Love is

— Это все равно не свидание, — лениво и немного разморенно вздохнула Люмин, прикрывая глаза от солнца предплечьем. Усмешка Тартальи стала кошачьей, самую малость насмешливой. — Нет, — протянул он так же лениво и сорванной мягкой травинкой пощекотал ее ногу между краем сапога и подолом. — Точно-точно тебе говорю — это как раз оно. Под мягким солнцем они сидели на свежей, зеленой траве недалеко от недавно отстроенного святилища Якс — день был не жаркий, но ясный, мирный; даже похитители сокровищ, обычно болтающиеся здесь с надеждой на поживу, как будто разом решились взять выходной. Было хорошо и удивительно спокойно после слишком долгого напряжения последних дней, и прорываясь сквозь тернии к самым древним, самым грозным тайнам Тейвата чтоб найти ответы на все оставленные Итером для нее вопросы, она и впрямь нуждалась в подобных мгновениях. Мира. Тепла. Отдыха. — Если бы это было свидание, — рассудительно заметила Люмин, незаметно бросая на Чайлда короткие, острые взгляды из-под руки. — я бы Паймон с собой не брала. С очень многозначительным видом Паймон хихикнула и снова сделала вокруг них круг. — Ты никогда не берешь Паймон, когда вы двое обычно встречаетесь! От такого предательства наполовину съеденное мороженное едва не выпало из руки Люмин. Она задохнулась, закашлялась. Принесенное Тартальей мороженое, новомодное, с добавлением мякоти фиалковых дынь и самых свежих, доставленных из Инадзумы в ящиках со льдом лепестков сакуры стоило бешеных денег в чайных домиках и павильонах Ли Юэ, и таяло медленно, делая липкими и сладкими губы и пальцы. Тарталья платил — и после всех его выходок ей совершенно не было стыдно за это. И за то как он смотрел на нее и как украдкой коленом касался ее бедра, за то как легко и охотно вся она отзывалась ему, уже не было стыдно тоже. Но настоящее свидание?.. Для подобного Предвестник Фатуи был слишком самоуверен, жесток и нахален; он был предателем в конце концов — и был первым, кто глядя прямо в глаза сказал ей это. В том, что между ними, всегда оставалось нечто от того чтоб ступать по лезвию или попеременно дразнить и ласкать хищника, из тех, что может и подчинится на время, но никогда всецело не приручается… Заложив руки за голову, Тарталья вдруг громко расхохотался. — Малышка-то зрит прямиком в корень. — Сколько там раз я вчера уложила тебя на лопатки?.. — невинно напомнила Люмин — чтоб не зазнавался слишком. Его глаза, и так бесстыжие, яркие, блеснули по-особенному жаркой, тягучей синевой. — Два раза или, может, три. А потом стало сложно сосредоточиться и я сбился со счета. На мгновение она подумала о свежих следах своих ногтей на его широкой, покрытой шрамами спине под серой тканью мундира, об отпечатке его зубов на светлой, тонкой коже внутренней стороны ее бедра и уже задуманная колкость кусочком мороженого сладко растаяла на языке. Может именно в том и вся суть? Она знала каков он есть, но это все равно уже не могло ничего изменить. То, что пустило корни, прижилось в них обоих, незаметно стало слишком крепким, слишком прочным в этом зыбком, обманчивом, так до конца и не познанном ей мире. — О, видишь, вон те развалины, — вспомнила вдруг Люмин, наткнувшись взглядом на древние камни осыпавшейся в скалах гробницы. — Позавчера, когда мы гуляли здесь, господин Чжун Ли столько интересного нам с Паймон о них рассказал. Потянувшись гибко, как большой рыжий кот, Чайлд поднялся на ноги. Красиво очерченные губы скривились. — Такой он интересный, — протянул он, подойдя к каменистому склону. — Этот наш господин Чжун Ли… Потревоженные подошвами его сапог камешки с тревожным шорохом срывались