Семью часами ранее.
— Чем твой папаша похож на торнадо? — начал Хансон, бредя позади Хосока и Минхо, отставая на два шага. — Ну расскажи, сука, — обернулся Минхо с широкой улыбкой, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. — Засасывает насмерть! — воскликнул младший, явно на последнем издыхании двигаясь. Лишний вес тормозил не только его. — Неплохо, щенок, — кивнул альфа и на долю секунды закусил губу, задумываясь, — смотри, у твоего папы такая дыра, что в ней как-то потерялась команда спелеологов. — Ну бля... давно это сочинил? — У меня таких красавцев целый вагон, — хвастливо повертел плечами Минхо. — Да, твой папка так и сказал, — пробурчал Хансон, останавливаясь, чтобы перевести дух. — Хватит нести херню. Про задание помните? — остановился Хосок следом и осмотрел местность. — Найти лекарства, может что-то из одежды, — докладывал младший, восстанавливая бешеное сердцебиение и колики в боку. — А размер не уточнили, — игриво подёргал бровями Минхо, но стоило поймать взгляд старшего — сник на глазах. — Можем пойти в Аутлет. Через мост только пройти надо, как раз по машинам порыскаем, — Хансон указал коротким пухлым пальцем в южную сторону, — через улицу торговый центр есть, мы там не были. Пятнадцать этажей счастья, но, мне кажется, там уже всё, что можно было, вынесли. — Давай туда, а завтра в Аутлет сходим. Веди, — махнул подбородком юноше, и тот двинулся вперёд через жилые дома, сокращая расстояние. Минхо нагнал младшего, оставляя Хосока наедине со своими мыслями (а подумать было о чём). После появления оранжевого опасность будто со всех дыр просачивалась. Её никто не видел, но она чувствовалась альфой за версту. Тишина перед бурей нагнетала, но Чонгук оставался хладнокровен и беспристрастен. Сколько бы Чон ни пытался убедить лидера — толку ровно ноль. Разведчики за два километра от группировки ничего не находили, ни на кого не наталкивались, что ещё больше настораживало. Неужели президент опустил руки и смирился с пропажей? Альфа не верил в подобные сказки. Он видел мужчину своими глазами и всем нутром ощущал хищность, засевшую в прогнившей душе. Миндальные глаза до сих пор на него смотрели в кошмарах, не давая забывать ту часть прошлого, которую хотелось оставить за плотно задёрнутым занавесом: пытки, тяжёлая работа, издевательства надзорных. Хосок снял кандалы. Развязал удавку, долгое время перекрывающую кислород, но проблемы скопом продолжали наваливаться, напоминая, что были и другие жертвы эпидемии. Дети, нуждающиеся в спасении. Президент по прежнему отстраивал концлагеря, отлавливал мутантов и сажал в клетки. Видимость свободы не могла продолжаться вечно, и Хосок с подобной мыслью был полностью солидарен. Завуалированная безопасность не давала дышать полной грудью и насыщаться жизнью, заводить семью. После встречи с синоби альфа избегал Чимина. Сам не понимал полёт своих мыслей и навязчивых желаний. Квезалевский убийца поселился у него в голове и не покидал все эти дни. По ночам подсознание транслировало настырные кадры с обнажённой фигурой в воде, вытесняя ужасы прошлого. По утрам Чон принимал ледяной душ и надрачивал набухший член, чем не занимался аж с семнадцатилетнего возраста. Иблис замечал изменения в поведении, возникшую отстранённость, изредка сыпал вопросами, но Хосок молчал. Понимал, что кёнгидонский бог должен был знать о встрече и всё же бережно хранил в себе воспоминания. Для него подобное было сродни ритуалу — возвращаться вновь и вновь туда, где был окутан ароматом лесных шишек. — Минхо! — раздался душераздирающих крик поодаль. Хансон стоял каменным изваянием и боялся двинуться, когда как Минхо скрутили два бугая и уложили лицом в асфальт. — А вот и добыча сама в руки прискакала, — пророкотал трейсер, оглядывая двух парней с ехидной усмешкой и останавливая скользкий взгляд на Хосоке. — Так вас трое! Вот так удача, парни. Двое других весело и синхронно рассмеялось, держа оружия наготове. Чон медленно подступал ближе, ища пути расправы. Вокруг были лишь заброшенные высотки да голые стены. Скулы заострились от надвигающихся злобы и ярости, а зубы сомкнулись до скрежета. — Кажись потом недельный отпуск нам