Devil or... God?

Тони помнит тот страшный Сочельник. На землю беззаботно падали снежинки, кружась в праздничном вальсе, время от времени попадая на хладный труп. Он не хотел этого. Насколько бы Тони не ненавидел своего отца, но это вышло совершенно случайно. Словно в голову кто-то ударил и на эмоциях просто произошел судьбоносный выстрел. — Папа?.. — в лесу раздалось секундное эхо, вмиг затихая. Ответа не последовало. Он был слишком наивен, считая, что отец все еще может открыть глаза. Очнуться, взглянуть своим, как всегда, строгим взглядом, словно осуждая за одно лишь рождение и, как ни в чем ни бывало, уйти, попутно прихрамывая. Тони правда любил отца. Лишь после его смерти он осознал, насколько был привязан к единственному родителю, который всю жизнь его обеспечивал. Просто обеспечивал, словно это ничего не значит. Возможно, если бы Тони старался быть послушнее, умнее, сообразительнее, его любили бы в ответ? В тот день чувство вины за смерть матери, отца, за то, что его никогда не любили, цепко въелось своими клешнями в сердце двадцатилетнего Тони. Всю дальнейшую жизнь он будет виновен во всех бедах родителей с рождения. И вина казалась настолько правильной. Естественной. Его личный способ искупления грехов. По гроб жизни Тони обязан Наташе, что не бросила в такую тяжелую минуту: почти сразу после звонка и задыхающихся всхлипов в трубку девушка приехала и успокоила (или, по крайней мере, пыталась), крепко обняла, испуганно наблюдая за уже засохшей у виска покойного отца Тони кровью. Но она умела здраво рассуждать даже в настолько стрессовой ситуации. — Все будет хорошо. Мы возьмем яхту твоего отца, деньги, еду и на некоторое время заляжем на дно. Слышишь, Тони? Я с тобой, все в порядке. Парень цеплялся за Наташу, словно за спасательный жилет, пытаясь раствориться. Прямо тут, на этом чертовом снегу, лучше бы он попал в себя, а не в самого близкого человека. Нат правда стала для него как сестра. Хоть он и был старше, но именно она стала тем здоровым звеном в его голове, которого ему так не хватало. Человек, который видит мир в черно-белых тонах, ясно при этом отличая плохое от хорошего. Она оставила родителей, привычную жизнь, стала изгоем, преступницей и все ради одного лишь Тони. Чувство вины росло поминутно. Оно выросло до невозможности, когда Нат втянула в это младшую сестру — Елену. Сколько бы они не убеждали Тони в том, что для них так лучше, жизнь среди людей не для них, он не избавился от привычки стыдливо прятать глаза от Наташи. Тони всегда слушал девушку, ее мнение было важнее его собственного, и если раньше он считал ее сестрой, то теперь это была, скорее, мать, которой так не хватало. Хоть Тони ненавидел и не хотел это признавать. Баки же — друг детства Тони, с которым они случайно встретились однажды на одиноком пирсе на таком же одиноком пляже. Раньше они были очень похожи: любили потусить до утра, употребляя выпивку литрами, веселясь каждый вечер с новыми партнерами. Каждый день Баки своими поступками упорно напоминает Тони о том, каким он был и еще больше утопая в чувстве вины за это. Чуть позже он познакомился с Брюсом Беннером, который явно не был похож на остальных, особенно ученых. Немного странный, ему нравились пауки и не нравились люди. Он идеально вписался в их компанию и особенно хорошо поладил с Наташей. С Пеппер их познакомил еще отец. Это была любовь с первого взгляда и Тони даже сам не понял, что его в ней зацепило: белокурые волосы, блистательная улыбка, словно из рекламы зубной пасты или привычка мило морщить нос во время смеха. В этой женщине сочеталось несочетаемое: вся ее строгость и перфекционизм уходили на второй план, когда они были вместе с Тони, он это чувствовал. Пеппер зачаровывала его с каждым днем все больше, и Старк даже не мог ответить, когда же все пошло по наклонной. Она всегда осуждала его решение стать отшельником и жить как изгой, но с каждым днем ее взгляд на эту ситуацию становился все решительнее. Пеппер хотелось жить нормальной жизнью, выйти замуж за Тони, переехать в город и вернуться к работе, а вместо этого она была вынуждена торчать на богом забытой окраине. Тони считал ее смерть вынужденной мерой. Если бы он не убил Пеппер — давно бы сам гнил в тюрьме. И Питер. Этот особенный ребенок, который свел