Devil or... God?

Тони был счастливее всех последние дни, он чувствовал себя воодушевленным, настолько, как никогда в жизни. Ему впрямь казалось реальным сделать все в этом гребанном мире, потому что он сделал то, что, как ему казалось, он сделать уже не способен: осчастливить Питера и, главное, — себя. Если до этого Тони казалось, что он такой умный, опытный и все знает о любви, — он не знал ровным счетом ничего до встречи с Питером. До осознания себя вместе с Питером. С Пеппер (с Пеппер, которая была для Тони всем миром!) он не чувствовал себя так влюбленно, как с этим необыкновенно обыкновенным мальчиком. И Тони был уверен, что это взаимно. Тони видел глаза Питера, они уж точно врать не могли: искрящиеся, блестящие от радости и жажды жизни, они показывали все чувства парня, не утаивая ни одной эмоции. Его глаза всегда были особенными, но именно такие — глубокие и полные жизни, нравились Старку больше всего. До чего же прекрасно вот так жить, зная, что дома тебя ждут, ты кому-то нужен, хоть ты и срочно понадобился чертовому Роджерсу, который понятия не имеет, почему Тони даже на сверхсрочное задание выбирался будто на пытку, но ты знаешь, что, по приезду домой (в ваш дом) кровать будет не холодной и пустой, вовсе нет, — ее согреет твое солнышко, которое светит лишь тебе. Греет тебя. Который теплый ровно настолько, насколько нужно, чтобы не обжечься, но в радиусе которого всегда тепло от одной только улыбки. Господи, как можно быть настолько теплым и горячим одновременно?! Тони нравился Питер. Тони любовался Питером. Тони души не чаял в Питере. Тони любил Питера. Вся любовь в его, еще не успевшим закаменеть, сердце сосредоточилась вокруг обычного подростка из не очень хорошего райончика. Было бы иронично, если бы это услышала Пеппер, которой он раньше клялся в вечной любви и, чувства к которой Тони начал осознавать только спустя столько времени. Их чувства напоминали горячий кофе, который со временем просто остынет, а вот чувства к Питеру совсем другие. Это словно чайник, который поставили на огонь, и который изначально был совершенно ледяным, и только со временем начал нагреваться, медленно, но верно доводя все внутренности до кипения. Теперь выражение «бабочки в животе» стало для Тони не просто фразочкой из дешевого женского романа; теперь это чувство было всегда, когда он замечал Питера, пусть даже периферийным зрением. Пусть даже во сне… пусть даже в мечтах. Видимо, в чайник его чувств закинули еще и сахар, причем, слишком много. Даже ложный вызов Стива не мог испортить настроения Тони: был шанс, что, если он поспешит домой, Питер еще не будет спать, а уж чем заняться ночью, они точно найдут. Чтобы парень точно согласился на эту авантюру, Старк даже забежал в какой-то итальянский ресторанчик, заказывая несколько блюд, на выбор Питера, с собой. Он ни на миг не задумался взять что-то легкое, ведь их «завтрак на ужин» стало такой уютной традицией… Даже в чем-то семейной. Тони даже был не против. Он был в восторге от окутывающих его чувств, хотелось петь, плясать, летать, но больше всего хотелось в их уютнейшее с Питером гнездышко. Ему даже пришлось уступить Баки руль, ведь зарулить на обочину в такой состоянии эйфории было куда проще, чем в его обычном, серьезном. У Старка из головы никак не вылазил их сегодняшний минет, а еще он понял очень важную вещь: это не ему не нравилось отсасывать. Просто не было правильного человека рядом. От одной только возбуждающей мысли кровь в жилах взбудоражилась, посылая тех самых «бабочек» от живота и ниже. — Слушай, я очень рад, что у тебя все наладилось. Питер полностью поправился, да и тебя я счастливее никогда не видел, — улыбнулся Баки, держа одной рукой руль, а второй придерживая кофе в подставке, который купил Тони, заехав в ресторан. — Да, пожалуй, так и есть. Ревность все еще играла с Тони злую шутку, не разрешая до конца расслабиться рядом с Баки. Он знал, что вина, безусловно, на нем, но не винить Барнса не мог. Если бы не его грязные желания, той ситуации вообще не произошло бы. Не ситуация, Тони. Изнасилование. Не избегай этого слова. Правда от ее приукрашивания не изменится никак. Было глупо отрицать, что отношение к Баки после той ночи у Тони не изменилось. Чего не скажешь о самом Барнсе: он попросил прощения, было видно его раскаяние, но от этого его простодушие никуда не делось. Это все тот же Баки, которого Тони знал еще в молодые годы; Баки, в котором он видел свое отражение и которого с каждым годом понимал все меньше и меньше. Ошибки прошлого никуда не деваются, даже когда перестаешь о них вспоминать. Они тягаются за тобой толстым пластом, напоминая о себе если не каждый день, то хотя бы периодически. Тони ли не знать? Он боялся предательства Баки, потому что видел