обеспечен, Гейл, — похлопал один по плечу другого, облизывая губы и глядя на парней свысока. Гейл, как выразился один из трейсеров, уверенно подошёл к Чону, всматриваясь в лицо на небольшом расстоянии. — Где-то я тебя уже видел, — хмыкнул задумчиво мужчина, в росте не уступая, — только не могу вспомнить где. — Может, в постели своего папаши? — передразнил Хосок, и, пользуясь моментом замешательства, врезал ровно в солнечное сплетение. Гейл загнулся от адской боли, из глаз посыпались искры, что не ускользнуло от пристального Хосоковского внимания. Альфа перевернул трейсера пинком на спину, сам же сделал шаг вперёд и тут же остановился. — Руки вверх, выродок, — Хансон стоял с дулом у виска. Блестящие глаза обещали истерику, но младший сдерживался, поджимал губы. Трейсер рядом нервно усмехнулся, периодически бросая Гейлу взгляды. — В копов играть будем? — с наигранным любопытством поинтересовался Хосок, но просьбу всё же выполнил. Руки тут же скрутили за спину и посадили на подавители. Цепи жгуче стягивали кожу на запястьях, напоминая былые деньки и выворачивая наизнанку душу. Гейл, поднявшись, сразу кинулся вперёд словно бык на красную тряпку. Тяжёлыми берцами пересчитал рёбра Хосока, расплевался гнилью, обливая окружающих отборным матом. Чона держали сзади, дали напарнику спустить валивший из ушей пар. Почки отбили уже после шестнадцатого удара, отчего сгустки крови хлынули со рта на пыльную заасфальтированную дорожку. — Не пускаешь других альф в постель своего папочки? Что, ревнуешь? — прохрипел Хосок и кроваво улыбнулся, за что получил кулаком в челюсть и не смог сдержать болезненного стона. — Выкидыш китайской проститутки, — прохрипел под ноги Гейл и отошёл. — Закрой ему пасть, Минхёк. — Не вывозишь? Злишься так, будто я на клумбу твоего папочки нассал, — головой мотнул альфа, получив тычок в спину и попытки завязать грязным тряпьём уста, — или у него инсульт жопы? Мы давно не общались, вкусы из специфики переклассифицир... Договорить не дали. Видимо, трейсер, стоящий позади, был также не в восторге от вопиющего представления Хосока. Он зарядил по голове так, что у альфы перед глазами всё поплыло, а потом и вовсе померкло, погрузив сознание во мрак, где понятие боли не существовало. Мерещился синоби, что протягивал свою руку и не прятал лица, но разглядеть не получалось. Расплывчатое видение исчезло, как только реальность вознамерилась вернуть свои права. Хосок ещё с минуту сидел с закрытыми глазами, молясь вернуться плоду собственной фантазии, но всё, что он слышал, — голоса трейсеров. — Шутник папкиных шуток проснулся, — послышался смешок со стороны, и Хосок впервые за долгое время испугался возвращения в концлагерь.***
Мин шествовал по улице одинокого заброшенного города Ыйджонбу, где разве что крысы не попрятались по своим норам. Здания в самом эпицентре стояли неприступной крепостью, растеряв свой свежий, первозданный облик: текстура посыпалась, краска выцвела и потрескалась, панели заржавели. В некоторых оконных рамах не было стёкол, вследствие чего осенняя прохлада пробиралась внутрь помещения. Некоторые были заколочены деревянными балками, а этажами выше проглядывались потрёпанные занавески. Неровный асфальт потрескался от частой перемены погоды, а мох и желтоватая растительность расползлись поверх окаменелостей. Вдали ветер гнал мусорный пакет вдоль тротуара, нарушая тишину и идиллию, тогда как дорожные знаки со временем успели покоситься. Пройдя две улицы и завернув в сторону когда-то торгового центра, Юнги ещё раз пробежался глазами по карте, удостоверившись, что на верном пути. Высотки становились выше, загораживая солнце и обделяя теплом, но лицо сохраняло бесстрастность и отстранённость. На сердце вьюга была гораздо серьёзней осеннего бриза. Поиски Тэхёна продолжались второй месяц и пока что были безрезультатны. Никто знать не знал, кто такой омега и с чем его едят. О Киён даже не слышали. Несколько зацепок сейчас вели к трейсерам, обосновавшимся в городе. Выродки двадцать четыре на семь гоготали по рации по делу и без, обсуждая первую попавшуюся тему на примитивный ум. Порой в потоке брани из гнилых ртов доносились координаты, которые тут