Тони с ума окончательно и бесповоротно. Невинность Питера сразу же бросалась в глаза так, что хотелось эту невинность отобрать, растоптать и со смехом следить за тем, как мальчик возвращает ее по кускам снова и снова. А сейчас этот ребенок лежит без сознания на кушетке по его вине. По вине Наташи, которая напоила Питера водкой. По вине Баки, который посоветовал давать ему наркотики. По вине Брюса и Елены, которые закрыли глаза на то, что Тони вытворял с несовершеннолетним подростком. Он не мог потерять Питера. Тони ненавидит Сочельник, так не дай же ему возненавидеть и Рождество. — Тони, выйди, ты сейчас только мешаешь. С ним все будет в порядке, просто подожди у себя, — Брюс в спешке натянул перчатки и уже готовил капельницу. Старк не мог отвести взгляд от невинного лица мальчика с закрытыми глазами и таким невинным видом. Ему было страшно, ведь он узнавал… себя? — Тони! — крикнул Брюс, но мужчина не шевельнулся, пока его не потянула в соседнюю комнату откуда-то взявшаяся Нат. Девушка закрыла дверь в кабинет Брюса, так что Тони теперь пялился лишь на белую дверь, словно смотря сквозь нее. — Он оклемается, слышишь меня? — она взяла лицо Старка в ладони, потирая скулы и пытаясь таким образом привлечь его внимание. Тони не стало легче от ее прикосновений, из его уст вырвалось лишь приглушенное и отчаянное: — Я не хочу, чтобы он умирал. * Неделю Тони провел наедине с собой и своими мыслями, пытаясь изо всех сил не терзать себя в произошедшем. Он не мог знать, что подобное случится, а значит, и не был ни в чем виновен, ведь так? Даже в собственной голове эти мысли звучали настолько противно и притянуто: он явно должен был винить себя за отравление Питера. Тони знал, что парень проснулся на следующий же вечер после произошедшего, но ему было бы слишком стыдно появляться на глазах у Питера. Он был слишком слаб, вялый и явно не понимал, что у него наркотическая ломка… А ведь всего полгода назад это был обычный школьник из Куинса, у которого была жизнь, любимая девушка. Будущее. Старк отхлебнул немного травяного чая, который принесла ему Елена, чтобы немного успокоить. Раньше девушка с Питером любила его распивать. Раньше. Прежде, чем Тони окончательно запер мальчика в четырех стенах с самим собой. Нет, чай определенно хорош. Раньше мужчина его недооценивал: напиток казался ему недостаточно насыщенным по вкусу, но, стоило Елене показать правильный чай — он ему понравился. Может, и с жизнью так? Может, Тони просто еще не исследовал все хорошие моменты в жизни и оттого считает себя несчастным, пытаясь сделать такими же всех вокруг? The Beathles правильно пели о том, что «любовь нельзя купить». А было ли это чувство любовью? Тони не знал. Он был более, чем уверен, что любил Пеппер, но теперь было видно одно огромное отличие: Пеппер он убил собственными руками, даже не случайно; Питера же отпустить он не готов. И никогда готовым к этому не будет. Он уже не мог представить свою жизнь без мальчика, который приносит ужин, прекрасно и так легко передвигается по дому, удивляя одновременной грациозностью и такой милой, почти мальчишеской неуклюжестью. — Мистер Барнс хочет войти, — механический голос Пятницы над головой немного напугал, возвращая в реальность. — Впусти, — сказал Тони и поднялся, чтобы заварить еще одну чашку чая. В кухню вошел явно взволнованный мужчина, держащий в руках какие-то бумажки, на которые Старку было глубоко плевать. — Эй, дружище, с наступающим! — получив в ответ сухой кивок, Баки немного утихомирился. — Ну же, Тони, неужели ты собираешься и новый год тут провести? Когда ты выходил в последний раз? — Барнс наигранно поворотил носом, — Или хотя бы мылся? Тони с таким же угрюмым видом осторожно размешивает жидкость в чашке, протягивая ее другу, который слегка хмурится — он не привык видеть в руках Старка чай, а не алкоголь, — но принимает. Ночью наступит новый год, который Тони проведет в заслуженном одиночестве. Он так для себя решил: не нужно портить мальчику еще один праздник. — Глянь, как мы веселимся все вместе, — он впихнул в руки Тони бумажки, оказавшиеся фотокарточками. И правда: на каждой из фотографий были все дорогие мужчине люди. Они радостно фотографировались у елки, пекли пироги и смотрели телевизор и почти на каждом фото был