в нем себя. Старк все еще помнил свои ошибки молодости и знал, что его друг может наступить на те же грабли. Но сейчас Тони просто на все наплевал с высокой колокольни. Ему не хотелось думать ни о чем; его жаждущий мозг уже предвкушал и рисовал отчетливую картинку романтического вечера с Питером, где они потанцуют, выпьют немного чая, посмотрят фильм или, возможно, Тони покажет старые фотографии из своего прошлого, рассказывая историю каждой; приподнимая занавес своей души и медленно впуская туда Питера. Не спеша. У них ведь все время мира, к чему спешка? Поэтому, на цыпочках, так как свет везде уже выключен, он прошел в их спальню, даже ни капельки не расстраиваясь тому, что Питер наверняка спит настолько мило, что его не захочется будить. Уснуть в обнимку с лучшим парнем в мире будет не худшим вариантом окончания дня. Все еще стараясь не шуметь, Тони обошел кровать с другой стороны, но, приподняв одеяло, увидел только две подушки, на которых обычно спал Питер. Двери в ванную были открытыми, так что Старк сразу последовал на кухню, надеясь застать там скучающего по нему Питера, который потягивал чай или просто ожидал любимого. Но, не застав его и там… — Пятница, где Питер? — глаза Тони до сих пор разбегались по комнате, ища, вглядываясь. Возможно, его мальчику стало плохо? Он ведь все еще не отошел от чудовищных деяний Старка, за которые ему до гроба будет стыдно, которые он все еще должен загладить, которые… — Питера… всегда будут преследовать его, — …Паркера… проступки, за которые он жаждет прощения, — …нет… все, что он должен исправить… — …в здании… Из рук падает пакет с ужином прямо на пол, голова начинает кружится, пульс подскакивает. Тони ощущает пульсирую вену прямо на шеи, желая встромить туда нож посильнее, чтобы остановить бесящую пульсацию и свою жизнь. На столе лежала только слегка помятая, одинокая тетрадь со стихами, подписана как подарок к рождеству. — Как это — нет? Пятница, где Питер Паркер?! — голос Тони, несмотря на повышение громкости, начинает трястись, помалу осознавая происходящее. Механический же голос, все так же спокойно, раздражая нервы, держащиеся на волоске, еще больше, отвечает: — Питер Паркер выехал из здания в 19:25 на машине из вашего гаража, сэр. — Как это — на моей машине? Пятница, как он мог такое учудить? Отследи его скорее! — злость Тони переваливалась через край, хотелось разрушить все вокруг, в том числе и Пятницу, голыми руками. — Мистер Старк, это тот самый автомобиль, который вы оставили на случай, если меня взломают. У меня нет доступа к его геолокации. Тони словно молния ударила. Питер не мог сам раздобыть ключи, найти подходящую машину, только если ему не помогали… — Барнс! Мужчина быстро побежал к лифту, пытаясь стереть слезы с глаз; ему не хотелось убивать кого-то в подобном виде. Как только двери лифта открылись на нужном этаже, Тони пулей выскочил, вламываясь прямо в его гостиную, где и мирно сидел, уткнувшись в смартфон ничего не подозревающий Баки. — Ты! — он не успел ничего даже понять, как Старк уже ударил по лицу со всей злостью, что в нем была, нанося удары один за другим, один за другим… — Тони! — в комнату ворвалась Наташа с Еленой, подбегая и разнимая мужчин. — Тони, стой, что произошло? Старк, которого общими усилиями удалось оттянуть, все еще смотрел на Баки бешенными глазами, полными слез и нечеловеческого отчаяния. — Он… он помог Питеру сбежать. Питер сбежал… Питера нет… — вдруг вся ярость и разочарование в душе превратились в ужасную боль и обиду. Боль, которая граничила с физической, которую нужно было заглушить физической. Рука сама потянулась к столу, на котором лежал обеденный нож, но, как только Тони развернул ее лезвием к своей руке… — Тони, прошу, не делай глупостей, — голос Наташи, как всегда убаюкивающий и такой родной, напевал на ушко нежно-нежно. — Ты сейчас нужен нам как никогда. Если Питер сбежал, то и приезд полиции не за горами, нам нужно бежать. Пожалуйста, выпусти свои чувства в безопасном месте, сейчас не время. Поглаживания чувствовались обжигающими, ведь места, по которым гладила Нат, еще недавно трогал и Питер, который может быть сейчас где угодно… А мог погибнуть, убить себя на той злосчастной машине, — могло произойти все. Но что лучше — смерть Питера или его предательство? Тони не знал. Не знал и Питер, который еще никогда так сильно не выжимал педаль газа. Ему казалось, что за ним хвост, но на горизонте все еще не было видно ни машин, ни домов — один сплошной лес. Лес, который украл такую большую и значимую часть жизни Питера, но который подарил столько знакомств и воспоминаний. Ему не верилось, что все получилось. Все время в мыслях был лишь голос, называющий предателем; голос, приказывающий вернуться, что еще не поздно