же помечались на карте. Глупо было полагать, что левая фронтальная и правая теменная области коры головного мозга этих ублюдков работают. Зная обстановку их дел, совали свой нос туда, где омеге было рукой подать. Синоби находился третий день в городе и успел наследить в особо тёмных подворотнях. Может, это ловушка? От подобных помыслов обветренные губы лениво скривились в усмешке. Долго идти не пришлось. Стеклянное здание выделялось среди остальных сравнительной сохранностью и отличительной архитектурой. Жёлтая листва вдоль посаженных деревьев торчала в разные стороны, до сих пор не смирившись с тем, что ухаживать за ней некому (садовники были давно уволены, тогда как флористы больше не имели веса в здешних краях). Чахлый декор двенадцатилетней давности со стороны смотрелся неуместно и однобоко, не вписываясь в общую картину торгового центра. Двери высотки были настежь распахнуты, приглашая всех кому не лень, и омега не противился. Твёрдой походкой шествовал по неровностям к входу, обходя осколки, идя точно к цели, где на финише будет ждать Ким Тэхён. Внутри пахло парафином от пластмассы, кислятиной и чем-то ещё, неопределённым, а если принюхаться — костром. Перед глазами висела табличка с указателями, где рядом со стрелками примитивно рисовались лестница, туалет и другие прелести былого шоппинга. Юнги свернул налево к лестнице, бесшумно скользя по плиточному полу и озираясь вокруг, порой ловя своё собственное отражение на грязных витринах. Каждый отсек, будь то одежды или продуктов питания, пустовал. Полки хранили лишь толстый слой пыли времени, что бросалось в глаза невооружённым взглядом. Ранее неоновые подсветки с наименованиями магазинов теперь держались на добром слове прям возле поломанных дверей, тогда как другие отсутствовали и вовсе. С потолка свисала серая паутина, и чем дальше омега пробирался к лестнице, тем ниже она растягивалась. Цепкий взгляд улавливал целое семейство из отряда членистоногих. Уголки губ дрогнули в еле заметной улыбке, всей душой позавидовав счастью насекомых. Выйдя из длинного коридора и попав к лестнице, стоящей в полукруге таких же отсеков с бакалеей, посмотрел на самых верх. Свет, проходивший сквозь окна, ослеплял Мина, любящего держаться во мраке, потому неуютные эмоциональные ноты проскальзывали в уставших чертах лица. Чем выше он поднимался, тем сильнее казался запах дыма, закупоривая лёгкие. На пятом этаже слышались приглушенные голоса, а на восьмом прорезался болезненный стон. Острый слух в уме насчитывал количество людей, параллельно пробираясь к жертвам. Пятеро точно, но ошибиться Юнги не боялся. Всего в здании пятнадцать этажей, и когда на четырнадцатом лестница прервалась, омега замер, прислушиваясь к окружению. Совсем рядом насвистывали незнакомую Юнги песню, чуть поодаль плескалась вода. Шорохи отражались эхом по всей верхушке здания, сбивая с толку следопыта. — Выродок, — раздался жалобный и злостный упрёк, — я прикончу вас, если таблетки не подействуют. — Да ладно тебе, Гейл, подумаешь, задели. Царапина, — другой баритон насмехался, — ноешь, как омежья сучка во время течки, кончай. — Я убью этих мелкохуйцев, — чуть ли не рыдая, отозвался трейсер, а далее раздался шорох, за которым последовал сдавленный стон. Мужские смешки расползлись по помещению какофонией, позволив омеге приблизиться к дверному проёму и заглянуть внутрь. Пять фигур стояли спиной к входу, проникаясь спектаклем напарника, что сидел на корточках перед тремя крепко-связанными парнями у стены. Один из них был явно взрослее, вследствие чего прикрывал других двух собой, захлёбываясь кровью. Его голову подняли за подбородок лезвием охотничьего ножа, сталкиваясь с блеском злобы и неподдельной ненависти. — Выблядок мутированный, — выплюнул свирепо трейсер, замахнувшись и врезав кулаком в височную часть связанного. Тот лишь покачнулся, но не издал и звука. Повязка, что стягивала рот, окрасилась брусничным цветом, спускаясь кровеносной змейкой вниз по подбородку и шее. — Я тебя верну на законное место. Оттуда, откуда ты, щенок, сбежал! — Гейл, ты его убить собрался, какой нахрен «верну»? — цокнул наблюдающий справа, скрещивая руки на груди. — Там