Квир-личности

Глава семьдесят седьмая БОЛЬШЕ НЕТ ХОРОШИХ ПАРНЕЙ Краткое содержание: Яхта перевернулась и тонет. Питтсбург, декабрь 2003. Джастин «Я умер сегодня, Но я все еще дышу, Истекаю кровью, Пока. Я сломлен. Ты оставила меня здесь, Опрокинутогго и тонущего, Думая, что прямо сейчас Больше нет хороших парней. Ты оставила меня стоять здесь, Одинокогго и холодного, Надеюсь, что когда-нибудь боль внутри прекратится…» *** Я не могу этого сделать. Я не могу, не могу, не могу… — Джастин? С тобой все в порядке? — Я в порядке, мам, — говорю я, — все хорошо. — Ты неважно выглядишь. Отвали, блядь, ладно? Не дави на меня. Я не могу дышать. Не могу думать. Я не могу этого сделать. Не могу. Сделать. Это. Я уже бывал в похоронных бюро. Похороны. Поминальные службы. Я помню службу по моей бабушке — маме отца — когда был младше Молли. Помню, как папа плакал — я никогда не видел этого раньше. И помню поездку на кладбище — это был яркий, солнечный летний день, но все были так грустны. Но я не помню гроб. Или тело в гробу. Может быть, мама не позволила мне увидеть это. Или, может быть, я заблокировал эти воспоминания. Может быть, я утратил их, когда меня избили. Маленькая вспышка в моем мозгу, которой больше нет. И когда отец Брайана умер, я не пошел на службу. Меня не пригласили, и я знал, что Брайан все равно не захочет меня там видеть, хотя остальная часть банды была там. Думаю, что это был день, когда я трахнул Дафну. Господи. Конечно, ты делаешь глупости, когда ты дерганый ребенок. Я не знаю, был ли у них открытый гроб на похоронах отца Брайана. Возможно. Люди такие странные. Они хотят увидеть тело. Они хотят видеть, как ты выглядишь мертвым. Хорошо или плохо. Похож ли на себя. Но последнее, что я хочу сейчас сделать, это посмотреть на мертвого Вика в гребаном гробу. Я не могу, не могу, не могу… — Джастин? — Я в порядке, мама! Так что просто оставь меня в покое! — Нам пора идти внутрь, дорогой, — тихо говорит она, — здесь холодно. И Дебби будет ждать тебя. Ты не хочешь поговорить с ней? А с Тимом? — Хочу… Но я не могу туда войти. Как будто мои ноги примерзли к земле. — Джастин… — Дай мне гребаную минутку, ладно? Мама пожимает плечами и уходит внутрь, оставляя меня стоять на тротуаре. Два парня из группы Достоинства Вика и Тима поднимаются по дорожке. Они старше, пара, оба позитивные. Я видел их в закусочной, когда работал там. Они кивают мне, проходя через дверь с мрачными лицами. Я должен войти внутрь. Я должен это сделать. Что, если Брайан там? Не думаю, что смогу с ним справиться. Я не могу… Не могу, не могу, не могу. Я тянусь к дверной ручке. Моя правая рука дрожит. Дилан и Итан хотели прийти сюда со мной, но я им не позволил. Они совсем не знали Вика, даже если Дилан сделал ему искусственное дыхание за обеденным столом в День Благодарения. Это было странно. Так чертовски странно. Но я не хотел, чтобы они меня видели, вот в чем была настоящая причина. Дело вовсе не в Вике, а во мне. Речь о том, что со мной не так. И о том, что я не могу понять, как все исправить. Я делаю глубокий вдох и захожу внутрь. Здесь не так много людей. Та позитивная пара. Рядом с Карлом стоит мужчина, похожий на полицейского. Некоторые люди из закусочной. Майкл с Беном и приемным ребенком Бена. Моя мама. Тим и Деб, конечно. И несколько других, которых я не знаю. Но еще рано. Может быть, люди еще не вернулись с работы. Но я удивлен, что Эмметта и Теда здесь нет. И где, черт возьми, Линдси и Мелани? И нет Брайана. Это облегчение. Гребаное облегчение. Но вдруг я чувствую дрожь. Мне нужно сесть. А я даже еще не посмотрел на Вика. Я не могу, не могу, не могу. — Дорогой, — мама касается моего плеча, — ты хорошо себя чувствуешь? Я качаю головой. — Нет. Не хорошо. Я… не могу… Теперь моя рука действительно дрожит. Черт. Крепко сжимаю