Питер, который улыбался. Эта фотография напомнила Тони то самое фото из сводки новостей: мальчик до похищения, с радостью и блеском в глазах. Верой в будущее. Неужели все можно вернуть? Ведь на фотографиях Питер выглядит таким счастливым и беззаботным, совсем не такой, как во время жизни с Тони. На одном из фото Паркер стоял даже рядом с Баки и улыбался. С мужчиной, который изнасиловал его, а он… просто стоит и улыбается. Все также беззаботно, как умеет только Пит. В груди у Тони проснулась до сих пор хорошо скрываемая ревность, которая так невовремя. — Он не злится на тебя, Тони. Мы все тебя ждем и скучаем, вылезай из своей скорлупы обратно в наш мир, — Баки попытался улыбнуться, но вышло слишком натянуто. Уж Тони точно знался на натянутых улыбках. В конце концов, если ты опустился на самое дно, у тебя есть только один путь — наверх. После визита Баки Старк наконец взялся всерьез за свое исправление: душ и свежие тосты немного взбодрили, так что Тони больше не хотел сидеть и винить себя во всех бедах мира, он потратил на это почти все свои годы, достаточно. Что ему мешает просто пойти и обрести счастье с Питером? Внутренняя гордость? К черту такую гордость, когда всем вокруг от нее плохо. Тони правда не хотел смерти Питера, никогда. Он хотел смерти того несчастного мальчика, коим являлся всегда сам, так что, если кто и заслуживал смерти, так это он сам. Мужчина поймал себя на мысли, что слишком долго выбирал одежду для вечера, но теперь это его не напрягало или смущало. Это приводило в трепет. Его фирменная бородка теперь была аккуратно подстрижена, глаза, хоть и уставшие, но заблестели от предвкушения встречи с… С кем? С любимым? Боже, Старк, с каких пор ты стал таким сентиментальным? Но дело в том, что Тони, кажется, это даже нравилось. * Питеру нравилось проводить время с друзьями Тони. За это время они уже успели привязаться к мальчику, и даже Баки успел попросить прощения за свой проступок. Это было очень неловко для Паркера в первую очередь. Ему все еще было больно вспоминать ту ночь, хоть он и помнил ее смутно и даже не понимал, из-за наркотиков или это уже психологическая защита. В конце концов, он не мог вечно злиться на человека, который любезно приносил ему еду и рассказывал анекдоты, пытаясь отвлечь от жара, в который время от времени бросало мальчика. Наташа рассказала правду о наркотиках. Такое невозможно было держать в тайне не так из моральных принципов, как из физических, да и сам Питер не был глупым, конечно, он прекрасно понимал, что в обычное время его организм не ведет себя таким образом. Питер правда был счастлив немного оторваться от реальности и представить, что окружающие его люди — просто его друзья из прошлой жизни, где не было горя разочарований, где был только он и близкие, в круг которых теперь явно входили все четверо. Или пятеро? Баки чаще всего заглядывал к Тони, поэтому Питер не мог не спросить, как он. Мужчина помялся, уставившись в потолок и ответил, словно давно уже готовился к подобному вопросу: — Переживает за тебя. Честно говоря, я думаю, ему стыдно перед тобой. Можешь не верить, но ему правда плохо без тебя, хоть он вряд ли признает это даже сам для себя. Но Питеру было мало просто слов свидетеля. Ему и самому плохо без Тони, и он сам не понимал, почему. Пока кто-то был с Питером, было не так уж и плохо, но когда он ночью оставался наедине с собственными мыслями, это убивало. Осознание всего, что натворил Тони и то, что теперь Питеру плохо без него, убивало. В голове творился полный хаос; война, в которой здравый смысл и эмоции воевали не за победу, а за осознание Питером собственной ничтожности. С каждым днем новый год подкрадывался все ближе, не оставляя парню шанса насладиться им сполна дома с семьей. А ведь раньше он даже не осознавал, что счастье в простых вещах: в горячей каше, приготовленной любящей тетей с утра, в привычке долго читать перед сном или в простом наборе Лего за несколько баксов. Пока Питер помогал на кухне Наташе и Елене, Баки с Брюсом вместе со Стивом — их общим другом, который пришел отменить вместе с ними — смотрели новогодние выпуски каких-то глупых передач. Никто не возражал: все понимали, почему парню намного комфортнее проводить время именно с девушками и Питер был благодарен за то, что по этому