и без него в лагерях места нет, — согласился рядом стоящий, поправляя оружие на спине. Юнги ступил за порог, покойно приближаясь и оглядывая каждого стоящего с ног до головы безразличным взглядом. Резкий запах пота ударил по обонянию и лишь раззадорил внутренних демонов, пробуждая от суточной спячки. Кончики пальцев ласково поглаживали по левую сторону вакидзаси, укреплённый ножнами крепким поясом. — У них никогда нет места. Я ебал искать изо дня в день вшивых блядей, чтобы прокормить своих выродков, — ныл Гейл, откидывая сальные патлы назад и буравя находку узкими щелками. — Брат сбрехать не даст, сколько я жизнью рисковал. Да, Минхёк? Мужчина по правую сторону безмолвно кивнул, а омега впитывал, как губка, информативную лекцию и плыл из стороны в сторону. Оружие насчитывал и сканировал трейсеров. Гора мышц стояла в точности посередине и только время от времени опасно посмеивалась, что говорило о скверном характере. Кулаки сжимались и разжимались точно по времени, а плечо от нервоза дёргалось. — Мы все рискуем, — пробасил один из них. — Я этих гадов столько положил, что по пальцем десяти рук не пересчитать, — говорил с тяжёлым дыханием Гейл, скрывая своё хвастовство за десятью масками наигранной усталости. Мин остановился по правую сторону, играясь с рукояткой оружия. Трепло-Гейл искрящимися глазами и волнением выпиливал троих пленных пламенным суждением, а когда синоби перевёл взгляд на связанного рядом, замер. На Юнги смотрели две пары синих, мерцающих зениц. Прошло три дня с их встречи на озере. Вторая не намечалась, но тонкая линия будто уже была сплетена и обвязана, сковывая руки и ноги по швам, забывая о трейсерах, к которым проделал весь тот путь. Припухшая щека альфы и ссадина на носу не отнимала завораживающей привлекательности. Пытливый немигающий взгляд вонзал игры в мышечные ткани, сковывал, привнося летальных исход здравомыслию. — Все мы не без греха, но кого ебёт чужое горе? — гаркнул здоровяк, сделав шаг вперёд. — Вероятно, никого, — Гейл выпрямился, что не ускользнуло от Юнги. — Кончай с ним или это сделаю я. Тех двоих заберём, — громила всё ближе ступал к кёнгидонскому незнакомцу, которому, казалось, стало плевать на всё вокруг. Юнги разорвал зрительный контакт с альфой в тот момент, когда послышалось гейловское: — Какого... Синоби не заставил себя долго ждать. Пальцы молниеносно скользнули к ткани кимоно и блестящей точностью вынудили из недр сюрикен, метнув точно в цель. Трейсеры замерли в растерянности, не успев осознать увиденное. Грузная туша, стоявшая перед тремя ошарашенными парнями, замертво свалилась на спину, от давления пробивая насквозь острым лезвием-звёздочкой череп. Спелые ягоды крови скупой струйкой сначала рванули вверх, а затем по полу растеклись густой патокой. Мужчины тут же схватились за оружия, а Юнги нагнулся, уклоняясь от первой шальной пули Минхёка. На носках к правой стороне проскользнул и одним точным взмахом стопы выбил дробовик из дрожащих рук, захватив трейсера в локтевое удушье и прячась от потока нескончаемых выстрелов чужим телом. Мужчина в руках дёргался от попаданий металла в плоть, а затем потянулся вниз. Юнги мизерный шаг назад сделал, пробно прорезав клинками воздух. Со вторым распорол мёртвый щит надвое, вылетев через оседающие ошмётки и перерезав глотку напротив. Ещё одна одинокая пуля не настигла омегу, сталью блокируя попадание, тут же крестом перерезав грудь стрелка. — Что ты наделал! — провизжал Гейл, взволнованные щелки от брата не отводил, ждал, когда тот справится с револьвером. Юнги, покрывающийся алым, перевёл взор на Минхёка, что судорожно пули в оружие вставлял, отступая к стене шажками. Одна за другой на пол падали, не попадая в обойму, парень по новой пробовал. Не сдавался. Наблюдать за подобным зрелищем было одно удовольствие. Синоби мечи стряхнул, приблизился и, когда на расстоянии десяти сантиметров взгляд минхёковский на себе словил, рукоятью по подбородку с такой силой врезал, что буквально встряхнул чужой мозг. Тот на цементный пол осел, потеряв сознание. Гейл был стоящим, безоружным, за собственными пленными прячущимся. Юнги ощущал на себе все четыре пары глаз, но один