Пять лет назад
Тусклый свет мягко обволакивал помещение, пропитанное тонким ароматом свежесваренной еды. На столе уже стояла чаша с салатом и азалией. Яркие цветы всегда придавали интерьеру уют и приковывали взгляд омеги; жаль, что не сегодня. Стакан, придерживаемый руками, был наполнен согревающим травяным чаем с успокаивающим эффектом — самое то для тревожного сердца. Внимание было устремлено в окно. Давным-давно стемнело: высокие сосны и густой ночной туман закрывали обзор на дали, будоража воображение и нервишки. Пальцы рук медленно сложились друг на друга крестом в мольбе: лишь бы отец, ушедший ещё ранним утром, поскорее вернулся домой живым и здоровым. Зачастую вылазки старшего не были длительными (они занимали от силы часа четыре), но в этот раз что-то пошло не так, и сама мысль об этом наводила волнение. Тэхёну не впервой переживать, слоняться по дому в гордом одиночестве и молиться, а затем ещё раз и ещё. Его же на вылазки не берут, и причина тому одна — мир давным-давно перестал быть прежним. Семь лет назад эпидемия сподвигла Кимов перебраться в домик, гордо стоящий стеной в густом лесу. Тэхён не помнил, каково это — жить в городе среди гущи населения, но, по словам папы, горожане тогда умели сдерживать собственных демонов. Не прошло и недели после объявления о заболевании, как родитель, собрав скромные пожитки, выдвинулся с семьёй в путь, не оглядываясь назад. Первое время было тяжело адаптироваться к новой местности: пятилетний Тэхён, круживший юлой под ногами родителей; отсутствие еды и предметов первой необходимости — всё рухнуло на плечи хрупкого омеги, который, несмотря на усталость, сквозь стиснутые зубы превратил маленький заброшенный дом в уютное царство ради сына и их счастливой жизни. Старший Ким учил сына грамоте и не пренебрегал алгеброй с географией. Тэхён рос любознательным и чистым ребёнком, окружённым любовью и заботой: на охоте младший умолял не убивать животных, клялся, что овощное рагу ему приходится по душе; всегда брался за работу по дому и без нареканий её выполнял, невзирая на невеликий возраст; не отходил далеко от жилища, потому что наслышан об опасности вокруг. Шаг за шагом в маленьком омеге формировалась личность, стержень которой не обрамлялся пороками извне, излучал отзывчивость и непорочность. Несмотря на все предостережения и кошмарные истории, в глубине души Тэхён лелеял надежду побывать в мегаполисе и взглянуть хоть краем глаза на других. Таких, как он. В шесть лет маленький омега раскрыл в себе потенциал к человеческому сознанию. На первых порах его это пугало, но родитель всегда успокаивал сына мудрыми нравоучениями: — Ты особенный. Не такой, как все. Монстры обитают в сказках или мифах, а ты самая что ни на есть ясная полоса в моей жизни. Годы шли, сила внутри него росла и лезла за грани возможного. Не имея при себе методичку, двое не бросали попытку обуздать и взять под контроль мутацию. Методом проб и ошибок. От картин прошлого отвлёк тёмный силуэт, неспешно надвигающийся к бревенчатому дому. Тэхён бросился открывать дверь, встречая папу, как вдруг увидел гостя вместе с ним. Улыбка на лице постепенно погасла, когда цепкий взор прошёлся по незнакомцу. На плечах старшего висел раненый измождённый омега, внешний вид которого сначала поверг сына в лютый ужас. На правой стороне лица у самого глаза был глубокий порез, а на подтянутом теле красовались следы избиения и мелкие ссадины. Запах крови неприятно щипал нос, вызывая рвотные позывы. — Тэхён, приготовь кровать в дальней спальне, — запыханно наказал Киён и прошёл вглубь, запирая входную дверь. Младший впопыхах бросился расстилать кровать в маленькой комнате с панорамными окнами, поджигать свечи и доставать медицинские контейнеры. Со стороны ванной слышались шум воды и болезненные стоны, от которых сердце готово было разорвать грудную клетку своим учащённым биением. У Тэхёна было море неозвученных вопросов, которые давили на черепную коробку и требовали ответов; ему не терпелось поскорее разобраться со всеми делами и поговорить с папой, узнать, что случилось и кто этот незнакомец. До самого утра Тэхён лежал в своей комнате и не мог сомкнуть глаз. Изредка слышал полный мольбы скулёж в глубинах дома, подрывался, но выходить не смел. Когда рассвет жёлтыми искрами лёг на паркет, отсвечивая микроскопические пылинки, Тэхён выглянул, узрев родителя. Киён выглядел уставшим и замученным. Младший долго смотрел на него, не нарушая тишины, а когда подошёл ближе и сел рядом, положил голову на плечо, взяв за руку. Напряжение родителя сразу покинуло тело, улыбка растянула губы. Сухие уста заботливо коснулись макушки. — Переживал? — тихо спросил старший Ким. — Очень… — с надутыми губами отозвался