Love is

— Зайди попозже, — услышал он приглушенный голос Люмин сквозь закрытую дверь. — Через час. Нет, лучше через два. Прочная дверь ее номера в отеле Гете глушила звуки, не давая ему разобрать интонаций, и смутная, неоправданная тревога вновь подняла голову, как холодная, склизкая змея у сердца. Треклятое воображение — или это опыт — разом подбросило десяток самых неприятных, самых пугающих вероятностей. Крашеное, шершавое дерево двери неприятно царапнуло кончики пальцев. — Открой-ка дверь, Люми, — с обманчивой мягкостью протянул Кэйя. — Или я сделаю это так, что это не понравится ни тебе, ни хозяину отеля. Возня и шушуканье в номере вместе с хихиканьем Паймон намекнуло что его тревога, вероятнее всего напрасна. Но звякнув замком, дверь приоткрылась — и едва он оказался внутри, Люмин бросила на него укоризненный взгляд. — Доволен теперь, господин капитан? — уперла она руки в бока. — Хочешь чтоб нас с Паймон попросту выкинули из гостиницы за беспорядок? Да? Кажется на ней и впрямь живого места не было — от грязи; светлые, мягкие волосы слиплись в пропитанные жидкой глиной колтуны, щеки, руки, коленки, когда-то белое платье… как будто она свалилась в овраг, да еще и покаталась там изрядно, раздавив заодно пару слаймов. Из раскрытой двери ванной комнаты валил теплый, пахнущий мятным маслом пар. — Во имя ветров Барбатоса, Паймон, кто этот жуткий хиличурл? — в притворном ужасе раскрыл Кэйя рот. — И почему он говорит голосом нашей прекрасной Люми? Под звонкий смех Паймон глаза Люмин возмущенно и обиженно округлились на перемазанном грязью лице. — Прекрасной?! Еще и издеваешься. Прежде чем Кэйя успел шевельнуться, она порывисто шагнула ближе, обхватила его за плечи грязными, измазанными руками, прижалась. Рукава белой рубашки, мех плаща, шея, грудь в распахнутом вороте — жидкая, липкая грязь и слизь слаймов мгновенно пристали и к нему самому. Руки сами собой легли в ответ на ее талию — платье было таким же насквозь грязным и липким как вся Люмин, но кроме этого на ней, кажется, не было ни ушибов, ни ран, и только еще раз осознав это, он, наконец, избавился от болезненного ощущения страха, приставшего к коже хуже любой глины, любой грязи… — Ты всегда моя прекрасная, — вдруг беззаботно рассмеялся Кэйя. Без усилий вдруг перекинув через плечо, он прямо в платье уронил ее в дымящуюся, наполненную горячей водой ванну, ловко захлопнув перед самым носом Паймон дверь. Потребовалось немало мыла и горячей воды чтоб более-менее привести в порядок хотя бы ее светлые, мягкие волосы. Пахнущая мятным маслом вода стала мутной от грязи. Ее платью, его белой рубашке и меху плаща все равно только если чистка поможет. Да и демон с ним… — Надо было хоть грязное платье снять, — укорила его Люмин, мокрыми руками пытаясь нащупать застежки на спине. — Знаешь каких денег здесь стоит одна горячая ванна?.. А из-за тебя мне теперь надо минимум две! А то и все три. — За свое спокойствие я готов заплатить вчетверо. — Почему ты вообще устроил целое представление из-за ерунды? — Встретил плачущего Беннета возле гильдии искателей приключений, — нахмурился Кэйя. — И с его слов с тобой было все плохо, так плохо что просто ужасно и хуже некуда. Уж прости что я несколько встревожился и забыл как этот мальчик склонен драматизировать, когда дело касается его друзей. Люмин огорченно вздохнула. — Ты успокоил его? — Для начала я решил успокоить себя. — склонившись над ванной, набрал он воды в ладони и осторожно смыл оставшиеся разводы грязи с ее лица. Опустив в остывающую воду руки отчего-то замолчал, засмотрелся, не замечая как мокнут и пачкаются еще сильнее рукава и так грязной рубашки. Ее кожа вновь была бледной, почти фарфоровой — только щеки от горячей воды едва тлели мягким румянцем. Ресницы золотистые, от воды слипшиеся стрелочками, на подбородке ссадина… С лукавой улыбкой Люмин мокрыми пальцами скользнула по его шее, по груди, стерла с кожи присыхающий уже грязный след. — Вот теперь можешь снова сказать что я прекрасная. И я даже поверю. Прищурившись, он с видом эксперта и ценителя осмотрел ее с мокрой, растрепанной макушки до кончиков пальцев ног. Помолчал пару мгновений, словно взвешивая все за и против. — Может быть дело в этом, — наконец, коснулся он пальцами повязки на своем глазу и рассмеялся, тихо и неожиданно для себя самого нежно. — Но я по-прежнему не вижу разницы. Совсем.