Love is

— Это было ужасно, — тихо стонет Чунь Юнь, закрывая лицо руками и покачиваясь из стороны в сторону. — Просто кошмар. Позор. Катастрофа. Я больше никогда на улицу носа не высуну днем… К адептам уйду, питаться благородными травами и росой как тетушка Шэнь  — может хоть это поможет. Даже Гоба сочувственно трогает мягкой лапой его колено и сопит в надежде на порцию так и нетронутых Чунь Юнем холодных креветочных шариков с прилавка. Прекратив свое непрестанное движение от печи к разделочной доске и обратно, сопровождаемое тихим перезвоном бубенчика у пояса, Сян Лин пристраивает подбородок на его плечо и обнимает, стараясь держать на весу испачканные тестом руки. — А мне вообще-то понравилось. — Я снова вылез на сцену прямо посреди концерта Синь Янь и так и не ушел до самого конца. Я мешал ей петь. Я испортил выступление, к которому она так долго готовилась. Не надо было поддаваться вашим с Син Цю уговорам и идти, — горестно бубнит Чунь Юнь. — Он совершенно точно этого и хотел, чтоб теперь дразнить меня до самой смерти и еще немного потом. — Ну вылез и вылез, — беззаботно пожимает Сян Лин плечами. — Между прочим, Синь Янь была просто в восторге. Она говорит — в тебе есть скрытые бунтарский дух и настоящий огонь… — ...настоящий придурок, который не может сдержать свою дурацкую энергию Ян и портит всем жизнь. А из себя посмешище делает. Кто вообще доверит справиться со своей бедой экзорцисту, который не может с самим собой справиться?! — Теперь она хочет написать целую песню, которую вы сможете исполнять вдвоем. Только подумай как хорошо будет. — Никогда, — яростно мотает Чунь Юнь головой. — У меня совсем слуха нет, вот правда же. Я даже в ноты толком не попадаю. — А мне все равно понравилось, — с жаром талдычит свое Сян Лин. — Не знаю попадал ты в ноты или нет, но ты был таким счастливым, таким веселым там на сцене, что я совсем не думала об этом. — Сян Лин… И кажется, он смутно помнит как она смеялась среди толпы перед подмостками, беззаботно и радостно, как хлопала, какими живыми, горячими и радостными были ее глаза, и как необычно легко и весело было внутри у него самого, и как не хотелось сдерживать пусть и глупые, опрометчивые порывы… Это немного разбавляет горечь запоздалого послевкусия. Вздохнув снова, Чунь Юнь прижимается носом к ее виску — от темных косичек и красных лент, кажется, пахнет чуть-чуть дымом, теплой выпечкой, заоблачным перчиком… От Сян Лин всегда исходит жар, как от ее глаза бога, даже сам воздух рядом с ней словно дрожит маревом как в самую раскаленную пору лета, и энергия Ян всегда волнуется, бурлит, толкая его на безумные, сумасбродные поступки, на которые он бы нипочем бы не осмелился иначе. Наверное, благодаря этому он однажды решился поцеловать ее в первый раз. Самый лучший его безумный поступок. — А еще могу сказать, что вам с Синь Янь похлопал даже утонченный и знающий господин Чжун Ли, — с многозначительным видом извлекает Сян Лин последний, решающий козырь. — Уж его-то музыкальному вкусу ты точно можешь доверять. — И господин Чжун Ли там был? Нет, я точно не выйду больше на улицу. — Юнь-Юнь, выходи-ка! — где-то рядом по улице раздается знакомый до боли голос. — У тебя, между прочим, тут хотят автографы взять. Или ты уже совсем зазнался, Юнь-Юнь? — Началось, — с обреченным стоном роняет Чунь Юнь голову на грудь. — Иди, — с решительным видом Сян Лин сжимает его лицо в ладонях и крепко прижимается к губам, так что дух ненадолго захватывает, а потом со смехом торопливо стирает следы теста с его щек. — И даже на минуту не сомневайся: ты был самым-самым крутым парнем той вечеринки! Никому не позволяй думать иначе. А если Син Цю будет слишком уж дразниться, клянусь, его блюда в Народном выборе будут месяц состоять из одной моркови. Жареной, сырой, вареной, на пару, с соусом и без… Морковный заяц, морковная рыба. Только морковь, даже если для остальных блюд ее уже не хватит совсем. Воинственное выражение, с которым она сжимает в руке поварешку как свое копьецо, заставляет Чунь Юня улыбнуться и, наконец, ощутить нечто похожее на спокойствие и душевное равновесие. Сян Лин искренняя и порывистая, совсем несдержанная в выражении своих чувств, и это одновременно волнует его энергию Ян и после оставляет внутри мягкое, долгое, ровное как пламя домашнего очага тепло. И конечно же, Чунь Юнь ни за что не станет угрожать насмешливому, острому на язык другу жуткими морковными карами своей девушки, даже если тот вконец перегнет палку и выведет его из терпения. В качестве последнего аргумента теперь есть грозная тетя Шэнь Хэ — а это намного, намного страшней.