Тэхён, прижимаясь ближе и наслаждаясь теплом, — что случилось? — Со мной ничего, — положив голову поверх чада, омега на мгновение прикрыл веки, глубоко вздохнув. — Кто это? — почти шёпотом поинтересовался. Киён молчал какое-то время, а затем чуть отстранился и взглянул в карамельные глаза напротив, поджав тонкие губы. — Я не знаю… — с минуту подумав, неуверенно ответил он. — Вы не знакомы? Ты не спросил у него? — Когда видишь ребёнка в таком состоянии — нет места любопытству, Тэхён, — глаза папы залились влагой, а одинокая слеза вдруг скатилась вниз по щеке. — Почему ты плачешь? — наивно спросил младший, чувствуя, как у самого щиплют глаза. — Представляю, что на его месте мог оказаться ты, — голос сорвался, но подступающую истерику мужчина сглотнул комом, — как можно поднять руку на человека? Он же ещё совсем ребенок. — Ты знаешь, кто это сделал? Ты видел? — Нет, Тэхён. Я не видел, но знаю, кто это мог быть. — С ним все будет хорошо, — кулаком потёр глаза младший, избавляясь от пелены, — правда ведь? Старший Ким уверенно кивнул, а затем обнял своего ребёнка всеми оставшимися силами, стиснув и прижав к груди. — Всегда будь осторожен. Не ходи в большие города, там тебя никто не ждёт. Тэхён прислушался к любимому голосу и дрожащему дыханию. Он никогда не пойдёт в город своими ногами — мысленно обещает. Две недели протекли медленно под гнётом грызущего любопытства. Сначала младший на носочках подкрадывался к больному, затем пресёк попытки по настоянию отца. — Тэхён, мальчик сильно пострадал. Дай ему прийти в себя. И Тэхён ждал. Со стороны наблюдал и приносил еду в комнату. Укрывал по ночам одеялом, поскольку из широких окон поддувало. Раненый омега был схож с диким кроликом — неразговорчивый, глаза недоверительно-холодные. Сначала младший побаивался, а потом плюнул на всё и всё чаще рассматривал утончённые черты лица, словно тот был экспонатом в музее. Замечал свежие шрамы, которые ничуть не портили тонкую параллель изысканности. На вид казался взрослее Тэхёна, но ненамного. Относился к двоим Кимам никак: они вроде есть, а вроде их и нет. Папа на это не обижался, потому что знал, что доверие в настоящее время трудно завоевать, да и люди стали другими. Верить никому нельзя. Никто не задавал лишних вопросов, не интересовался жизнью и проблемами, не пытался выяснить причины полученных ран. Киёну всё и без слов было понятно, а младшего всё-таки распирало любопытство. По ночам он слышал тихие всхлипы, но не мог набраться смелости и подойти. Сегодня был не тот случай. Сегодня Тэхён попытается быть взрослым и взять ответственность на себя теперь уже за троих. В полутьме комната встретила омегу прохладой. Лунный свет касался кровати, не позволяя спрятаться обладателю далеко от любопытных глаз. Накрытое одеяло горкой подрагивало, а шмыганья эхом разносилось по всему помещению. Ким недолго мялся у края кровати, со вздохом подогнул кончик одеяла и залез внутрь. Чёрные взлохмаченные волосы напротив закрывали добрую половину лица, а всё остальное сложно было разглядеть за пеленой непроглядной тьмы. Сев по-турецки и головой уткнувшись в одеяло, разрезал тишину шёпотом. — Как тебя зовут? Мальчик замер. Минуты шли, а напряжение и обида сковывали тело. Тэхён не мог понять, что так глубоко раздирает душу незнакомца, не даёт ей раскрыться и довериться. Папа всегда говорил: человеку нужен человек. А истерзанный незнакомец, казалось, был исключением из общего правила. Сердце под долгим взглядом по-юношески трепетало, а в голове всплывала яркая таблица, сулящая об опасности. В чувства привёл тихий всхлип, мурашками кожу покрывая. Младший на ощупь протянул руку вперёд и коснулся ладонью сначала волос на лбу, а затем, спустившись ниже, мокрой щеки. Глаза его вспыхнули и неприятно обожгли веки, освещая всё перед носом. Старший омега, широко распахнув веки, нечитаемо посмотрел на Тэхёна. Тепло, которое делилось на двоих, заставило затаить дыхание и погрузиться в недры глубоких чувств, слиться с потоком мыслей и нейронов, опустить голову в светлые участки воспоминаний и выявить их наружу, расчищая грязь от недавнего настоящего. Глаза побитого заискрились жёлтым, как в обеденное время обычно бывает на небе. Когда солнце в зените. Этот цвет манил за собой божьих коровок и бабочек, животных и птиц. — Юнги… Облегчённый вздох и хрип сорвался с покусанного рта, растянувшегося в слабой улыбке. Тэхён не сразу понял сказанное, провёл пальцем по скулам напротив в одобряющем жесте. — Юнги, — более уверенно и чётко сказал старший, улыбнувшись шире, от чего раны потрескались, а алые бусинки окрасили бескровные губы, — меня зовут Мин Юнги. Глаза Тэхёна загорелись ярче от переизбытка детского счастья. — А я Тэхён, — подвинулся младший