Пиковая дама

      Уснул я, не раздеваясь, несмотря на то, что внутри все еще бушевало пламя от прошедшей ночной игры. Это было нечто новое, какой-то другой опыт, который я наверняка запомню навсегда. Но, как бы то ни было, в реальность все же нужно возвращаться.       Как оказалось, мы дико подпортили игру тем, что буквально действовали напролом. Адреналин, бурливший в крови, превышал все мыслимые и немыслимые пределы, отчего, например, мы так свободно проникли в спортзал. А нужно было всего лишь найти светящееся дерево в лесу, и под ним был закопан тот самый ключ от спортзала. А не лезть через окно, которое, между прочим, горе-вожатые сами и забыли закрыть. Ключ от диджейской все это время висел на поясе у старца-физрука, и он беспрекословно отдал бы его, если бы мы показали просто флешку. Все было просто, но только в головах у тех, кто придумал игру.       Конечно, нам дико подсобило то, что у меня уже был ключ, отданный Мерфи в первый же рабочий день. Знал ли он тогда, какой будет зарничная игра? Вряд ли. Но получилось, как получилось.       Дети не выиграли, выиграли мы, пусть и в связи с удачным стечением обстоятельств. Подстёгнутые интересом, мы на равных носились с шестнадцатилетними лбами, так что претензий к нам быть не должно. Во всяком случае, я на это надеюсь.       На завтраке все, включая Геру, собрались за большим вожатским столом и наперебой разбирали произошедшее, делясь впечателниями. Мы с Хизер молчали, молча ковыряя молочный суп, доставая оттуда совершенно несъедобные пленки. Правая нога девушки была прочно зафиксирована эластичным бинтом, который позволял ей хоть чуть-чуть двигаться.       — Когда-нибудь бы это случилось, — кивнул на травму напарницы Джейсон, шутливо вздыхая. — Любит на ровном месте спотыкаться.       — Она молодец, затащила вчера, — шепотом добавил я, придвигая горячий чай поближе. — Не осуждайте женщину за неуклюжесть.       Мы с Хизер потому и молчали, потому что казалось, что мусолить уже нечего. Все карты вскрыты, все сработало так, как сработало.       Тейт же, напротив, бесперебойно, будто электровеник, храбрился тем, как ловко мы все придумали, слегка приукрашивая действительность, поминутно расписывал то, как мы прятались в кустах от охотников, как Хизер разделывала несчастную курицу и как я мастерски сбежал из вон того самого угла в столовой.       Я вышел на улицу, устав от разговоров, за глотком свежего воздуха. Кроны деревьев шумно покачивались в небе, разгоняемые распаленным, нагретым ветерком. Привычно пели цикады, уже не так раздражающе, как в начале моего вожатского пути. Я оперся на перила на крыльце столовой, выглядывая, как маленький шмель упорно лезет в крупный красный цветок в поисках заветного сладкого сока. Я как этот шмель: ищу лучшее там, где возможно и не стоит даже копаться.       Тонкие девчачьи руки легли на талию, обвивая живот, скрытый белой футболкой. Я улыбнулся, разворачиваясь и лицом к лицу встречаясь с манящими ярко-бордовыми губами, растянувшимися в нежной улыбке.       — Почему ушел? — тихо спросила Гера, слегка склонив голову на бок, щурясь от яркого солнца, что попадало ей на лицо. — Ньюман, ты все еще на работе.       — Ох, простите, мисс Блэк, — игриво скривился я, чувствуя, как она стала немного ближе, — сейчас же вернусь к исполнению своего педагогического долга.       — Дурачок, — она цокнула языком, отпустив руки с моей талии, наклоняясь так, что в разрезе белой майки завиднелась грудь. — Жду тебя сегодня у себя.       Девушка ловко развернулась и бегом спустилась с крылечка, напоследок оглянувшись и подмигнув. Я же остался один, пытаясь стереть с лица глупую улыбку. Я не шмель. Я бабочка, расправившая тонкие оранжевые крылья, полностью готовая вспорхнуть.       Все же, время продолжало неумолимо бежать вперед. Гнаться за ним не было абсолютно никакого смысла, поэтому я бесконечно плыл по течению, вступая в редкие полемики с вожатыми, все еще мусолившими ночную игру.       — Привет, — ко мне тихо подошла Хизер, зачем-то ласково пробежав ноготками по волосам.       — Привет, — я поднял голову, опущенную на колени, забвенно слушая проходящий после обеда конкурс чтецов.       — «… переправа, переправа, берег левый, берег правый», — декламировал детский голосок на фоне.       — Не грустишь? — Хизер села рядом, касаясь меня плечом.       — Да не грустил, просто залип немного, — я устало потер виски, уперевшись взглядом в спину Геры, сидящей далеко впереди в жюри.       — Осталось всего ничего, и мы все поедем по домам, — мечтательно проговорила девушка. — Так хочется домой.       — Я думал, ты больше всех кайфуешь от происходящего, — я кивнул головой на ее с Джейсоном отряд, смирно сидящий за столом в библиотеке.       — О, нет, — она тихо рассмеялась. — Я люблю детей, но быстро устаю. Плачу вечерами от бессилия, — Хизер осеклась, кусая себя за внутреннюю сторону губы, явно сказав что-то лишнее.       — Не беспокойся, я иногда готов убивать, — я улыбнулся, желая поддержать девушку. — Особенно, когда приходит время ложиться или идти куда-то. У всех сразу начинается режим «пить, писать и капризничать».       Она рассмеялась чуть громче, чем следовало. Гера обернулась, изогнув бровь, посмотрев на нас. Я поднес палец к губам, состроив серьезную мину.       Хизер поднялась со стула, выходя на свежий воздух, а я зачем-то двинулся за ней, останавливаясь у большого панорамного окна на лестничном пролете. Девушка спустилась ниже, явно не собираясь дожидаться меня или о чем-то еще разговаривать. Я ее понимал. Всем хотелось хоть немного побыть в гордом одиночестве, особенно таким, как она. Когда человек много отдает, ему потом сложнее восстанавливать утраченную энергию.       В окне до безумия спокойно шумел лес, упираясь еловыми лапами в прохладу стекла. Я прижался щекой тоже, сложив руки на груди и рассматривая происходящее за окном. Тишина штаба поражала. Тут словно другая планета, где в бесконечных белых бумажных листах, дневниках вожатых и личных делах кипит своя, особенная жизнь.       — … ты ведь обещала, — Мерфи я узнаю из тысячи.       Он явно находился на этаж выше. Я сделал шаг, но тут заговорил второй, женский голос.       — Мерфи, я много кому и чего обещаю, — Лу явно сделала тяжелый вздох, останавливаясь. — Но пойми, я не могу вернуться домой сейчас.       — Ты хочешь, чтобы я остался с тобой на вторую смену?       Молчание. Буквально секунд двадцать. Мне стало дико некомфортно, будто меня облили чем-то, а холодный пот медленно стек по шее. Я вновь подслушиваю, хоть и не хочу этого.       — Да или нет? — как-то жалобно, не свойственно Мерфи, протянул голос друга.       Вновь молчание.       — Лу, да или нет? — тон становился все суровее.       — Я не хочу тебя просить.       — Да или нет.       — Нет, не хочу, — выдохнула она. — Мне нужно побыть одной. Тебя слишком много в моей жизни.       Громкий хлопок. Она ушла. Я не выдержал и поднялся на этаж, хватая уходящего следом друга за руку, чуть сжимая ее.       — Не лезь, — прохрипел я. — Только хуже сделаешь.       — Ты что, гуру в отношениях? — он скривился, зло глядя на меня. — Сам-то давно ли разобрался?       — Не лезь, — я проигнорировал выпад друга, не желая еще больше накалять атмосферу.       Он молча выдернул руку и быстрым шагом спустился с лестницы, плюнув мне под ноги.       Я остался один, пожалев, что вообще встрял. Ньюман, ты как всегда все испортил, влезая со своей импульсивностью туда, куда не просили. Кулаки сжались сами собой, но лишь мазнули по шершавой, окрашенной серой краской стене. Я слишком давно дал себе установку на позитив, чтобы вот так растрачивать его по мелочам.       На обеде была только Лу. Она молча ковырялась в макаронах, отмахиваясь на все вопросы о Мерфи, заявив, что он пошел готовиться к мероприятию. Я чувствовал подвох, но молчал. Да впрочем, никому особенно не было дело до того, что происходит. Все обсуждали (о, спасибо, больше не зарницу) предстоящее лагерное закрытие смены.       — Грустно немного, — Шейн поджал губы. — Уже все как родные, только-только подружились, а уже пора прощаться.       — И не говори, — вторил ему Тео, отламывая кусочек хлеба. — Сформировали детские коллективы, всех прочитали и запомнили. Это что, все?       — Так всегда, ребята, привыкайте, — вечно веселый Тейт улыбнулся. — После второго раза становится все равно. Даже несмотря на то, что эти маленькие шалунишки плачут на последней свечке и не хотят уезжать.       Я никогда не задумывался над тем, что будет дальше. Жил лишь моментом, остановившейся здесь, в «Прибое», жизнью. Реальная жизнь кажется теперь такой нереальной, и все эти разговоры доводят меня до чувства легкой грусти внутри. Все заканчивается.       После сончаса начались репетиции по подготовке к родительскому дню, который пройдет завтра. Дети, воодушевленные встречей с родителями, охотно придумывали номера, сидя рядом со мной и Тейтом у нашего домика. Все так сдружились.       — Просто поставим спектакль «Красная шапочка», кто за? — спросил я у отряда, считая поднятые руки.       — Эдриан, — Селена поднялась с места, отряхивая подол красного платья. — Смотри, я уже как красная шапочка.       — У красной шапочки красная шапка, а не платье, — возмущенно заявила ее подружка Агата, тоже вскакивая с сидения. — А у меня как раз панамка красная.       Мы с Тейтом переглянулись, откровенно заулыбавшись.       — Значит, проведем пробы. Кто-то хочет быть волком? — Тейт оглядел малышню. — Сэм, давай, у тебя отлично получится.       Малыш Сэмми неохотно встал с места, подходя к нам поближе. Алекс и Джереми вызвались на роли охотников. Селена и Агата же, надув губы, недовольно смотрели на нас, желая, чтобы мы их рассудили.       — Нет, солнышки, так дело не пойдет. Давайте конкурс, кто больше всех пропрыгает на скакалке, тот и будет красной шапочкой, — Тейт лучезарно улыбнулся, присев на корточки и изучающе заглядывая в лица девочек.       Они наперегонки бросились к домику, возвращаясь через пару минут с разноцветными скакалками в руках. Каждая была настроена решительно, замерев в ожидании счета.       — Я буду считать, — вызвался я. — Начинайте. Один, два, три…       Агата сдалась на тридцатом, запутавшись о скакалку, и, обиженно откинув инвентарь, отошла в сторонку. Я догнал ее, осторожно взял за руку.       — Почему всегда все ей, — девочка недовольно посмотрела на меня с глазами, полными слез. — Селена у нас везде участвует.       — Она просто пробивная, — спокойно ответил я, загораживая малышку от ликующей Селены. — Упорная, как танк. Это не плохо и не хорошо. Не переживай, жизнь ее накажет.       Она пожала плечами, сглатывая слезы, вернулась к отряду.       — Я тогда буду бабушкой, — Агата развернулась к сопернице. — И сыграю свою роль так, что Берт сразу же влюбится в меня, — напоследок, показав язык, Агата села на свое место, все еще недовольно выпячивая нижнюю губу.       Вечером вся площадь была украшена яркими ленточками и подсвечена, наверное, тысячей гирлянд. Мы с Тейтом привели отряд, останавливаясь неподалеку у большой сцены, что возвели специально для праздника холи.       — Удивительно, что этот праздник посвящен тому, как Шива сжег взглядом бога Каму, — заключил Тейт, когда мы закончили с построением и отошли немного в сторонку.       — Ага, а еще на нем подают фирменный напиток с марихуаной, — я сложил руки на груди, быстро пробежавшись взглядом по другим отрядам. — Собрались два историка.       — А это как в том самом анекдоте, — хохотнул Тейт. — Заходят как-то русский, американец и еврей в бар…       — Молодые люди, — прервал нас голос одного из выступающих артистов, что специально пригласили для этого праздника, — помогите тут…       — Иди, я останусь, — кивнул я напарнику.       Дети продолжали бесновать, бегая вокруг друг друга и играя в какую-то только им известную игру. Почему-то не было сил их успокаивать, поэтому я молча наблюдал за этим, оставаясь в стороне. Сегодня усталость навалилась с новой силой. Начал сказываться каждодневный недосып.       Тейт очень быстро вернулся и сам принялся успокаивать разбушевавшихся малышей, недовольно взглянув на меня. Я лишь пожал плечами.       Началось красочное файер-шоу, и все дети, как по команде, примкнули к защитному ограждению завороженно глядя на плящущие в руках артистов огни. Выглядело это все безумно красиво: сгущающиеся сумерки, и двое парней с девушкой-акробаткой, крутившей зажжённый факел на ноге. Музыка добавляла антуража: бойкая, маршевая, больше похожая на дикий танец африканских племен. Народ улюлюкал от восторга, стоило только девушке начать извиваться или выписать очередной акробатический трюк.       Совершенно не похоже на праздник бога Шивы. Впрочем, не все в этой жизни должно иметь то значение, которое закладывалось. Словам свойственно быть двойственными, как и людям, что сначала преданно смотрят на тебя, называют тем самым, а затем молча разбивают твою сердечко на тысячи осколков.       Что, Ньюман, сегодня — официальный день рефлексии? Мне от самого себя тошно, но поселившееся чувство грусти не давало нормально сосредоточиться. Откуда это чувство? Не знаю, может мне и правда слишком тяжело уезжать, а может, я наконец-то понял свое истинное предназначение. Я хочу быть педагогом. Хочу учить детей.       Все же, пора избавляться от поглощающего разум чувства рефлексии. Я поискал глазами Геру ровно в тот момент, когда файер-шоу подошло к концу, и детям торжественно выдали светящиеся в темноте порошковые краски.       