пробирал его до костей, плавил. Мин тыльной стороной ладони провёл по векам, оттираясь от зловонной плотской краски. Пнул ногой в плечо обмякшего трейсера, переворачивая на спину, склонился над ним, заводя руки за спину. Плетёная верёвка, снятая с ремня пояса, уже пропиталась кровью не одной жертвой. — Я убью их! — раздался голос Гейла, больше походивший на отчаянное клокотание. — Отпусти его! Отпусти нас, животное! Юнги, не торопясь, крепкие узлы на Минхёка продевал, не обращал внимания на возню. Юношеский писк омега краем уха уловил, лениво кофейные глаза поднял, бровь в немом вопросе вздёрнул. — Я не шучу! — взвизгнул мужчина, держа совсем ещё ребёнка за волосы стальной хваткой. — Либо отпусти, либо проваливай! Я нахрен убью этого выродка! — И что ты мне предлагаешь? Смотреть, как ты убивать будешь? Валяй, — бесцветно сообщил синоби, опустив взор на связанные руки перед собой. — Мне похуй, — тут же встал, выпрямился, мерными шагами двинулся поперёк помещения, — но уйти и отпустить тебя в мои планы не входит. Мужчина с минуту думал, после чего небрежно откинул ребёнка в сторону, сорвавшись с места. Его фигура целеустремлённо шествовала к выходу, не пытаясь скрыть первобытный страх в дрожи колен. Юнги холодно прослеживал какое-то время исподлобья, кривя губы под маской, а у самого дверного проёма настиг. Лезвию не сразу поддалось сухожилие, но второй меч рубил без нареканий. Рука по локоть упала в сторону глухим фальцетом, открыв присутствующим вид мясного рагу изнутри. Гейл застыл, неуверенно повёл головой из стороны в сторону, а когда болевые волны настигли рецепторы — пронзительно завопил. Что-то несвязное вылетало из его исказившегося рта, пока сам мужчина обмяк и упал на колени, хватаясь за обрубок. Нечеловеческий крик пронзил всё здание вонью боли. Второй трейсер от подобной волны в себя пришёл, неясными глазами обстановку изучил в попытке сесть. — Поиграем в игру, — синоби по-доброму на двоих поочерёдно взглянул, лилейным голоском в сознание попытался проникнуть, но когда результат не устроил, положил руку на плечо отрубленной руки, сжав пальцы. Гейл беседовал с болью, стоя на коленях перед омегой, и смотрел сквозь. — Я задаю вопросы, а вы отвечаете. Ответ, само собой, должен быть чистосердечным и правдивым, иначе я могу расстроиться, а когда я расстроен, — театрально вздохнул Юнги, — всем становится не по себе. Минхёк в десяти шагах посмотрел на брата широко распахнутыми глазами. В них весь спектр тёплых чувств отражался. Завёл синоби с полоборота, демонов подпитал захватывающим концертом. Пальцы сильнее сжали плечо Гейла, а тот от судорог боли чуть не падал, жалобно ревел и поскуливал. Минхёк сдался сразу же, глотая слёзы, и отвернулся, дабы не зреть муки брата. — Какие вопросы, — дрожащим голосом отозвался трейсер, каждый раз жмурясь от пытливого роптания. — Где Тэхён? — сорвался с губ омеги главный вопрос, он ослабил хватку на обмякшем теле, которое тут же поползло к стене, ища опору и зализывая раны. Синоби ждал. Тишина казалась вечностью. Омега ощущал на себе колючий взгляд связанного альфы сбоку, но внимание было приковано к Минхёку, который хаотично бегал глазами по помещению. — Тэхён... — наконец заговорил трейсер, не желая больше испытывать терпение синоби. — Кто такой Тэхён? — Оранжевый, — Мин коснулся указательным пальцем острия поднятого меча, склонив подбородок к низу, но не отводя затягивающего взора, — которого вы взяли к Северу отсюда. Осознание сгладили черты лица Минхёка, что не осталось не замеченным омегой. Сердце пропустило удар от надежды, что он на верном пути. — Я не знаю, где он, — мужчина вскинул блестящие глаза на Мина, сразу добавив, — мы с Гейлом убежали, когда на нас напали мутированные. Наутро мы вернулись и нашли только трупы. — Тэхёна труп тоже был? — Юнги пробрало. Внутренности сжало настолько, что трудно было дышать. — Нет, — как болванчик помотал головой Минхёк, выпустив с уст судорожный вздох, — только следы. Возможно, он убежал в лес. Группа скоро прибудет в Ыйджонбу на поиски. — Группа? — вскинул бровь синоби вслед за оружием и паникой, — когда и где? Минхёк закусил губу, опустив пугливый взгляд. Злость