ближе, не выпуская лицо, сохраняя нужную для обоих тактильность, — Ким Тэхён. — Я знаю, — мрачно пробурчал брюнет, опуская глаза, — ты оранжевый. — Оранжевый? — Да, — вновь обратил Юнги внимание своих солнечных зрачков, — самый необычный и самый опасный среди всех. — О чём ты? — свёл Тэхён брови у переносицы, непонимающе глядя в ответ. Старший замолчал, обдумывая ответ, а затем потянулся к его ладони щекой, прикрывая веки и наслаждаясь долгожданным спокойствием на душе. — О том, что оранжевый — мой любимый цвет. Он приносит мне счастье, но после счастья всегда привкус боли, — глухо сказал Мин, будто бы сквозь глядя, — а у тебя глаза оранжевые. Как пустыня в Африке. Как закат в Египте. Как мандарины в Турции. — Мой оранжевый не принесёт тебе боли, — запротестовал Тэхён, не отнимая руки, — буду и закатом, и пустыней, и мандаринами, главное не грусти! Юнги без зла усмехнулся, глядя на ребёнка перед собой и не понимая, как такой человек ещё проживает свою спокойную жизнь на Земле. На Земле, где люди убивают друг друга, где алчность захватила сердца каждого. Сердце Ким Тэхёна оказалось настолько чистым и живо бьющимся, что глотку спирало от горечи. Юнги поклялся себе, что никогда не даст в обиду этого мальчика. Закроет своей спиной от любой пули, не даст зреть то, что в глубине этой гнилой реальности могло распуститься цветком. Такие люди не существуют; и вдруг появился он, мальчик с закатом перед глазами. Самый опасный из всего спектра, но пришедший в его комнату, чтобы уберечь от собственных демонов. Но кто же убережёт тебя от своих демонов, Тэхён?***
Три года назад
Юнги по-царски восседал на диване, закинув ногу на ногу и с упоением поглощая чтиво в газете. Фигуру обтягивала чёрная плотная ткань кимоно, которое не носить дома казалось непосильной задачей. Он не потел, но в то же время и не мёрз — Киён вчерашним вечером подкинул дров в камин. — Ты сегодня поздно, — тихо констатировал факт Ким, боясь разбудить папу. Младший омега стоял у порога гостиной и переминался с ноги на ногу. Он ждал с обеда старшего, беспокоился, поскольку тот два дня не появлялся дома. — Много дел было в Сеуле, — отложив листы в сторону, Мин поднял разбитый взгляд, демонстрируя помятый вид после пары дней пути, — ты почему не спишь? — Я… — замялся. — Иди сюда, — позвал Юнги к себе, чуть двинувшись и освобождая место, — я скучал. — Я тоже, хён! — Тэхён с разбегу прыгнул рядом с парнем на диван, подминая ноги и внимательно осматривая старшего с счастливым блеском, — без тебя жизнь теряет краски… расскажи, что нового видел? Может, кого-то встретил? — Ничего интересного в этот раз, я нигде не останавливался… — задумался. — Но могу рассказать тебе одну небольшую историю. Ким лихорадочно покачал головой, устраиваясь поудобнее, кладя голову на колени старшего. От него отдаленно веяло костром, дождём и ветром. Поверх будничных ароматов пробирался собственный запах еловых шишек. — Жил был мальчик, совсем одинокий и не похожий на других. Смекалистый, но хладнокровный. Рассудительный, но надменный. Жизнь протекала очень тяжело, но окольными путями он добился неприкосновенности не только от государства, но и от мутантов, — рука Юнги опустилась на макушку, а холодные пальцы плавно расчёсывали шёлковые пряди младшего. — Неприкосновенности? Но как? — замер Тэхён, озвучивая интересующие вопросы. — Мальчик долгие годы тренировался, укреплял свои разум и тело, пока не достиг совершенства, — с тёплой улыбкой ответил Мин на любопытство и внимание, — способности других не действовали на него. Он собрал самых сильных воинов-мутантов, которые присягнули ему в вечной верности. С ними то он и пошёл к правителю Южной Кореи, пролив много крови в пути. — Что он сделал? — встрепенулся, зажмурившись до белых бликов перед глазами и представляя картину. — Он раскрыл врата концлагерей, выпустил детей и убил мучителей самой страшной смертью. Он пообещал, что те будут мучиться в агонии пожизненно, — завораживающе нашёптывал Мин, — он, словно Бог, парил над Землей и искал, кого наказать за провинности и грехи. Толпа дала ему имя — Иблис. — Иблис? — смаковал имя омега, облизывая губы. — Джинн в исламе. Синоним слову — Дьявол. — Но если он герой, то почему ему дали такое имя? — поднялся на ладони Тэхён, заглядывая в глаза напротив. — Нет героев, которые бы не пали, — Мин уложил неугомонного мальчишку обратно на колени, — Иблис стал врагом людей, сбив их с верного пути. Верного, как считали сами жители. Они настолько погрязли в идее своего президента, что не отличают, где есть свет, а где тьма. Где правильно, а где нет. Им навязали порок, при достижении которого страх уйдёт, но не учли, что цена велика. Цена тому — несмышленные дети, которым тоже