Квир-личности

Глава сто четырнадцатая В ОБЪЯТИЯХ АНГЕЛА Краткое содержание: Дневник Джастина: Лофт, где все началось. Питтсбург, апрель 2004. Джастин «Время проходит, а ты все ждешь, Когда появится, наконец, этот второй шанс, Возможность, которая позволит наладить все. Одного повода вполне достаточно, Чтобы почувствовать себя несчастным. И так тяжело бывает к концу дня. Мне нужно отвлечься. О, прекрасное освобождение… Воспоминания струятся из моих вен. Стать бы мне пустой и невесомой… И тогда, возможно, сегодня ночью Умиротворение коснется моего сердца. В обьятиях ангела, Улетай прочь отсюда, Прочь из этого темного, холодного номера отеля. И бесконечности, которой ты так боишься… Тебя извлекли из-под обломков Твоих невысказанных грез. Ты сейчас в руках Ангела, Может быть, там тебе будет хорошо… *** Суббота, 10 апреля 2004 года. Питтсбург-Лофт. День рождения Брайана — Поздно. С Днем рождения, Брайан! Я не буду озвучивать его возраст, потому что он не любит, когда ему напоминают об этом (33!). Бывают такие замечательные дни — на самом деле, идеальные. Кажется, все идет правильно. Все сходится. Как будто звезды выстроились в ряд только для тебя. А бывают отстойные дни. Все идет не так, как надо. Кажется, ничего не получается, как бы ты ни старался. Все неправильно. Ничего, кроме взрывов, утечек газа и ключа застрявшего в замке. Так что же делать, когда это один и тот же гребаный день? Как это происходит? Почему это происходит? Субботний вечер — это было только вчера вечером? — был так чертовски идеален! Обед у Деб был неловким, как обычно, но даже это было нормально. Это нормально. Это была банда. Брайан вел себя как осел по поводу своего дня рождения. Майкл был плаксивым, но — странно — не прилипчивым (может быть, он меняется?). Дебби была такой же стервозной, властной мамочкой, что напомнило мне о моей маме, которая была так не похожа на Деб, но все равно получается почти то же самое. Были Эммет и Тед. Было все. Даже лазанья была идеальной на вкус. Но Брайан был сдержан. Я всегда могу это понять. Как будто он где-то в другом месте. Размышлял о чем-то. Слишком о многом. А потом все закончилось. Кто знает, когда мы все снова соберемся вместе? Об этом странно думать. «Вавилон» казался знакомым и в то же время далеким. Как будто мы были актерами, играющими свои роли. Танцуем. Обнимаем друг друга. Теряемся в музыке. И все же я так хорошо помнил всю нашу историю. Сколько раз мы танцевали на этом месте? Сколько раз мы там целовались? Гладили друг друга там? Но на этот раз… Я почувствовал это. Это было реально. Брайан возвращается к жизни. Или его член возвращается к жизни. Это одно и то же? Брайан сказал бы, что это так. Но даже когда у него была проблема, он все еще был Брайаном. Все еще самим собой. Все еще живым и жизнерадостным. Что доказывает, что все его существование не сводится только к члену, независимо от того, что он думает! Конечно, я хотел что-то сделать прямо там, посреди танцпола. Кому какое дело, кто смотрит? «Вавилон» всегда был нашей сценой, так что пусть этот акт разыграется на публике. Это будет не в первый раз! (Господи, надеюсь, моя мама никогда этого не прочтет! Привет, мам!) Старая добрая задняя комната! Интересно, что случилось с Тоддом? Брайан взлетел как ракета. Удивительно! Клянусь, я слышал звон колоколов, видел мигающие огни и слышал оглушительный рев. Но это был всего лишь последний танец. — Спокойной ночи, мистер Кинни, — сказал парень у двери, когда мы уходили. Так странно думать, что Брайан теперь владеет «Вавилоном». Владеет им, хотя нас здесь никогда не будет. Иронично, да? Я думал, что когда мы вернемся в лофт, Брайан будет монстром в постели. Но он казался измученным. Я помог ему раздеться — я люблю это делать — и уложил в постель. Он заснул через несколько минут. Конечно, я не спал. Поэтому растянулся рядом и наблюдал за ним. Я