поводу все молчаливо соглашаются с тем, что с сестрами ему спокойнее. Да и Стива не беспокоило немного настороженное отношение парня к нему, ведь его предупредили о… специфическом положении Питера в этом доме. — Тук-тук. — из рук Питера упала ложка, которой тот размешивал салат, но теперь это было неважно. Важен только человек, который стоял перед ним. — Примете на ваш уютный праздник? А то пахнет даже до моего кабинета. Питер осмелился поднять глаза на человека, который столько раз доказывал, что верить ему нельзя. Что будет больно, плохо, никому этого не нужно, но только Тони знал, что нравится Питеру. Только он мог награждать за боль, наказывать болью за проступки и так по кругу. Может, пора уже Питеру пройти эти чертовы четыре стадии и сразу перейти к принятию неизбежного? Ведь, объективно рассуждая, ему нечего терять. Кроме уважения к самому себе. — Конечно, Тони, проходи, мы всегда тебе рады, — несмотря на слова, Наташа подошла не к собеседнику, а к Питеру, который испугался внезапного прикосновения к плечу. Ему все еще были чужды прикосновения окружающих. Сам Тони одет с иголочки: черный строгий костюм, бутылка вина в руке, придающая виду еще бóльшей солидности и даже немного… Сексуальности? У Питера и правда в голове были развалины после болезни, поэтому он явно не соображал. Тони отдал Елене вино и прошел в гостиную, здороваясь поочередно с мужчинами, искренне удивляясь присутствию Стива. — Сколько зим, Старк, но ты совсем не изменился, — весело воскликнул тот, и все четверо принялись обсуждать какие-то пустяки. Питер наблюдал за этим издалека и пытался понять неясное чувство то ли тоски, то ли ревности по отношению к этому мужчине, но так и не смог разобрать чувств. Он был перед собой открытой книгой, только она явно была написана на каком-нибудь китайском языке. Вернувшись к салату, Питер снова испугался неожиданного прикосновения к талии. — Все в порядке, это я, — сказал тихо Тони, и, что самое удивительное, парню правда стало легче от того, что его трогает не кто-то, а именно он. — Ты не против пойти со мной? Кажется, мурашки пробежали по телу Питера. Неужели всего неделя нужна была для того, чтобы он понял, что не представляет больше жизни без Старка? Он не знал, называлось это любовью, влюбленностью или просто болезненной привязанностью, но был уверен в одном: сейчас он готов пойти хоть на край света. Когда Питер кивнул, Тони, все также ласково держа того за талию, довольно отмечая про себя то, что у парня больше не торчат кости, повел в сторону лифта, бросая взгляд на Наташу, которая явно следила все это время за состоянием парня. Бросив напоследок всем небрежное «с наступающим», он погладил бедро мальчика. — Я скучал, — промурлыкал Тони в шею Питеру, как только лифт закрылся, и Паркер уже приготовился к жесткому укусу, но мужчина просто стоял, наклонив голову в чужую шею и нервно дыша, словно пытаясь вдохнуть как можно больше. А когда раздался щелчок, оповещающий о прибытии на нужный этаж, Тони ласково, даже, как показалось Питеру, с трепетом взял его руку и повел прямиком в свою спальню. На удивление Паркера, его не повели жестко к кровати и даже не связали руки. Тони повел его дальше: на балкон, который был заперт на ключ и на который Питеру вход категорически был воспрещен. Как только дверь открылась, взору предстал потрясающий вид на прекрасный лес, что был там, на свободе, непостижимой ими обоими. Небо, усыпанное звездами, пронзали высокие деревья, который накрывал густой снег, который все еще сыпал оттуда сверху, и от этого вида Питеру захотелось почему-то заплакать от счастья. На плечи неожиданно упало что-то теплое — Тони ласково завернул мальчика в плед, и только тогда в глаза Питеру упал стол, на котором было шампанское и разные фрукты. Сам того не заметив, парень начал улыбаться, явно не привыкший к подобному вниманию и заботе. — Потанцуем? Питер не успел ответить, но заметил краем глаза, что Тони потянулся к чему-то на столе, и только сейчас парень разглядел в полутьме что-то, напоминающее радио. Из колонок полилась тихая и совсем не такая музыка, которую слушал Старк, работая у себя в кабинете. Мотив был нежным и настолько сладким, что немного отдавало приторностью, но Питер вовсе не жаловался. Тони вновь приобнял парня за