страшно и которые хотят быть любимы взрослыми. — Иблис же не позволит этому случиться? Он спасёт умы людские? — задумчиво спросил Тэхён, прикусывая нижнюю губу. — Даже если у него будут верные соратники и лучшие воины, всему рано или поздно придёт конец, — уверенно и в то же время с каким-то холодом в голосе отозвался старший. — Ты бы хотел с ним увидеться? — Нет, малыш. Чтобы с ним увидеться, надо быть сильным духом. Иблис не терпит слабаков и избавляется от них на своём пути. — Но ты ведь самый сильный из всех сильных омег на Земле! — громче положенного возмутился Ким. — Ты знаешь в совершенстве три вида боевых искусств! Твои клинки настолько остры, что одним взмахом рубят сосну, а ходишь ты, словно тень, бесшумно и незаметно! Юнги искренне засмеялся, вызвав у собеседника недоумение. Тэхён щиплет его за коленную чашечку и дует губы, походя всё больше на хомяка. — Не это показатель силы, Тэтэ. Моя сила — это ты. — Значит, когда мне стукнет восемнадцать, мы найдём Иблиса, и я всегда буду рядом! — нахмурился и стал вести подсчёт в уме на то, сколько осталось ждать. — Мне не нужен Иблис, чтобы доказать миру свою истинность и значимость. Теперь не нужен, потому что приобретённый смысл жизни живёт в этом доме. Один на его коленях, а другой — за стеной — спит крепко, видя десятый сон.***
Месяц назад
— Тэхен… — послышался мягкий зазывающий голос папы за спиной. Омега развернулся и от восхищения губы приоткрыл. — Ваа… — карамельные глаза пробежались по стройной фигуре Киёна, и парень невольно улыбнулся, любуясь. — Папа, ты прекрасно выглядишь. — Юнги постарался, — не скрывая смущения, Киён приглаживал ладонью невидимые складки голубой блузки, — не знаю, как он находит такие вещи и где берёт время. Негодник, не забывает о нас. — А почему он должен забыть! Мы его семья! — взволнованно воскликнул Тэхён, откладывая кухонный нож в сторону и подходя к отцу ближе, — он и правда нечто. Может, в следующую вылазку что-то и мне принесёт, — мечтательно прикусил нижнюю губу. — Юнги постоянно что-то приносит. Уже книги девать некуда, полки ломятся, — чуть тише сказал старший и поправил непослушные пряди сына, не переставая сиять теплотой. Их семья из двух человек пять лет назад пополнилась третьим. И было неважно, нёс он в себе идентичность крови с фамилией Ким или же нет, как и не было важным их абсолютно разительная несхожесть черт внешности. Появление третьего омеги случилось так же неожиданно, как и появление вируса на земле. Несмотря на хладнокровную натуру Юнги, Тэхён привязался и не отпускал его от себя ни на шаг. Старший не был против, напротив, всегда проводил с ним время и рассказывал истории, повстречавшиеся на пройденном пути. Бывали моменты, когда от Мина не было слышно ничего целую неделю. Тэхён готов был на стенку лезть из-за одолевающих душу переживаний, страшился, что хёна опять сильно покалечат, а помощи рядом не окажется. — Так значит, завтра у тебя свидание с этим… — задумчиво ещё раз окинул образ папы. — Юнбином. — Убином, пап, — поправил старшего и захихикал, глядя, как меняется красивое лицо. — Я так и сказал! — от возмущения щеки залились алой краской, а глаза не знали, куда деться. — Ты идёшь на свидание и всё никак не можешь запомнить его имя, — смех только усилился. — Незнание имени не избавляет от чувств, а он мне очень даже приглянулся! — строго пролепетал Киён и замер, когда в дверь глухо затарабанили. Тэхён сделал несколько шагов к входу, пока его локоть не перехватили. От былого спокойствия на лице папы не осталось и следа; всё тело напряглось, а стук сердца заглушил свист кипящего чайника. Он одними глазами велел оставаться на месте. Стук повторился, теперь уже более настойчиво. Старший ухватился за револьвер, лежащий на верхней полке, выставил перед собой оружие и закрыл обзор спиной, судорожно глядя на дверь. Шаги его были неуверенными, но аккуратными, а страх вторым именем плескался в карамельных глазах Киёна. Он сглотнул вязкую слюну и покрепче схватился за револьвер в руках. Тэхён послушно замер, читая каждую эмоцию на лице родителя. Тишина давила на виски незабвенной силой, от чего дыхание сбилось. Хватило секунды замешательства, чтобы дверь отлетела к стене и издала гулкий хлопок. Перед ним стояло пятеро альф. Одеты они были в чёрные потёртые джинсы, заправленные в тяжёлые ботинки, и кожаную куртку. У двоих на шее красовался чёрный рисунок, символику которого Киён не знал. Ноги едва не подвернулись в коленях от страха, но он не дрогнул, сжав губы в тонкую линию. — Кто вы такие? — громко спросил омега, тыкая стволом то в одного, то в другого. — Тише, тише, куколка, — улыбнулся тот, кто стоял в центре сего цирка уродов. Он сделал шаг вперед, Киён же — шаг назад. — Я