люблю это делать тоже. Просто смотрю на него, принимая его целиком. Он мой. Действительно. До сих пор не могу полностью осознать это. Мой муж. Какое странное слово для Брайана Кинни. Но это не так уж плохо. И мы все еще не пара натуралов. Мы будем делать все по-своему. Мы нарушим все правила и все будет в порядке. Потому что нет ничего похожего на нас. Мы единственные в своем роде. Мы всегда были единственными в своем роде. Брайан и Джастин. Джастин и Брайан. Я устал, поэтому закончу на этом. Еще не все потеряно. Впереди всегда больше. *** Воскресенье, 11 апреля 2004 года. Питтсбург-Лофт. Пасхальное воскресенье. Прошлой ночью я спал как убитый. Просто вырубился, как лампочка. Меня разбудил Брайана, уже одетый и стоящий надо мной. — Проснись, проснись, Солнышко. Встань и посмотри на небо. — Что? Брайан ухмыльнулся. — Прими душ и быстро одевайся. — Куда мы едем? — В гейскую церковь на поздний завтрак. Оказавшись в джипе, я заметил, что Брайан направляется в сторону от Либерти-Авеню. — Я думал, мы едем в закусочную? — Терпение, Кузнечик. Мы должны забрать наш отряд. Именно тогда я поняла, что мы направляемся к Линдси и Мел. — Вы опоздали, — сказала Мелани, открывая дверь. — И тебе счастливой Пасхи, — сладко ответил Брайан. — Папа, папа, папа! — Гас подлетел и прицепился к ноге Брайана, как щенок. — Привет, сынок! — Брайан поднял сына. — Пасхальный кролик приходил? — Он принес конфеты! Много конфет! — Гас заерзал, и Брайан поставил его на землю. — Смотри! — он потащил Брайана в гостиную. — Привет, Джастин, — сказала Линдси, — выглядишь усталым. — Вчера вечером мы допоздна танцевали в «Вавилоне», — признался я. — Что еще нового? — фыркнула Мел. Мне нравится Мелани, но она действительно должна стараться смотреть на вещи позитивно, особенно когда речь идет о Брайане. Песня «Я ненавижу Брайана Кинни» устарела. — Тебе пора сменить пластинку, Мел, — сказал я ей. Она уставилась на меня. — Джастин! — Не оскорбляй моего мужа. Он отец Гаса и Чарити, так что смирись с этим. Линдси закатила глаза. — Я соберу ребенка. Куда вы все идете? — На поздний завтрак. Я не сказал ей, что Брайан даже не оповестил меня, что происходит. — Я была удивлена, когда он позвонил сегодня утром и сказал, что возьмет детей. Гас так взволнован. Линдси поднялась наверх, а я вошел в гостиную как раз в тот момент, когда Гас демонстрировал новый грузовик. — Он такой же натурал, как Карл Хорват, — прокомментировал Брайан, — посмотри на его игрушки — грузовики, грузовики и еще раз грузовики. Ни голого Джи-и-Джо, ни игрушечной плиты в поле зрения. — Все в порядке, — сказал я, — может быть, Чарити окажется любящей софтбол лесбиянкой в Биркенштоке*, которую нужно остерегаться? — Это должно заставить меня чувствовать себя лучше? — Брайан хмыкнул. — Давай, сынок! Мы собираемся прокатиться. Это означало, что мы поместили все автомобильные сиденья в джип, пристегнули детей и убедились, что у нас есть чашки для питья, коробки с соком, мягкие игрушки и сумки с подгузниками. — Господи! Это чертовски много работы, — сказал Брайан, когда наконец сел на водительское сиденье и пристегнулся. — Дети — это всегда много работы, — сказал я, — думаешь, у Дианы и Дориана сразу же появится ребенок? — Неужели во всем мире гребаная детская лихорадка? — Я просто спрашиваю. Ты знаешь… Диана предложила родить ребенка для тебя… для нас… однажды. Выражение его лица было таким забавным — шок, паника, страх — что я не мог не рассмеяться. — Не волнуйся. Я дергаю тебя за цепочку, Брайан. — Ко мне только что вернулась эрекция. Не спугни ее навсегда, Солнышко. Мы поехали. Но опять же, подальше от Либерти-Авеню. — А теперь куда мы едем? — К вратам ада, — мрачно сказал Брайан. Дом Кинни находится на хорошей улице — лучше, чем улица Дебби. Это не загородный клуб, как мой старый район, но удобный средний класс. Отец Брайана когда-то был крупным