внутри омеги застилала чёрной дымкой. — Где? — громче обычного надавил, ступая к Гейлу, который с сознательным соображением смотрел на палача перед собой. — На окраине рисового посева, — осипшим голосом отозвался безрукий. — Сегодня ночью. Тэхён был в опасности. И он был жив. Непременно жив. Осталось прочесать весь лес и убрать помеху с пути. Где именно он мог прятаться? Цел ли он? Из собственных мыслей оторвало завлекающее мычание одного из связанных юношей. Действуя скорее на рефлекторном уровне, Юнги метнул горизонтально лезвием меч в сторону Минхёка, что успел нащупать револьвер. Остриё пронзило лоб и откинуло трейсера обратно к стенке с бахом, глубоко вонзаясь стержнем в штукатурку стен. Рукоять десбалансно качалась из стороны в сторону, металл играл в воздухе высокую ноту, напевая мотив для каждого зрителя. Заторможенный Гейл со свистом дышал, а затем завыл от осознания потери, плюясь слюной. Его рыдания оказались раем для ушей, дикий взгляд забавлял пляшущих чертят. Юнги вслушивался в серенады оружейного металла и тихо запел, не прерывая вопли. — Каждый, кто сделал тебе больно, — покойник. Укрою тебя пледом, посажу на подоконник. Залезу под свитер, в самое сердце. Ты холодный Питер, но в тебе можно согреться. Слова застряли в горле, когда тишина поразила здание. Омега поднял кофейный взор с таби и выжидающе замер, предчувствуя надвигающееся наводнение. Ядовитые тусклые глаза Гейла смотрели прямо, не мигая, а затем раскроили ещё незатянувшиеся раны тихим, ядовитым голосом. — Я принёс топор по просьбе Сухо. Эта сука отказывалась орать от боли, но мы это исправили, — трейсер громко сглотнул, смочив горло, и продолжил, — не знаю, что понравилось больше — звук хруста костей или вопли... Юнги хотелось закрыть уши ладонями, но он не сдвинулся. Тело его парализовалось на каждый дюйм, клинок выскользнул с руки. Зрачки плавно скользили по бордовому полу выше в поисках спасения, натыкаясь на нахмуренное лицо связанного альфы. Сквозь ткань со рта тонкой нитью стекала кровь на колени, но в омутах сияющих синих глаз читалось беспокойство. Омега вернулся в реальность, когда щёки обожгли крупные слёзы. — ... а вопил он лучше, чем стрелял. Сначала пальцы, потом кисть, а уже напоследок Сухо решил до локтя дойти. Было чертовски красочно. Гейл охотно рыл яму, не желая одному туда ложиться. Частицу души синоби с собой забирал, ехидно ухмыляясь победе. Внутри кроме боли не осталось ничего, хоть свищи. Один могильный холод обволакивал, наружу боль утраты клешнями вытаскивал. Слёзы застилали всё вокруг, очищали кожу от кровавых пятен, разрывая с трудом колыхающееся сердце на мелкие ошмётки. — А сынок его визжал и брыкался, но быстро Сухо приструнил. Я как глянул на него через неделю — сам чуть в обморок не упал. Живого места на парне не оставил. Но я даже рад, — весело отозвался трейсер сквозь стиснутые зубы, — надо было этих двух пытать до последней капли крови. Спусковым крючком стало утробное рычание альфы и блеск его лазурных ок, давших добро на правосудие. И Мин не выдержал. Сорвался побитым зверем с места и оседлал чертыхающегося Гейла. Глаза горели, полыхали яростью и местью, концентрируя энергию во всём теле и силе удара, который пришёлся по чужому лицу. Удар за ударом ломал костяшки кулаков, а трейсер в агонии выгибался и пытался противиться. Кажется, орал от приступа боли, но синоби, словно в вакууме, не слышал. Надрывный бешеный вопль омеги сопровождался выпадами, превращая лицо в кровавое месиво и дробя кости. Кисти погружались глубже, раздирая носовые отверстия и глазные яблоки. Челюсть упала к шее, окрашивая корпус лужами крови. Мозговая слякоть в скупе с надсадными всхлипами наводили кошмар. Тело Гейла давно обмякло, пульса не было, а он всё не мог остановиться. Бился в закрытую дверь, не чувствуя душевного облегчения. Частое дыхание разъедало лёгкие раскалённым зловонием смертей. Безумный, горестный, разъярённый. Яркая боль до плечей доходила, когда удары уже пола касались. Омега судорожно выпрямился, промаргиваясь и глядя перед собой, но лица трейсера не видя. До слуха приглушённо голос Чи Хо дошёл по рации. — Юнги... Опустошение приятной патокой