ответ. — Держу пари, ты бы с удовольствием отсосал у меня прямо сейчас. Но тебе придется заплатить мне, потому что ты такой старый и уродливый! — Наша остановка! — дергаю за рукав и тащу Дилана за собой. — Это было глупо, — говорю я, когда мы выходим из автобуса. — На хуй, если им это не нравится, — отвечает он. — И на хуй их. — Оставь это, — говорю я ему. Я сейчас не в настроении высказывать свою точку зрения. Не в настроении ни на что. *** Субботний вечер в «Вавилоне» и «Твинки и кинки» — это полный провал. Клуб заполнен хихикающими старшеклассниками с мелированными волосами, которые думают, что они милые, и старыми извращенцами, которые смотрят на них. Каждый раз, когда я иду за очередным пивом, меня лапает какой-то седовласый парень в парадном костюме. — Это катастрофа, — говорю я Дилану. — Ничего подобного! Я ни разу сам не купил себе выпивку за весь вечер! — злорадствует он. — Ты никогда не был твинком, — говорю я, — и ты определенно не один из них сейчас. — Я знаю, но эти старые ублюдки не знают разницы. Если тебе меньше тридцати пяти, то они заинтересованы. Музыка перемешана между 2003 и 1977 годами, поэтому она полностью шизофренична — Coldplay против the Village People. У меня болит голова, поэтому я выпиваю пару таблеток Тайленола. Это заставляет меня улыбнуться. — В первый раз, когда я был с Брайаном, я сказал ему, что у меня аллергия на тайленол, — говорю я Дилану, — это было единственное, что я мог придумать, чтобы мне не пришлось принимать наркотики. — Что он тебе предлагал? — Не знаю. Какая-то смесь, которую готовил его друг. Вероятно, E и какое-то другое дерьмо. — Звучит неплохо, — говорит Дилан. — Давайте поищем чего-нибудь. — Я не знаю… — Не будь слабаком, — и Дилан ныряет в толпу. Он возвращается через некоторое время, ухмыляясь. — У меня тут есть кое-что, что должно сработать. Он кладет таблетку на язык и непристойно тянется ко мне. Я действительно не должен, но какого хрена? Я всасываю ее с его языка. Он вытаскивает еще одну для себя. А потом мы идем на танцпол. Я чувствую, как E овладевает мной. Это хорошо. Вот что делает Экстази — он заставляет все выглядеть красивым, всех выглядеть красивыми, даже дряхлых стариков. Не могу поверить, что танцую под эти дурацкие старые песни — «Остаться в живых», «Мачо» и «Холодная игра»! Я начинаю хихикать про себя. — Что тут такого смешного? — спрашивает Дилан. — Ничего. Начинает звучать песня Руфуса Уэйнрайта, и я вижу каждое слово в цвете. Это звучит красиво, особенно по-французски. «Où est mon maître le prince rebelle? Qui va fermer toutes ces fenêtres, Ce sont ces fenêtres autour de moi, Ce sont ces fenêtres qui m'appellent, Qui m'appellent… Мэриголд, мэриголд…» — Какого хрена ты поешь? — Ничего. Пойдем в заднюю комнату. Я возбужден. Я хочу трахнуться. Жестко. Очень, очень жестко. И у Дилана большой член. Пара стариков собираются вокруг, чтобы посмотреть. Все в порядке. Я прекрасен. Пусть смотрят. Пусть они фантазируют о том, чтобы трахнуть кого-то молодого, блондинистого и тугого. Как я. Закрываю глаза. Это как быть в другом мире. Раньше я думал, что когда Брайан трахал меня, он был в другом мире. В прекрасном месте. И этим местом был я. Брайан. О боже. Мой мятежный принц. Трахни меня. Трахни меня хорошенько. Я чувствую, как что-то вибрирует у меня в штанах. и я смеюсь. — Мои штаны поют! — Я сейчас кончу! — Дилан стонет, когда стреляет в презерватив глубоко внутри меня. — Господи, как же хорошо, — я прислоняюсь к стене, обливаясь потом, — просто заебись. Мне это было нужно. — Да, охрененно, — соглашается Дилан, — думаю, что это вибрировал твой телефон, а не твоя задница. Я достаю свой сотовый. Один пропущенный звонок. Эммет. Появляется сообщение голосовой почты. Я должен просто удалить его, но какого черта? «Джастин? Где ты? Пожалуйста, перезвони немедленно. Только что звонил Майкл. Это Вик.» Вик. Мне не нужно задаваться вопросом, что произошло. — Пошли, — говорю я Дилану. — Но… — Сейчас же, — я чувствую, как мой желудок сжимается, — Вик умер. *** «Где мой повелитель, мятежный принц? Кто закроет все эти окна, Именно эти окна окружают меня, Именно эти окна зовут меня, зовут меня… Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Я покидаю отель Рузвельта Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Я покидаю комнату, которую мы так хорошо знали. Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд, Мэриголд…»* Руфус Уэйнрайт *Мarigold переводится, как ноготки, бархатцы, календула, но ни одно из этих названий не ложится на слух, поэтому оставляю мэриголд.