буду стрелять! — предупредил дрожащим голосом, не выпуская никого из виду, — что вам здесь нужно?! — Не сомневаюсь, — усмехнулся мужчина. Четверо позади громко рассмеялись, вызывая липкий ужас. Двое глянули на Тэхёна, застывшего на кухне. — А что вы тут делаете? — Не твоё чёртово дело, — огрызнулся Киён, стиснув зубы. Альфа подходил все ближе и ближе, пока ствол не коснулся его ключиц. Отходить было некуда; ноги дрожали. — Я и мои друзья — трейсеры, — весело начал альфа, облизывая губы и усмехаясь, — вышли поохотиться. Ну, знаешь, на всяких там красных, желтых… — Но нашли кое-кого покрупнее, — усмехнулся третий альфа позади, заставив других оскалиться. Каждый из них смотрел на младшего Кима, глаза которого зажглись оранжевым, как рождественская ёлка. По щекам его текли обжигающие слёзы. Он хотел выбежать вперед и защитить папу, но не мог пошевелиться из-за сковывающего тело страха. — Вам лучше уйти, — прошептал Киён, не опуская оружия. — И даже кофейку не предложишь? — хмыкнул альфа. — Какой невоспитанный негостеприимный омега, — оказавшись зажатым и обездвиженным, глаза наполнились ужасом и осознанием: бежать некуда. Мозолистый палец коснулся мягкой кожи виска и спустился вниз по щеке, — ты не успеешь выстрелить, — шепнул альфа в самое ухо, опаляя лицо горячим дыханием. Тело непроизвольно обмякло, но палец рискованно нажал на курок. После пронзительного звука выстрела послышался болезненный стон, не сулящий ничего хорошего. Ким лишь ранил его, но не убил. Двое позади схватились за оружие и направили его на Киёна, а подстреленный альфа одним махом руки остановил их, стискивая зубы и усмехаясь. Из шеи сочилась кровь, но смертельным исходом ничуть не пахло. Револьвер выбили из его рук точным движением. — Возьмите оранжевого, — сплюнул мужчина, схватив омегу за шею, сжав пальцами его тонкую кожу и пару раз приложив затылком к стене, — закройте его рот, и пусть он смотрит. — Не надо, он всего лишь ребенок, — задыхаясь, взмолил Ким, пытаясь отбиться от рук, дёргаясь, но альфа оставался не приклонен. Высокий, массивный, сильный. В глазах от ударов темнело, а реальность всё не покидала. Старший слышал копошение и писк сопротивления, но не мог сдвинуть сильного противника. — Не дёргайся, куколка. Иначе будет больно, — альфа коснулся кончиком языка щеки напротив и слизал слёзы отчаяния, блаженно закрывая веки и скалясь. — Пожалуйста, не надо, — взмолился. — Люблю, когда такие, как ты, просят. Это заводит, — хватку на шее ослабили, от чего омега скатился вниз по стенке и сразу же получил удар ногой по рёбрам. Воздух покинул организм после второго удара. Третьего. А дальше он сбился со счёту. Тело наливалось одной большой раной. Создавалось ощущение, будто его ребра пересчитывают тяжёлой артиллерией, но омега не издал ни звука. Такой порядок вещей ещё больше злил мужчину. Он присел на корточки рядом и прошипел. — Может быть, сейчас у нашей птички прорежется голос, — ехидно усмехнулся трейсер, — Гейл, неси топор! Полные ужаса глаза обратились на альфу, а в голове возникла светящаяся табличка: не смотри-не смотри-не смотри. Киён надеялся, что сын не смотрит на это представление, боялся, что с ним что-то сделают. Заберут. За альфой не было видно никого; лишь был слышен скулёж раненого зверя. В свете свечей блеснуло лезвие топора. Альфа взял игрушку с рук напарника, а затем вновь присел на корточки рядом с парнем, поглаживая оружие любовно и наблюдая за реакцией омеги. Второй охотник резко схватил омегу за запястья, вынуждая расправить длинные изящные пальцы. — Как же жаль портить эту красоту, но не могу отказать себе в удовольствии услышать, как ты кричишь, — цокнул, на периферии сознания слыша гулкое мычание за спиной, — заткните ему пасть! Альфа долго ждать не стал. Замахнулся и со всей силы ударил топором по пальцам. Послышался хруст. Киён больше не мог терпеть. Он пронзительно закричал от боли, видя отрубленные конечности и брызги крови. Альфы рассмеялись, наслаждаясь криками. Трейсер не остановился, замахнулся снова и пару раз прошёлся лезвием по кисти руки, разрезая сухожилия. Кровавое месиво смешивалось с новыми, более жалобными криками. Мучитель, видя предобморочное состояние, дал грубую пощёчину, приводя в чувства. Омега уже плохо соображал, не чувствуя конечность — лишь боль была проводником в реальный мир. Дыхание через раз приковывало ещё больше внимания. Кончиком топора лицо подняли за подбородок, оставляя прямые порезы лезвием. — Лучший вид, который мне доводилось видеть, — залюбовавшись, словно пропел альфа, в наслаждении зарываясь пальцами в волосы и сжимая в кулак. — Ты — мечта садиста. Киён слышал звон в пространстве. Трейсер замахнулся вновь, и в этот раз лезвие раздробило кость