Love is

В этот раз они так заговорились, увлеченные спором, что когда Альбедо бросил задумчивый взгляд в окно и поднялся на ноги, легкая, прозрачная тень сумерек снаружи уже превратилась в полноценную темноту. — Надо приготовить ужин, — с привычной небрежностью отвел он со лба мешающую прядь светлых волос. — Сегодня я обещал Кли, что мы будем ужинать вместе. И от самого обычного, обыденного жеста на мгновение Мона потерялась, замешкалась, упустила нить разговора — засмотрелась на него словно влюбленная, бестолковая девчонка вроде тех кто бегают к ней за предсказанием на все новых и новых суженых как к обычной деревенской гадалке. Астрологу не подобают подобные глупости — даже если она любит и любима в ответ. — Что ж, тогда мне пора, — торопливым жестом сгребла она с дивана свою широкополую шляпу, но Альбедо мягко поймал ее за запястье. — Останься. Поужинай с нами. — Послушай, я действительно не голодаю! — начала она запальчиво, хотя действительно успела изрядно проголодаться — словно в насмешку.— Даже если мы… Ты и я… Мне уже вот-вот переведут деньги за последнюю статью. Только бы желудок предательски не заурчал на всю гостиную! Ладонь у Альбедо была прохладная, широкая — заметно шире чем у нее, с изящными, длинными пальцами. Осторожно, как будто бы она была бабочкой, которую нельзя спугнуть, он провел большим пальцем по ее запястью. — Я говорю это не потому что считаю, что ты умираешь от голода, — взглянул он на нее очень, очень спокойно, словно объясняя простейшие истины. — Просто хочу побыть с тобой еще чуть-чуть, пока у нас обоих есть время. — Ох. И все же Мона покраснела, смущенно сминая в руках поля своей шляпы. Послушно устроилась за широким, деревянным столом в кухне, пока Альбедо неспешно колдовал у очага, попутно доставая свежую рыбу и сливочное масло из практичного ледника, наполненного кусками криослаймов. — Давай я хоть овощи порежу, — предложила она в надежде побыть хоть немного полезной, пока нож в его руках молниеносно крошил свежую зелень. — Лучше расскажи что-нибудь. Мне нравится слушать твой голос — особенно когда мы не спорим о чем-нибудь сугубо научном, — Альбедо ссыпал яркую, свежую зелень на шкворчащую уже сковороду к рыбе. Пламя ярче вспыхнуло, отблесками осветив его серьезное, ужасно сосредоточенное словно над очередным опытом лицо, и это заставило ее почему-то вдруг улыбнуться, пока он вновь отвернулся к очагу и не видел, аккуратно помешивая содержимое специальной лопаткой. Это вам не простенький салат чтоб дешево и сердито живот набить. Так же как посреди лаборатории его движения были скупыми и отточенными — никакой суеты. Все распланировано и идеально как и подобает гениальному Принцу мела. Сама же Мона Мегистус — нерациональное, суматошное воплощение суеты и хаоса во всем кроме своей гидромантии, зачем-то допущенное им в этот аккуратный, комфортный мир. Машинально она растерла в пальцах немного свежей светяшки — запах был тонким, уютным, как и вся эта кухня. Начищенная до теплого блеска посуда, баночки со специями аккуратно выстроены по росту, на стене целая выставка аляповатых, но таких милых рисунков Кли… На мгновение вдруг отчетливо захотелось еще сильнее ощутить себя частью этого мира — мира Альбедо, и она не смогла остановить себя, не смогла удержаться. Встав со стула, шагнула — прижалась к спине близко-близко, переплела пальцы на его животе. Лбом уткнулась в твердое, худое плечо. Альбедо выпрямился медленно и как-то неловко, замер на пару мгновений, за которые Мона вновь успела яростно обругать себя и сразу устыдиться наивно-глупого порыва; сама же отлично знала как досадно бывает, если ерундой отвлекают от процесса, которым с головой увлечен. Знала, что и Альбедо терпеть такого не может тоже. — Прости… — пробормотала она, отстранившись, и с трудом подавила желание превратиться в поток смущенной воды и поскорее вытечь с глаз долой из комнаты. — Я не хотела тебя отвлекать. Отложив грязную лопатку на специальную подставку, Альбедо обернулся, и ее сердце болезненно дернулось. Но вместо отповеди он лишь взглянул на нее серьезными, очень спокойными глазами. — Я не возражаю, — и сжал в прохладных, сухих ладонях ее горящие щеки. Поцелуй получился словно сам собой — долгий, удивительно нежный, от которого ее голова закружилась немного, и все вокруг словно бы исчезло, померкло в этой теплой, уютной близости, в том как ее руки лежали на его плечах, как его прохладные, красивые пальцы касались ее лица. Кажется, целую вечность они вот так целовались посреди кухни, лишь изредка прерываясь чтоб взглянуть друг другу в глаза, улыбнуться — смущенно, неловко немного, соприкоснуться лбами, и вновь упасть в поцелуй. Только звонкому голоску Кли удалось пробиться в этот хрупкий словно мыльный пузырь мирок, где кроме них словно бы никого не было. — Братик Альбедо? — ворвалась она в кухню — маленький, шустрый, взрывной вихрь, замахала руками, пытаясь развеять клубы дыма, поднимающиеся от сковороды. — Сестричка Мона? Вы что, играете тут без Кли? Охнув, Мона торопливо плеснула водой на огонь — клубы дыма стали гуще, все зашипело, брызгая во все стороны и наконец стихло. Оставалось лишь огорченно разглядывать безобразное, сгоревшее напрочь месиво, прилипшее к сковороде. — Нет, Кли, — так же спокойно как всегда вздохнул Альбедо, открывая ставни. — Я просто сжег наш ужин. На мгновение та задумалась. Но ее подвижное, живое личико вдруг тут же засияло прежней улыбкой. — Значит, идем в Охотник! — одной рукой схватила она его за запястье, другой поймав Мону. Не пытаясь высвободиться из маленьких цепких пальцев, та лишь подняла на него беспомощный взгляд, все еще уязвимая, разнеженная недавним приступом обоюдной такой несвойственно обычно сентиментальности. — Мне так жаль, правда. — Позволь мне заплатить сегодня, — попросил Альбедо вполголоса. — А ты тогда заплатишь в другой раз — если захочешь, конечно. И пожалуйста, не вини себя за мой выбор приоритетов, — сказал он еще тише — почти прошептал он ей на ухо под звонкую болтовню Кли и вдруг так же тихо, тепло рассмеялся вдруг. — Только прошу, никогда не делай так в лаборатории. Не хотелось бы отвлечься от какого-нибудь эксперимента и ненароком подпалить весь Мондштадт.