профсоюзным деятелем и зарабатывал хорошие деньги, как сказал бы мой отец. Но дом выглядит холодным. Покинутым. Я знаю, что миссис Кинни все еще живет там, но вы никогда не поймете этого со стороны. Шторы задернуты, машины на подъездной дорожке нет. Я попытался представить, как все выглядело, когда Брайан был ребенком. Были ли велосипеды на лужайке? Доносилась ли музыка из его спальни? Бегали ли дети туда-сюда? Или как Брайан крался через заднюю дверь, направляясь к Майклу. — Мам, открой, — крикнул Брайан, — это твой своенравный сын. Миссис Кинни открыла дверь. — Брайан, — сказала она, плотно сжав губы. Она даже не узнает меня. Но смотрит на детей, — что все это значит? — Твои внуки, — Брайан, держа Гас за руку, втолкнул ее в дом. Я нес Чарити, поэтому последовал за ним. — Подожди! — она обежала Брайана. — Что ты здесь делаешь? — Сегодня Пасха, мама. Я подумал, что ты захочешь увидеть детей и, возможно, захочешь пойти с нами позавтракать. Разве это не твой христианский долг? Общаться с грешниками, особенно если это твой собственный сын, его муж и их дети. — Муж? — фыркнула она, сурово глядя на меня. — Не говори глупостей! Брайан пожал плечами. — Можешь поспорить со штатом Калифорния, если тебе это не нравится. Это твоя бабушка, сынок. Поздоровайся, Гас. Гас уставился на миссис Кинни. — Привет, — сказал он. Он храбрее меня — меня она пугает до смерти! — Почему ты здесь? — спросила она, игнорируя Гаса. Это доказывает, что она старая сука. Гас слишком милый, чтобы его игнорировать. — Сегодня праздник. Я заказал поздний завтрак в «Папагано». У них самый дорогой прайс в городе. Подумал, что ты захочешь провести Пасху со своим любимым сыном и его семьей. — Семья? — она посмотрела прямо на меня. — Это мерзость! И эти невинные дети подвергаются вашему воздействию… вашему позору! — Но мне не стыдно, — вздохнул Брайан, — ну, по крайней мере, я пытался. Это последний раз, когда я пытаюсь, мама. Я не шучу. В последний, мать его, ебаный раз! Миссис Кинни отпрянула. — Язык! — Это все, что тебя волнует? Мой язык? Поверь, у тебя гораздо бОльшие проблемы, чем мой язык. Бьюсь об заклад, ты ходила сегодня утром к мессе, и старый добрый отец Том был священником. — Я хожу к мессе каждое утро. Отец Том — замечательный человек и замечательный священник, — настаивала она, — и он заботится обо мне, в отличие от вас, которые живут, чтобы досаждать мне! — К несчастью для ТЕБЯ, я жив, чтобы досаждать тебе. И я буду жить еще долго, если мои врачи правы. Потому что у меня был рак, мама. Ты знала это, не так ли? Она вздрогнула. — Да, я читала об этом. Я молилась за тебя, Брайан. И рада, что тебе лучше. Я все еще надеюсь, что ты воспримешь этот второй шанс как призыв отказаться от своих греховных путей. У Бога есть план для тебя! Он спас тебя не просто так! Брайан прикусил нижнюю губу, сдерживая разочарование. — Всегда твоя нежная любящая забота, а, мама? Божий план для меня? Это то, что я делаю сейчас. Живу со своим партнером. Люблю его. Пытаюсь наладить отношения со своими детьми. Делать хорошую работу. И это значит быть гордым геем. Или большим гребаным педиком. Как бы ты это ни воспринимала, это одно и то же. Это мой план для себя, и это, Божий план тоже, потому что ОН сделал меня большим гребаным педиком, точно так же, как Он сделал твоего драгоценного отца Тома… Отец Том такой же педик, как и мы — и Брайан, и я оба трахнули его в Банях, когда-то, но… Я положил руку на плечо Брайана. — Не надо. Какая от этого польза? — Никакой, — он поднял Гаса на руки. — Я здесь закончил. Ты готов идти, сынок? — Бабушка? — спросил он, глядя на миссис Кинни. — Нет, — сказал Брайан, — это просто какая-то старуха. Я забыл ее имя. Но она больше не важна. Совсем не важна. Брайан повернулся и вышел из дома, не оглядываясь. Я еще раз взглянул на миссис Кинни, крепко держа Чарити. У сестры Брайана двое