кулак. Я думал, что это дерьмо закончилось! Но это никогда не закончится. Ничто никогда не кончается! — Солнышко. Надо мной стоит Дебби. Я встаю и обнимаю ее. — Мне очень жаль. Так жаль Вика… — Я знаю, детка, — говорит она, — он очень любил тебя, ты знаешь это, правда? Ты был так молод, умен и полон надежд. Он смотрел на тебя и видел будущее. Он знал, что ты будешь жить жизнью, которой у него никогда не было и не будет. Это заставляет меня съежиться. Молодой, яркий и полный надежд — что за чертова шутка! Но я должен сказать правильные вещи. Это не обо мне, это о Вике. — Он прожил хорошую жизнь, Деб. И был счастлив с тобой и Майклом, а потом с Тимом. Она кивает. — Я знаю. Но все возможности, которые существуют для вас, в свое время не существовали для Вика и других парней. — Но он был первопроходцем, — говорю я, — он был в «Стоунволле». И на первом гей-параде в Нью-Йорке. И в Кастро в 1970-х годах. Он проводил кампанию за Харви Милка. Глаза Дебби наполняются слезами. — Он сделал это, чтобы такие мальчики, как ты, могли жить в другом мире. Могли делать то, о чем он никогда не мог мечтать, например, жениться и завести детей. — Он все это видел, Деб, — говорю я, — посмотри на Майкла и Бена. Однажды они поженятся. Я знаю это. И у них есть Хантер, — я делаю паузу, думая об этом, — Майкл — отец… в некотором роде. — И Брайан тоже, — добавляет Дебби, — однажды и ты тоже можешь стать одним из них. — Сомневаюсь в этом. И я действительно сомневаюсь в этом. Не могу себе этого представить. Сейчас я ничего не могу себе представить. — Не хочешь зайти и повидаться с Виком? — спрашивает Деб, как будто он ждет разговора со мной. — Попрощаться с ним? — Я… Я не могу, — теперь я чувствую себя трусом. Маленький гребаный трус, — я просто не могу. Но Дебби только гладит меня, как собаку или ребенка. — Как тебе будет удобно, Солнышко. Вик бы понял. Солнышко. Перестань меня так называть! Я хочу кричать, но не могу. Не могу. — Мы не можем остаться надолго, — говорит мама Деб, — у Молли сегодня в школе рождественский концерт. Она ждет нас. Мне очень жаль, но… — Не извиняйся, Джен, — отвечает Дебби, — Вик любил Рождество. И рождественские концерты. Не стоит разочаровывать свою маленькую девочку. Я рада, что ты смогла прийти. Дебби уходит, приветствуя некоторых людей, которые только что вошли, но среди них нет Брайана. Мама смотрит на меня. — Тебе не нужно было лгать, — говорю я ей, — особенно для того, чтобы прикрыть меня. — Я знаю, что это расстраивает тебя, Джастин. Мы отдали дань уважения. А завтра еще служба. — она делает паузу, — и похороны. Похороны. Это вызывает у меня клаустрофобию. Мне нужно немного воздуха. Прямо сейчас. Снаружи моя рука дрожит еще больше. Все мое тело дрожит. Мне хочется плакать. Мне нужно поплакать. Выпустить все это наружу. Выпустить все наружу. Но я не могу. Черт возьми, не могу. Я как будто тону. Не могу найти небо. Не могу найти воздух. Не могу дышать. Не могу, не могу, не могу. *** Брайан здесь. Думаю, я знал, что он будет. Он знает Вика так же давно, как и Майкла с Деб, плюс есть вся эта история о том, что они трахались. Я до сих пор не уверен, знает ли об этом Майкл, но подозреваю, что Дебби знает, хотя никогда ничего не говорила о Вике или Брайане. Служба у могилы… выбивает из колеи. Дыра в земле и все скорбят, держа розы, и священник-лесбиянка, говорящая о Вике так, как будто она его знала, а она его не знала. После всего, что католическая церковь делала с нами, педиками, все эти годы, Вик все еще был верующим. И Тим тоже. Но местного священника не видно, только кучка парней из Достоинства, некоторые с четками в руках, молятся. Тим выглядит разбитым, а Дебби почти сломленной. Но я сегодня чувствую себя спокойнее. Гроб закрыт, и мне не нужно смотреть Вику в лицо. Не нужно думать о его смерти, что