чуть ниже локтя. Новый поток боли двинулся по сознанию, а хриплый звон разодрал горло. Киён уже не чувствовал себя, не знал кто он, не помнил. Единственный образ, стоящий перед его потухающим взором, был сам Тэхён. Его рот накрыли в грубом поцелуе, кусая остервенело губы, пуская новую порцию крови. Тело не сопротивлялось — в нём не осталось сил. Когда мужчина выпустил парня из хватки и встал на ноги, омега завалился на бок, стеклянными глазами смотря в никуда и в то же время на сына. Его сокровище задыхалось и дергалось, лицо было красным от слез, а глаза в ответ блестели невменяемо. На кистях рук висели блокаторы силы, вызвав у старшего Кима боль в сердце. Он не защитил своего ребёнка. И даже после этого Киён должен был встать и защитить, потому что ради этого он и жил. Трейсер поставил ногу на грудь омеги и перевернул его на спину пинком, заставляя взглянуть на себя. — Ты заслужил покой, — с лёгкой ухмылкой сказал альфа, направляя дуло в лицо. — Покойся с миром, куколка. Из уголка его глаз потекли слезы, теряясь в слипшихся от крови волосах. Выстрел спугнул ворону на подоконнике. Она громко гаркнула и вспорхнула в ночное небо. Тэхён широко распахнул глаза, глядя, как кровь расползается вокруг Киёновой головы. Он прижал подбородок к плечу, изо всех сил стараясь не закричать. Альфы рассмеялись, что-то обсуждая между собой и изредка поглядывая то на одного, то на второго омегу. Хотелось крикнуть, позвать, попросить встать и бороться, но папа не шевелился. Застыл статуей и даже слегка посерел. Тряпка, закрывающая рот, намокла из-за солёных слез и теперь раздражала кожу. Ничего так не отвлекало от мысли, как осознание потери. Он ждал. Минуту. Две. Закусив зубами внутреннюю сторону щеки, зажмурился, глотая собственную кровь. Он готов был помогать с охотой. Читать географию и делать контурные карты, от которых воротил нос всё это время, лишь бы родитель встал. Встал, нежно погладил по локонам волос и успокоил, как это делал всегда. Голова разрывалась от боли, сердце умоляло прекратить. С каждой считанной секундой он всё больше и больше осознавал, что папа не встанет. Папа не проснётся. Папа умер. Папы больше нет. Дрожащее тело двинулось в сторону Киёна под пристальным взглядом альф. Когда фигура становилась всё ближе, новые рыдания застилали взор перед собой. Его ярко-голубая блузка теперь была в алых кляксах и серых разводах. Красивая, совсем новая, не успевшая опробоваться родителем. Сгорбившись, Тэхён носом уткнулся в тёплую Киёновскую щеку. Природный запах цитрусов все ещё успокаивал лёгкие, но здравый рассудок твердил: реальность не такая. Подталкивая носом в последней мольбе проснуться и не получая ответа, завыл в мокрую тряпку, хрипло дыша. Трейсеры схватили его и потащили к выходу. Тэхён сопротивлялся, бился, толкался, но альфы были непреклонны. «Я убью вас! Убью! Убью!» — кричал разум и губы, но из-за ткани невозможно было разобрать, что вторил, как умалишенный, подросток. Горло разрывало с каждый минутой всё сильнее, пока мужчина не врезал парню прикладом автомата, после чего тот сразу же потерял сознание.***
Сейчас
Тэхён не знал, сколько прошло времени, но был уверен, что после первого избиения синяки уже успели сойти с лица. Кости до сих пор ныли и давали о себе знать тянущей болью, но она не могла сравниться с той, что обитала в глубине сердца. Тэхён потерялся во времени. Постоянная, непроглядная тьма уже стала верным спутником, а альфа, убивший его папу, — главным мучителем в спектакле. Мужчина не добивал до конца, чего-то ждал и останавливался на полпути. Омега не плакал, пока его тело уродовали, пока оно не доставляло наслаждения видеть физическую боль, окатывая ненавистными оранжевыми очами ярости противников. По ночам убийца приходил в место его обитания и курил дешёвую дрянь, от которой голова шла кругом, а нос раздирало. Первое время мужчина молчал, о чём-то своём думая, а потом выворачивал желания в сторону Киёна. — До сих пор стоит его лицо перед глазами. Я пожалел только об одном — что не трахнул. Сначала омега подумывал простить, но с каждым днём сомнений становилось всё меньше. Тэхён покончит с каждым, кто был тогда в доме их семьи. Несмотря на жалкие попытки цапнуть трейсера в глотку, получалось из ряда вон плохо. На попытки в ответ о кожу тушили сигареты, избивали и оскорбляли. Все проглатывалось, терпелось. Его тело — дорожный атлас боли. Одна сплошная рана. Время потеряло значение. Все будто сомкнулось на одних ощущениях внутри тела. Очередная остановка сопровождалась пьяным гулом и запахом костра. Тэхён неделю назад нащупал спицу в углу машины и бережно её хранил, порой пытаясь освободиться от оков, сцепляющих кисти рук вместе. Кожа в этих местах болела