мальчиков, так что Чарити — ее единственная внучка. Но она никогда ее не узнает. Никогда. И это так трагично. Некоторые люди сами создают свою собственную трагедию. И должны жить с этим. Мы пристегнули детей к их автомобильным сиденьям и молча направились в «Папагано». Я думал, что посещение миссис Кинни было большим сюрпризом, но в ресторане был еще один. — Дорогой! — мама и Молли ждали нас за угловым столиком. Она обняла меня, а затем взяла Чарити из моих рук. — Иди сюда, милая! — она коснулась пушистых светлых волос Чарити. — Она прекрасна, Брайан. — Она действительно прекрасна, — ответил он, — но я надеюсь, что она вырастет без плохих генов Кинни. Ей и Гасу не нужен этот гандикап. Мама нахмурилась. Очевидно, она заранее знала план Брайана. — Она не захотела прийти? Брайан покачал головой. — Нет. Это конец. — Твоя мама все еще может прийти в себя, — сказала мама. — Сомневаюсь. Все, что у нее осталось — это ее самоправедность, и она будет держаться за нее до самого конца. Но я отказываюсь ждать, гадая, изменится ли она. Пусть это сделает Сент-Клер** — это смешно! Она тоже сдалась. Итак, давайте поговорим о чем-нибудь другом — и попробуем этот шведский стол, хорошо? Как обычно в «Папагано» с Брайаном обращались по-королевски. Мама и Молли несколько раз ходили к столу. Ладно, я тоже — это было так здорово! Мама подняла огромный шум из-за ребенка, в то время как Гас прилип к Брайану, как липучка. Он действительно похож на маленького клона Брайана, только натурал. Это так забавно! Да, он определенно натурал. Трудно сказать, откуда я это знаю, просто знаю. Это больше, чем грузовики, это чувство. Думаю, что гейрадар работает даже для трехлетних. И то, как он флиртует с моей мамой, сестрой и каждой другой женщиной, которую видит, тоже играет свою роль. А потом еще один шок. — Извините, я опоздала! Я вскочил со стула. — Даф! Боже мой! Не могу поверить, что ты здесь! А как же школа? — Сейчас Пасхальные каникулы, идиот! — сказала она, смеясь. — Кроме того, Брайан прислал мне билет первого класса, так как же я могла отказаться? Но я должна вернуться рано утром. Прошло так много времени с тех пор, как я видел Дафну или даже разговаривал с ней по телефону. Ты так легко теряешь связь с людьми. Но я не позволю этому случиться снова. Даф — мой самый старый друг, и мне нужны мои друзья. Это главная вещь, которую я усвоил. Нужно держаться за тех, кого ты любишь, и не отпускать. — Не такая уж плохая Пасха, — сказал Брайан, — верно, пизденыш? — Да, — согласилась я, целуя его, — совсем не плохая. *** Среда, 14 апреля 2004 года. Питтсбург-Лофт. Пять утра. Просто короткая записка. Мы были так заняты последние пару дней, готовясь к сегодняшнему отъезду в Лос-Анджелес. Наш рейс отправляется в полдень. Как только мы вернемся, начнется безумие. Дориан постоянно звонил, требуя, чтобы Брайан вернулся домой, потому что нужно сделать кое-что для финального материала «Красной рубашки», премьера которой состоится на кинофестивале в Трайбеке четвертого мая. Затем мы едем в Канны на премьеру «Красной реки». Это будет фантастика! Я никогда раньше не был во Франции и с нетерпением жду этого. Выходят два фильма, тонны рекламы, кинофестивали и премьеры — надеюсь, Брайан не исчерпает себя. Но он, кажется, с нетерпением ждет этого. Кажется, все наладилось. Он чувствует себя намного лучше теперь, когда к нему вернулось его «моджо» — Брайан ненавидит этот термин, но я думаю, это смешно. И это правда. Он действительно вернул свое моджо. Другими словами, ему лучше, чем когда-либо, и никто из нас не может жаловаться на это. Несмотря на то, что с его матерью ничего не вышло, было здорово провести время с детьми, мамой, сестрой, Деб, бандой и увидеть Дафну. Было даже нормально увидеть Дилана и Итана, хотя я рад, что мы ничего с ними не сделали. Это было бы слишком жутко. Я знаю, что Брайан и я никогда не будем парой в том смысле, в каком другие определяют «пару». Мы не Линдси и Мел. Мы не Дебби и Карл. И мы не Майкл и Бен. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь станем моногамными, разве что по-своему. Но мы знаем, чего хотим — друг друга. Это все, что имеет значение. Как кто-то другой видит это, значения не имеет. Прошлой ночью у нас был потрясающий трах. Всегда лучше, когда мы вдвоем, точно понимая, чего хотим. Как будто мы один человек. Нам не нужно ничего говорить. Это просто происходит. И это умопомрачительно. Потом Брайан закурил косяк. Он делает это не каждый раз, но иногда это приятно, затянулся, а потом и я. Это заставило меня снова почувствовать головокружение, счастье и возбуждение. Я всегда чувствую возбуждение, когда кайфую. — Ты знаешь, какой сегодня день? — спросил Брайан. — Или какая сегодня ночь? — Среда? Я думаю. Я начал хихикать. Это был действительно хороший косяк. — Три года назад, — подсказал он. Это заставило меня сесть. Как я мог забыть? — Выпускной. — Да. Когда я думаю о выпускном — а это уже не так часто — все смешивается в моей голове. Плохие воспоминания по большей части исчезли. Иногда у меня бывает странная вспышка чего-то, что я не могу полностью сфокусироваться. Но затем она исчезает, как туман, испаряющийся на солнце. — Неужели это было всего три года назад? Больше похоже на десять. — С тех пор многое произошло, — прошептал он, — Интересно, как бы все было, если бы… если бы тебя не избили. — Иногда я тоже задаюсь этим вопросом. Да. Как бы все было? Или все это произошло бы, так или иначе, несмотря ни на что? Это то, что Фиона говорила мне давным-давно — что некоторым вещам суждено сбыться. Судьба складывается так, как она должна складываться, независимо от того, что вы делаете. Думаю, что понимаю, что это значит. Теперь. Что мы с Брайаном созданы друг для друга. — Судьба, — говорю я. Брайан поднял бровь. -Опять это дерьмо мумбо-джамбо? Все эта чушь о потоках и жизнях, прожитых в разное время и разными способами, все ведут к одному и тому же выводу — Брайан и Джастин навсегда! Вырежь это на гребаном дереве. Или вытатуируй на своей заднице. — У меня уже есть твое имя, вытатуированное на моей заднице, Брайан. А у тебя есть мое. — Я помню. Какая гребаная ошибка, — простонал он, — теперь я никогда не смогу избавиться от этого надоедливого пизденыша. — Никогда, — подтвердил я, поцеловав его, — прошлое — это просто прошлое. Оставь его в покое. Единственное, что меня волнует — это наше будущее. — А ты знаешь, чем наполнено будущее, Солнышко? — Чем? — Временем, — сказал он, — много прекрасного времени. И это все, что нам нужно. Время быть вместе. Это не теория, это реальность. Это наша личность — Брайан и Джастин. Это наша голубая судьба. *** «Такая усталость от прямых линий. Но, куда ни повернись, Лишь стервятники и воры за твоей спиной. И буря продолжает бушевать… А ты нагромождаешь за ложью ложь, Стараясь восполнить все то, чего тебе так не хватает. И нет никакого смысла В последний раз снова пытаться убежать. Проще довериться этому сладкому безумию, о, Этой прекрасной грусти, которая повергает меня на колени. В обьятиях Ангела, Улетай прочь отсюда, Прочь из этого темного, холодного номера отеля. И бесконечности, которой ты так боишься… Тебя извлекли из-под обломков Твоих невысказанных грез. Ты сейчас в руках Ангела, Может быть, там тебе будет хорошо… Ты сейчас в руках Ангела. Может быть, здесь тебе будет хорошо…»*** Сара Маклахлан *Биркенштоки — это сандалии с ортопедической стелькой. Название биркенштоков произошло от фамилии немецкого сапожника Йохана Адама Биркенштока, который еще в 1774 году стал заниматься производством ортопедической обуви. **Сент-Клэр — английский вариант имени Святой Клары или одного из святых Кларов. Но Брайан имеет в виду свою сестру Клер. ***Эта песня является саундтреком к фильу «Город Ангелов»