вниз. Внезапно взгляд его стал ужасно заинтересованным, и не обещало ничего мирного, ничего похожего на покой. Мороженое таяло, и это такой хороший, такой теплый день… Был. Внизу, в глубоком ущелье скрывалась целое племя гудящих как улей диких пчел хиличурлов. — Нет, Тарталья! — Да ладно, — ухмыльнулся он, уже сжимая в руках лук. — Ты глазом не успеешь моргнуть… С шипением заряженная стрела сорвалась с тетивы быстрее ее слов — один за одним хиличурлы и митачурлы, у затушенного всплеском костра уже поднимали к ним скрытые масками лица. Голоса были резкими, визгливыми, неестественными — должно быть, где-то рядом скрывался науськивающий их на людей маг бездны, а может и не один. Надменно подняв подбородок, Тарталья улыбался, азартно и весело, почти с предвкушением, и внезапно ей захотелось заорать на него во весь голос. Как будто он это ей назло сделал — любой ценой желая втянуть ее в любовь ли, в драку ли, когда она так отчаянно желала хоть немного мира. Вдох. Выдох. Снова вдох. Разве с Тартальей хоть что-то вообще может быть мирным?.. Чтоб не сорваться в приступе внезапной злости — считай от десяти до одного, и на десяти Люмин все еще жутко зла, а недоеденное мороженое горчит на вкус, на «восемь» она думает что последние недели выдались тяжелыми и это заставляет ее срываться там, где не так и много для этого по-настоящему веских причин. На «шесть» она вспоминает что сама дразнила и подначивала Тарталью весь день напролет и, в общем-то, он терпел и был по-своему мил, на «три» решает что орда бродящих по окрестностям хиличурлов и вправду не то, что стоит оставлять без внимания. На «раз» прохладная тяжесть меча привычно легла в ее ладонь, возвращая нечто вроде прежнего равновесия. Даже если она и впрямь сейчас не хотела драться. — Во имя всех бесполезных, ленивых архонтов Тейвата, просто закончим с этим быстрее. — Ни за что, — Тарталья забрал у нее меч, который в его руках тут же вернулся обратно в ее подпространство, и торжественно вручил свое мороженое взамен. — Подожди здесь. Требовательное, настойчивое «Смотри на меня», все же осталось несказанным, но Люмин отчетливо прочитала это в его ярких, синих глазах. Так вот это все только чтоб лишний раз как ревнивый, самолюбивый мальчишка покрасоваться? Запоздалое открытие сделало все смешным куда больше чем вправду обидным. Злость испарилась вдруг как вода на раскаленном от солнца камне. — Если ты перемажешься в грязи и крови, я немедленно иду домой, — качнула Люмин головой, пряча улыбку в уголках рта, пока Паймон косилась на лезущих вверх по склону хиличурлов с опаской. — Если ты провозишься слишком долго, я иду домой. Если… Подмигнув, Тарталья на мгновение сжал ее подбородок сильными пальцами, коротко, почти незаметно коснулся губ. — Просто стой, царевна. Просто смотри. Непривычное, странное словечко из Снежной прозвучало певуче и почти нежно, огромный голубой кит удивительно изящно взмахнул хвостом и обрушился со склона на хиличурлов, разбросав вокруг тучу сверкающих брызг. Солнце искрами дробилось на острых лезвиях водяных клинков, когда с небрежным, обманчиво ленивым видом Тарталья шел навстречу рычащей, беснующейся волне монстров. Зрелище всякий раз чуточку завораживало, словно было в нем нечто от настоящей стихии. Сокрушительной. Безжалостной, и это пугало и в то же притягивало ее как магнит. — Все-таки у него есть стиль, — тихо заметила Паймон ему вслед. — Даже Паймон тяжело отрицать. В ответ Люмин лишь усмехнулась и откусила большой кусок от его мороженого, приготовившись наблюдать. Во всяком случае все совершенно точно не станет долгим. И… как ни крути он делает это красиво.