растекалось по венам, а демоны молились Дьяволу, дрожа от страха. — Юнги... Мин отполз назад, за голову схватился грязными руками. Слипшиеся длинные волосы с пучка вниз рассыпались, торчали колом в разные стороны, запутались. В голове родной голос звенел, хотелось прильнуть к надёжной крепкой груди семпая и поплакать, хоть раз поддаться эмоциям и раскрыться. Но ничего не осталось. — Юнги, пожалуйста, ответь. Слышал беспокойство в тоне, заставил рот в улыбке растянуться, но не вышло. Опустил ладони и вдохнул полной грудью. Кровь была повсюду. Омега чувствовал, как тело её внутрь впитывало, организм травило. — Юнги, я знаю, где ты. Будь там, я уже еду. Я заберу тебя. Синоби верил. Верил, что за ним придёт Чи Хо и всё простит. Найдёт сотню тысяч оправданий для начальства и всё будет идти своим чередом, как было всегда. Как обычно. Но как раньше уже не будет. Раньше был Киён, встречающий у порога, взбаламученный Тэхён с облегчённой квадратной улыбкой. Мин со второй попытки встал на ватные ноги. Его в сторону вело от эмоциональных качелей, но он держался. Под ногами слышал звон собственного разбитого сердца, но больше не плакал. Не имел права. Синоби сдёрнул рацию с крючка на поясе, бросил в реку крови под ногами и топнул, ломая корпус. Передатчик издал предсмертный шум и затих, освобождая место звенящей тишине. Дыхание нормализовалось, а вспышки квазичастиц потухли, окунув помещение в вечерний мрак. Ступая к выходу, Юнги у распахнутой двери обернулся, в последний раз взглянув на альфу, чьи глаза не переставали сиять. Тот на колени с натяжкой поднялся, морща нос, но в ответ не взглянул. И, быть может, не взглянет никогда.***
Тэхён места себе не находил. Бродил из угла в угол и персиковые губы покусывал. Иблис всем своим видом показывал, будто ничего не случилось; будто не было наказания, ласковых касаний к коже и уединения. Безразличие на лице альфы обижало трепетное сердце, но подойти и сказать прямо он боялся. Страх оказался верным спутником в жизни группировки. Каждый побаивался своего лидера до икоты, разве что Хосок был холоднокровен. Тэхён не был исключением из всех, но теплил глубоко внутри надежду, что это когда-нибудь снизойдёт на «нет». Нескончаемые дела Чонгука не позволяли часто видеть Тэхёну свою единственную отдушину. Среди других он не чувствовал заветную безопасность, потому тело и разум всегда были в напряжении. Сон не успокаивал, там свои демоны играли на струнах истощённого парня, прокручивая смерть Киёна на повторе. Косые взгляды не обижали, не задевали. Ким прекрасно осознавал, что стать сильным получится не сразу, но разрешил думать иначе. Ещё вчера в столовой он был полностью уверен, что стал другим, но все надежды канули в небытие. Чимин принёс фрукт и поставил перед носом Тэхёна с довольной улыбкой. Они редко контактировали, но Пак смягчился и помогал в рабочих вопросах, тем самым сблизив омег. Тэхён не знал, что это, но отвечать ему не торопились. Стоило разрезать оранжевый круглый плод, как в нос ударил запах цитруса. Поначалу омега сдерживался, хоть глаза и застилали непрошенные слёзы. Вгрызался в сочную мякоть и глотал сок, не чувствуя вкуса. Его потряхивало, руки дрожали, а когда первая слеза скатилась вниз по щекам на стол — Тэхён не смог остановиться. Природный аромат папы раскроил душевные раны, вороша каждую мельчайшую деталь родителя: мягкую улыбку, заботливый голос, тёплые руки. Тихий плач плавно переходил в рыдания, привлекая к себе лишнее внимание. Ким, не соображая, клевал ртом в фрукт, втягивая глубже запах забитым носом и уносясь в эмоциональный всплеск. Сладкие липкие руки легли на голову и сжали локоны отросших волос, всхлипы сопровождались писком. Иблис подоспел тут же и просил взглянуть на него, вытирал слёзы пальцами и успокаивал своим низким голосом. Громоздкие ладони альфы поглаживали спину, плечи в утешающем жесте, а Тэхён даже не заметил, как они остались одни в столовой. Истерика продолжалась долго, но уснул он уставшим и на груди Иблиса. На улице давно стемнело. Приятная прохлада пробирала до костей, освежая голову после рабочего дня. Охранники поодаль встрепенулись, увидев Чонгука, и Ким последовал