он в земле. Покрытый грязью. Холодно, но пот стекает по моей шее. Брайан внезапно оказывается рядом со мной. Но я не могу смотреть на него. Это не то место. И сейчас не время. Мама смотрит на Брайана, а затем на меня. Я знаю, что она хочет спросить меня, что случилось, но что я могу ей сказать? Я даже себе не могу объяснить — за исключением того, что все просто развалилось. В один момент мы были счастливы, а на следующий день я был в Питтсе, а Брайан в Нью-Йорке, или Торонто, или Лос-Анджелесе, или где-то еще, черт возьми, и все пошло к черту. Деб начинает плакать. И я имею в виду не просто плакать — рыдать. Карл пытается увести ее, но она не двигается с места. Майкл выглядит так, как будто он собирается начать рыдать следом. Служительница быстро заканчивает службу, и мы все бросаем наши розы на гроб. Шипы колют меня прямо сквозь перчатки, но я так онемел, что не чувствую боли. Хватаю маму за руку и тащу ее за собой. Я должен убраться отсюда к чертовой матери. Но мама останавливается как вкопанная. — Дорогой, мне нужно узнать, не нужно ли что-нибудь Дебби. Мы все возвращаемся в дом. Я испекла торт, и Линдси с Мелани тоже принесут еду. Как и Эммет. И она оставляет меня одного и беззащитного. От… — Привет. И Брайан здесь. Теперь его не избежать. — Привет. Я не хочу смотреть на него, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю его и всегда буду любить. Нет смысла пытаться отрицать это. Но я больше не могу так жить. Не могу. Конечно, Брайан немедленно начинает глупую лекцию о том, что я оставил лофт пустым, про джип и кучу другого бесполезного дерьма. Мне хочется крикнуть: «Какая разница! Дело не в этом!» Но я не могу сформулировать слова, только бормочу о том, что снял новую квартиру. Но он не затыкается про джипе. — Он заправлен газом! — говорю я ему. А теперь заткнись, Брайан! Просто уходи сейчас же. Но он не уходит. Это история моей жизни. Он не уйдет, и я никогда не смогу позволить себе уйти. Он пытается впихнуть ключи в мою руку. — Возьми! — приказывает он. А потом он говорит, что если я не возьму джип, он просто продаст его. И продаст лофт. Это выбивает ветер из моих парусов! Он хочет навсегда покинуть Питтсбург. — Я никогда больше не буду жить в Питтсбурге. Содержать его бессмысленно. И он имеет в виду именно то, что говорит. Каждое слово. Потом поворачивается и уходит. И я бегу. Просто бегу в противоположном направлении. Что-то преследует меня, но я не знаю, что это, черт возьми. *** Я жду в машине матери. Наконец она появляется, выглядя обеспокоенной. — Джастин, я искала тебя повсюду. Думала, ты ушел с Брайаном. — Ну, да, — говорю я, — ты можешь подбросить меня до квартиры? — Мы идем к Деб. И это окончательно, — она раздражена, — ты должен ей по крайней мере хоть это. Давай, мама, сделай меня плохим парнем! У Деб фальшивая жизнерадостность, как будто это настоящая вечеринка. Кто-то — Майкл? Эммет? — поднялся на чердак и принес рождественские украшения, пытаясь сделать вид, что всем наплевать на даты. На столе стоит маленькая фальшивая рождественская елка с несколькими грязными прядями мишуры, свисающими с пластиковых ветвей. Это жалко, учитывая, что у Дебби всегда было самое большое дерево, которое она могла вписать в гостиную. Я оглядываю в комнату, но Брайана нигде нет. Чувствую облегчение наряду с разочарованием. Что, черт возьми, со мной происходит? Я забиваюсь в угол, надеясь, что никто меня не заметит. Но это длится недолго. — Что, черт возьми, происходит между тобой и Брайаном? Похоже, Майкл решил сунуть свой нос в этот бардак. — Ничего, — говорю я, — и я имею в виду буквально. — Ты действительно думаешь, что похороны Вика — лучшее место для ваших гребаных ссор? — он ворчит на меня. — Не я это начал, — говорю я. — Мне насрать! — глаза Майкла уже красные от слез, но его