приехать, сказать, что просто решил подышать воздухом и забыть об этой попытке бегства как о страшном сне. Но был и другой голос, который намного громче и отчетливей буквально орал Питеру со всей дури гнать, пока не увидит заправку, о которой говорила Наташа. Заправку, дом, машину, придорожное кафе, — в этой глуши есть что-то еще, кроме деревьев? Без света было ехать неудобно, но с включенными фарами Питеру постоянно мерещились зловещие тени на дороге и обочине, которые словно жаждали развернуть автомобиль обратно, но, подъезжая ближе, ничего, существенней ямки или очередного кустарника, Питер не наблюдал. Он уже всерьез начал думать, что выход отсюда — только в могилу, что нужно возвращаться, потому что он уже заблудился, как ему на глаза попалась заправка. Как же Питер счастлив был увидеть светящеюся вывеску, пусть даже и такую ненавистную Мэй из-за цен, но сейчас это неважно… Все неважно, только бы… Паркер вдруг понял, что хочет рассказать все человеку, который добродушно стоял за стеклом внутри небольшого магазинчика у заправки, но не может. Он не доверяет ему. Вдруг этот добродушный с виду дедок работает на Старка? Или знает, как выглядят его машины? Питер, угомони свою паранойю. Наташа сказала, ему можно доверять — З-здравствуйте… — Питер нервно поглядывал из-под век на мужчину средних лет, который отложил газету. — Чем могу помочь, молодой человек? Так, Питер, соберись. Он точно что-то заподозрит, не мямли. — Я ищу ближайшую больницу. Да, не подскажете, где я могу найти? Решив, что полицейский участок вызовет подозрения, Питер назвал именно больницу, понимая, что она все равно находится в ближайшем городе. Когда Питер получил указания от мужчины ехать прямо еще миль пять до знака, он поспешно поблагодарил и покинул заправку, попутно заправив немного машину. Паркеру было трудно общаться с тем человеком, он не мог понять, почему. Вроде доброжелательный мужчина, который был заинтересован в оказании помощи, но нет. Он слишком подозрительный, слишком большой, слишком… Не Тони. Он не Тони, Питер. Ты никогда не будешь нормальным, не вернешься к обычной жизни. На что ты надеялся? Что последние полгода просто испарятся сами по себе, словно их у тебя и не было? Жизнь у близких Питера не стояла на месте, в отличии от его. Его застыла на той страшной дате девятнадцатого сентября, когда он так наивно полагал, что живет среди людей, а не извергов. Когда он считал, что все те страшные преступления, которые показывают в вечерних выпусках новостей, происходят где-то далеко, не в его городе точно, а теперь он и сам стал героем подобного сюжета. У него больше не будет нормальной жизни, но попытаться стоит. Ради Мэй и Бена, которых Питер так сильно любит и верит, что эта любовь станет сильнее любых травмирующих событий. Даже сейчас, лежа в больнице и ожидая наряда полиции, он боится. Боится, что через секунду очнется в подвале, а рядом будет стоять сухой хлеб и бутылка воды, за которые придется еще хорошенько поработать. — Вот телефон, можете позвонить родным, сказать, где вы находитесь, — врач дала в руку Питера смартфон, немного улыбнувшись, словно пытаясь приободрить. С женщинами в палате он чувствовал себя немного безопаснее, чем с мужчинами, но решил никому об этом не говорить, только кивнув в благодарность в ответ. Он слишком устал физически и морально. — Алло? — на том конце послышался тихий и немного сонный, но до боли знакомый голос. Питер разрыдался прямо в трубку от отчаяния, всей боли, боязни новой жизни… от всего. Наверное, проще было бы сказать, от чего он не заплакал. — Вас не слышно… Кто это? — женский голос на том конце немного взбодрился. — Тетя Мэй… — только и смог сквозь всхлипы прорыдать мальчик, снова заходясь в душераздирающий плач, от которого у женщины сердце стиснуло. — Питер… Питер?! Э-этого не может быть, солнышко, где ты? Говори, не молчи, — крики Мэй переросли в тихий плач, который было так тяжело, но так приятно наконец-то слышать. Она еще не знает всего, что пришлось пережить ее малолетнему племяннику, и, скорее всего, не узнает. Как и Питер — он не знает, что сказать в первую очередь ни родной тете, ни полиции. Знает только, что все в руках Наташи, которую он не сдаст ни за что на свете. А Тони? Что ему сказать о Тони? Он так и не знает до конца, это дьявол или все-таки бог, только притворяющийся дьяволом, на самом деле с такой же раненой душой, которую нужно лелеять и зализывать старые раны. Питер так устал. Он истощен, хочет лишь в кровать, только не знает, в какую, но сейчас вполне подойдет и больничная кушетка в богом забытой больнице. Только вот мальчику придется ответить на вопросы полиции, тети Мэй, на вопросы к самому себе. Но ответ на один он знает точно. Где Питер? Питер дома, вот теперь по-настоящему.