талию, уже поверх пледа, призывая того положить руку ему на плечо, что Питер послушно исполнил, попутно успев схватить вторую руку мужчины своей. Они двигались неспеша, явно не в темп песне, но обоим было плевать. Плевать, честно говоря, на все окружающее; была важна только рука в руке, глаза в глаза. Хоть освещение от луны и белого снега было довольно слабым, но его было достаточно, чтобы разглядеть сожаление в глазах Тони. Они буквально светились им. — Ты занимался танцами? — спросил Тони наконец то, о чем жаждал узнать с самого начала их знакомства. Питеру почему-то стало неловко от этого вопроса, так что тот опустил голову, которую тут же нежно приподнял за подбородок мужчина, не желая терять такой желанный зрительный контакт. — Да, некоторое время я ходил на бальные танцы. Тони тепло улыбнулся, словно подтверждая свои мысли. — У тебя прекрасная растяжка, — на этих словах песня стихла, заканчиваясь и вновь погружая окружающий мир в такую желанную тишину с отдаленными звуками морских волн. — Хочешь есть? Честно говоря, Питер был зверски голоден. Хоть он и помогал девушкам на кухне, но все еще придерживался рамок приличия, пробуя блюда, разве что, если необходимо проверить на специи. — Я не отказался бы перекусить, — на устах заиграла невинная улыбка, которую чертовски хотелось сцеловать с лица. Он сели друг напротив друга и это все очень напоминало какое-то романтическое свидание двоих влюбленных, но это никого из присутствующих больше не беспокоило. Тони заботливо отломил виноградинку, протягивая ее прямо в рот Питеру, который, даже не задумываясь, сразу начинает жевать. — Мне жаль, Пит, — сказал Тони, протягивая следующую ягоду. — Прости, я вел себя как идиот. Знаешь, я ведь и есть старый идиот, которому давно пора в гроб, а не смотреть на такое чудо как ты. Питеру показалось, что он вот-вот подавится, но этого не происходило. Виноград все еще был на языке, оставляя приятное послевкусие, на котором мальчик вовсе не концентрировался. Его волновали слова, а, следовательно, и мысли Старка. — Вы вовсе не… — Питер не мог сказать даже такое легкое ругательство, очаровывая Тони еще больше. — Я имею в виду, это не так. И я очень расстроен тем, что вы такого мнения о себе, потому что это явно не правда. На лице Старка расцвела самая настоящая улыбка. Время от времени на обоих падали мелкие снежинки, обрамляя собой волосы, ресницы, губы… Губы Питера, которые так сладко кусали клубнику и которые хотелось попробовать самому Тони даже больше ягод. Часы на левой руке мужчины издали писклявый звон, отвлекая их от любования друг другом. — Минута до нового года, — улыбнулся снова Тони, отправляя последний кусочек клубники в рот Питера и вставая с места, утягивая его за собой. Опершись на перила, Паркер перевел взгляд на мужчину, который, больше не церемонясь, обнял его под пледом, шепнув напоследок: — Загадывай желание, — и тут же припадая к таким желанным губам. Обычно в их поцелуе постоянно кто-то вел. Конечно, в большинстве случаев это был Тони, но это был иной поцелуй. Такой невинный, в котором никто из сторон не боролся за доминирующую позицию, а просто наслаждался дыханием друг друга. Сквозь нотки клубники Старк чувствовал и запах Питера, что было в разы слаще и лучше любых вкусностей в мире. Он мог жить в моменте поцелуя с ним. Даже когда в небе послышались салюты, буквально тут, рядышком, — наверняка запускали их друзья, — они не оторвались друг от друга ни на секунду. Руки Старка уже бесцеремонно блуждали по такому желанному телу так, что плед упал, но он был не нужен. Питер был горяч. Даже слишком. — Мистер Старк… — вмиг тело парня покрылось холодным потом, и Тони отвел его в свою постель. — Тише, Пит, тише, все пройдет, — мужчина не переставал поглаживать парня по голове, мысленно ругая себя за предыдущие провалы. И зачем он только послушал Баки? Питер и без наркотиков был замечательным ребенком, который пытался не разочаровывать Тони. А он так бессовестно взял и все испортил. Испортил их отношения, испортил этого прекрасного мальчика, сломал в нем веру в хорошее. Но он верит, что обязательно все починит, отстроит, склеит. Сам лично покажет и, в конце концов, докажет Питеру, что хорошее существует в этом мире. Что хорошее существует даже в его дьявольской душе.