ровно так же, как и плечо, по которому месяц назад зарядили молотком. До ушей донёсся звук открывающейся двери. Самое время для развлечения. — Малыш, — хмельно произнёс альфа, закрывая дверь после себя и потирая ладони, — будешь хорошо себя вести — покормлю. Омега молчал. Все вокруг думали, что он глухонемой, потому решили цеплять и смеяться над ним, когда вздумается. — А если будешь выполнять приказы — избиения прекратятся. Тэхён хмыкнул про себя — слышал уже подобные предложения в свой адрес. Ему было всё равно. Всё, чего желало его сердце, — это мщения, а не болтовни. Мужчина подошёл ближе и сел на корточки, коснувшись ладонью впалых щёк. Омерзение сразу же прочиталось на лице Кима, но из-за темноты убийца не зрел. Замок на блокаторах щёлкнул, вызывая сначала у альфы смешок, а затем замешательство. Он выпрямился и сделал шаг назад, оглядываясь по сторонам; никого вокруг. Только он и омега, следом поднимающийся на своих трусящихся ногах и растягивающий рот в кривой улыбке. Кожа на губах потрескалась. Боль отрезвляла и распахивала врата ненависти и злобе. — Хочу, чтобы ты бился головой о стену до хруста в носу, — холодно отозвался Тэхён, не отрывая светящихся глаз от мучителя. И тот исполнил его желание. — Сильнее. На металлические стены брызнула кровь с разбитого лица. Лоб проделал лёгкую вмятину, вызывая в омеге смешанные чувства. — Выходи, — словно кукловод, продолжал омега, прослеживая за трейсером и ступая следом. На улице было светло, и это заставило веки на секунду зажмуриться в попытках не выпускать жертву из виду. Тело ломило, температура подскакивала. Только сейчас Ким понял, насколько был побит и истерзан. Насколько ему не хватало папы, который будто вчера убаюкивал его перед сном и пел песню о летающих коровах. Стена стала опорным пунктом. Её холод привёл хозяина в чувства, отчего долгожданные слезы увлажнили яркие зеницы. Вокруг стрекотали кузнечики. Убийца, в глазах которого застыл ужас, вопил. Тэхён видел тот же самый ужас в глазах отца, но никто не остановился. На негнущихся ногах он сделал шаг к уползающему от него охотнику, всё ещё прокручивая в голове образ любимого родителя. Его смерть, кажется, забрала с собой весь свет. С трудом наклонившись, омега еле как удержался на корточках, пальцами делая упор на рыхлую землю под ногами. — Ты… — начал он тихо, почти шёпотом, еле губами передвигая. — Пойдешь в машину, закроешься и будешь биться до тех пор, пока не умрёшь. Альфа вслушивался в каждое слово и безмолвно кивал, вставая на ноги. Не оборачиваясь, он пошёл выполнять последнее желание омеги, который, в свою очередь, стоя на месте, опустил голову к голым ногам. Большой палец на ступне оказался кривым. Кровь очерчивала неровную ходьбу, и Тэхёна это ничуть не интересовало. Зато интересовал душераздирающий вопль, появившийся минутой позже, от которого Ким вздрогнул всем телом и заревел пуще прежнего. Горькие слёзы застилали все вокруг, губы раскрылись в немой агонии. Он отомстил. За папу, который остался один в доме. В душе не было успокоения, не было тепла и защиты, ведь его щит был утерян, убит. Всю свою жизнь омега помогал семье справиться со своими демонами, успокаивал, придавал сил. Но кто теперь успокоит его? Сердце кровью обливалось, крики трейсера только сильнее пугали. Судорожный вздох вырвался, когда свет луны спрятался за высокой фигурой. Пришлось приложить титанические усилия, чтобы удержаться на месте и поднять кружившуюся голову. Красные глаза напротив выбили почву из-под ног, заворожили холодной опасностью и жестокостью. Тэхён был уверен, что его собственная кровь была такого же цвета (на случай, если Дьявол напротив решит проверить и подтвердить свои догадки). Во рту Саванна обитала, запуская к себе ещё больше жара. Проведя кончиком языка по сухим губам поочерёдно, опустил собственные глаза на красиво-контурированные напротив. Они кривились в оскале, готовые вот-вот вцепиться и разорвать, превратить в пепел одним вниманием. Четко выделяющиеся скулы наводили пущий ужас и панику на омегу, но, несмотря на дрожь и страх, Тэхёну хотелось приблизиться ближе и спрятаться в изгибе шее парня. Сердце предательски забилось, эхом гудя в голове. Омега думал, что потерял его, не ожидая скорого отклика. Альфа напротив сделал ещё один шаг, нарушая душевный баланс в касании, которое, словно горячая лава, сокрушало и в то же время согревало, заставляя корки льда собственного разума треснуть. Наклонился, пожирая взглядом, под которым омега терялся, плавился. Пристальные, нечитаемые, совсем незнакомые глаза. Дыхание альфы обожгло щеку, а респирация сбилась к чертям. Страх вкупе с любопытством оказались гремучей смесью, которые скользили, словно яд, по венам. Омега не мог