гнев только усугубляет ситуацию. — Вы двое думаете только о себе! Вы, два эгоистичных ублюдка, заслуживаете друг друга! — Если ты не хочешь, чтобы я был здесь, тогда я уйду. Я встаю и делаю грандиозный выход за дверь, но как только я останавливаюсь на крыльце, наблюдая за падающим снегом, понимаю, что у меня нет другого способа вернуться в свою квартиру, кроме как идти пешком или ждать маму. Черт, Тейлор, ты чертовски хорош! Затем Майкл выходит на крыльцо. — Послушай… — Мне не нужны сегодня еще одни аргументы, — говорю я ему, — думаю, я вызову гребаное такси. Но, к моему удивлению, он говорит: — Я просто так расстроен из-за Вика, мамы и всего остального. И Брайан тоже. Не твоя вина. Мы стоим пару мгновений, наблюдая, как снег покрывает землю. Наконец я говорю то, о чем даже не хочу думать. — Брайан сказал мне, что продает лофт. И что покидает Питтс навсегда и никогда не вернется. Потому он хочет, чтобы я взял джип, чтобы ему не пришлось беспокоиться о том, чтобы избавиться от него. Майкл отшатывается, как будто его ударили. Но потом он приходит в себя и, как всегда, оправдывает Брайана. — Ты же знаешь, он всегда так говорит. Что он собирается продать лофт и уехать из города. — Но он уже сделал это, — тихо отвечаю я, — он давно уехал, Майкл. Мы просто не хотим этого признавать. Если он действительно продаст лофт, это будет только последний шаг. Майкл выглядит так, как будто он снова начнет плакать. — Что мы будем делать? — Он вообще с тобой разговаривал? Он качает головой. — Немного. Он ненадолго появился в похоронном бюро, но почти ничего не сказал. И ушел со службы прежде, чем я успел поговорить с ним. И не отвечает на свой мобильный. — Что в этом нового? — вздыхаю я. — Ты собираешься взять джип? — спрашивает Майкл. — Я взял у него достаточно! — хочу кричать, но мой голос слабеет. — Если не возьмешь, он воспримет это как личное оскорбление. Он так же воспринял то, что ты отдал ему долг. И съехал из лофта. Не как долг, а как пощечина его гордости. Блядь. Я уже понял это. Но это глупо. — А как же моя гордость? Он всегда говорит мне быть мужчиной. Стоять на собственных ногах. И никогда никому ничем не быть обязянным! Так почему же он удивляется, когда я пытаюсь поступать правильно? — Потому что не считает, что ты ему должен. Это же Брайан. Обучение, и лофт, и джип, и все остальное — это никогда не было кредитом. Это был подарок, как и все, что он когда-либо дарил мне, или ма, или Вику. Это его способ сказать, что любит тебя, особенно, если не может сказать это по-другому. Отдавая все обратно, ты говоришь: «Я больше не люблю тебя. И, кстати, пошел ты». — Я не это имел в виду! Но я вздрагиваю, потому что знаю, что Майкл прав. Я всегда это знал. Я был зол и хотел причинить боль Брайану. Поэтому я выбрал способ, который причинил бы ему наибольшую боль. — Если хочешь убраться отсюда, я отвезу тебя домой, — говорит Майкл, — мне тоже нужно проветрить голову. — Спасибо. И он отвозит меня домой. Если можно назвать это место домом. В квартире холодно и темно, как и в моем настроении. У меня нет никакой мебели, кроме карточного стола, компьютерного стола, чертежного стола и кучи картонных коробок. У меня даже нет кровати, только футон. Я сажусь в эту штуку в одежде, чтобы согреться. Счастливого гребаного Рождества! И продолжаю думать о Брайане. О том, что, думал, что я его не люблю, что я его наебал. Да, я был зол. Да, я был разочарован. Мы были врозь — снова. И мне это надоело! И я знал, что так будет всегда — Брайан в одном месте, а я в другом. Видимся по паре недель, по паре дней, по паре часов… на хуй! Я не могу так жить. Просто не могу. Здесь никто не плохой парень. Не Брайан. Не я. Но никто не является и хорошим парнем. Мы оба совершали ошибки. Мы оба облажались. Уже поздно, но я вызываю такси. Снег наконец