Тут же фонтаны неоновых оттенков взорвались в воздухе, осыпая всех присутствующих. Моя белая одежда тут же покрылась зелеными пятнами. Дети радостно носились вокруг под веселое выступление какой-то приглашённой певицы, рассыпая друг на друга краску.       Гере тоже досталось. Чумазая, с остатками красноватого порошка, она стояла у края сцены, о чем-то разговаривая по телефону. Заметив меня, она выставила вперед руку, на повышенных тонах заканчивая разговор. Нахмурив брови, меж которых виднелся желтоватый след, она выглядела безумно милой и такой… родной, что ли.       — Все нормально? — спросила Гера, отчего-то рассмеявшись.       — Почему ты смеешься?       — У тебя такой след на щеке, будто кошачья лапка, — она смело дотронулась, проведя большим пальцем по скуле, а затем, не скрываясь и не стесняясь, мягко прикоснулась к тому самому месту губами.       — Я сейчас унесу тебя и трахну, — прошипел я, замечая пляшущих чертей в глазах.       — Уноси, — одними губами выдала она.       Я оглянулся на праздник позади и грубо схватил девушку за руку. Сам. Не знаю, что на меня нашло. Безумная тоска сменилась дикой похотью, пылающим пламенем обдавая сердце. Желание лишь подначивало наши чувства.       Толкнув дверь своей вожатской комнаты, я рывком втянул туда смеющуюся Геру, нагло прижимая ее к стене. Девушка шумно выдохнула, явно не ожидая такого поворота событий, но все же потянулась ко мне, закинув руки на шею.       — Никто не будет нас искать? — тихо спросил я, не дожидаясь ответа, целуя в губы.       — Там еще полчаса выступать будут, дети под присмотром, — прошептала она, разрывая поцелуй и потеревшись кончиком носа об мой. — Успеешь?       Я медленно уложил девушку на кровать, мягко проведя ладонью по бедру, дотронувшись языком по поддавшейся вперед шее. Я чувствовал, как ее тело с готовностью принимает ласку, льнет ко мне, хрипло постанывая.       — Успею, — усмехнулся я, обдавая горячим дыханием возвышающуюся грудь.       Разгоряченное тело извивалось, страстно желая оказаться ближе, чем сейчас. Я двинул рукой по направлению к трусикам, захватывая большим пальцем край нежного кружева и легонько оттягивая в сторону. Девушка резко вздрогнула, закинув ногу мне на плечо, и я почувствовал, как ее пробирают мурашки.       Темнота, почти полная темнота. Два разгоряченных тела, покрытые пятнами светоотражающей неоновой краски. Мы — два маленьких мотылька, слетевшиеся на свет, жадно, до дрожи по коже, изголодавшиеся по ласке.       Мои пальцы медленно скользнули внутрь, пока большой оттягивал край нижнего белья. Она выгнулась, хрипло застонав, пока я зацеловывал маленькие родинки на ее бедрах. Пальцы с нажимом задвигались, упираясь в переднюю стенку. Гера задрожала сильнее, тщетно пытаясь свести ноги, но я удерживал их второй рукой, все сильнее вбирая нежную кожу на бедрах в рот.       — Войди, — раздался наконец приглушенный шепот. — Эдриан, пожалуйста. Я вытащил пальцы под тихий стон девушки, ощутившей невероятную пустоту внутри. Я с готовностью расстегнул ширинку, спуская шорты с бельем, лишь ощущая то, как член налился еще больше. Один резкий толчок — и я внутри. Гера шумно выдохнула, прикрывая веки с безумно красивыми глазами от наслаждения.       Секс — это единение душ. Секс — это тот самый момент, когда вы ближе всего к друг другу, когда вы — одно целое.       Я быстро задвигался внутри, ощущая, как она сжимает меня стенками внутри, и нависая над любимым лицом. Краска, светившаяся в темноте, красиво лежала на разметавшихся по одеялу волосам, пока девушка обессиленно ерзала, то и дело закусывая губы и сдерживая рвущиеся изнутри стоны.       — Не сдерживайся, мы тут одни, — тихо прошептал я, все сильнее увеличивая темп.       Мои руки нашли ее, сжимающие одеяло. Я завел их ей за голову, сильно прижав к кровати, без разбору покрывая поцелуями лицо. Она хищно выгнулась, слегка меняя угол проникновения.       — Эдриан… — простонал ее голос в пустоту, и Гера с криком кончила, но продолжала помогать мне, толкаясь бедрами под наш личный ритм.       Стенки плотно обвили член, заставляя и меня излиться следом, судорожно дыша и нехотя отпуская дрожащие руки девушки. Она открыла глаза, сощурилась и посмотрела на меня, лукаво растянув губы в остатках порошка.       Я лишь поцеловал их, трепетно, с жаром, будто это последнее, что мне оставалось в жизни.       — Моя.       — Твоя.