отвести от него глаз. — Даю тебе пять минут на бегство, если уйдёшь — будешь жить. Если поймаю — убью, — хриплый полушёпот пустил мурашки вдоль спины омеги, наблюдающим за его глазами. — А я поймаю. Опять бегство. Опять опасность, и никого, кто мог бы помочь. Из Тэхёна вырвался тяжёлый вздох. Сил в теле не было, мышцы ныли, а веки тяжелели с каждой минутой всё сильнее. Здоровая рука потянулась к плечу альфы, хватаясь за ткань и неожиданно для себя заостряя внимание на мышцах, пламенных и натренированных годами. Пуская свои силы по жилам, омега сказал альфе мысленно уйти, но тот и не думал сдвигаться с места. Страх подкрался ещё ближе, и удивление за ним скрыть не удалось. —… но окольными путями он добился неприкосновенности не только от государства, но и мутантов… От рычания напротив Тэхён шире распахнул глаза и нервно облизал губы. Потемневшие зрачки следили за каждым движением, от чего Ким чувствовал себя обнажённым перед опасным зверем. — Удивлён, что твои манипуляции не действуют на меня? — губы расцвели в усмешке. Больше не в силах вынести, омега сделал шаг назад, но его без церемоний дёрнули к себе за локоть. Боль на мгновение окутала тело. Страх граничил с успокоением, которое приносило касание к чувствительной коже. Вздымающая грудь от частого дыхания не давала собрать мысли в кучу, сказать что-то здравое, принять реальность. Перед ним Иблис. Не кто-то другой, а именно он — опасный, не знающий пощады, устрашающий. — Deus ignis Iblis venit ad animam meam, — шепнул Тэхён, глядя прямо в зрачки Дьявола, крепко сжимая пальцами плечи и ища опору в том, кто её никому не обеспечивает. Сознание после сказанного помутнело, наконец опуская в бесчувственную прохладу и забвение. В темноте он видел папу, тепло улыбающегося и настоятельно просящего сына заняться, наконец, литературой. Расспрашивал о самочувствии и не был рад ,узнав, что омега убил человека. Лицо от хмурого медленно перетекло в грустное, но младший изменений не понимал. По крайней мере, не хотел. Боль отступила, и омега надеялся, что так будет всегда. Никто больше не сможет растерзать его хрупкое сердце, не привыкшее к большому объёму боли. — …черт, на нём живого места нет! — доносился до подсознания встревоженный звонкий голос. — Сделай всё, что возможно. Скажи, что надо сделать, что принести, — второй голос был приятным, смутно знакомым. От него тепло и незнакомое блаженство разливались по венам. — У него палец сросся неправильно, придётся ломать. Вывих плеча, есть глубокая рана на ребре. На другой стороне два ребра сломано. Руки содраны до мяса… чёрт… — слышался обессиленный голос. Хотелось успокоить и сказать, что мы что-нибудь придумаем, но тело не слушалось. — Боже, они тушили сигареты… — обрывисто застонал незнакомец. В голосе витала истерика. — Иблис… В голове лампы замерцали от упоминания этого имени. Тяжёлые веки поднялись, открывая перед собой белый потолок. Яркий, из-за чего слёзы вдруг брызнули с глаз. — Иблис… — Тэхён собственный голос не узнал. Показался незнакомый мальчишка. Никто, как до этого, громко не дискуссировал. Голова нещадно болела. Ища взглядом нужную сердцу персону, растерянные глаза остановились на альфе, чьи смоляные волосы были взъерошены, а чёрные зрачки неотрывно смотрели в ответ. В гробовом молчании прожигали друг друга вниманием, и никто не набрался смелости отвести взор. Будто бы их поединок взглядов был смертельно необходим обоим. Будто рядом никого и не было. Тэхёна привлекала чужая безграничная сила, Иблиса — мягкость и нежность, невинность и доброта. — Мне нужны антибиотики, Чонгук, — прервал тишину незнакомец, закрывая на пару мгновений альфу собой. — Иблис, — губы еле двигались, зовя приносящего успокоение. — Чонгук, вы знакомы? — послышался ещё один голос где-то сбоку. Чонгук? — Нет, — бесцветно ответил альфа, отворачиваясь и делая шаг в сторону выхода. — Иблис, — из последних сил прохрипел Тэхён, нездорово дыша и морщась от резко нахлынувшей боли. Альфа остановился и вновь развернулся. Пристальный взгляд холодных зениц обжёг кожу, сдирая её живьём. Омега с трудом удерживался в реальности: глаза грозились вот-вот закрыться и унести сознание подальше. Иблис наклонился к Киму так близко, что мог увидеть бездну, таящуюся за пеленой галактических глаз. Ещё с минуту неотрывно любуясь чертами лица напротив, Тэхён шепнул: — Спаси меня… — коснулся своим дыханием губ альфы. — Спаси от собственных демонов в груди. Иблис долго и выжидающе смотрел, нечитаемым взглядом скользя по подбородку, губам, аккуратному носу и окунаясь в аромат гуавы. Всем видом кричал, что нет спасения, а внутри всё так и рвалось доказать обратное. Что Чон Чонгук спасёт Тэхёна. Что уничтожит каждого, кто причинит ему боль.