Небо темнеет

      Говорят, у Бога с кончиков пальцев падают звезды, брызгами они рассыпаются по небесной глади и долго еще искорки играют в черных, словно самая темная ночь на свете, волосах. Говорят, солнце ласковыми утренними лучами сверкает меж ребер и золото глаз божества будто светится еще сильнее. Говорят, что луна покоится меж лопатками и освещает дорогу забредшим путникам, отбликами от кожи, словно от белого мрамора, опускаясь на земной простор.       Но это лишь то, что представляют они - народ, не видящий своего повелителя и правителя, полагающийся на наместников и потомков тех, кто некогда был приближен. И те верят, истинно верят, описывая золото его волос и багрянец его глаз, силу, сокрушающую миллионы и дарующую жизнь десяткам. Зелень, расцветающую от его шага, и лед от его объятия, гром его слов и мелодию его шепота. Божество обретает новые лики и новые силы, но вера лишь становится крепче, молитвы становятся длиннее и общим в этом остается только одно: три.       Это всегда три простых и три значимых цвета. Три числа и три героя легенд, три молитвы в день и трое в династии, но главенствует всегда один - тот, что жив.       Золото, черный и багровый. Отец, сын и брат. Шесть, десять и два. Дед, отец, сын.       Золото. Сын. Десять. Сын.       Ичиго Куросаки - имя, кажущееся таким неестественным, непривычным языку, произносящему его. Имя, забытое и мало кем помнимое, имя - легенда. В основном все помнят Яхве. Жившим в то время это могло показаться бы странным, но молва о нем забежала далеко вперед его самого, и поэтому осталась только пара слов. Яхве мертв, а его сын нет, и мало кто знает, как его зовут.       Мало кто знает, что и у нынешнего Бога волосы светлые и яркие, как самый жаркий день, что звезды сторонятся его пальцев и по широкой дуге облетают их стороной, солнце не восходит к горлу, покоясь там и освещая все небо, а луна не касается и ступни, так и не осветив дороги путникам, которых и нет.       Бог - закутанный в одежды из темных облаков, звездного света, со дня своего вознесения не видел ни единого зеленого росточка. В холодном пустом измерении нет никого, кроме него.       Со временем пространство вокруг все же наполняется мольбами. Мольбами о помощи, пощаде, благословении. Со временем он перестает что-либо слышать, кроме них, и тысячи, десятки тысяч голосов окружают его. Со временем это заходит слишком далеко. Со временем он начинает терять себя.       Года больше не имеют значения и время здесь бессильно.       Мир вокруг него похож на бесконечный черный космос - холодный, далекий и такой пустой, только звезды - угольки душ, вьются где-то над ним, скользят по грани тьмы и света, по синеве утреннего и черноте ночного неба. Их десятки, сотни, тысячи, миллионы. Он сбился со счета, как много квинси умерло за последнее тысячелетие. Он не хочет ни править, ни командовать. Живя в тишине своего маленького измерения, он просто хочет немного покоя.       Но кто позволит правителю отдыхать?       Его народ ведет войны за него, кажется, думает, что следует его желаниям. Верующие внуки, правнуки и праправнуки рыцарей ведут священную войну. С веками это перерастает в культ, история забывается и, кажется, они даже не знают, что он убил своего отца, чтобы остановить это. Точнее, они знают, предпочитают возносить и закрывать на это глаза, точнее, они забыли, почему он это сделал.       Теперь он на его месте.       Горько и обидно, досадно и до нелепого глупо, что шинигами, там, внизу, под королевским дворцом, так и не узнали, что их Король мертв. Что их бог мертв. Теперь они снова сражаются. Вера против веры, шинигами против квинси, мертвый Бог против живого, но которому это уж точно не интересно да и не нужно. У него нет конкурентов.       Раньше тихим голосом, едва слышным, он просил их перестать, просил остановиться, но все слова, кажется, были впустую. Искаженные, превозносимые, они становились новыми громкими девизами и призывами. Он остановился.       С течением пространства и изменением мира, с течением того, что зовется временем, все меркнет. Он знает, что его звали Ичиго, знает, что его зовут Ичиго, но вокруг раздается лишь имя его отца, а души-звезды молчат в повиновении и страхе - голоса живых представителей их рода пугают уже мертвых. Наверное, он сходит с ума.       Его сила все больше и больше, и места мольбам остановиться - исчезнуть - покинуть его нет. Сила - бездушный, безвольный кусок его наследия, часть его самого, и он вынужден жить с этим.       Закутавшись в ткань мироздания вперемешку с душами, как в саван, сплетенный из темной материи, он лишь наблюдает за происходящим и надеется, что однажды громада силы станет слишком неподъемной для него - перейдет к кому-то другому, у него появится наследник, а может, он просто забудется долгим сном, как Король Душ.       Но в глубине души он знает, что такого никогда не произойдет.       Может, однажды он просто устанет и создаст новый мир. Раз старый не желает его слышать.