их примеру, сжавшись на лавочке всем телом. Альфа стоял с Чимином и прислушивался в его тихие слова, скользя чёрными омутами по Тэхёну. От такого взгляда парень ощущал себя абсолютно голым, распахнутым во всеувидение. Омега встал и хотел уже было зайти внутрь, но от хриплого тембра оторопел. — Глаза красные, опять плакал? Голова склонилась к ногам, а горло раздирало, потому ответить оказалось задачей не из лёгких. Альфа не напирал, изучал ангела перед собой пронзительным голодным взором исподтишка. — На улице холодно, а ты ещё до конца не поправился, мне не нужны слабые работники, у которых всё из рук валится. Завтра ты отдыхаешь, — не просил, приказы раздавал. — Это тебе Лис сказал? — тут же завёлся омега, подняв пылающие карамельные глаза на Чонгука. — У меня всё под контролем! Я никогда подобным не занимался, поэтому был растерян! — Ты никогда не делал кимчи? — бровь альфы поползла вверх. — Нет, — отчего-то заалел Тэхён, закусывая губу, — у нас с папой капуста на грядках не уживалась, поэтому... — И картошка тоже? — Я её не пробовал ещё, — всё тише говорил омега, отчего Иблис стал на два шага ближе, сократив расстояние между ними. — А чем же ты питаешься в столовой? Святым духом? — беззлобно усмехнулся. — Хотя стой, ты же по ночам лопаешь. — Я только недавно начал нормально есть, поскольку до этого меня морили голодом, — парировал омега, взгляд с чужой шеи в глаза поднял, забыв, как дышать, — и ем в основном сладкое. Это вкусно. — А я всё думал, как же ты так быстро толстеешь, — скрыл улыбку альфа за строгостью, видя, как лицо напротив побледнело, и положил руки на плоский живот, ощупывая. — Кто-то говорит, что я толстею, а кто-то говорит, что я худею, — обиженно надул губы Тэхён, уголки бровей упали вниз. — А кто-то говорит, что я сначала толстею, а потом худею. И никто на самом деле не смотрит дальше, — глаза стояли на мокром месте, но слёзы застыли. — Я живу не в этом времени. Я живу в масштабах Вселенной, просто так медленно дышу. Вот я вздыхаю, — омега демонстративно сделал глубокий вдох полной грудью, — выдыхаю, — шумный выдох, — а воздух нынче тяжёлый. Поэтому плюс килограмм, минус килограмм. И вот так оно и работает, — головой как болванчик качнул вверх-вниз, — Это правда. Никогда об этом никому не рассказывал, а тебе рассказал. Иблис замер и долго вглядывался, не мигая, в карамельные цветом радужки Кима. Невозможно было прочесть, что было в голове, о чём думал и что чувствовал. Стена вокруг него была нерушима, Тэхёну никогда не пробиться. Губ Чонгука тронула лёгкая, еле заметная, искренняя улыбка. Кажется, то было впервые, когда омега её увидел и мигом растёкся под ногами кёнгидонского бога подобно мороженому в знойное лето. В зрачках мужчины искрились блики, маня к себе, и Тэхён потянулся, влюбляясь. Попытался себя одёрнуть, густыми ресницами хлопая, но в груди сдавило. Большая шершавая ладонь щеки коснулась тэхёновой, бархатистую кожу пальцами поглаживая. Корпус альфы чуть склонился, а омега поднялся на носочки и положил было руки на плечи, когда раздалось: — Иблис? Тэхён отпрянул, словно ошпаренный, от Чонгука и посмотрел на незнакомого мужчину у ворот. Одетый во всё чёрное, высокий и мускулистый. На ткани был выгравирован силуэт белой птицы, и Ким ненадолго завис, мыслями к Юнги возвращаясь. Сбившиеся дыхание воздух сотряс пуще прежнего, когда показались избитый хромой Хосок и Минхо с Хансоном. Лица у них были бледные, чумазые, ноги по колено в крови. — Чи Хо? Хосок? — холодно отозвался Чонгук, но на задворках ощущалось волнение, — что случилось? Омега стоял на месте и смотрел на Хосока, который, в свою очередь, глядел в ответ нечитаемым взглядом. Чон подошёл к другу и встряхнул того за плечи, но тот, будто ничего не замечая, сверлил дыру в омеге. — Нет времени объяснять, его нужно остановить, — проговорил мужчина средних лет сдержанно и сосредоточенно. — Остановить кого? — теряя терпение, Чонгук схватился за израненное лицо Хосока, на себя развернул, требуя объяснений. Внутри альфы разворачивалась война, где цель — спасти не только себя, но и своих людей. — Юнги, — просто ответил Чон, тогда как земля под ногами Тэхёна мигом треснула.