перестал падать, но все еще холодно. Таксист, похоже, не рад работать в праздник — уже за полночь и официально канун Рождества. — Хотите, чтобы я подождал? — спрашивает он, останавливаясь перед зданием Брайана. — Нет, — говорю я ему, отдавая ему всю наличность, которая у меня есть в кармане, последнее мое пособие до января, — не нужно ждать. Поднимаясь в лифте, я понимаю, что с Брайаном кто-то может быть. Или он, возможно, уже покинул город. Что ж, это шанс, которым я должен воспользоваться. Открываю тяжелую дверь. Этот лязгающий звук. Я помню, как впервые услышал это. Мое сердце билось так же громко. После той ночи ничто не осталось прежним — для любого из нас. Брайан в постели — один. Его лицо в тени. — У меня все еще есть ключ от лофта, — объясняю я, — я забыл оставить его. Если ты собираешься продавать, то… — Спасибо. Оставь на прилавке, — его голос плоский, бесцветный. — Джип… Спасибо, — затем я глупо добавляю, — я верну тебе деньги. Обещаю… — Это гребаный подарок! — огрызается он. — Возьми и не извиняйся. Что мне делать с джипом? Отправить его обратно в Лос-Анджелес? Пользуйся и забудь об этом. Я попрошу моего адвоката прислать твоему адвокату все необходимые документы. А теперь заткнись на хрен! — Хорошо, — шепчу я. Я хочу повернуться и уйти, но что-то останавливает меня. Это мой последний шанс. Наш последний шанс. Я снимаю одежду. Брайан молча наблюдает за мной. Когда я подхожу к кровати, он впускает меня. Он всегда принимал меня, когда мне это было нужно. И мне это нужно сейчас. Нужно, чтобы он не отвергал меня. Не для того, чтобы читать лекции или преподавать урок. Но просто любить. Ему не нужно ничего говорить. Просто сделать это. Я чувствую, как будто ему больно. Это не то, что я ожидал. Брайан всегда был таким сильным. Всегда. Но сейчас… Он ощущается по-другому. Похоже… на прощание. Вот что это такое. Он прощается. Я знал это до того, как пришел сюда, но это все еще трудно. Трудно осознать. Так что я не задумываюсь. Я просто чувствую. Просто пытаюсь запомнить каждое мгновение, потому что знаю, что это последний раз, конец всего. Может быть, однажды мы снова столкнемся друг с другом и трахнемся, как старые друзья. Или как незнакомцы. Но никогда больше как любовники. Теперь я это понимаю. Я понимаю. Брайан засыпает в изнеможении, его руки крепко обнимают меня, как будто боится отпустить. Если я останусь, что это будет означать? Все будет продолжаться урывками, как всегда. Он уедет, а я останусь здесь, как всегда, с обещаниями, что все получится — когда-нибудь. Я лежал в большой кровати Брайана, думая о том времени, когда верил, что все, что я хотел, было прямо передо мной. Я хотел Брайана, и этого было достаточно. Но с тех пор столько всего произошло. Слишком много. Я осторожно выскальзываю из его рук и одеваюсь. Беру ключи от джипа и оставляю ключ от лофта. Закрываю дверь так тихо, как только могу. Джип стоит в гараже под зданием. Запуск на холоде занимает несколько минут. Затем я еду по пустым улицам обратно в свою пустую квартиру. Один. *** «Ты умерла сегодня, Но все еще дышишь, В моих мыслях, В том самом месте, Где больше нет хороших парней. Ты оставила меня стоять здесь, Одинокого и холодного, Надеюсь, что когда-нибудь Боль внутри прекратится. Я надеялся, что ты видела меня, Я надеялся, что понимала Или распяла меня за мои ошибки, Мои жестокие амбиции, Которые едва ли можно оправдать, И боль внутри… прекратится.» SkinDive* *Skindive — ирландская электронная рок-группа, образованная в конце 1990-х годов в Дублине. Группа включает электронные звуки в часто резкую и атмосферную музыку, и сравнения часто тянутся к группе Garbage из-за сопоставления сильно искаженных гитар и чистого женского вокала. Garbage — американская рок-группа, образованная в 1993 году в Мэдисоне, штат Висконсин.